Гуситы, последователи Гуса. В Гусе чехи видели своего национального праведника, и его казнь вызвала по всей Чехии необычайно сильное возбуждение. В движении, связанном с именем Гуса, сказалась и социальная ненависть низших классов чешского общества против высших, и национальная неприязнь между чехами и немцами, и религиозно-церковный протест против римской церкви и ее богатств. Еще в то время, как Гус судился отцами констанцского собора, в Чехии в разных местах начали вспыхивать довольно крупные волнения. После казни Гуса волнения разлились по всей Чехии. В социальном положении восставших, в их желаниях и неудовольствиях было слишком много разнообразия, но первоначально всех их объединяли две черты: общая национальная ненависть славян против немцев и общее желание реформировать церковь на демократических основаниях. Поэтому-то в движении Г. первоначально выступили на первый план национально-религиозные его основы, и лишь потом проявились социальные противоречия, расколовшие Г. на несколько враждебных групп. Лозунгом, который объединил Г. в начальной стадии их движения, было причащение мирян, наряду с духовными, под обоими видами, т. е. и чашей и хлебом. Это требование было заявлено еще и раньше, предшественником Гуса — Матвеем из Янова; в допущении мирян к чаше видели тогда шаг к демократизации церкви, к сближению привилегированной части церковного общества, духовенства, с мирянами. Поэтому-то с требованием чаши для мирян сливалось и другое требование, которое должно было демократизировать самую религию, сделав ее доступной для широких слоев общества, — свободная проповедь на национальном чешском языке. Сюда присоединялось желание воспользоваться огромными богатствами церквей и монастырей. Своими колоссальными доходами и многочисленностью духовного сословия чешская церковь тогда выделялась даже среди других европейских государств. На 3 миллиона чешского населения приходилось более 100 монастырей и 2000 священников. В руках духовных лиц находилось не менее ¼ всего королевства. Пражский архиепископ владел 400 селами и более чем 10-ю городами. Простой народ устраивал в это время огромные собрания в Праге и на полях, за ее стенами. Часто эти собрания выходили за пределы мирных демонстраций, и собравшиеся бросались грабить церкви и монастыри. Более организованное чешское дворянство также стало захватывать себе в это время церковные имущества. Но только через 4 года после казни Гуса чешское движение вступило в фазис настоящей революции, и чехи открыто отпали от католической церкви, разорвав в то же время и со светскими властями. До этого времени король Венцеслав держался довольно миролюбиво по отношению к Г. В 1419 же году он, уступая требованиям своего брата, германского императора Сигизмунда, выступил против них довольно решительно. Тогда толпа простого народа бросилась к ратуше и завладела городом; король бежал из Праги и скоро умер. Корона по праву наследования должна была перейти к императору Сигизмунду, но чехи отказались его признать, и в двух битвах разбили его армию. Сигизмунд принужден был оставить Чехию. Началась гуситская революция.

С изгнанием Сигизмунда, гуситство перестало быть тайным учением. Общий враг был побежден, и тогда-то выступили на сцену многообразные различия между разными общественными группами чешского общества. Настало время уже не национально-религиозной, а социально-экономической борьбы. Высшая чешская буржуазия и землевладельческая аристократия Чехии составили умеренную партию каликстинов (от calix — чаша) или утраквистов (sub utraque specie — под обоими видами, т. е. вином и чашей). Дворянская аристократия держалась гуситства потому, что в ее руки по преимуществу попала отнятая у церкви земельная собственность, и она стремилась всеми силами удержать ее в своих руках. Помимо этого среди дворянской аристократии оппозиционное настроение обусловливалось и ее стремлением играть крупную политическую роль в стране; она хотела в сущности обратить Чехию в аристократическую республику, в которой король играл бы лишь роль почетного лица. Для богатой буржуазии гуситство тоже было выгодно, ибо ее представители захватили себе конфискованное у церквей и монастырей движимое имущество. Когда гуситство одержало в Чехии победу над своими врагами, в руки чешской же буржуазии попали и богатства тех городов Чехии, в которых было немецкое население и которые поэтому не могли примкнуть к гуситству, как к национально-чешскому движению. В числе чисто нем. городов был и Куттенберг, славившийся своими знаменитыми, богатейшими в Европе серебряными рудниками. В самом начале гуситской революции Куттенберг был взят чешскими войсками, и эксплуатация его рудников досталась чешской буржуазии. Это, конечно, еще сильнее привязало ее к гуситству.

На ряду с умеренным гуситством возникло и более радикальное. Его главными участниками были крестьяне в селах и мелкие ремесленники и рабочие в городах. Чехия переживала тогда период зарождающегося денежного хозяйства. Как и всюду, денежное хозяйство на первых своих ступенях вызвало обострение социальных противоположностей. Все растущая роль денег в экономической жизни вызвала у помещиков, с одной стороны, стремление обременять крестьян денежными поборами, а с другой прибрать к своим рукам как можно больше земли для доходной ее эксплуатации. Эта погоня помещиков за доходами должна была обострить их отношение к крестьянам, которые теперь несколько поднялись из своего прежнего приниженного положения и готовы были отстаивать свои интересы. Вместе с тем в разлагавшихся цеховых предприятиях создавалось довольно резкое имущественное неравенство между мастерами, превращавшимися в капиталистов, и работавшими на них подмастерьями. Особенно много было капиталистов в Куттенберге и Праге, которые организовали капиталистически разработку руды (прежде эта разработка была делом кустарей-горнорабочих) и держали у себя сотни рабочих. Это вело к тому, что в городах появилась ненависть со стороны подмастерьев и простого рабочего люда против капиталистов-предпринимателей и богатых купцов. Поэтому разные группы чешского общества не могли действовать совместно против общего врага — католической церкви и немецкого императора. Теперь их самих разделяла глубокая противоположность в их интересах. Вражда между крестьянами и помещиками усилилась еще более после того, как помещики, получившие конфискованную церковную землю, стали требовать, чтобы жившие на ней крестьяне платили им те же оброки, которые раньше они платили в пользу церкви. Крестьяне, деятельно поддерживавшие гуситскую революцию, таким образом ничего от нее не получали. Естественно, что они отделились от дворянской и купеческой аристократии; в то время, как каликстины не шли в своих требованиях дальше допущения к причастию под обоими видами, свободной проповеди, конфискации земельной собственности и нравственного очищения духовенства, не отрицая верховных прав церкви, — демократические элементы стали склоняться к коммунизму. Их проповедники стали доказывать, что должно наступить тысячелетнее царство Христа, в котором не будет ни богатых, ни бедных, ни господ, ни слуг; никто не будет иметь собственности, и обладание ею сочтется смертным грехом; налоги, подати и оброки должны быть в нем уничтожены; управление передастся народу; все господа будут устранены. Крупнейшим центром коммунистического движения было местечко, получившее название Табора; здесь была основана настоящая крепость; сюда тысячами стекались крестьяне и мелкие горожане, и скоро Табор стал вооруженным лагерем коммунизма. От этого местечка сторонники радикального гуситства получили название таборитов. Помимо Табора коммунистам удалось достигнуть влияния и в некоторых других чешских городах, напр., в Воднине и Писеке. Наиболее строгие из проповедников коммунизма предлагали всем его сторонникам продавать движимое и недвижимое имущество, а деньги отдавать в общие кассы. Такие кассы были устроены в Таборе, Писеке и Воднине. Но такое полное осуществление коммунистических идей не могло удержаться среди тогдашних таборитов в силу тех экономических условий, среди которых они жили: они принадлежали по преимуществу к мелким ремесленникам и мелким крестьянам, работавшим с помощью собственных орудий производства, и для них было бы возможно продать их ремесленные и сельскохозяйственные орудия для передачи вырученных денег в общие кассы только в том случае, если бы в тогдашней Чехии на место ремесла и мелкого крестьянского хозяйства могли бы возникнуть другие хозяйственные формы, напр., общественная организация промышленности и сельского хозяйства новыми коммунистическими властями. Но для тогдашней Чехии эти формы были недоступны, и потому в большинстве случаев коммунизм таборитов выразился в том, что лишь излишки, остававшиеся у каждой семьи за удовлетворением ее необходимых потребностей, отдавались в общую кассу, а индивидуальная собственность на землю и орудия производства сохранялась в полном объеме. Только самые крайние из таборитов были сторонниками полного коммунизма; наряду с передачей собственности в общее пользование они проповедывали уничтожение семьи, единобрачия и введение общности жен. Они вербовали своих сторонников гл. обр. среди последователей средневековой секты беггардов, которых в Чехии звали пикардами. Эти строгие коммунисты назывались николаитами, по имени их главного проповедника крестьянина Никласа, или адамитами, потому что они хотели вернуться к естественному, адамову состоянию и, как говорят, приходили на свои собрания без всякой одежды. Среди строгих адамитов особенно был известен священник Мартинек Гауска, сторонники которого удалились из Табора в близ лежащие леса и там пытались основать строго коммунистическую общину. Большинство таборитов вело решительную борьбу с этими строгими коммунистами. Особенно энергичным их врагом был таборитский полководец Ян Жижка, принадлежащий к рыцарскому сословию. Рыцари занимали тогда среднее положение между умеренными гуситами (каликстинами) и таборитами. От таборитского движения они могли и проиграть и выиграть, выиграть, — потому что наряду с крестьянами надеялись поживиться от земель, принадлежавших крупным землевладельцам; — проиграть, потому что, как мелкие помещики, они все-таки имели некоторые феодальные права по отношению к крестьянам. Потому-то, часть их примкнула к умеренным гуситам, а другая, ведшая на деле близкий к крестьянскому образ жизни, — к таборитам. Жижка стал на сторону таборитов и прославился, как выдающийся полководец, отлично умевший пользоваться на поле битвы тем орудием, которое дала ему в руки гуситская революция: вооруженными крестьянами и ремесленниками. Его солдаты были плохо вооружены, выходили в бой часто с цепами и топорами; но ему удалось образовать из них постоянное войско, всегда стоявшее под ружьем; поэтому свои войска он мог обучить правильным военным приемам, сделать их послушным орудием в руках полководца. К тому же постоянное войско Жижки было основано на всеобщей воинской повинности, так как все табориты на известное время были обязаны идти под оружие. Это давало Жижке огромное преимущество при столкновениях с противниками, войска которых состояли либо из нестройных и необученных феодальных ополчений, либо из наемников, чуждых всякого воодушевления и сражавшихся из-за жалованья. Но, будучи превосходным организатором военной силы таборитов, Жижка, однако, как и большинство чешских рыцарей в своих политических взглядах колебался между таборитами и каликстинами. Этим объясняется и его крайняя ненависть к адамитам, как к людям слишком крайних в его глазах воззрений. Он послал против них вооруженный отряд, который застиг их в их лесах, и они были все истреблены. Гауска был позднее казнен. Только в самом конце XV в. секта адамитов снова возродилась.

Первое время гуситской революции каликстины сражались вместе с таборитами: их толкал к этому страх потерять те церковные имущества, в конфискации которых принимала главное участие чешская знать и пражская буржуазия. Благодаря этому союзу Г. одерживали сначала решительные победы над войсками, которые посылались против них императором и папой; в период от 1420 до 1431 г. против них было объявлено целых пять крестовых походов, но они неизменно терпели неудачи. Особенно знамениты были победы Г. при Тахове (1427 г.) и при Таусе (1431 г.). В то же время немцы постепенно изгонялись из Чехии, и она снова возвращала себе свой славянский характер. Успехи чехов были так велики, что после смерти Жижки новый их предводитель Прокоп (Большой) повел их даже на империю, и эти набеги гуситских армий производились в течение некоторого времени ежегодно. Венгрия, Австрия, Силезия, Бранденбург, Бавария, Тюрингия, Франкония, Моравия, Мейсен подвергались опустошительным набегам, и их жители разбегались при первом известии о приближении гуситских отрядов.

Но долгое время чехи не могли бороться с империей и церковью. С одной стороны, каликстины сами пугались тех успехов, которые одерживала гуситская революция; главную роль в ней все-таки играли табориты и их вожди, а для дворянства и высшей буржуазии, из которых состояли каликстины, господство низших классов общества не могло не быть страшным. Во время революции высшие классы совсем сошли со сцены; но скоро они собрались с силами и стали стремиться вернуть себе прежнее влияние. Они жаловались на тираннию Прокопа, на свои лишения и разорение во время войн; на своих собраниях они заводили речь о необходимости примириться с императором и церковью. С другой стороны, и сила таборитов значительно ослабела. Вся Богемия была изнурена долгой войной, и даже низшие классы чувствовали утомление. Через Чехию не раз проходили неприятельские войска и подвергали ее опустошениям. Крестьяне и мелкие ремесленники, не видя для себя близких выгод от революции, все холоднее относились к таборитскому движению. Его вождям иногда приходилось прибегать к насилию, чтобы удержать призванных к оружию крестьян в военных лагерях. И военный, и религиозный энтузиазм все более ослабевал; таборитские солдаты готовы были при первом удобном случае бросить свое дело; искренно преданных революции среди них становилось все меньше. Базельский собор, собравшийся в 1431 г., и император искусно воспользовались этим настроением в Чехии и завязали переговоры с умеренными Г. Их послы были приглашены на Базельский собор. Каликстины с радостью откликнулись на этот призыв и одновременно стали собирать войска для борьбы против таборитов, в которых они видели более опасных врагов, чем в католической церкви. Социальная опасность от общественных низов для них была страшнее церковного гнета со стороны католического духовенства и важнее национальной борьбы с немцами. 30 мая 1434 г. при Липане значительно поредевшие и расстроенные табориты были застигнуты врасплох войском, организованным дворянской знатью и пражской буржуазией, и были разбиты на голову. Прокоп Большой вместе с другим предводителем таборитов Прокопом Малым был убит, и вместе с ними погибло почти все таборитское войско (13 тысяч из 16). Табор потерял после этого все свое значение, а с каликстинами императору и Базельскому собору было не трудно вступить в соглашение; в 1436 г. были обнародованы т. н. компактаты, по которым чехи признавали Сигизмунда своим королем и примирялись с католической церковью; взамен этого они получили право причащения под обоими видами, свободной проповеди на чешском языке, всеобщую амнистию и право распоряжаться по своему усмотрению конфискованной у церквей и монастырей собственностью.

Табор еще в течение 16 лет сохранял свою самостоятельность в управлении и своих выборных священников. Но в 1452 г. наместник Богемии и вождь утраквистов Георгий Подебрад заставил Табор сдаться и выдать своих священников. Чешская демократия потеряла теперь свой главный оплот.

Утраквистское движение оказалось более устойчивым. Дворяне приобрели после гибели таборитов снова господствующее положение в Чехии. Вождь утраквистов Георгий Подебрад был даже в 1458 г. избран богемским королем. Благодаря своей ловкости он умел некоторое время поддерживать миролюбивые отношения и с папской курией. Но папы не признавали базельских „компактатов“ и требовали полного подчинения Чехии римской курии наравне с другими католическими странами. Поэтому, когда папа Павел II убедился, что Георгий не согласится на отмену „компактатов“, то отлучил его от церкви и объявил против него крестовый поход, в котором приняли участие германский император Фридрих III и венгерский король Матвей Корвин. Победить Георгия им не удалось, но и папы по прежнему отказывались утвердить компактаты. Сторонники утраквизма все-таки стремились к примирению с папой и признавали только тех священников, которых поставили епископы. Утраквистские священники кроме того находились в полном подчинении у богатых и знатных дворян, и утраквизм все более терял свой протестующий и реформаторский характер. Только в некоторых гуситских сектах еще продолжал жить дух первоначального гуситства. Из них наиболее распространенной была секта Богемских братьев (см.). (Библиогр. см. при ст. Чехия).

В. Перцев.