Король Жильберт любил поступать справедливо и откровенно. Кроме того, он не любил много говорить и не раз высказывал мнение, что о людях нужно судить не по их словам, а по их поступкам.
«Мне совсем не важно, что ты говоришь, потому что турусы на колесах всякий пускать умеет, а важно то, что ты делаешь».
Так не редко говаривал король Жильберт за стаканом доброго вина, на охоте, в зале совета, — вообще, где придется. Он очень любил свое королевство, которое было невелико, никогда не вел войн и воздерживался не только от столкновений, но и от всяких сношений с соседями. Он был высок, румян и тучен, а приятное лицо его выражало доброту и прямодушие. Когда королю Жильберту пришло время жениться, он не захотел выписывать заморских принцесс, а решил выбрать себе в невесты какую-нибудь из девиц своего же королевства.
«Войн я не веду, иностранных языков не знаю, внешней торговли у нас нет, — так зачем же мне заморская принцесса? Я с ней и разговаривать-то не сумею, а она на все начнет фикать и заводить порядки своей страны. Мне нужна только любящая жена, которая бы меня уважала, много не разговаривала и хорошо воспитывала детей. Мне бы хотелось толстенькую блондинку, да, впрочем это все равно: это не так важно, была бы только доброй девушкой».
На этот предмет король составил такое объявление, в котором приглашались записываться все девушки, без различия звания, от 16 до 25 лет, которые пожелали бы сделаться женою короля. Он показал это объявление своему канцлеру и спросил:
— Недурно составлено, а?
— Объявление составлено прекрасно, Ваше Величество. Меня смущает только одно: как Вы узнаете, которая из этих девиц будет доброй женой и станет Вас уважать?
Это у меня все предусмотрено. Тех, которые запишутся, я ко двору не приглашу, а которые не запишутся, тех я вызову и из них выберу. По крайней мере я буду уверен, что это девушки скромные и не польстились быть королевою. Недурно придумано, а?
Канцлер помолчал и сказал:
— А все-таки в этой бумаге одного не хватает.
— Чего же тут не хватает?
— Вдов.
— Каких вдов?
— Да самых обыкновенных. Отчего бы Вашему Величеству не пригласить и вдов в невесты, если, которые, по возрасту подходят?
— Ты думаешь, вдов? Может быть, это будет неприлично, если я женюсь на вдове? А впрочем, бывают и вдовушки, которые за себя постоят не хуже любой девицы, особенно, которые потолще. Давай сюда перо и чернила: вставлю и вдов. Ну, теперь, кажется, совсем хорошо?
Канцлер перечел бумагу и сказал:
— А что же Вы сделаете с теми, которые записались и которых Вы не вызовите?
— Я им пошлю по рублю денег и по ленте в косу: блондинкам голубые, а брюнеткам красные, а вдовам я пошлю по металлической брошке со своим портретом. Я думаю, так будет прилично, а?
— Так будет вполне прилично, Ваше Величество.
Гонцы разнесли это объявление по всем городам, селам и деревням королевства.
То-то поднялось волнение и хлопоты. Даже девицы и вдовы, которым давно уже стукнуло сорок лет, подправив свои метрики уверяли, что им всего 20, нашивали себе платья, и уже спозаранок натирали себе лица гусиным салом, чтобы ко дню смотрин казаться свежими и привлекательными. Толстухи старались похудеть, худые — потолстеть, беззубые вставляли зубы, а горбатые — шили такие платья, которые делали бы незаметным их недостаток. И каждая, в глубине души, была уверена, что она и будет избранницей короля. Каково же было их разочарование, когда недели через две им прислали по рублю денег на каждую, алые ленты брюнеткам, голубые блондинкам, а вдовам металлические брошки с изображением королевской персоны, — а кроме того приглашение не беспокоиться и не являться на смотрины. Не записавшихся оказалось всего только шесть: одна вдова и пять девиц. Вдову звали Женевьева, а девиц: Арманда, Катерина, Жанна, Сусанна и Николь. Они не были ни горбаты, ни косы, ни хромали, ни ковыляли, а были отменны по всем статьям, так что было удивительно, почему они не записались в королевские невесты. Вдове было года 23, девицам же лет по 18. Женевьева была высокая и рыжеволосая, у нее был очень красный рот и бледное лицо, а глаза свои она всегда держала опущенными в землю, Арманда и Катерина были брюнетки: одна высокая и стройная, другая маленькая, веселая толстушка. Жанне хотя и было 18 лет, но на вид казалось 14, это был испуганный ребенок, со льняными волосами и большими серыми глазами, в которых мысли медленно проплывали, как лебеди по северному озеру, или как облака но осеннему небу. Сусанна была тоже рыжая, но совсем в другом роде, чем Женевьева: она была похожа на дикого зверька, глядела всегда исподлобья, а всклокоченные рыжие кудри, падавшие ей на лоб, придавали ей еще более дикий и странный характер. Ее привезли связанной, потому что она царапалась и кусалась, когда ее хотели брать. Николь была совсем обыкновенная девушка: ни толста, ни худа, ни высока, ни мала; волосы у неё были русые, лицо чистое, особых примет никаких. Была у нее родинка на правом плече, да какая же это примета? При этом под платьем этой родники видно не было. Походка у нее была не спешная, голос тихий, разговор приятный и рассудительный. Таковы были невесты короля Жильберта.
Он их посмотрел и все они ему понравились, но его интересовал вопрос, почему каждая из них отказалась записаться в число королевских невест. И он решил вместе с канцлером расспросить каждую из этих шести женщин в отдельности. Первую позвали Женевьеву. Она низко поклонилась и стала молча, ожидая, что ей скажет король. Король тоже помолчал, потом спрашивает:
— Скажите нам, госпожа Женевьева, отчего Вы не пожелали записаться в число наших невест? Или, может быть, Вы хотели сохранить верность покойному супругу, потому что, ведь Вы, кажется, вдова, насколько мне известно? Откиньте страх и говорите совершенно откровенно.
Женевьева подняла на короля свои усталые глаза и ответила:
— Я вам отвечу совершенно откровенно. Не смотря на то, что мне только 23 года, за эти шесть лет у меня было шесть мужей, Ваше Величество; двое из них умерло, а четверо со мной развелись. Кроме того было без счета молодых людей, которых я любила и которые меня любили. Как они ни были различны между собою, история была всегда одна и та же: после краткого, очень краткого наслаждения, наступала привычка, скука и отвращение. Я не могу без ужаса подумать о замужестве. Ваше Величество, хоть и король, но такой же человек, как и все и мне бы не хотелось, чтобы Вы получили такую скучную жену, а у меня вместо уважения к Вам, как к моему королю, явилась бы досада на новое супружество. Я очень устала и ничего не могу чувствовать, потому позвольте мне удалиться в монастырь. Все, что я сказала, сказала совершенно откровенно и без всякой утайки.
Король ее отпустил и велел привести к себе Арманду, у которой спросил то же самое.
Арманда стиснув зубы и подняв голову, надменно проговорила:
— Чтобы я вышла замуж за человека, которого от души ненавижу! За кого ты меня считаешь? Разве ты позабыл, что мой отец должен бы был быть королем, а вовсе не ты? Ты воровским манером завладел престолом и хочешь меня осчастливить своей рукой? Действительно, завидная честь быть женою такого толстого дурака. Да я бы в первую же ночь тебя убила, отравила бы, повесила, задушила. Да и теперь еще ты от меня не уйдешь.
С этими словами она вытащила из-за лифа длинный кинжал и бросилась на короля Жильберта, но канцлер, подоспев вовремя, обезоружил ее, меж тем, как король из-за спинки трона кричал:
— Отослать ее домой немедленно! Ишь ты какая ловкая, да проворная! тоже невеста называется, дрянь!
Стража увела Арманду и привели к королю Катерину. Она была такая маленькая, кругленькая, все время улыбалась и краснела. Король взял ее за подбородок и спросил:
— А ты, душенька, убивать меня не собираешься?
— Ах, что Вы, — ответила Катерина, и потупившись, зарделась еще пуще.
Король полюбовался на нее и продолжает:
— Отчего же ты, милая, не захотела записаться в наши невесты?
— Какая же я Вам жена? да притом есть еще одно обстоятельство.
— Что же это за обстоятельство?
Катерина глянула на короля и спросила тихонько:
— Можно все говорить?
— Конечно, дитя мое, не только можно, но должно все говорить. Я король, а канцлер старик — кого тебе стесняться?
— Ну, так вот: еще я люблю сына нашего лавочника, Петра и, так как я не могу быть в одно и то же время невестой двоих, то я и не записывалась в Ваши невесты, чтоб не огорчать Петруши. Ах, Ваше Величество, если бы Вы знали, какой хорошенький у меня Петруша и как он славно играет на волынке! И он любит меня от души. Он целый вечер проплакал под липками, так боялся, что я запишусь. У них пять коров и три лошади, и очень порядочная лавка, — не хуже, чем в городе, а старик хоть и строгий, но меня любит. Конечно, хвастаться не след, но я гуляю только с Петром. Я очень веселая, но ведь это же не беда и дурного тут ничего нет?
Король обнял ее и сказал:
— У твоего Петруши кроме лавки, лошадей и пяти коров есть еще отличная невеста. Вы меня позовите на свадьбу, а еще лучше справимте обе свадьбы вместе.
— Вы очень добры Ваше Величество; поверьте, что если бы я не любила Петруши я бы непременно вышла за Вас.
— Ну, что же делать, мы в своем сердце не вольны.
После Катерины к королю привели Жанну. С виду это был совсем ребенок. От испугу она долго не понимала, о чем ее спрашивают. Канцлер уж и словами, и жестами объяснял ей, почему она не хочет замуж за короля. Наконец Жанна будто поняла и начала говорить, заикаясь:
— Ни, ни… ангел не велит… с пикой… на болоте… Ангел строгий, строгий… рубашка у него красная… Овец пасла… говорит: носи, носи… замуж не ходи… Ангел строгий… пикой в грудь мне ударил… Мужики… у… у… у них ноги волосатые… Ангел сказал: замуж не ходи… А короля боюсь… он меня в болото загонит… На болоте-то клюква… Ангел строгий, строгий, а рубашка у него красная… а мужики… бя… у них ноги волосатые. Я тебя боюсь: ты меня съешь…
Король слушал, слушал да и говорит:
— Это что ж такое? Чему это соответствует? Каких ко мне дур наслали? Посадить ее в богадельню, пускай старухам предсказывает. Какая же к черту невеста? это блаженная, а не невеста.
Но если с Жанной мало можно было разговориться, то с Сусанной уж и совсем нельзя было слова сказать, потому что она ничего не говорила, а только царапалась, да кусалась. Ее отправили обратно, а король сказал:
— Ведь это все равно, что на кошке Машке жениться. Ну, кто там остался, приводите последнюю. Тоже, наверно, какая-нибудь бесноватая?
Но вошла Николь: ни высока, ни мала, ни худа, ни толста, лицо чистое, волосы русые, глаза серые, голос тихий, разговор приятный, идет не спеша — уточкой.
Король и к ней с теми же расспросами, а та ему докладывает:
— От семейной жизни я не прочь, но но сердцу себе никого еще не нашла. Против Вас никакого зла не имею, а не записывалась потому, что не знала, а наобум идти не хотела. Если бы мы были с Вами знакомы раньше, тогда, конечно, было бы другое дело, а за глаза решать очень трудно. Я ведь так понимаю, что раз выходишь замуж, то это на всю жизнь. И тут нужно семь раз примерить и один раз отрезать.
Королю такая речь понравилась и он говорит:
— Так вот давайте и познакомимтесь. Погостите у меня некоторое время, а там видно будет.
Николь согласилась и стала жить у короля Жильберта. Занималась хозяйством, играла с ним в шашки и в свои козыри, штопала носки и варила варенье. Так они узнали друг друга, а узнавши подружились, а подружившись, полюбились, а полюбившись поженились. И они очень подходили один к другому. Оба были люди рассудительные, сердечные и спокойные. Свадьбу они справили вместе с Катериной, которая вышла за своего Петрушу. Торжество продолжалось целую неделю. Во время одного из пиров король Жильберт подозвал к себе канцлера и сказал ему:
— Вот я всю жизнь судил людей по поступкам, а оказывается и этого нельзя делать, потому что одинаковые поступки совершаются по совершенно различным причинам. Возьми моих шесть невест: все они отказались от записи, но сколь различны были поводы этого поступка! Сами поступки ничего не значат, а важны причины, их породившие, а, главное, люди.
