От Кинешемского Исполкома в VIII Отдел Народного Комиссариата Юстиции поступил телеграфный запрос, от 17 марта 1919 г. за № 1204, следующего содержания: „Просим дать раз’яснения, в какой форме произвести отчуждение капиталов церквей и монастырей. Через посредство какого органа, участием каких технических сил должны практически провести декрет об отделении церкви от государства?“
VIII Отделом раз’яснено: „отчуждение церковных и монастырских капиталов должно быть произведено на следующих основаниях. Прежде всего от всех храмов, монастырей, кладбищ и прочих религиозных об’единений должны быть затребованы в известный срок подробные описи богослужебного и прочего имущества, а также, на основании имеющихся в каждом храме приходо-расходных книг, подробные сведения о капиталах, как в процентных бумагах, так и в наличных деньгах. Все эти капиталы должны быть немедленно из’яты из ведения храмов, монастырей и проч. (на текущие расходы по совершению богослужений может быть оставляема некоторая сумма, по усмотрению местного Исполкома). Из’ятые таким образом, капиталы через местные казначейства поступают в доход Российской Советской Республики¹)[1]. Что же касается движимого и недвижимого инвентаря храмов, монастырей и молитвенных домов, то в этом отношении следует различать двоякого рода имущество: 1) Предназначенное специально для богослужебных целей, которое, на основании п. п. 5—8 инструкции Нар. Ком. Юстиции, от 21 августа 1918 г., передается группам граждан, желающим взять его в бесплатное пользование, на основании соглашения с местным Совдепом и 2) имущество, представляющее из себя хозяйственное значение (жилые дома, и проч.), которым исполком может распорядиться по своему усмотрению, т.‑е. или самому использовать это имущество для тех или иных хозяйственных и культурно-просветительных целей, или же передать его в арендное пользование тем или иным гражданам, не исключая и служителей культа, на известный срок и по особому договору, на общих основаниях. (25 марта 1919 г. № 435)
Из препровожденных при отношении, от 19 марта 1919 г. за № 1175, ответов на анкету VIII отдел усмотрел бездеятельность Епифанского Исполкома в отношении проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства. Так, по Епифанскому уезду до настоящего времени отобрания ни церковных имуществ, ни церковных капиталов не произведено, богослужебные здания с имуществом, предназначенным специально для религиозных и обрядовых целей, не только не переданы группам граждан, на основании п. п. 4—11 инструкции Народного Комиссариата Юстиции, от 24 августа 1918 г., но от церквей даже не затребованы описи таковых имуществ; из некоторых ответов, как например, на 13-й вопрос²)[2] обнаруживается полное незнакомство отдела управления ни с инструкцией Народного Комиссариата Юстиции по отделению церкви от государства, опубликованной в № 62 „Собрания Узаконений“, ни с задачами Советской власти по данному вопросу вообще. VIII Отдел сообщил Губисполкому о недопустимости подобной бездеятельности в проведении декрета со стороны местных советских работников и принял соответствующие меры (3 апреля 1919 г. № 463)
VIII Отдел особым отношением счел необходимым обратить внимание Ярославского Губисполкома на деятельность Ярославской Ликвидационной Комиссии церковных и монастырских имуществ. Из переписки с означенной комиссией,— пишет VIII Отдел,— усматривается, что 1) последняя вообще работает крайне вяло, лишь собираясь все время „наладить“ свою работу, 2) декрет по отделению церкви от государства на территории всей ярославской губернии почти не проводится в жизнь, 3) без достаточных оснований Комиссия создает бесцельные и лишь тормозящие работу конфликты с уездными органами по проведению декрета в жизнь (так, например, с Рыбинским уездным Исполкомом) и 4) неправильно уясняет себе задачи Советской власти по отношению к церкви и некоторым религиозным предрассудкам, как, например, сомневается, допустима ли с точки зрения действующих законоположений выдача разрешения на вскрытие мощей, когда этого вскрытия требует сам народ, рабочие Корзинкинской мануфактуры. (3 апреля 1919 г. № 462)
По получении настоящего указания VIII Отдела состав Ярославской ликвидационной комиссии был обновлен, и работа по отделению церкви от государства в пределах Ярославской губернии сделалась более продуктивной.
В VIII Отдел из Калужского Отдела Юстиции поступил запрос, от 25-го февраля, за № 622, следующего содержания: „Вследствие поступающих с мест запросов об организации ликвидационных под’отделов по отделению церкви от государства при уездных исполкомах, Отдел Юстиции просит раз’яснить, на какие средства может существовать вышеназванный под’отдел, кто и откуда должен испрашивать кредит на его содержание“.
Калужскому Отделу Юстиции VIII Отделом сообщено, что „особых кредитов на уездные под’отделы по отделению церкви от государства нет; однако местные уездные исполкомы вправе и должны расходовать свои средства на проведение в жизнь декрета от 23 января 1918 года, или создавая для этой цели особые органы, или поручая это дело отдельным должностным лицам, или же, наконец, возлагая осуществление всех практических мероприятий на какие-либо уже существующие советские установления (преимущественно на отделы внутреннего управления). 8 мая 1919 г. № 571.
Однородный же ответ дан VIII Отделом по настоящему вопросу и на запрос Отдела Управления Саратовского Губисполкома (3 июня 1919 г. № 678)
На запрос Княгининского Комиссариата по отделению церкви от государства, от 28 марта за № 526, может ли Отдел самостоятельно передавать служителям культа так называемые „общественные“, предназначенные исключительно для проживания служащего причта дома, построенные на церковной земле, VIII Отделом раз’яснено,— что „дома являются собственностью Местного Совдепа в распоряжении его Жилищного Отдела. Сдавать же дома в пользование граждан на общих основаниях может он, а не Отдел по отделению церкви от государства (14 апреля 1919 г. № 494)
От гражд. Абрамова из Смоленской губернии поступило в VIII Отдел следующее заявление: „частью от военной службы, частью от усиленной работы я потерял совсем трудоспособность, так что ноги мои временами совсем отказываются ходить. Семейство мое состоит из жены моей, слабой женщины, двух малолетних девочек и сына 17-ти летнего парня, трудами которого содержится все мое семейство. Однако на защиту революции скоро отнимут у меня и последнего работника, и семейство мое должно остаться без куска хлеба. Считаясь с обстоятельствами, я намеревался женить моего сына, чтобы, когда сын пойдет защищать революцию, жена его заменила его в трудах и дала возможность вести крестьянство, но, согласно декрета, вступать в брак ранее 18 летнего возраста не разрешают“. В заключение гр. Абрамов просит сделать для данного случая исключение и разрешить женить его сына, „семнадцатилетнего парня“.
VIII Отделом сообщено, что „Отдел не может войти в Совет Народных Комиссаров с ходатайством о неприменении в данном случае возрастного ограничения, так как приводимый мотив к удовлетворению ходатайства, путем вступления в семейственный союз сына приобрести лишь рабочую силу в целях улучшения собственного благосостояния, безусловно не является достаточным с точки зрения принципов Советской Республики, основанных на соображениях социальной гигиены“. (17 марта № 419).
От гр. Кукарина из Самарской губ. поступило заявление, в котором гр. Кукарин, ссылаясь на свое слабое здоровье и полную неспособность к труду просит „Всероссийскую Центральную власть разрешить местному причту повенчать сына Ивана весной нынешнего года, так как ему по декрету исполняется гражданское совершеннолетие лишь 14-го сентября, а до 18 лет местная Советская власть не разрешает причту венчать“.
VIII Отделом раз’яснено, что „вмешиваться в религиозные действия духовенства и предписывать им венчать или не венчать Советская власть, в силу отделения церкви от государства, не имеет оснований. Гражданский брак в Отделе записей актов гражданского состояния до 18 лет совершен быть не может без особого разрешения, вызванного исключительными обстоятельствами, каковых в прошении не указано“ (8 мая 1919 г. № 567)
От гр. Баруздина из Тверской губ. в VIII Отдел поступило заявление следующего содержания: „после смерти отца моего и матери я остался круглой сиротой. Имея свое хозяйство и хлебопашество, но не имея сил справляться с ним один, я вынужден теперь же жениться, чем, конечно, и мог бы поддержать свое хозяйство, но так как избранная мною невеста не хочет жить гражданским браком, а просит вступить в законный (!!!) брак, причем местный священник дал согласие повенчать меня 22 мая с. г., в виду того, что в тот день мне исполнится 17½ лет, но Рачеевский волостной отдел записей браков не дает разрешения, прошу разрешить местному священнику повенчать меня с избранной мною невестою до полного достижения 18 лет.“
Гр. Баруздину VIII Отделом раз’яснено, что „законным браком в Советской Республике признается только брак, заключенный в отделе записей браков, церковный брак заключается по желанию верующих и никаких прав не создает. Советская власть не может вмешиваться в религиозные обряды и заставлять кого-либо их исполнять“ (14 апр. 1919 г. № 498)
Кроме того, Рачеевскому волостному Совдепу сообщено, что „давать или не давать разрешение на церковный брак своему согражданину Рачеевский Отдел в порядке декрета об отделении церкви от государства не может. Это задача опекунов или родителей“. (14 апр. 1919 г. № 499).
Самарским Губисполкомом еще в июле 1918 года по всем уездным и волостным советам был разослан следующий циркуляр: „Духовенство Самарской епархии, опираясь на распоряжение своего Высшего Начальства, повело свою деятельность в направлении противодействующем всем издаваемым Советской Властью декретам, касающимся взаимоотношения церкви и государства. Так, первым приемом противодействия было распоряжение о непризнании расторжения браков, произведенных гражданской властью, между тем расторжение браков в духовной консистории не было сопровождаемо никакими церковно-религиозными обрядами и являлось делом чисто канцелярским и гражданским, а следовательно в отделении этого дела от духовной консистории не страдала ни вера, ни религиозные чувства граждан, наоборот, последние избавлялись от долголетних волокит, создаваемых при разводе браков духовной консисторией. Непризнание духовенством расторжения брака гражданской властью неизбежно повлекло за собою и отказ в венчании разведенных гражданским, при чем во всех случаях отказа мотивом выставлялось то, что удостоверение о разводе выдано гражданской властно, а не епархиальной, и что на венчание браков нет разрешения собора.
Отдел вероисповедных дел рассматривает такие действия священно-служителей, как саботаж, предлагает немедленно принять все меры к предотвращению таковых, вплоть до предания суду Революционного Трибунала священнослужителей“.
В текущем году названный циркуляр вновь подтверждался следующим предложением, адресованным на имя „священников местного прихода“, от 12 февраля за № 446. „Прилагаемое распоряжение вам об’являлось прошлым летом и, несмотря на распоряжение, в последнее время от многих граждан поступают жалобы в Исполком о том, что вы отказываетесь от совершения браков. Пересылая еще раз распоряжение губернского комиссариата внутренних дел, предлагаю сообщить, были ли и будут ли случаи вашего отказа по указанным мотивам, в утвердительном случае, на каких основаниях“.
Осведомившись об этом, VIII Отдел указал Самарскому Губисполкому „на незаконность этого распоряжения, находящегося в полном противоречии с декретом 23 января 1918 года“. Кроме того, VIII Отделом раз’яснено, что „согласно декрета об отделении церкви от государства церковный обряд брака есть частное дело граждан, ни принуждать, ни воспрещать совершение такого религиозного обряда государственная власть не имеет права (29 марта. № 448)
От Тихвинского Исполкома поступил телеграфный запрос следующего содержания: „черное духовенство, в особенности в монастырях, организует приходы. Это мешает устройству в монастырях коммун, приютов, музеев. Срочно телеграфируйте, поскольку допустима организация монастырских приходов“. (№ 1525)
VIII Отделом раз’яснено, что „при определении судьбы бывших монастырей, как и другого имущества, принадлежавшего до издания декрета об отделении церкви от государства церковным учреждениям, надо руководствоваться лишь декретом от 23 января и инструкцией к нему, оставляя без внимания открываемые духовенством приходы, ибо последние, как и другие религиозные общества, никакими юридическими правами не пользуются. Поэтому представляется странным, когда те или иные общества, организуемые духовенством, каким то образом могут препятствовать или затруднять советским органам проведение в жизнь декрета. Надо твердо помнить, что все религиозные и церковные общества, как существовавшие до издания декрета, так и возникшие после, прав юридического лица не имеют. Поэтому никаких действий и заявлений, имеющих какое бы то ни было юридическое значение такие общества не могут совершать; в частности богослужебное имущество, в том числе церковь передается верующим, подписавшим соглашение с Совдепом. Стало быть и в данном случае Советская власть имеет дело не с обществом (приход и пр.), которое юридически не существует, а с теми гражданами, которым местный Совдеп верит и которым передает в пользование богослужебное имущество. То, что духовенство вокруг церкви, (вверяемой Советской властью не обществам, а определенным гражданам, которым доверяют, которые подписывают соглашение и несут ответственность за целость вверяемого им народного достояния) часто организует приходы и другие религиозные общества, должно совершенно игнорироваться Советской властью, как игнорирует государственная власть всякие частные соединения граждан. По вопросам, касающимся переданного в пользование граждан религиозного имущества, Советская власть сносится с подписавшими соглашение гражданами, а всякие заявления по поводу того же имущества, исходящие не от лиц, подписавших соглашение, а от религиозных обществ должны, в силу точного смысла декрета от 23 января и инструкции к нему, оставаться без последствий. (17 марта 1919 г. № 416).
Отношением от 15 апреля 1919 г. за № 357 комиссия по созданию Выксунского уезда Нижегородской губернии обратилась в VIII Отдел с „убедительной просьбой разрешить занять под уездные советские учреждения монастырские корпуса, находящиеся в стенах Иверского (Выксунского) женского монастыря“.
VIII Отделом раз’яснено, что „занятие монастырских корпусов должно происходишь лишь по соглашению с местным Земельно-Жилищным Отделом и для использования государственного имущества, каковым являются все здания и земли монастырей, какого-либо особого разрешения центральной Советской власти не требуется“. (16 мая 1919 г. № 589).
В ответ на прошение, подписанное игуменией с сестрами Скорбященского монастыря Меленковского уезда Владимирской губ. VIII Отделом сообщено, что „Советская власть не препятствует трудовым классам населения образовывать коммуны, занимающиеся производительным трудом. Поэтому работники и работницы должны составить устав Коммуны, который утверждается Земельным отделом, если он соответствует законам Рабоче-Крестьянского Правительства, и работники вслед за этим наделяются определенным участком земли и остальным необходимым, если не имеют собственных средств. Какую религию исповедуют те или иные члены Коммуны безразлично. В уставе должно быть оговорено, что члены свободны исповедовать любую религию. Нетрудоспособные и принадлежащие к нетрудовым элементам не могут быть полноправными членами Коммуны. Равным образом члены Коммуны могут пользоваться храмами или молельнями, по их усмотрению, по соглашению с Совдепом, но извлекать доходы из этих религиозных имуществ, от религиозных обрядов и церемоний члены Коммуны никаким образом не могут и не имеют права, ибо тогда они превращаются в общину, живущую эксплоатацией религиозных чувств других граждан. Религиозная жизнь граждан предполагается чуждой всякой коммерции. Каждый гражданин свободен лично принимать участие в религиозных обрядах и богослужениях по его усмотрению, но, как член трудовой Коммуны, он не может хотя бы сколько-нибудь извлекать доходы из эксплоатации верований других. Иначе он уже становится нетрудовым элементом и переходит в разряд паразитических классов общества“. (29 марта 1919 г. № 449).
Через Совет Народных Комиссаров в VIII Отдел поступило прошение сестер трудовой общины при Пантелеймоновском монастыре у Исаковского озера Богород. у. В этом прошении монахини ходатайствуют: 1) восстановить „трудовую общину“ в ее прежнем составе сестер — 42 человека, 2) призреваемых в монастыре поместить в городе, где имеется достаточно свободных зданий, 3) освобожденные помещения монастыря предоставить „трудовой общине“, 4) весь скот, инвентарь и все монастырское имущество передать в пользование „общины“ и 5) странноприимный дом восстановить для приюта приходящих из окрестных селений богомольцев.
VIII Отделом было раз’яснено, что „разрешение об оставлении на местах монахинь и о предоставлении им дальнейшего распоряжения сельско-хозяйственным имуществом, всецело зависит от Орехово-Зуевского Совдепа в лице Земельно-Жилищного отдела при нем, куда и должно монахиням обращаться“. VIII Отдел полагает, что только местный Земельно-Жилищный Отдел может правильно оценить возможность зарегистрирования трудовой коммуны из состава просительниц. В виду же того, что, как видно из документов, бывш. община просительниц не столько занималась сельско-хозяйственными делами, сколько эксплоатацией религиозного чувства отсталых слоев трудового крестьянства в личных интересах, что отнюдь не вяжется с революционными идеями о сущности трудовых коммун, VIII Отдел высказался против удовлетворения ходатайства просительниц в порядке распоряжения, исходящего из центра (26 мая 1919 г. № 620).
От председателя Тверского Епархиального Совета гр. Знаменского в VIII Отдел поступил протест против действий местной Советской власти, произведшей вскрытие мощей Нила Столбенского. В своем протесте гр. Знаменский указывает, что вскрытие мощей само по себе является оскорблением религиозных чувств верующих граждан, кроме того оно якобы противоречит распоряжениям центральной Советской власти, которая будто бы даже издала особый циркуляр о недопустимости вскрытия мощей на местах. В заключение гр. Знаменский глухо заявляет, что при вскрытии мощей Нила Столбенского были допущены со стороны местных советских работников какие-то незакономерные действия, но в чем они конкретно выразились, гр. Знаменский не называет.
VIII Отделом гр. Знаменскому было раз’яснено, что „вскрытие мощей, повсеместно производимое по почину самих же трудящихся масс, везде обнаруживает многовековой обман со стороны церковников и эксплоатацию последними невежества темной толпы. Нам неизвестны конкретные случаи какого-либо оскорбления, при вскрытии различных мощей, религиозных чувств сторонников православной религии, так как местная Советская власть при совершении самого акта всегда соблюдает известный такт и корректное отношение к религиозным убеждениям граждан, каковы бы эти убеждения ни были, кроме того самый акт вскрытия всегда производят сами служители культов, подписи которых нам известны под целым рядом протоколов об осмотре мощей. Кроме того, никакого циркуляра о недопустимости вскрытия мощей со стороны центральной советской власти издано не было, наоборот, инициатива в этом отношении была всецело предоставлена на местах самим же трудящимся массам. Циркуляры Народного Комиссариата Юстиции, как равно и Народного Комиссариата Внутренних Дел, предусматривают лишь соблюдение при акте вскрытия известного такта по отношению к религиозным верованиям со стороны сторонников православной религии. Таким образом, VIII Отдел не имеет оснований к тому, чтобы признать действия местного Исполкома, произведшего осмотр мощей Нила Столбенского, ни незакономерными, ни противоречащими революционному правосознанию. В случае, если при акте осмотра кем-либо из представителей местной Советской власти были допущены отдельные незакономерные действия, VIII Отдел просит конкретно сообщить, кем именно эти действия были допущены, в чем они выразились, занесены ли в протокол осмотра по требованию сторонников православной религии или же какие свидетели эти действия могут подтвердить“. (13 марта 1919 г. № 507).
В дальнейшем никаких сообщений о конкретных случаях незакономерных действий советских работников со стороны гр. Знаменского не последовало.
На запрос Ярославской Чрезвычайной Комиссии о дальнейшей судьбе вскрытых в Ярославле мощей, VIII Отделом сообщено, что 14‑го февраля 1919 года состоялось постановление Коллегии Комиссариата Юстиции о судьбе мощей и признана желательной передача их в местные музеи, в отделы церковной старины, по истечении времени, достаточного для убеждения масс в обмане. „Конечно,— пишет VIII Отдел,— местный Губисполком может более точно учесть настроение масс и имеет предварительно провести надлежащую революционную и просветительную пропаганду, так чтобы действия его по отношению к из’ятию мощей из культа или закрытие известного религиозного учреждения были понятны массам и происходили при одобрении рабочих и бедноты“. (23 мая 1919 г. № 616).
Из Вятки от женского монастыря поступило заявление, опротестовывающее постановление ликвидационной комиссии, предписывающей, согласно категорического требования Губисполкома, ликвидировать Афонскую церковь в пятидневный срок. В своем заявлении просительницы указывают, что Афонская церковь: 1) не является домовой, так как обслуживает религиозные нужды граждан г. Вятки и 2) является первой народной аудиторией гор. Вятки, где во внебогослужебное время ведутся лекции и прения, как для граждан, так и для красноармейцев.
Совету общины Афонской церкви VIII Отделом сообщено: „ходатайство ваше о предоставлении церкви должно быть направлено в Местный Совет. Вопрос о том, домовая это церковь или нет, вопрос факта и данных, по которым можно бы было судить об этом, вы не сообщаете. Вообще необходимо иметь в виду, что назначение помещения зависит от того учреждения, коему принадлежит все здание. Если данное помещение, занятое ранее под службу, составляет часть здания, связанную с целым, то несомненно оно разделяет судьбу всего здания и не может быть в распоряжении частных лиц и занято под несоответствующие общим целям учреждения нужды частных лиц“. (26 апр. 1919 г. № 536).
Нижегородский Губернский Комиссариат Юстиции по поводу ликвидации домовой церкви Кирилла и Мефодия сообщает, что последняя „занимает боковую часть 3-х этажного каменного здания, выстроенного под общежитие гимназистов и в настоящее время занятого военным пролеткультом. К церкви в здании прилегают три комнаты, из которых две заняты студиями оперной и художественной, а в третьей производятся репетиции. Близ этой домовой церкви имеются несколько приходских церквей, в которых жители данной местности могли бы удовлетворять свои религиозные потребности, но виду того, что многое в этой церкви художественной работы, как, например, иконостас, общее желание, чтобы церковь Кирилла и Мефодия была оставлена именно в том помещении, где она сейчас находится“.
VIII Отделом Нижегородскому Губернскому Комиссариату Юстиции сообщено, что „никаких оснований к оставлению церкви Кирилла и Мефодия в здании советского учреждения не усматривается. Что же касается художественных произведений, имеющихся в иконостасе, то при ликвидации церкви их нужно направить по адресу Комиссариата Просвещения“ (15 марта 1919 г. № 411).
Отдел Юстиции Петроградского Совета, отношением от 17 апреля 1919 г. за № 3727 сообщает: „доводим до сведения Наркомюста, что домовая церковь при Театральном Училище, помещающаяся в здании училища, в верхнем этаже, на одном с классами корридоре и имеющая один общий парадный вход, до сего времени не ликвидирована. Отделу Юстиции известно, что и другие домовые церкви при разных учреждениях под теми или другими предлогами не ликвидированы и в них совершаются богослужения“.
VIII Отделом Петроградскому отделу юстиции сообщено, что „домовые церкви всецело принадлежат тому учреждению, в ведение коего сдано все здание. Следует руководствоваться инструкцией Народного Комиссариата по Просвещению, распубликованной в „Известиях“ от 29 августа 1918 г. Оставление домовых церквей в распоряжении духовенства Отдел считает неправильным и по сему поводу входит с соответствующим отношением в Народный Комиссариат по Просвещению“. (13 мая № 581).
От прихожан Александровской, при б. мещанских училищах церкви поступило заявление следующего содержания: „получив из коллегии по охране памятников художества и старины „охранную грамоту“ на вышеозначенный храм, ходатайствуем о предоставлении нам права совершать в означенной церкви богослужения в праздничные дни“. Из удостоверения, выданного отделом по делам музеев и охраны памятников искусства и старины, от 28 января 1919 г. за № 765, усматривается, что „имущество б. церкви при мещанских училищах и богадельне, как имеющее художественное значение, взято коллегией на учет, и охрана его временно, до окончательной передачи такового имущества в надлежащем порядке, поручена гр. А. Н. Заозерскому“.
VIII Отделом раз’яснено, что „приложенное при просьбе гр. Заозерского удостоверение от 28 января за № 765 „охранной грамотой“ не является, а лишь свидетельствует, что имущество б. церкви при мещанских училищах и богадельне временно передано для охраны гр. Заозерскому и под его ответственность. Само собою разумеется, что упомянутое удостоверение никакого отношения к вопросу о совершении в названном помещении религиозных обрядов не имеет. По существу же вопроса о предоставлении кому бы то ни было возможности совершать богослужения в праздничные дни в церкви при бывших мещанских училищах, очевидно, находящейся под одной крышей с советским установлением и принадлежащей к разряду церквей так называемых „домовых“, VIII Отдел не усматривает каких-либо особых причин к отступлению от общего порядка, устанавливаемого инструкцией Народного Комиссариата по Просвещению, распубликованной в № 186[ВТ 1] Центральных Известий от 29 августа 1918 г. Во всяком случае решение этого вопроса зависит от самого Комиссариата Народного Просвещения, который должен решить судьбу той части здания, которая при старом режиме была занята под церковь“. (14 апр. 1919 г. № 497).
Всероссийская Коллегия по делам музеев и охране памятников искусства и старины, в ведении которой находится Троице Сергиевская Лавра со всем ее имуществом, вследствие ходатайства союза прихожан общины Сергиева Посада о передаче ему права пользования храмами Лавры для религиозных целей, обратилась в VIII Отдел с просьбой о санкции на предмет предоставления Союзу прихожан общины Сергиева Посада права пользования, по указанию органа Коллегии, храмами Лавры на условиях, всецело гарантирующих Коллегии целость и неприкосновенность всех предметов и строений, имеющих историко-художественное значение.
Всероссийской Коллегии по делам музеев VIII Отделом было сообщено, что к передаче специально предназначенных для религиозных целей храмов Троице-Сергиевой лавры в пользование группы граждан на условиях, изложенных в п. 5—11 инструкции Народного Комиссариата Юстиции, вообще препятствий не встречается. Принимая же во внимание особые условия, в которых находится настоящая лавра, а именно, наличие в ней многих зданий и отдельных предметов, имеющих историческое и археологическое значение, VIII отдел полагает, что местный Совет, по указанию Комиссии, должен внести в §§ договора пункты, какие комиссия сочтет необходимым внести в целях сохранности и неприкосновенности памятников старины. Кроме того, от решения Комиссии зависит, какие отдельные храмы и предметы необходимо из’ять из обычного пользования хотя бы и для обрядовых целей и передать или оставить в распоряжении музейной Комиссии. VIII Отдел считает своим долгом напомнить, что при передаче храмов гражданам на основании инструкции Н. К. Ю., ответственными лицами признаются отдельные граждане, подписавшие договор и заслуживающие доверия со стороны местного Совета, а не юридические лица, в роде, например, каких-либо религиозных общин. В заключение VIII Отдел обращает внимание, что дальнейшее существование академической церкви, тем более, что с кафедры последней, по утверждению местной газеты „Трудовая Неделя“, постоянно раздаются близкие к погромным проповеди, едва ли может быть признано целесообразным. При обилии храмов в лавре существование домовой церкви, помещающейся в здании учебного заведения, не вызывается необходимостью и прямо противоречит инструкции Народного Комиссариата по Просвещению, от 24-го августа 1918 г., распубликованной в № 180 „Центральных Известий“[ВТ 2]. (апр. 1919 г. № 520).
На запрос Козловского Исполкома об упразднении домовой церкви при бывшем Ахтырском монастыре, VIII Отдел раз’яснил, что „согласно началам декрета отделения церкви от государства, от 23-го января 1918 г. и инструкции к нему, местная власть, взвесив все обстоятельства дела о бывшем Ахтырском монастыре, (ныне национализированном), по достаточном осведомлении населения (особенно трудовых элементов) о целесообразности и общей пользе закрытия церкви (ныне домовой) в пределах бывш. Ахтырского монастыря,— имеет неот’емлемое право постановить и осуществить сие мероприятие“. (23 мая 1919 г. № 615).
От Отдела Юстиции при Казанском Губисполкоме поступило сообщение о незакономерных действиях административно-юридического отдела при Горисполкоме, не принимающего надлежащих мер к ликвидации домовой церкви при бывшем пансионе 1‑й мужской гимназии и на требование о ликвидации названной церкви, обращенное со стороны отдела юстиции ответившего последнему отношением следующего содержания: „Основанием к удалению из здания пансиона находящейся в нем церкви служит то обстоятельство, что церковь эта рассматривается только, как домовая при бывшем учебном заведении. При наличии этого обстоятельства удаление церкви зависело бы от Комиссариата Народного Просвещения, а так как ныне в помещении пансиона никакого учебного заведения не имеется, и оно занято военной организацией, а самое здание перешло в ведение города, по муниципализации, согласно декрета, то обсуждение вопроса об удалении из этого здания церкви зависит от Горисполкома на точном основании декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви в связи с последовавшим на этот предмет раз’яснением (№ 26 Изв. Ц. И. К. за 1919 г.) и существующей на этот предмет инструкцией. Из производства Горисполкома в отношении названной церкви усматривается, что она существует свыше 50 лет, именуется Николаевской г. Рязани церковью и по указу патриарха и синода при ней открыт самостоятельный приход, причем образовано и религиозное общество для принятия этой церкви, в составе 78 граждан, подписавших заявление о том. Таким образом, церковь эта, как приходская, а не домовая, подлежит действию ст. 5 инструкции, т.‑е. передаче в бесплатное пользование указанным лицам. В виду этих обстоятельств Коллегия Административно-Юридического Отдела постановила: признать, что Николаевская церковь в здании бывш. пансиона, как приходская, не подлежит переводу в другое место“. Представляя вышеприведенное отношение Горисполкома, отдел юстиции при Рязанском Губисполкоме просит руководящих указаний.
VIII Отделом раз’яснено, что „по вопросу о домовой церкви при Николаевской гимназии аргументация 2 отдела Горисполкома неправильна и решение его по этому вопросу неверно. Постановления патриарха, архиепископов и других духовных лиц для советской власти в вопросах о передаче церкви никакого значения не должны иметь, как постановления частных лиц. В частности никакое постановление патриарха или других духовных лиц не может домовую церковь, составляющую часть здания, приспособленного для общеполезных целей, обратить в церковь приходскую, и это правило имеет применение независимо от того, приспособлено ли здание по прежнему под учебное заведение или ему дано другое, общеполезное назначение. В виду сего VIII Отдел полагает, что требование отдела Юстиции при Рязанском Губисполкоме вполне правильно и подлежит исполнению“ .(4 марта 1919 г. № 385).
Отдел юстиции при Рязанском Губисполкоме обратился в VIII Отдел со следующим вопросом: “подлежат ли вынесению домовые церкви при местах заключения, больницах и богадельнях применительно к декрету Комиссариата по Просвещению о вынесении домовых церквей при учебных заведениях?“
VIII Отделом раз’яснено, что „домовые церкви при местах заключения, больницах и богадельнях подлежат ликвидации на общих основаниях, применительно к инструкции Народного Комиссариата по Просвещению, распубликованной в № 180 Центральных Известий“. (4 авг. 1919 г. № 935).
Служители культа церквей при Рязанском исправительном отделении и при Рязанской губернской тюрьме обратились в VIII Отдел с заявлением, в котором указывают, что ими, по каждой церкви отдельно, были созваны на приходское собрание служащие этих учреждений и их семьи,— постоянные посетители этих храмов, на собраниях соорганизованы были приходские общины, по своему количеству значительно превышающие установленное декретом число 20 человек; были избраны лица для принятия имущества, предназначенного для совершения религиозных обрядов. Заявители далее указывают, что в настоящее время у них есть основания предполагать что составленные приходские общины не будут утверждены, и самые церкви при местах заключения будут подлежать закрытию. „В случае закрытия храмов,— пишут служители культов,— заключенные будут требовать водить их для удовлетворения их религиозных нужд в соседние храмы, что для начальствующих и для надзора сопряжено будет с большими затруднениями. Места заключения, как изолированные дома, требуют и изолированных атрибутов: больницы, школы, церкви и проч. Самым удобным выходом из этих затруднений является возможность использовать для религиозных целей существующие храмы при местах заключении, которые специально приспособлены для удобства пользования ими. Руководствуясь исключительно этими соображениями а не какими либо материальными (жалованья мы не получаем и дохода от церкви (!!!) не имеем), мы обращаемся в Народный Комиссариат Юстиции за разрешением этого вопроса и просим дозволить образовавшимся приходским общинам принять храмы и церковное имущество мест заключения, чтобы дать возможность заключенным осуществить свободу совести — исповеданием своих религиозных убеждений и удовлетворением своих религиозных нужд“.
VIII Отделом названным служителям культа раз’яснено, что „церковные помещения в зданиях мест заключения г. Рязани должны быть очищены от предметов религиозного культа и приспособлены под просветительные учреждения для заключенных. Названное мероприятие ни в малейшей степени не может стеснить возможности удовлетворения религиозных нужд сторонников православной религии из заключенных, так как 1) помещение, предназначенное для просветительных и культурных целей, по известным дням и в известные часы, по соглашению с администрацией места заключения, может быть предоставлено сторонникам любой религии для совершения богослужений по обряду данного исповедания и 2) мера эта не нарушает даже установленного самими служителями культа порядка совершения религиозных обрядов, так как все исповедания знают так называемые „походные церкви“ с легко устанавливаемыми и разбирающимися, по совершении богослужения, „престолами“. (5 авг. 1919 г. № 940).
VIII Отделом раз’яснено, что „если по документам выяснится, что действительно имущество принадлежит к личной собственности определенных, находящихся в живых лиц, то препятствий к выдаче этой части вещей не имеется, точно также не имеется препятствий к тому, чтобы в храмы, и после передачи их по договору в пользование, отдельные лица ставили туда для общественного употребления свои личные вещи, занося их в опись с соответствующей заметкой“. (8 мая 1919 г. № 564).
Примечания
правитьПримечания редакторов Викитеки
- ↑ Выпуска газеты «Известия…» от 29 августа 1918 года не было, о какой инструкции идёт речь, непонятно. В № 186 (450) от 30 августа 1918 года опубликована инструкция Наркомюста по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства.
- ↑ В выпуске газеты «Известия…» № 180 от 22 августа 2018 года указанная инструкция от 24 августа не публиковалась. В № 186 (450) от 30 августа 1918 года опубликована инструкция Наркомюста от 24 августа 1918 года по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства.