Наши читатели, вероятно, не посетуют на нас за то, что мы на несколько минут вернемся назад, в хижину дяди Тома, на ферме в Кентукки, и посмотрим, каково живется тем, кого он там оставил.
Был летний вечер, все двери и окна большой гостиной стояли гостеприимно открытыми для всякого ветерка, которому вздумалось бы влететь в них. Мистер Шельби сидел в большой галерее, шедшей во всю длину дома и оканчивавшейся с обеих сторон балконами. Спокойно развалившись в кресле, заложив нога за ногу, с сигарой во рту, он наслаждался послеобеденным отдыхом. Миссис Шельби сидела в дверях гостиной, выходившей на галерею, и была занята шитьем. Видно было, что ее тревожит какая-то мысль, и она ждет случая высказать ее.
— Знаешь, — проговорила она, наконец, обращаясь к мужу, — Хлоя получила письмо от Тома.
— А, неужели? Кажется, Том и там нашел друзей? Ну, как же он поживает?
— Его, кажется, купили очень порядочные люди, — отвечала миссис Шельби; — с ним хорошо обращаются, и работы у него не много.
— Ах, это отлично! Я рад этому, очень рад! — сказал мистер Шельби с видимым удовольствием. — Значит, Том помирился с жизнею на юге и не особенно хочет вернуться?
— О, напротив! — вскричала миссис Шельби, — он говорит в своем письме, что с нетерпением ждет, когда мы соберем деньги, чтобы выкупить его.
— Ну, уж когда это будет, я, право, не знаю. Стоит делам раз запутаться, так и Бог знает, когда они придут в порядок. Это всё равно, что переходить через болото, перескакивая с кочки на кочку. Займешь у одного, заплатишь другому, потом занимаешь у другого, чтобы платить первому, не успеешь повернуться да выкурить сигару, а уже подошел срок этим проклятым векселям, пошли письма да повестки, — всякая гадость!
— Мне кажется, друг мой, что нужно бы сделать что ни-будь решительное, чтобы выйти из этого положения. Отчего бы тебе не продать всех лошадей да одну из ферм и не расплатиться сразу со всеми долгами?
— Ах, какие пустяки, Эмили! Ты прелестнейшая женщина во всём Кентукки, но у тебя не хватает ума понять, что ты ничего не смыслишь в делах, как, впрочем, и все женщины.
— Но, по крайней мере, — сказала миссис Шельби, — не можешь ли ты сколько-нибудь познакомить меня со своими делами? Хоть дать мне -список того, что ты должен и того, что должны тебе, я бы попробовала помочь тебе, экономить…
— Ах, какая скука! Не мучь ты меня, Эмили, этими расспросами. Я не могу сказать тебе точных цифр. Я знаю приблизительно, что есть, и чего можно ожидать. Но мои дела нельзя так прикрасить да и выставить на показ, как Хлоя выставляет свои пироги.
— Повторяю тебе, ты ничего не смыслишь в делах. — И мистер Шельби, не зная другого средства придать больше убедительности словам своим, возвысил голос; весьма удобный способ доказательств, когда мужчина ведет деловой разговор с женщиной.
Миссис Шельби вздохнула и замолчала. Дело в том, что хотя она была женщина, но обладала ясным, здравым, практичным умом и силой характера гораздо большей, чем её муж; предположение, что она была бы способна привести в порядок его дела, было вовсе не так нелепо, как он воображал. Она всей душой хотела исполнить обещание, данное Тому и тетушке Хлое, ей грустно было видеть, что её желание встречает непреодолимые препятствия.
— Неужели ты думаешь, что никак нельзя собрать этих денег? Бедная тетушка Хлоя! Она так сильно надеется.
— Мне это очень жаль! Боюсь, что я дал необдуманное обещание. Пожалуй, самое лучшее будет теперь же объявить об этом Хлое, чтобы она примирилась со своею судьбою. Года через два Том возьмет себе новую жену, и она хорошо сделает, если сойдется с кем-нибудь другим.
— Мистер Шельби, я учила своих людей, что их браки так же священны, как наши. Я никак не могу дать Хлое такой совет.
— Очень жаль, жена, что ты внушала им нравственные понятия, совершенно неприменимые в их положении. Я это всегда находил.
— Но ведь это те нравственные понятия, каким нас учит Библия, мистер Шельби.
— Хорошо, хорошо, Эмилия, я не касаюсь твоих религиозных убеждений, я только нахожу, что они не подходящи для невольников.
— Да, это верно, — вскричала миссис Шельби, — и вот почему я от всей души ненавижу невольничество. Говорю тебе прямо, друг мой, я не могу считать себя освобожденной от того обещания, которое дала этим несчастным. Если я не могу получить деньги иным путем, я стану давать уроки музыки, у меня будут ученики, я уверена, и я заработаю нужные деньги.
— Ты не унизишься до такой степени, Эмили, я никогда не соглашусь на это.
— Унижусь! Неужели это для меня более унизительно, чем обмануть доверие несчастных, беспомощных людей? Не думаю!
— Ты всегда была поклонницей всего геройского и возвышенного, — сказал мистер Шельби, — но я просил бы тебя хорошенько подумать, прежде чем пускаться в такое донкихотство.
В эту минуту разговор был прерван появлением тетушки Хлои у входа на веранду. — Извините, миссис, — проговорила она.
— Ну, Хлоя, что тебе нужно? — спросила миссис Шельби, вставая и подходя к ней.
— Я хотела попросить вас, миссис, пойти посмотреть битую птицу.
Миссис Шельби улыбнулась при виде целой кучи цыплят и уток, над которыми Хлоя стояла в глубокой задумчивости.
— Я думала не сделать ли из них паштет? Как вы прикажете, миссис?
— Право, тетушка Хлоя, мне совершенно всё равно, готовь из них, что хочешь.
Хлоя машинально перебирала руками цыплят, очевидно было, что она думала вовсе не о них. Наконец, она отрывисто засмеялась, как часто делают негры, когда не знают, как будут приняты их слова, и сказала:
— Господи помилуй, миссис! и вы, и господин всё хлопочете насчет денег, а сами не берете того, что вам прямо в руки дается! — и Хлоя снова засмеялась.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, Хлоя, — отвечала миссис ИПельбп, которая отлично знала привычки Хлои и ни мало не сомневалась, что та слышала от слова до слова весь её разговор с мужем.
— Да Господи, миссис, — снова засмеялась Хлоя, — другие господа отдают же в наем своих негров и получают за них деньги! Для чего вам держать да кормить такую ораву дворовых?
— Как же ты думаешь, Хлоя, кого нам отдать в наем?
— Господи, я ничего не думаю; а только Сэм говорил, что один кадатель в Луизвиле ищет хорошую работницу, чтобы могла делать всякие печенья и сладкие пироги, он, говорит, дает ей четыре доллара в неделю.
— Ну, так что же, Хлоя?
— Да что же, миссис, я думаю пора бы Салли самой приниматься за стряпню. Последнее время я довольно таки учила ее, и она готовит много кушаний не хуже моего. Если бы миссис согласилась отпустить меня, я бы помогла набрать денег. Я не боюсь за свои печенья да пироги, ни перед каким кадателем не осрамлюсь!
— Кондитером, Хлоя.
— Господи, миссис, да не всё ли равно! Такие чудные слова, и не запомнить, как сказать!
— Но, Хлоя, неужели ты хочешь оставить своих детей?
— Да что ж, миссис? мальчишки уже большие, могут на работу ходить; а девочку берет у меня Салли, она славная девчонка, с ней не много хлопот.
— Луизвиль очень далеко отсюда!
— Что за беда? я не боюсь! Это будет на юге, может быть, по соседству с моим стариком? — и Хлоя вопросительно посмотрела на миссис Шельби.
— Нет, Хлоя, это за несколько сот миль от него.
Лицо Хлои омрачилось.
— Ничего, ты всё-таки будешь ближе к нему, Хлоя. Да, я согласна, чтобы ты поехала; и я буду откладывать твое жалованье всё, до последнего цента на выкуп твоего мужа.
Как под лучами солнца темная туча превращается в серебристое облако, так и темное лицо Хлои сразу просветлело и просияло.
— Господи, миссис, какая вы добрая! А я только что об этом думала! Мне ведь не нужно будет ни платьев, ни башмаков, я всё буду копить. А сколько недель в году, миссис?
— Пятьдесят две, — отвечала миссис Шельби.
— Да неужели? И за каждую неделю дают но четыре доллара. Это сколько же всего то будет?
— Двести восемь долларов, — отвечала миссис Шельби.
— Вот оно что! — вскричала Хлоя с удивлением и восторгом. — А сколько же времени мне там служить придется, миссис?
— Года четыре или пять, Хлоя. Но ведь ты не одна будешь собирать деньги на выкуп, я прибавлю сколько-нибудь и от себя.
— Мне ни за что не хочется, чтобы вы, миссис, давали уроки. Масса правду говорит, это совсем не подходящее для вас дело! Пока у меня здоровы руки, я надеюсь, никто из нашей семьи не дойдет до этого.
— Не бойся, Хлоя, я не уроню чести семьи, — отвечала миссис Шельби, улыбаясь. — А когда же ты собираешься ехать?
— Да я совсем не собиралась; а только Сэм везет на низовье жеребят, ну, и говорит: хорошо бы, говорит, вместе ехать. Я уж и вещи уложила. Если вы, миссис, меня отпустите, я поеду с Сэмом завтра утром, только напишите мне паспорт да рекомендацию.
— Хорошо, Хлоя, я это устрою, если мистер Шельби ничего не будет иметь против. Я сейчас переговорю с ним.
Миссис Шельби пошла наверх, а тетушка Хлоя, сияя радостью, отправилась в свою хижину готовиться к отъезду.
— Господи помилуй, масса Джорж, вы и не знаете, что я еду завтра в Луизвиль! — объявила она Джоржу, который вошел в её хижину и застал ее за разборкой детских вещей. — Я сейчас только собиралась пересмотреть да перечинить белье моей Сиси-Да, еду, масса Джорж, еду и буду зарабатывать по четыре доллара в неделю! Миссис обещала, что будет копить эти деньги на выкуп моего старика!
— Фью-фью! — присвистнул Джорж. — Вот так дела! Как же ты поедешь?
— С Сэмом, завтра. А теперь, масса Джорж, будьте добренький, сядьте, напишите моему старику и расскажите ему всё, как есть. Напишете?
— Да, конечно, — отвечал Джорж. — Дядя Том очень обрадуется, когда получит от нас письмо. Я сейчас схожу домой, принесу бумаги и чернил. Знаешь, тетушка Хлоя, я ему напишу и об новых жеребятах, и обо всём.
— Напишите, напишите, масса Джорж! А пока вы пишете, я вам приготовлю цыпленочка и еще чего-нибудь вкусненького. Не скоро придется вам еще раз ужинать со своей бедной, старой теткой.