Я говорю: Какое побужденье,
Какой толчокъ втеченьи долгихъ лѣтъ
Отшельника манилъ въ лѣсную чащу
Къ его безмолвной кельѣ? Что́ его 5 Въ пустынѣ укрѣпляться заставляло,
Какъ бы бросать тамъ навсегда свой якорь,
Пока онъ не смежитъ свои глаза,
Въ послѣдній разъ пославъ свой взглядъ прощальный
На солнце и на звѣзды? — О, не только 10 Страхъ предъ мечомъ грозящимъ, угрызенья,
Обиды непоправленныя рокомъ,
И оскорбленій боль неотомщенныхъ,
Такихъ, что отомстить за нихъ нельзя,
Растоптанная гордость, перемѣна 15 Въ благополучьи, ужасъ нищеты,
Что умъ на край безумія приводитъ,
Обманутая дружба, боль влеченья,
Въ другомъ не пробудившаго взаимность,
Съ отчаяніемъ слитая любовь, 20 Иль мука, что дошла до агоніи; —
Онъ не всегда бѣжалъ отъ нестерпимыхъ
Невыносимыхъ пытокъ; но нерѣдко,
Влекомый безмятежнымъ наслажденьемъ,
Онъ Счастія искалъ, свободы, мира; 25 Затѣмъ что въ нашемъ счастьи — ощущенье
Центральное есть миръ.
Ему хотѣлось видѣть постоянство,
Что было, есть и будетъ безконечно,
Себѣ такой награды онъ искалъ. 30 И что̀ другое было твердой скрѣпой
Для братства, что воздвигло монастырь,
Высоко на скалѣ, — пріютъ воздушный, —
Или въ уединенія долины, —
Что̀ привлекло ихъ всѣхъ изъ дальнихъ мѣстъ, 35 Содружествомъ ихъ сливши неразрывнымъ? —
Инстинктъ успокоенія всемірный,
Желанье подтвержденнаго покоя,
Внутри и внѣ; возвышенность, смиренность;
Жизнь, гдѣ воспоминанье и надежда 40 Слились въ одно, и гдѣ земля спокойна,
Гдѣ ликъ ея мѣняется едва
Работой рукъ для нуждъ неприхотливыхъ,
Иль силою круговращенья года,
Гдѣ царствуетъ безсмертная Душа, 45 Въ согласіи съ своимъ закономъ яснымъ,
И небо для услады созерцанья
Открыто въ невозбранной тишинѣ.