Обсуждаемъ дѣла. — Способъ работы Гарриса. — Какъ почтенный семьянинъ прибиваетъ картину. — Благоразумное замѣчаніе Джорджа. — Пріятность утренняго купанья. — Запасы на случай крушенія.
Итакъ, на слѣдующій вечеръ мы снова собрались обсудить и уладить наши планы.
— Ну-съ, — сказалъ Гаррисъ, — прежде всего нужно рѣшить, что̀ мы съ собой забираемъ. Вы, Джимъ, возьмите клочокъ бумаги и пишите; а вы, Джорджъ, достаньте прейсъ-курантъ колоніальной лавки, да дайте мнѣ кто-нибудь карандашикъ; я составлю списокъ.
Таковъ Гаррисъ: беретъ на себя все дѣло и сваливаетъ его на другихъ.
Онъ напоминаетъ мнѣ моего дядю Поджера. Вамъ во всю жизнь вѣрно не случалось видѣть такую суматоху, какая поднялась у насъ въ домѣ, когда дядя Поджеръ вздумалъ взяться за работу. Какъ-то намъ прислали картину, и она стояла въ столовой; но теткѣ Поджеръ пришло въ голову спросить, что́ съ ней дѣлать, и дядя ей на это:
— О, предоставьте это дѣло мнѣ. Пожалуйста, не безпокойтесь, пусть никто не безпокоится. Я все сдѣлаю.
И вотъ онъ снялъ сюртукъ и пошелъ… Прежде всего онъ послалъ горничную за гвоздиками, за ней въ догонку отправилъ мальчика сказать, какого размѣра должны быть гвозди, и такъ мало-по-малу взбудоражилъ весь домъ.
— Раздобудь-ка мнѣ молотокъ, Вилль, — кричалъ онъ, — а ты, Томъ, принеси линейку, да дайте лѣсенку, да, принесите пожалуй, и кухонный стулъ, а ты, Джимъ, сбѣгай къ м-ру Гоггльсу да скажи ему: „Папа шлетъ поклонъ и спрашиваетъ, какъ ваше здоровье, и просить прислать ему вашъ ватерпасъ“. Ты, Мэри, не уходи отсюда: долженъ же кто-нибудь посвѣтить; да когда горничная вернется, пошлите ее опять за тесемкой, а Томъ!.. Да гдѣ же Томъ?.. Томъ, ступай сюда, подержи-ка мнѣ картину!
Затѣмъ онъ хотѣлъ поднять картину, но выпустилъ ее изъ рукъ; она выскользнула изъ рамы; онъ хотѣлъ спасти стекло, обрѣзался самъ и заметался по комнатѣ, отыскивая платокъ. Но платка онъ не могъ отыскать, потому что платокъ былъ въ карманѣ сюртука, который онъ снялъ; а куда онъ положилъ сюртукъ, онъ самъ забылъ, — и вотъ вся семья должна была бросить работу и искать сюртукъ, пока онъ кипятился и мѣшалъ всѣмъ.
— Неужто жъ никто во всемъ домѣ не видалъ моего сюртука? Это ни на что не похоже, ей Богу! Шесть человѣкъ, и не могутъ найти сюртука, который я снялъ пять минутъ тому назадъ! Ну, право… — Тутъ онъ вскочилъ, увидѣлъ, что сидитъ на сюртукѣ, и крикнулъ: — Да, бросьте же искать! Я самъ нашелъ его. Лучше было бы кошку попросить поискать, чѣмъ дожидаться вашей братіи…
И вотъ, послѣ того, какъ полчаса провозились съ его пальцемъ, да перемѣнили стекло, да принесли инструменты, лѣсницу, стулъ, свѣчку, онъ взялся докончить работу, а вся семья, включая горничную и поденщицу, расположилась около него полукругомъ, — помогать. Двое держали стулъ, третій поддерживалъ его самого, четвертый подавалъ ему гвоздь, пятый держалъ молотокъ; онъ взялся за гвоздь и уронилъ его.
— Ну, — сказалъ онъ съ досадой, — теперь вотъ гвоздь упалъ!
И мы всѣ пустились на карачки разыскивать гвоздь, въ то время, какъ онъ ворчалъ, стоя на стулѣ и спрашивая, не до утра ли ему стоять здѣсь.
Наконецъ, гвоздь отыскался, но тѣмъ временемъ молотокъ затерялся.
— Гдѣ молотокъ? Куда я дѣвалъ молотокъ? Господи Боже мой! Вы тутъ всемеромъ зѣваете и не знаете, куда я дѣвалъ молотокъ!
Наконецъ, мы нашли молотокъ, но тутъ онъ потерялъ изъ вида отмѣтку, которую сдѣлалъ на стѣнѣ въ томъ мѣстѣ, гдѣ нужно было вбить гвоздь, и всѣмъ намъ поочереди пришлось лѣзть на стулъ и разыскивать ее, и всѣ мы находили ее въ разныхъ мѣстахъ; а онъ бранилъ насъ болванами и гналъ прочь одного за другимъ. Затѣмъ взялъ линейку и снова сталъ вымѣрятъ, отмѣрилъ тридцать одинъ съ половиной и три восьмыхъ дюйма отъ угла, сталъ считать въ умѣ, сколько это будетъ, и сбился.
Тогда всѣ мы стали считать въ умѣ но пришли къ различнымъ результатамъ и начали смѣяться другъ надъ другомъ. Пока мы ссорились, первоначальное число было забыто, и дядѣ Поджеру снова пришлось мѣрить.
На этотъ разъ онъ мѣрилъ шнуркомъ, и вотъ, въ самую критическую минуту, когда этотъ старый шутъ свѣсился со стула подъ угломъ въ сорокъ градусовъ, стараясь достать до такого мѣста, которое отстояло на три дюйма дальше, чѣмъ можно было достать, шнурокъ выскользнулъ изъ его рукъ; онъ грохнулся на рояль и произвелъ удивительный музыкальный эффектъ, задѣвъ головой и туловищемъ за всѣ струны разомъ.
Тутъ тетка Мэри заявила, что не позволитъ дѣтямъ оставаться здѣсь и слушать его брань.
Наконецъ, дядя Поджеръ разыскалъ-таки подходящее мѣсто, приставилъ гвоздь лѣвой рукой, а молотокъ взялъ въ правую. Размахнулся и разомъ хватилъ себя по пальцамъ, заоралъ и уронилъ молотокъ кому-то на ноги.
Тетка Мэри съ кротостью замѣтила, что въ другой разъ, когда дядя Поджеръ вздумаетъ вбивать гвоздь въ стѣну, онъ, вѣроятно, предупредитъ ее своевременно, чтобы она могла собраться и съѣздить къ матушкѣ на недѣльку, пока это предпріятіе будетъ кончено.
— Ну да, вы, женщины, изъ-за всего поднимаете суматоху, — отвѣчалъ дядя Поджеръ, оправляясь. — Нѣтъ, я люблю такія мелкія дѣлишки.
Затѣмъ онъ снова взялся за дѣло, и со второго удара гвоздь проскочилъ сквозь штукатурку, за нимъ — половина молотка, а дядя Поджеръ хлопнулся о стѣну съ такой силой, что чуть не расквасилъ себѣ носа.
Тогда мы снова принялись за линейку и шнурокъ и пробили новую дыру, и, наконецъ, около двѣнадцати часовъ ночи картина была привѣшена очень криво и ненадежно, а стѣна, на аршинъ кругомъ, выглядѣла такъ, какъ-будто ее выскребли скребкомъ; при этомъ всѣ устали и изморились до смерти, — всѣ, за исключеніемъ дяди Поджера.
— Готово, — сказалъ онъ, тяжело сваливаясь со стула прямо на мозоль поденщицѣ и оглядывая свою стряпню съ явной гордостью.
— Да, иные рады были бы имѣть въ домѣ мужчину для такого дѣла.
Гаррисъ будетъ именно такимъ мужчиной, когда вырастетъ, — я въ этомъ увѣренъ. Я сказалъ, что не могу позволить ему взвалить на себя столько работы.
— Нѣтъ, вы возьмите бумагу и карандашъ, и прейсъ-курантъ, Джорджъ будетъ записывать, а я составлю списокъ.
Первый списокъ, однако, оказался никуда негоднымъ. Очевидно было, что верховья Темзы не пригодны для плаванія бота настолько объемистаго, чтобы вмѣстить всѣ предметы, которые мы нашли необходимымъ взять съ собой. Итакъ, мы разорвали списокъ и взглянули другъ на друга.
— Знаете, — сказалъ Джорджъ, — мы совсѣмъ не такъ взялись за дѣло. Намъ слѣдуетъ думать не о тѣхъ вещахъ, которыя можно захватить съ собой, а о тѣхъ, безъ которыхъ нельзя обойтись.
Джорджъ бываетъ иногда очень разсудительнымъ. Вы бы удивились, послушавъ его. Я называю это истинной мудростью, не только въ отношеніи настоящаго случая, но и въ отношеніи нашего плаванія по житейской рѣкѣ вообще. Какъ много людей во время этого плаванія нагружаютъ свою лодку до того, что ей вѣчно грозитъ потопленіе отъ груды ненужныхъ вещей, которыя кажутся имъ необходимыми для удобства и покоя въ пути, а на самомъ дѣлѣ представляютъ только никуда негодный хламъ.
Какъ они загромождаютъ свое бѣдное суденышко изящнымъ платьемъ и большими домами, безполезными слугами и толпой показныхъ друзей, которые не дадутъ за нихъ двухъ пенсовъ и за которыхъ они сами не дадутъ полутора пенсовъ; убыточными развлеченіями, которыя никого не веселятъ; формальностями и обрядами, претензіями и мишурой и — о, нелѣпѣйшій, зловреднѣйшій изъ всѣхъ вздоровъ! — боязнью того, что скажетъ сосѣдъ; роскошью, которая набиваетъ оскомину; удовольствіями, которыя утомляютъ; пустымъ великолѣпіемъ, которое, какъ въ старину желѣзная корова преступника, изнуряетъ и доводитъ до кроваваго пота своего обладателя. Все это хламъ, о человѣкъ, все это хламъ! Выброси его за бортъ. Онъ затрудняетъ движеніе лодки до того, что ты изнемогаешь надъ веслами; изъ-за него плаваніе становится такимъ мѣшкотнымъ и опаснымъ, что тебѣ не остается минутки свободной отъ заботъ и опасеній, когда бы ты могъ отдохнутъ и забыться въ сладкихъ грезахъ, любуясь на тѣни, скользящія по лугу, на игру солнечныхъ лучей въ струйкахъ воды, на деревья, свѣшивающіяся съ берега, всматриваясь въ свое отраженіе въ водѣ, на зеленые лѣса, на бѣлыя и желтыя лиліи, на немолчно-шумящіе камыши, на пестрыя орхидеи и голубыя незабудки.
Выброси этотъ хламъ, о человѣкъ! Облегчи свою житейскую ладью и оставь въ ней только то, что тебѣ нужно: домашній очагъ, простыя удовольствія, двухъ-трехъ друзей, достойныхъ этого имени, любимаго человѣка, который и тебѣ платилъ бы любовью, кошку, собаку, трубочку-другую, платья и ѣды, сколько нужно, и немножко болѣе, чѣмъ нужно, питья, потому что жажда — вещь опасная.
Вы увидите, какъ облегчится ваша лодка, насколько уменьшится опасность крушенія, — да и самое крушеніе станетъ уже не такъ страшно. У васъ останется время для размышленій и для работы. Останется время повеселиться на разсвѣтѣ жизни, прислушаться къ божественной музыкѣ, раздающейся вокругъ васъ со струнъ человѣческаго сердца, останется время…
Виноватъ, зарапортовался.
Да, такъ мы предоставили списокъ Джорджу.
— Намъ незачѣмъ брать палатку, — началъ онъ, — у насъ будетъ крытая лодка. Это гораздо проще и удобнѣе.
Мысль показалась намъ удачной, и мы одобрили ее. Не знаю, видали ли вы когда-нибудь что-нибудь подобное. Вы прикрѣпляете къ лодкѣ желѣзные обручи, натягиваете на нихъ парусину отъ кормы до носа, такъ что лодка превращается въ домикъ, очень уютный, хоть и тѣсноватый немножко, но вѣдь всякая медаль имѣетъ свою обратную сторону, какъ говорилъ одинъ человѣкъ, у котораго умерла теща, когда ему принесли счетъ отъ гробовщика.
Джорджъ сказалъ, что намъ придется захватить съ собой одѣяла, лампу, щетку и гребень на всѣхъ, зубныя щеточки на каждаго, умывальную чашку, зубного порошка, приспособленія для бритья и пару мохнатыхъ полотенецъ для купанья. Я всегда замѣчалъ, что люди, отправляющіеся куда-нибудь близко къ водѣ, дѣлаютъ чудовищныя приспособленія для купанья, хотя никогда ими не пользуются.
То же бываетъ, когда вы отправляетесь на морской берегъ. Я всегда рѣшаю, пока нахожусь въ Лондонѣ, вставать рано и ходить купаться передъ завтракомъ и заботливо укладываю купальный костюмъ и полотенце. Я всегда беру съ собой красный купальный костюмъ. Онъ мнѣ очень нравится. Онъ подходитъ къ моему сложенію. Но, пріѣхавъ на морской берегъ, я уже не чувствую такой охоты къ утреннимъ купаньямъ, какъ въ городѣ.
Напротивъ, я чувствую, что мнѣ хочется остаться въ постели до послѣдней минуты, а потомъ итти завтракать. Разъ или два добродѣтель восторжествовала и я, полуодѣтый, отправился въ шесть часовъ утра, захвативъ съ собою купальный костюмъ и полотенце. Но, признаюсь, получилъ я мало удовольствія. Рѣзкій восточный вѣтеръ, повидимому, только и дожидался, пока я пойду утромъ купаться; всюду точно нарочно понатыканы острые камни, верхушки утесовъ затянуты пескомъ, такъ что мнѣ ихъ не видно, и море отступило за двѣ мили отъ берега, такъ что мнѣ приходится добираться до него, перепрыгивая черезъ лужи. Когда же, наконецъ, я добираюсь до моря, оно оказывается бурнымъ и въ высшей степени непривѣтливымъ.
Сильная волна подхватываетъ меня сзади и швыряетъ на скалу, которая какъ бы нарочно для меня тутъ поставлена. И прежде чѣмъ я успѣю выкрикнуть: „Ахъ! Ухъ!“ и сообразить, что случилось, волна возвращается и уноситъ меня въ море. Я выбиваюсь изъ силъ, стараясь доплыть до берега, и ужъ сомнѣваюсь, придется ли мнѣ увидѣть родныхъ и друзей; я горько упрекаю себя за то, что былъ неласковъ съ моей сестренкой, когда я былъ еще мальчикомъ. Но въ ту самую минуту, когда я теряю всякую надежду, волна вдругъ возвращается и выбрасываетъ меня на песокъ плашмя, точно морскую звѣзду. Я вскакиваю, оглядываюсь и вижу, что утопалъ на глубинѣ въ два фута. Я одѣваюсь и плетусь домой, гдѣ мнѣ казалось, будто я люблю купаться.
Въ данномъ случаѣ мы говорили такъ, какъ-будто собирались купаться каждое утро. Джорджъ сказалъ, что очень пріятно проснуться въ лодкѣ и окунуться въ прозрачную воду. Гаррисъ, въ свою очередь, замѣтилъ, что ничто такъ не возбуждаетъ аппетита, какъ купанье передъ завтракомъ. По крайней мѣрѣ, у него оно возбуждало аппетитъ. На это Джорджъ, возразилъ, что если купанье заставитъ Гарриса ѣсть больше, чѣмъ онъ ѣстъ обыкновенно, то онъ, Джорджъ, рѣшительно протестуетъ противъ Гаррисова купанья.
Онъ сказалъ, что намъ слишкомъ трудно будетъ везти достаточный запасъ провизіи для Гарриса тѣмъ болѣе, что придется плыть противъ теченія
На это я замѣтилъ, что гораздо пріятнѣе будетъ видѣть Гарриса чистымъ и свѣжимъ, если бы даже и пришлось для этого захватить лишнюю сотню фунтовъ провизіи; Джорджъ нашелъ мою точку зрѣнія правильной и взялъ назадъ свой протестъ противъ Гаррисова купанья.
Въ концѣ концовъ рѣшено было захватить съ собой три мохнатыхъ полотенца, чтобы не заставлять другъ друга дожидаться.
Относительно платья Джорджъ замѣтилъ, что намъ довольно будетъ взять по двѣ фланелевыхъ пары, такъ какъ мы сами можемъ стирать платье въ рѣкѣ, когда оно загрязнится. Мы спросили его, пробовалъ ли онъ когда-нибудь стирать фланелевую пару въ рѣкѣ, на что онъ отвѣтилъ: „Нѣтъ, мнѣ самому не случалось, но я знаю ребятъ, которые стирали и утверждаютъ, что это очень просто“. Гаррисъ и я имѣли слабость повѣрить ему и вообразить, что порядочные молодые люди, безъ особеннаго вѣса и значенія въ обществѣ, вовсе неопытные въ стиркѣ, дѣйствительно могутъ стирать свои собственныя рубашки и панталоны въ рѣкѣ Темзѣ съ помощью кусочка мыла.
Мы убѣдились впослѣдствіи, когда было уже поздно, что Джорджъ — презрѣнный обманщикъ, очевидно, не имѣвшій никакого представленія объ этомъ дѣлѣ. Если бы вы только взглянули на наше платье… но не будемъ предупреждать событій.
Джорджъ посовѣтовалъ захватить по перемѣнѣ бѣлья и носковъ на случай, если мы вывалимся изъ лодки и захотимъ переодѣться, и носовыхъ платковъ и по парѣ сапогъ, которые могутъ пригодиться намъ на тотъ же случай.