ТРИ ВЬЮНОШИ.
Жилъ-былъ купецъ; у купца было три дочери; и выпросились они у отца съ матерью въ садъ гулять; гуляли, гуляли; старшая и говоритъ: «еслибы меня батюшка отдалъ за хлѣбопёка, завсегда бы я мягкіе хлѣбы кушала». А середняя дочь говоритъ: «ну, кабы меня батюшка отдалъ за повара, всего бы было у меня вдоволь». Меньшая говоритъ: «кабы меня батенька отдалъ за Иванъ-царевича сына, я бы родила ему трехъ вьюношевъ по локти ручки въ серебрѣ, по бокамъ часты звѣзды; во лбу свѣтелъ мѣсяцъ и въ затылкѣ красно солнце.»—
Вотъ Иванъ царевичъ сынъ гулялъ и слышалъ; напередъ заѣхалъ и написалъ на воротахъ цифирь. Вотъ пріѣзжаетъ Иванъ царевичъ къ своему отцу къ матери, проситъ позволенія жениться. Отецъ съ матерью позволяетъ; онъ взялъ да съ сыномъ и поѣхалъ къ этому купцу. Прежде купецъ испугался. «Что такое? какія за мной винности есть: царь пріѣхалъ ко мнѣ на дворъ?» Встрѣчаетъ царя. Царь входитъ къ нему въ домъ и спрашиваетъ: есть у тебя три дочери?—«Есть», говоритъ.—Что согласенъ ихъ всѣхъ за̀мужъ отдать, старшую дочь за хлѣбопёка; середнюю за повара, а младшую за его сына.—Тотъ согласился отдать, и три свадьбы сыграли.
Вотъ младшая дочь забеременѣла; Иванъ царевичъ (сынъ) отъѣзжаетъ и приказываетъ отцу съ матерью: «маменька, тятенька! не бросьте мою хозяйку при этомъ случаѣ». Самъ уѣхалъ.—Вотъ стала она собираться родить и говоритъ: «надо, говоритъ, баню истопить». «Ну, говоритъ, сестрицы, какъ бы сходить за бабушкой».—Ахъ, говорятъ они, сестрица; мы свои, а не чужія; мы тебя не бросимъ при этомъ случаѣ.—Ну, она родила, сдѣлалась безъ памяти; родила двухъ вьюношевъ по локти ручки въ золотѣ, по колѣно ножки въ серебрѣ, по бокамъ часты звѣзды, во лбу свѣтелъ мѣсяцъ, на затылкѣ красно солнце. Онѣ, эти сестры-то, взяли ихъ въ ящикъ засмолили. Взяли отъ собакъ двухъ щенятъ; ей подкинули. Она опамятовалась и говоритъ: «сестрицы, подайте мнѣ ребёночка посмотрѣть!»—Ахъ, говорятъ, милая сестрица, не то тебѣ показать, не то нѣтъ? Кабы ты бы родила себѣ дѣтище, а то двухъ щенятъ. Ну вотъ онѣ пошли свекровь поздравлять. «Ваше царское величество! ваша, говорятъ, невѣстка, а наша сестра родила двухъ щенятъ». Она сейчасъ къ сыну письмо написала. Сынъ пріѣзжаетъ, говоритъ: «первый разъ прощается, что на другой будетъ.»
Она въ другой разъ забеременѣла; опять стала сестёръ просить, чтобъ баню истопить; они опять истопили. Она опять проситъ ихъ за бабушкой сходить. «Сестрица, милая, говорятъ, надъ тобой было несчастье; мы, говоритъ, никому не выказали, а чужая-то на весь свѣтъ разнесетъ; а у насъ-то будетъ все скрыто.» Вотъ она третьяго вьюноша (дѣвушку) родила: по локти ручки въ золотѣ, по колѣна ножки въ серебрѣ, по бокамъ часты звѣзды, во лбу свѣтелъ мѣсяцъ, а въ затылкѣ красно солнце. Онѣ и третьяго вьюноша посадили въ тотъ же ящикъ, засмолили, да и пустили на рѣчку. Пошли къ свекору, сказали: «родила ваша невѣстка, а наша сестра часть древа.» Мужъ-то кинулся въ сенатъ на нее съ прошеніемъ. «Вотъ ей, говоритъ, двѣ вины простили; въ третій она родила часть древа.»—Ну, ее велѣли въ каменный столбъ закласть. Ее въ каменный столбъ и заклали. Оставили окошечко, чтобъ ей подавать по стаканчику водицы да по кусочку сухарика изъ сутокъ въ сутки.
А эти вьюноши приплыли къ мельницѣ по рѣчкѣ. Мельникъ поймалъ ихъ; взялъ ихъ разсмолилъ; они всю комнату ему такъ и осьяѣли;(?) и съ старухой съ своей покоили ихъ. Имъ—что рости было въ три года, а они въ три дня ростутъ. Вотъ этотъ мельникъ съ мельничихой помираетъ. «Ну, говоритъ, вьюноши, вы, говоритъ, живите хорошенько. Эта сестра пусть вамъ вмѣсто матери; вы должны ее слушать, а ты ихъ покой вмѣсто дѣтей.» Вотъ они живутъ послѣ мельника всѣ трое хорошо—ладно; другъ друга почитаютъ.
И услыхали они: есть на морѣ птица Говорокъ. Вотъ встала она (сестра-то), напекла блиновъ и проводила она этихъ братьевъ за птицей Говоркомъ. Они осѣдлали коней и поѣхали; пріѣхали къ лѣсу; стоитъ тамъ избушка, а въ этой избушкѣ живетъ старенькая старушка. Они и спрашиваютъ: «бабушка, какъ намъ проѣхать достать птицу Говорокъ?»—А вы, говоритъ, вьюноши, поѣзжайте къ морю; какъ пріѣдете къ морю, не привязывайте коней къ осиновому колу; а привяжите къ березовому! Они пріѣхали къ морю, не привязали къ березовому то, а привязали къ осиновому, да тамъ и остались и не возвратились.
А эта вьюношь дожидалась, дожидалась ихъ; на третій
годъ поѣхала сама. «Дай, говоритъ, я поѣду: не найду ли я своихъ родимыхъ братьевъ!»—Пріѣхала къ этой избушкѣ; поставила своего коня; вошла въ избушку и говоритъ этой старушкѣ: «здравствуй, говоритъ, старушенька! Не видала ли ты тутъ вьюношевъ? не проѣзжали ли?»—Видѣла, говоритъ, вьюношей, видѣла, матушка; только ты, говоритъ, поѣдешь туда же: на̀ тебѣ блюдечко; пріѣдешь на море, не привязывай своего коня къ осиновому колу, а къ березовому, такъ ты увидишь братцевъ; а коли къ осиновому привяжешь, такъ и сама тамъ останешься. Возьми, говоритъ, въ блюдечко почерпни водицы и сорви травки, и возьми, говоритъ, крапи на всѣ четыре стороны: и птица Говорокъ за тобой пойдетъ и братцы за тобой поѣдутъ. Вотъ она пріѣхала, стала на всѣ четыре стороны кропить, и птица Говорокъ за ней пошла и братья за ней встали, пошли; и съ сестрой поздоровались. «Ахъ, говорятъ, сестрица, долго мы уснули!»—Еще бы вамъ, братцы, спать, кабы не я.—«Ахъ, говорятъ, сестрица, мы всего, говорятъ, три часа спали!»—Нѣтъ, говоритъ, братцы, вы три года спали.—Вотъ они ѣдутъ; птица Говорокъ за ними летитъ, и страсть сколько народу валитъ. Ну, вотъ они пріѣхали въ домъ свой, и эта птичка сѣла за столбокъ.
Прослышалъ царь, что въ такомъ мѣстѣ, у такихъ вьюношевъ есть птица Говорокъ. Ну, вотъ этотъ царь пріѣзжаетъ къ нимъ; эта дѣвушка взметалася: «что мнѣ дѣлать? Чѣмъ его угощать? Чѣмъ мнѣ его подчивать?»—А птица Говорокъ говоритъ: будетъ угощенъ, будетъ уподчиванъ.—Вотъ она его всѣмъ угощала, всѣмъ подчивала. Царь подымается и изъ-за стола вонъ; вотъ она и говоритъ (птица Говорокъ): что жь ты, говоритъ, дѣвица, холодное позабыла?—Она сейчасъ подала огурецъ: дорогими камнями начиненъ и всю горницу осьяѣлъ. Царь и говоритъ: «какъ это можно такое кушанье кушать?»—А птица Говорокъ и говоритъ: «а какъ это можно человѣку родить двухъ щенятъ да часть древа?» Онъ взялъ поѣхалъ домой; пріѣзжаетъ къ сыну и сказываетъ, какъ онѣ его этимъ кушаньемъ угощали. Взявши того, не откладывавши лошадей, поѣхали съ сыномъ опять къ нимъ.
Опять дѣвушка взметалась: чѣмъ мнѣ ихъ угощать, чѣмъ подчивать?—Вотъ птица Говорокъ и говоритъ: «не ворчи, дѣвушка; будетъ онъ угощенъ, будетъ уподчиванъ.» Вотъ она стала ихъ угощать всякими закусками; вотъ поднимаются они вонъ изъ стола, птица Говорокъ и говоритъ: «что жь ты, дѣвушка, холодное позабыла?»—Она сейчасъ имъ подала холодное, опять тотъ же огурецъ. Онъ и говоритъ: «какъ это можно царю это кушанье кушать?» Онъ только надвелъ ножикъ, огурецъ весь и разсыпался. А птица Говорокъ и говоритъ: «какъ это можно женщинѣ часть древа родить да двухъ щенятъ?» А онъ и говоритъ: да, точно такъ у меня невѣстка родила двухъ щенятъ да часть древа.—А она и говоритъ: «нѣтъ, говоритъ, это напрасно. Вотъ ваши дѣти; это сестры ихъ скрали; имъ ненавистно стало: гдѣ это видано, чтобы меньшая сестра старшими повелѣвала.»—Какъ же намъ теперь быть: ее ужь теперь, смотри, въ живыхъ нѣтъ.—
Иванъ царевичъ сейчасъ кинулся въ сенатъ, всѣ эти дѣла скомандовалъ; столбъ этотъ разбили и она, какъ сейчасъ родилась, ничуть не похудѣла, еще полутчѣла (похорошѣла). Вотъ что Богъ-то дѣлаетъ! Взяли ее и поѣхали; и вьюношевъ этихъ взяли, и птица Говорокъ за ними полетѣла; и сады ихъ за ними пошли: и пташки соловьюшки всѣ запѣли на распѣвъ. А этихъ сестёръ къ конному хвосту привязали, да по чистому полю растрепали. А мнѣ дали красный колпакъ, какъ зачали меня въ шею толкать; а дали мнѣ синій кафтанъ; ворона летитъ, говоритъ: «синь кафтанъ», а я думала: «скинь кафтанъ». Взяла и скинула.
