ИВАНЪ ЦАРЕВИЧЪ И МАРЬЯ МАРЕВНА.
Жилъ-былъ царь съ царицею; у нихъ было четверо дѣтей: три дочери, четвертый сынъ, Иванъ царевичъ. Жилъ этотъ царь съ своимъ семействомъ благополучно. Въ нѣкоторое время вошелъ онъ въ садъ прогуливаться; отъ холоднаго воздуха могъ онъ простудиться и жизнь кончилъ. Осталась на семъ царствѣ царствовать его супруга. Она царствовала семь лѣтъ; и такимъ же манеромъ она померла.
Дѣти у нихъ были малы; царствомъ управлять еще не могли. Мать покойная приказала дядѣ царствомъ управлять до возрасту лѣтъ Ивана царевича. Дѣти очень скучали объ отцѣ и матери, и полгода изъ дворца никуда не выходили, не выѣзжали. Въ одинъ прекрасный майскій день стали уговаривать ихъ, чтобъ они пошли въ садъ прогуляться. Пошли они въ садъ гулять. Вдругъ поднялась буря, вихорь; зашла черная туча; подбѣгаютъ они къ парадному крыльцу. Вдругъ вихорь завертѣлъ, схватилъ старшую сестру и унесъ. Сестры и братъ ихъ страшно испугались; слуги и министры бросились разыскивать старшую сестру; не могли нигдѣ найдти ее. Этотъ братъ и оставшіяся сестры никуда не ходили гулять. Опять ихъ стали уговаривать прогуляться въ садъ; пошли они; сдѣлался такимъ же манеромъ вихорь и унесъ середнюю сестру. Слуги и министры бросились разыскивать, ничего не нашли. Этотъ братъ и оставшаяся сестра не ходили ни куда; стали ихъ уговаривать прогуляться; пошли они; сдѣлался такимъ же манеромъ вихорь и унесъ младшую сестру.
Прошло этому три года; сынъ сталъ проситься у дядюшки путешествовать по всему свѣту; взялъ онъ добраго коня и большую сумму денегъ. Поѣхалъ онъ въ чистое поле; ѣхалъ онъ шесть дней и шесть ночей; вдругъ встрѣчается ему на дорогѣ старецъ; старикъ сталъ на колѣни и сталъ спрашивать у Ивана царевича: «куда ѣдешь и куда путь свой держишь?»—Отвѣчаетъ Иванъ царевичъ: я ѣду сватать Марью Маревну, прекрасную королевну!—«Эхъ, Иванъ царевичъ, трудно тебѣ разыскать ее».—Потомъ этотъ старецъ сталъ говорить: «прости меня, Иванъ царевичъ!» Отвѣчаетъ ему Иванъ царевичъ: ты передо мной никакой вины не сдѣлалъ.—Опять говоритъ старецъ: «прости меня! я скажу свою вину». Иванъ царевичъ подумалъ, подумалъ: ну, прощаю, говоритъ. Старикъ и говоритъ: «вотъ вина моя: я твою сестру унесъ». Иванъ царевичъ заплакалъ и спрашиваетъ: что можно видѣть сестру?—«Можно». Ударился старикъ о землю, сдѣлался чернымъ ворономъ: «садись на меня, Иванъ царевичъ. А коня твоего пускай въ зеленые луга».—Иванъ царевичъ замоталъ повода, пустилъ потомъ въ зеленый лугъ. «Ступай мой добрый конь, ищи себѣ вѣрнаго хозяйна». Самъ сѣлъ на ворона; воронъ поднялся подъ облако; летѣлъ нѣсколько времени; вдругъ говоритъ Ивану царевичу: «видишь ли, Иванъ царевичъ, что выше насъ?»—Вижу, говоритъ: синѣется небо.—«Видишь ли, что ниже насъ?»—Вижу, говоритъ: горитъ земля.—Отвѣчаетъ ему воронъ: «это не земля горитъ, а это дворецъ твоей старшей сестры». Воронъ сталъ спущаться ниже и ниже и опустился близь дворца, ударился о землю и сдѣлался молодцемъ.
Сказалъ онъ Ивану царевичу: «подожди, Иванъ царевичъ, у дворца». Самъ пошелъ во дворецъ, приходитъ къ своей супругѣ. Супруга увидала своего мужа, обрадовалась. «Ахъ, милый другъ, давно я тебя не видала. Гдѣ ты былъ и путешествовалъ?»—Я, говоритъ, леталъ по всему свѣту и видѣлъ разные разности; еще, говоритъ, видѣлъ твоего брата Ивана царевича.—Она вздохнула и заплакала. «Гдѣ, говоритъ; теперь Иванъ царевичъ ужь померъ!»—Нѣтъ, говоритъ, онъ не померъ, а онъ, говоритъ, живъ.—Вдругъ этотъ молодецъ выходитъ изъ дворца и проситъ Ивана царевича во дворецъ къ себѣ; вводитъ его въ гостиную и сажаетъ его на кресло. А самъ пошелъ къ своей супругѣ въ спальню и проситъ ее, чтобъ она пожаловала въ гостиную. Входитъ она въ гостиную. «Вотъ, любезная супруга, это твой братъ!» Она подбѣгаетъ къ нему торопливо, беретъ его въ свои объятія и заплакала и спрашиваетъ его: «все ли ты здоровъ, братецъ мой?» Отвѣчаетъ Иванъ царевичъ: «слава Богу, говоритъ, здоровъ».—Спрашиваетъ: «какими судьбами ты сюда попалъ?»—Отвѣчаетъ Иванъ царевичъ: «ѣхалъ я сватать Марью Маревну, прекрасную королевну. Вдругъ встрѣчается вашъ супругъ, признался въ своей винѣ и взялъ меня съ собою къ вамъ».
Погостилъ онъ у ней нѣсколько времени; сталъ у нихъ спрашиваться: «пора, говоритъ, мнѣ идти въ путь».—Они собрали его въ путь; приготовили, что для дороги требуется ему. Вдругъ этотъ самый черный воронъ и говоритъ своей супругѣ: «любезная моя супруга! подари ты ему серебреную чашечку!» Отвѣчаетъ ему Иванъ царевичъ: для чего же, говоритъ, мнѣ ваша чашка?—Сестра подаетъ и говоритъ: «возьми, любезный братецъ; въ ней находится секретъ!»—Спрашиваетъ онъ у ней: какой же секретъ?—Сестра взяла эту чашечку, ударила краишкомъ; вдругъ являются слуги и дворецъ.—«Вотъ, любезный мой братецъ, весь секретъ въ немъ». Онъ увидалъ этотъ секретъ, очень обрадовался. Что если я захочу, чтобъ этого не было, какъ же дѣлаться?—Она перепрокинула къ верху дномъ и ударила: что явилось, все пропало. Она снимаетъ съ руки золотое кольцо, подаетъ Ивану царевичу; а у Ивана царевича проситъ его кольцо себѣ. Иванъ царевичъ обмѣнялся кольцами и спрашиваетъ: для чего же это такъ?—Говоритъ сестра: «въ знакъ памяти и еще если что съ тобой случится, если будешь нездоровъ, то кольцо твое у меня потемнѣетъ, а если помрешь, сдѣлается совершенно черное; также и мое у тебя кольцо!» Потомъ онъ распростился съ ними и пошелъ въ путь дорогу.
Ѣхалъ онъ сутки цѣлые, не встрѣтилось ему ни селенья, ни избушки и ни колодезя никакого. Иванъ-царевичу захотѣлось пить и ѣсть; вспомнилъ, что имѣетъ у себя секретное блюдечко. Расположился онъ на прекрасномъ лугу, ударилъ этимъ блюдечкомъ; является два молодца. «Что вамъ угодно, Иванъ царевичъ?»—Чтобъ была здѣсь палатка; разныя кушанья и напитки!—Вдругъ все передъ нимъ явилось; входитъ онъ въ палатку, садится за убранный столъ, началъ онъ кушать; откушавши, приказалъ приготовить кровать; является передъ нимъ кровать; ложится онъ на малое время отдохнуть; отдохнувши встаетъ, опять беретъ это блюдечко, ударяетъ къ верху дномъ, и все исчезло.— Потомъ пошелъ онъ опять дальше своей дорогой; вдругъ является ему старикъ, говоритъ: «прости меня! я твою среднюю сестру унесъ». Иванъ царевичъ простилъ его.—А можно, говоритъ, ее видѣть?—«Можно.» Ударился онъ о землю, сдѣлался орломъ; Иванъ царевичъ сѣлъ на него и прилетѣли во дворецъ къ средней сестрѣ. Та его такимъ же манеромъ приняла; погостилъ онъ у ней, и сталъ въ путь собираться. Даритъ она ему серебреную ложечку и говоритъ: «ударишь ты этой ложечкой, и будетъ у тебя что пить, ѣсть, слуги, все будетъ.» Такимъ же манеромъ кольцами помѣнялась съ Иванъ царевичемъ. Распростился съ ними Иванъ царевичъ, пошелъ дальше.
Шелъ, шелъ своей дорогой; опять встрѣчается ему старикъ; онъ ему вину простилъ. «Да какая, говоритъ, вина?»—Я, говоритъ, младшую сестру увезъ.—«А можно ее видѣть?»—«Можно.» Ударился этотъ старикъ о землю, сдѣлался соколомъ; Иванъ царевичъ сѣлъ на него, и такимъ же манеромъ прилетѣли во дворецъ къ младшей сестрѣ. Та его такимъ же манеромъ приняла; погостилъ онъ у ней и сталъ въ путь собираться. Даритъ она ему золотые часы; говоритъ: «только надо слегка ударить, все явится.» Такимъ же манеромъ кольцами помѣнялись. Распростился онъ съ меньшей сестрой и поѣхалъ къ Марьѣ Маревнѣ.
Пріѣзжаетъ онъ къ ней въ городъ, подходитъ ко дворцу, спрашиваетъ у часовыхъ: «что, Марья Маревна у себя?»—Отвѣчаютъ часовые: у себя.—«Доложите Марьѣ Маревнѣ; пріѣхалъ къ ней Иванъ царевичъ сватать за себя за̀мужъ!»—Вдругъ приходятъ, докладываютъ Марьѣ Маревнѣ. Она услыхала эти слова, ужасно разсердилась: «какой такой невѣжа осмѣлился такъ дерзко предлагать!» Приказала ему руки сковать и отвесть его въ острогъ. Прибѣгаютъ часовые, слуги; сковали ему руки и ноги; отвели его въ острогъ. Входитъ онъ въ острогъ, видитъ: ужасно много народу; образованы довольно хорошо; всѣ бородастые, черные! И спрашиваютъ эти самые бородачи Ивана царевича: какими судьбами ты, голубчикъ, сюда попалъ?—«А вотъ какъ, милостивые государи: пріѣхалъ я сватать Марью Маревну, прекрасную королевну; она на меня разсердилась и велѣла посадить.» Сталъ спрашивать Иванъ царевичъ этихъ бородачей. «Мы сами, говорятъ, такіе же женихи ея, пріѣхали сватать ее, а между тѣмъ она насъ въ острогъ посадила.» Иванъ царевичъ отвѣчаетъ имъ: «что дѣлать, стало быть, участь наша такая горькая!» Живетъ онъ въ острогѣ день, другой и третій; такъ ему непріятно показалось, именно потому: кушанье плохое, сѣрые щи и черствый хлѣбъ! Больше ничего имъ не давалось!—
Вдругъ онъ сталъ говорить своимъ товарищамъ: «что, братцы, можно здѣсь повеселиться или нѣтъ?»—Отвѣчаетъ ему нѣсколько голосовъ: нѣтъ, Иванъ царевичъ, здѣсь очень строго; здѣсь не позволяютъ намъ веселиться. Хоть бы ты принесъ милліонъ денегъ, за всѣ эти милліоны не дадутъ тебѣ дряннаго калача. Иванъ царевичъ думалъ, думалъ; рѣшился веселиться; говоритъ онъ своимъ товарищамъ: «милліоновъ я не имѣю, а что есть, тѣмъ повеселимся.» Вынимаетъ онъ блюдечко, ударяетъ краишкомъ. Являются передъ нимъ два молодца. «Что вамъ угодно, Иванъ царевичъ?»—Иванъ царевичъ сталъ говорить: ну, братцы-товарищи, кто изъ васъ желаетъ стричься, бриться и перемѣнить острожную одёжу?—И закричали всѣ: «всѣ хотимъ, Иванъ царевичъ!» Приказываетъ онъ двумъ этимъ человѣкамъ, чтобъ явились цырульники, брили и стригли (того), кто желаетъ. Цырульники стали стричь, брить; и еще приказалъ Иванъ царевичъ принести одёжи самой лучшей королевской. «Вотъ, братцы, вамъ одёжа—одѣваться.» Всѣ одѣлись въ цвѣтную одёжу. Еще онъ приказалъ слугамъ, чтобъ явились столы и были убраны разными кушаньями и напитками. Сейчасъ все явилось передъ ними и проситъ онъ своихъ товарищей, чтобъ садились за столъ пить, ѣсть и веселиться.—Всѣ сѣли за столъ, стали пить, ѣсть и веселиться. Еще приказалъ Иванъ царевичъ, чтобъ отличные явились музыканты, хоръ пѣвчихъ. Только стали пить за здоровье Ивана царевича, заиграли музыканты за здоровье Ивана царевича, запѣлъ хоръ пѣвчихъ за здоровье Ивана царевича. Услыхали часовые; прибѣгаетъ начальникъ, видитъ: «у нихъ убраны столы и они пируютъ.» Ни слова имъ не сказалъ, пошелъ обратно къ Марьѣ Маревнѣ, прекрасной королевнѣ.
Докладываютъ Марьѣ Маревнѣ, прекрасной королевнѣ: «котораго вы посадили недавно, этотъ самый сдѣлалъ тамъ большой пиръ. Всѣ короли, посаженные вами въ острогъ, пьютъ, гуляютъ, веселатся. Мы не знаемъ, гдѣ они берутъ вина; откуда пришли пѣвчіе и музыканты: около за̀мку у насъ ужасно стража крѣпка.» Марья Маревна посылаетъ въ за̀мокъ вѣрнаго своего министра узнать, что такое происходитъ и отчего. Приходитъ министръ къ нимъ въ за̀мокъ и спрашиваетъ: «позвольте узнать: отчего это у васъ происходитъ?»—Иванъ царевичъ отвѣчаетъ ему: это все дѣлаетъ у мена секретная чашечка. Потомъ приглашаетъ его Иванъ царевичъ нѣсколько напитковъ выкушать. Министръ очень радъ, садится за столъ; подаютъ ему кушанья и напитковъ. Онъ нѣсколько покушалъ и напитковъ выпилъ; вылѣзаетъ изъ стола и благодаритъ ихъ. Потомъ распросилъ у нихъ подробно объ этой секретной чашечкѣ; спросилъ, что она стоитъ.—Иванъ царевичъ отвѣчаетъ: «она не продажная, а завѣтная!» Министръ говоритъ: сколько завѣту?—Иванъ царевичъ улыбнулся и отвѣчаетъ: «вотъ какой завѣтъ: чтобъ Марья Маревна, прекрасная королевна, показала свои голыя ножки!» Министръ пересказалъ Марьѣ Маревнѣ. Она согласилась, приказала позвать его къ себѣ. Приходитъ онъ къ Марьѣ Маревнѣ; увела она его въ свою комнату, показала ему свои голыя ножки. Онъ и отдалъ секретную чашечку.
Опять посадили его въ острогъ; спрашиваютъ его короли: что же, отдалъ?—«Отдалъ», говоритъ. Они стали плакать: «напрасно, говорятъ, отдавалъ.» Стало опять скучно. Вотъ Иванъ царевичъ ударилъ ложкой; явилось все и начался такимъ же манеромъ пиръ. Доложили Марьѣ Маревнѣ; послала она своего министра узнать. Спрашиваетъ Ивана царевича министръ: продажная ложечка или завѣтная?—«Завѣтная»!—Сколько завѣту… Марья Маревна согласилась. Иванъ царевичъ и отдалъ секретную ложечку.
Опять посадили его въ острогъ. Короли опечалились. Иванъ царевичъ вынулъ свои золотые часы, ударилъ, явилось все; поднялся опять такимъ же манеромъ пиръ. Узнала Марья Маревна, послала своего министра. Спрашиваетъ министръ у Ивана царевича: сколько завѣту?…. Она согласилась. Послѣ того отдаетъ она ему часы, ложечку и чашку, и пошли они по дворцу разгуливаться.
Потомъ онъ сталъ ее просить, чтобъ выпустить этихъ королей изъ острога. Она говоритъ: «я, говоритъ, рада отпустить ихъ.» Онъ выпустилъ ихъ; далъ каждому по три тысячи руб. сер.[1] на дорогу и распростился съ ними. Жилъ онъ съ ней три недѣли довольно благополучно; кушалъ и почивалъ вмѣстѣ. Вдругъ она стала сбираться за три тысячи верстъ ѣхать въ другой городъ. Отдаетъ она свои королевскія бумаги на распоряженье его и отдаетъ ключи ото всякихъ вещей и приказываетъ ему: «вотъ тебѣ ключи и вотъ серебреный ключъ. И которая комната заперта этимъ ключемъ, въ ту не ходи!»—Она уѣхала. Иванъ царевичъ ходилъ по всѣмъ комнатамъ и въ эту зашелъ, въ которую запретила ему ходить. Тамъ прикованъ змѣй на 12 цѣпяхъ; и говоритъ онъ ему томнымъ голосомъ: «Иванъ царевичъ! дай мнѣ воды напиться». Иванъ царевичъ беретъ кружку воды и даетъ ему пить. Выпилъ эту кружку, проситъ другую. Иванъ царевичъ подалъ другую. Выпилъ другую, проситъ третью. Иванъ царевичъ подалъ третью. Выпилъ змѣй эту кружку и заревѣлъ: «ну, Иванъ царевичъ! за эту услугу три вины тебѣ прощу!» Потомъ рванулся, перервалъ всѣ двѣнадцать цѣпей и улетѣлъ.
Черезъ три дня прилетѣлъ этотъ змѣй, прогналъ Ивана царевича изъ дворца, ключи отобралъ. Иванъ царевичъ остановился въ гостинницѣ жить. Пріѣзжаетъ Марья Маревна, входитъ во дворецъ, видитъ: змѣй ходитъ свободенъ. Змѣй закричалъ на нее: «а, шельма, хотѣла меня уморить!»—Потомъ стала она узнавать, гдѣ Иванъ царевичъ проживаетъ, разыскала его; пріѣхала къ нему, стала ему говорить: «эхъ, Иванъ царевичъ, говорила я тебѣ не отпирай двери. Еслибъ ты не отперъ, онъ бы жизнь кончилъ; ему оставалось только три часа житья.» Побыла она у него малое время и уѣхала опять во дворецъ.
Черезъ нѣсколько времени, Иванъ царевичъ узналъ, что змѣй уѣхалъ на шесть мѣсяцевъ; пріѣзжаетъ онъ къ Марьѣ Маревнѣ и говоритъ ей, чтобы она съ нимъ уѣхала въ его землю. Она очень рада; сейчасъ приказали лошадей заложить; сѣли и поѣхали. Ѣхали пять мѣсяцевъ; вдругъ остановились въ одномъ городѣ отдохнуть на нѣсколько времени. Вдругъ прилетаетъ домой змѣй и узналъ: Марьи Маревны нѣтъ. Сталъ спрашивать слугъ. Слуги говорятъ: «мы не знаемъ, куда Марья Маревна уѣхала.» Прибѣгаетъ змѣй на конюшню; сталъ спрашивать у своего коня: «скажи ты мнѣ, конь мой любезный: куда Марья Маревна уѣхала и съ кѣмъ?»—Конь отвѣчаетъ: уѣхала она съ Иваномъ царевичемъ въ его землю!—«Можешь ли ты догнать ихъ?»—Отвѣчаетъ конь: посѣй рожь; когда выростетъ, сожни, намолоти, солоду надѣлай, пива навари, напьемся пива; за ними поѣдемъ и нагонимъ ихъ на дорогѣ. Посѣяли рожь; выросла, сжали, намолотили, солоду надѣлали, пива наварили, напились пива; поѣхали и догнали Ивана царевича съ Марьей Маревной. Змѣй беретъ Марью Маревну къ себѣ; а Ивану царевичу говоритъ: «вотъ тебѣ первая вина прощается».
Привозитъ змѣй опять Марью Маревну въ тотъ же дворецъ; а Иванъ царевичъ обратно поѣхалъ за ними. Пожили нѣсколько времени. Змѣй опять уѣхалъ на три мѣсяца. Иванъ царевичъ опять такимъ же манеромъ уѣхалъ съ Марьей Маревной; змѣй такимъ же манеромъ догналъ и говоритъ: «вотъ тебѣ, Иванъ царевичъ, вторая вина прощается.» Привозитъ опять змѣй Марью Маревну въ тотъ же дворецъ; Иванъ царевичъ обратно поѣхалъ за ними. И опять змѣй уѣхалъ на два мѣсяца, а Иванъ царевичъ съ Марьей Маревной опять уѣхалъ; и змѣй опять такимъ же манеромъ догналъ и говоритъ: «вотъ тебѣ, Иванъ царевичъ, третья вина прощается.» Привозитъ опять змѣй Марью Маревну во дворецъ, и Иванъ царевичъ поѣхалъ обратно за ними. Змѣй уѣхалъ опять на полтора мѣсяца. Иванъ царевичъ опять беретъ Марью Маревну и увозитъ. Змѣй опять такимъ же манеромъ догоняетъ ихъ, беретъ Марью Маревну, а его на четыре части разрубилъ и бросилъ.
Вдругъ у его сестеръ кольца почернѣли; сестры глядятъ: «ну, нашъ братецъ жизнь кончилъ.» Слетаются ихъ мужья и совѣтуются между собою: «надобно разыскивать Ивана царевича, гдѣ онъ жизнь кончилъ.» Воронъ полетѣлъ на Западъ, орелъ на Востокъ, соколъ на Сѣверъ: стали разыскивать. Воронъ летитъ и видитъ: большое стадо вороньевъ сидятъ и клюютъ тѣло Ивана царевича. Воронъ подлетаетъ къ этимъ вороньямъ, схватилъ изъ нихъ одного ворона, сталъ его рвать. Этотъ воронъ и кричитъ: «прости меня; я тебѣ услужу!»—Что ты мнѣ услужишь?—«Что тебѣ угодно, все могу сдѣлать.»—«Коли такъ, лети поскорѣй, разыскивай живой и мертвой воды.» Далъ ему воронъ два пузырька; тотъ полетѣлъ и принесъ живой и мертвой воды. Сложилъ воронъ эти четыре части, помазалъ ихъ мертвой водой; онѣ и срослись; прыснулъ живой водой: всталъ, ожилъ Иванъ царевичъ.
«Ахъ, говоритъ, какъ я долго спалъ!»—Воронъ ему и говоритъ: вѣкъ бы тебѣ спать, еслибы не я.—«Что такое?»—Ты былъ изрубленъ на четыре части.—«Да! помню: змѣй меня изрубилъ.» Сталъ Иванъ царевичъ спрашивать у ворона: «что мнѣ дѣлать, воронъ? Какъ мнѣ достать Марью Маревну?»—Вотъ, говоритъ, какъ: поѣзжай въ такое-то царство, наймись у такого-то короля табунъ стеречь. Остережешь трое сутокъ, и онъ тебѣ будетъ за работу давать тысячу рублей или разныхъ коней, ты не бери ничего, только проси кобыленку клячу, которая валяется на заднемъ дворѣ, издыхаетъ. Возьмешь эту кобыленку, корми ее двѣнадцать зорь; на этой кобыленкѣ можешь ты уѣхать отъ змѣя.—Тутъ Иванъ царевичъ распростился съ ворономъ; пріѣхалъ Иванъ царевичъ въ это царство. Въ первый разъ выгналъ стеречь; весь табунъ разбѣжался кой-куда. Онъ ударилъ чашечкой, явились слуги: «что вамъ угодно?» спрашиваютъ. Онъ приказалъ лошадей собрать. Собрали ему лошадей, пригналъ онъ ихъ къ этому царю. На второй разъ и на третій разъ все такимъ же манеромъ. Выпросилъ онъ у короля кобыленку клячу, что валяется на заднемъ дворѣ, кормилъ ее шесть зорь; лошадь стала бѣгать какъ угодно: рысью, галопомъ, всячески. Три зори еще покормилъ, крылья у ней выросли по аршину; еще двѣ зори покормилъ, еще по аршину выросли; садится онъ на эту лошадь. Лошадь поднимаетъ его подъ самое облако. Онъ довольно времени на ней катался и говоритъ ей: «можешь ли мнѣ служить?»—Покорми еще зорю меня, тогда я могу тебѣ служить.—Покормилъ еще зорю, сѣлъ на нее; она спрашиваетъ: какъ летѣть: ниже лѣсу стоячаго или выше облака ходячаго?—«Ну-ко, ступай ниже лѣсу стоячаго!»—Полетѣла эта кобылица; Иванъ царевичъ едва держится; отъ ея полета ни одна птица на деревѣ не усидитъ.—«Ну-ко, ступай выше облака ходячаго.» Поднялась она выше облака ходячаго; ѣхалъ онъ нѣсколько времени, приказалъ ей опущаться ниже и опустился подъ самымъ городомъ, гдѣ Марья Маревна живетъ.
Пріѣзжаетъ онъ въ гостинницу, лошадь становитъ въ конюшнѣ, взошелъ въ номеръ, приказалъ подать кушать. Подаютъ кушать; спрашиваетъ онъ у человѣка: «что Марья Маревна дома или нѣтъ?»—Дома. Вотъ цѣлый мѣсяцъ никуда не выѣзжаетъ изъ дворца.—«А змѣй дома?»—Змѣй уѣхалъ на шесть дней.—Откушалъ Иванъ царевичъ, отправляется во дворецъ къ Марьѣ Маревнѣ, входитъ во дворецъ; увидала его Марья Маревна.—А, другъ мой, ты еще живъ?—«Живъ. Неугодно ли ѣхать со мной?» Я очень рада, да догонитъ насъ змѣй.—«Ничего, поѣдемъ; не догонитъ!» Привели его лошадь, сѣли на одну оба, полетѣли.
Прилетаетъ змѣй и прямо на конюшню къ коню. «Что, можно ли догнать Ивана царевича съ Марьей Маревной?»—Могу.—«А рожь, говоритъ, сѣять?»—Гдѣ тутъ сѣять, ступай бери мечъ, спѣши скорѣе, и то въ пору догнать.—Сѣлъ змѣй догонять: догоняетъ на дорогѣ и кричитъ подъ змѣемъ жеребецъ: «подожди, матка, подожди, мать кобылица!»—Отвѣчаетъ подъ Иваномъ царевичемъ кобылица: нѣтъ, говоритъ, сынъ мой, ты помоложе меня; ты долженъ потише и пониже ѣхать!—Догналъ змѣй Ивана царевича, взмахнулъ мечемъ; вдругъ кобылица вскинула задомъ и разшибла голову змѣю. Змѣй упалъ на землю; Иванъ царевичъ опустился, разбилъ его на мелкія части и закопалъ въ разныя мѣста. Пріѣхалъ въ свое царство; созвалъ сестеръ и обвѣнчался съ Марьей Маревной. Стали жить, да поживать, да добра наживать.
