Изъ Витебска насъ скоро двинули впередъ, вслѣдъ за отступавшимъ непріятелемъ, но догнать его сегодня намъ не удалось. На привалъ мы расположились на берегу большого озера. Теплая погода, прозрачная вода, позволявшая видѣть чистое песчаное дно, пробудили въ насъ желаніе выкупаться. Во время купанья, какъ офицеры, такъ и солдаты стирали свое бѣлье и сушили его на берегу. Частое купанье было единственнымъ удовольствіемъ, которое намъ позволяли условія жизни, время года и климатъ, но все-таки и это удовольствіе отравлялось необходимостью выполнять обязанности прачекъ. Рубка дровъ, разведеніе огня, приготовленіе пищи и даже косьба зернового хлѣба и травы, уже давно исполнялось нами на равнѣ съ солдатами. Молоть и печь научились мы позже; «дармоѣдничать,» въ буквальномъ смыслѣ этого слова, никому не разрѣшалось.
Слѣдующій привалъ мы сдѣлали въ мѣстечкѣ Лесна. Ручей со студеной водой помогалъ переносить дневную жару, а найденная нами пища сдѣлала этотъ день праздникомъ. Менѣе благопріятенъ былъ нашъ привалъ на слѣдующій день близъ большой дороги, на выжженомъ солнцемъ полѣ. Направо отъ насъ былъ еловый лѣсъ, а на лѣво озеро, у котораго стояла мельница. Подъ палящими лучами солнца лежали вскорѣ блѣдные, истощенные солдаты. Жаркіе дни и очень холодныя ночи, которыя приходилось проводить на голой землѣ, въ связи съ плохимъ питаніемъ и отвратительной водой, вызвали усиленіе гастрическихъ заболѣваній, какъ я говорилъ выше, свирѣпствовавшихъ у насъ. Почти всѣ жаловались на недомоганіе, усталость и невозможность сѣсть на коня. Однако, избѣжать послѣдняго было невозможно, такъ какъ въ случаѣ отказа, въ ходъ пускались палки.
Спокойствіе наше скоро было нарушено упавшими недалеко отъ насъ двумя снарядами. Протрубили сигналъ: «На лошадей!» Я только что хотѣлъ сѣсть на коня, какъ быстро подскакавшій ко мнѣ нашъ полковникъ попросилъ слѣдовать за нимъ. Оказалось, что невдалекѣ отъ мѣста нашей стоянки польскіе офицеры устроили дуэль. Когда мы прискакали туда—на мѣстѣ остался только трупъ,—секунданты и дуэлянтъ успѣли скрыться. Меня попросили изслѣдовать лежавшаго. Я константировалъ смерть. Польскій адъютантъ обыскалъ убитаго, забралъ себѣ всѣ его бумаги, а остальныя вещи и деньги раздѣлилъ со мной (не знаю, это, вѣроятно, польскій обычай, но я этого не требовалъ). Себѣ адъютантъ взялъ трубку и огниво, а мнѣ далъ красивую табакерку съ изображеніемъ Нельсона. Изъ денегъ я получилъ четыре серебряныхъ рубля. Пряча эти новыя для меня монеты, я думалъ: Когда-нибудь онѣ будутъ воспоминаніемъ объ этой минутѣ. Въ сумкѣ еще нашлась колбаса. «Partes accánales, amicà!» сказалъ полякъ. Пустили въ ходъ саблю и раздѣлили пополамъ колбасу, составлявшую для насъ обоихъ нѣчто самое полезное и пріятное. Покончивъ со всѣмъ этимъ, я догналъ нашихъ.
Остановились мы въ чьемъ-то великолѣпномъ помѣстьѣ, весьма красивомъ и живописномъ. Мы прожили здѣсь нѣсколько дней. На поляхъ было много корма для нашихъ лошадей; въ хлѣбѣ и мясѣ также не было недостатка. Погода была хорошая, теплая; солдаты забавлялись, качаясь на качеляхъ, выстроенныхъ на лужайкѣ передъ барскимъ домомъ. Все бы на этой стоянкѣ было превосходно, если бы не то, что мы должны были довольствоваться плохой водой, увеличивавшей желудочныя заболѣванія. До сихъ поръ я имѣлъ еще нѣкоторые лѣкарства и могъ кое-какъ бороться съ этой эпидеміей. Достигалъ я этого тѣмъ, что на каждомъ привалѣ раздавалъ «мятный чай». Когда запасъ мяты истощался, перешли къ бузинѣ. Тѣмъ, которые особенно страдали, я давалъ помимо этого напитка опійную настойку съ гофманскими каплями, и пока у меня были всѣ эти полезныя средства, все шло сносно. Всѣ кое-какъ двигались, несмотря на то, что причины, вызывавшія заболѣванія, не исчезали. Многимъ принесли чрезвычайную пользу, при припадкахъ упомянутаго рода, густые мучнистые супы или каши. Я рекомендовалъ ихъ всѣмъ; они понравились, сдѣлались общеупотребительнѣе и, наконецъ, любимой пищей въ нашихъ лагеряхъ; не будь въ нихъ у насъ недостатка, многіе сохранили бы жизнь. Въ этомъ лагерѣ, впрочемъ, всѣ мои лѣкарства вышли, и я оказался совершенно безпомощнымъ въ борьбѣ съ этой болѣзнью. Правда, на этой остановкѣ не было недостатка въ мясѣ, и я замѣнилъ мяснымъ бульономъ настой мяты.
Здѣсь догналъ насъ и нашъ маркитантъ, привезшій вина изъ Вильно и Витебска; правда, имъ могли пользоваться только тѣ, кто имѣлъ деньги или кредитъ. Аудиторъ полка, Крафтъ, принявшій на себя за Нѣманомъ начальствованіе надъ транспортомъ нашихъ съѣстныхъ припасовъ и фуража, также прибылъ къ намъ. Отъ него мы узнали о положеніи въ тылу арміи. Извѣстія были не радостныя. Онъ разсказывалъ о большой нуждѣ, которую испытывала армія въ съѣстныхъ припасахъ, о пожарахъ и грабежахъ, о множествѣ погибшихъ отъ жары, голода и жажды, и о болѣзняхъ, свирѣпствовавшихъ во всѣхъ лагеряхъ. Нашихъ земляковъ онъ встрѣтилъ въ лагерѣ у Лесны; горестно, присовокупилъ онъ, было смотрѣть, какъ офицеры и солдаты лежали больные въ лагерѣ; поносы такъ сильно свирѣпствовали тамъ, что невозможно было производить ученіе и едва отправлялась обыкновенная служба. Всѣ дома были переполнены больными, многіе умирали, и въ самомъ лагерѣ происходила такая бѣготня за фронтъ, какъ будто всѣмъ полкамъ сразу даны были слабительныя средства. Этотъ аудиторъ съ большими трудностями доставилъ въ Вильно транспортъ съѣстныхъ припасовъ, фуража и убойнаго скота. Онъ видѣлъ невозможность слѣдовать со всѣмъ этимъ дальше и поэтому продалъ тамъ евреямъ все, что имѣлъ для насъ, за исключеніемъ убойнаго скота. Отъ продажи онъ выручилъ много денегъ и передалъ ихъ полковнику. Говорили, что онъ самъ ничего изъ этого не сохранилъ для себя. Какъ это ни странно, этому не хотѣли вѣрить. Какъ ничто не вѣчно на землѣ, такъ и солдатское благополучіе. Спустя два дня, русскіе завладѣли этими деньгами.
Командиръ, видно, зналъ о томъ, что мы остаемся на нѣкоторое время въ этомъ мѣстѣ. Онъ, вскорѣ послѣ нашего прихода, послалъ одного, знающаго нѣсколько польскій языкъ, унтеръ-офицера съ шестью рядовыми въ окрестности. Онъ долго не возвращался; думали, что его захватили русскіе, и, наконецъ, послѣ долгихъ ожиданій, онъ возвратился цѣлымъ и невредимымъ съ нѣсколькими телѣгами, наполненными снѣдью. Все привезенное поѣдалось безъ разбора и, конечно, скверно повліяло на здоровье. Извѣстія, привезенныя унтеръ-офицеромъ, не были пріятны для насъ—дружелюбное или, по крайней мѣрѣ, равнодушное отношеніе къ намъ со стороны населенія, тамъ, дальше смѣнялось враждебнымъ. Всѣ противъ насъ; все готово или къ защитѣ, или къ бѣгству; вездѣ меня осыпали упреками и бранью. Никто не хотѣлъ чего-нибудь давать; я долженъ былъ все брать силой. Крестьяне снабжены пиками, и дворяне командуютъ ими. Между тѣмъ, мы узнали, что Наполеонъ въ Витебскѣ, осматриваетъ тамъ укрѣпленія и прилежно производитъ смотръ своей гвардіи.
Такъ провели мы въ этомъ лагерѣ (все время стояла ужасная жара) семь дней. 8-го августа, на разсвѣтѣ, при первыхъ солнечныхъ лучахъ, становящихся видимыми здѣсь на много раньше, чѣмъ въ Швабіи у Дуная, раздалася боевая тревога, и засвистали пули. Мы увидѣли, какъ русскіе преслѣдовали стоявшіе впереди французскіе полки, отступавшіе теперь въ страшномъ безпорядкѣ. Въ такихъ случаяхъ я всегда былъ однимъ изъ первыхъ на конѣ и видѣлъ, такимъ образомъ, плохой исходъ сраженія по замѣшательству бѣгущихъ французовъ. Мы, союзники, какъ и часто прежде, не потеряли присутствія духа, и двигались въ порядкѣ, уменьшая этимъ быстроту натиска русскихъ. Прусскіе уланы тѣснили правое крыло русскихъ; наши егеря дѣйствовали въ центрѣ, въ то время, какъ польскіе гусары защищали столбовую дорогу у имѣнія и охраняли ее для нашего отступленія. Здѣсь мы впервые увидѣли направленные противъ насъ луки со стрѣлами, большая часть которыхъ, однако, не достигала цѣли. Одному польскому офицеру стрѣла попала въ правое бедро, а у одного изъ нашихъ кавалеристовъ такая-же стрѣла засѣла въ платьѣ; обѣ стрѣлы мы долго сохраняли на память. Работы для врачей оказалось немного. Наша бригада, ослабленная значительнымъ количествомъ больныхъ, не могла долго устоять противъ возобновившагося натиска русскихъ, далеко превосходящихъ насъ числомъ и силой. Новымъ нападеніемъ они заставили нашъ отрядъ отступить. Отступили сначала сомкнутыми рядами, но этотъ порядокъ продолжался недолго, потому что русскіе своими быстрыми натисками опрокинули насъ и заставили обратиться въ бѣгство. Только прибытіе свѣжей кавалеріи и легкой артиллеріи спасло насъ отъ гибели и положило конецъ кровавой стычкѣ. Я, между тѣмъ, устроился со своими ранеными въ безопасномъ мѣстѣ, недалеко отъ вюртембергской конной артиллеріи.
Въ этой схваткѣ мы понесли слѣдующія потери: Адъютантъ Бацъ, въ пылу сраженія не замѣтившій нашего отступленія, былъ взятъ въ плѣнъ. Полковника графа Вальдбургъ-Вурца, при отступленіи, послѣ возобновившагося натиска русскихъ, погнавшихъ нашъ полкъ черезъ лагерь польскихъ гусаръ, постигло несчастіе: его лошадь, перепрыгнувшая черезъ бивуачную веревку, зацѣпилась и упала, такъ что онъ вмѣстѣ съ подъѣхавшими къ нему на помощь нѣсколькими солдатами былъ раненъ и взятъ въ плѣнъ. Молодой офицеръ фонъ Горнштейнъ, уже упавъ раненымъ съ лошади все же еще защищался и былъ снова, на этотъ разъ тяжело, раненъ и вскорѣ скончался. Четвертый, Шенгаммеръ, отъ испуга потерялъ всякое мужество (впрочемъ, можетъ-быть, онъ его и не имѣлъ никогда) и велъ себя такъ, что прочіе офицеры отказались отъ его общества. Онъ въ походѣ былъ при багажѣ, позже попалъ въ плѣнъ. Мы потеряли нѣсколькихъ трубачей и унтеръ-офицеровъ и довольно много егерей убитыми и плѣнными. Раненые, которыхъ успѣвали принести ко мнѣ, всѣ избавились отъ плѣна.
