99.
Раннюю фіалку я бранилъ, говоря ей: твой сладкій запахъ украла ты, проворная воровка, съ благоуханныхъ устъ моей возлюбленной, пурпурный оттѣнокъ твоихъ лепестковъ грубо похищенъ съ ея лиловатыхъ жилокъ. Лиліямъ дѣлалъ я приговоръ за бѣлизну, украденную съ твоихъ ручекъ[1], а бутонамъ майрана — за краску твоихъ волосъ. Среди шиповъ боязливо прятались двѣ розы; одна краснѣла со стыда, другая блѣднѣла съ отчаянія; третья, ни красная ни бѣлая, украла у нихъ обѣ эти краски и вдобавокъ похитила ароматъ твоего дыханія, но была наказана за это преступленіе тѣмъ, что сдѣлалась въ полномъ блескѣ своей красоты добычей мстительнаго червяка. — Много видѣлъ-я цвѣтовъ еще, но не "замѣтилъ ни одного, чьи цвѣтъ и запахъ не были бы украдены у тебя.
- ↑ Въ подлинникѣ мысль не договорена: «The lily I condemned for thy hand», т.-е. лилію я приговаривалъ за твою ручку.