XCIX.
И я журилъ такъ раннюю фіалку: «Милая воровка, откуда взяла ты благоуханіе, которое издаешь, какъ не изъ дыханія моего милаго? Тотъ пурпуровый цвѣтъ, который видѣнъ на твоихъ нѣжныхъ щечкахъ, заимствованъ тобою слишкомъ грубо изъ жилъ моего возлюбленнаго». Я обвинилъ такъ лилію за подражаніе твоей рукѣ; почки маіорана украли твои волоса; розы привставали со страхомъ среди своихъ шиповъ: одна, краснѣя отъ стыда, другая — блѣдная съ отчаянія; третья, ни алая, ни бѣлая, украла той и другой окраски и къ этой кражѣ присоединила еще твое дыханіе; но, за это похищеніе, ей отомщаетъ, среди всего ея разцвѣта, тотъ червь, который пожираетъ ее на смерть. Я замѣтилъ еще много цвѣтовъ, но не было ни одного, который не похитилъ бы у тебя благоуханія или окраски.