Любовь к умершему брату сделалась манией моей жизни. Я никак не мог забыть его. Чем больше проходило лет со дня его смерти, тем яснее выступали в душе моей черты его лица, тем отчетливее понимал я, какие блаженные минуты духовного единения исчезли для меня безвозвратно. А эти оскорбления, эти падения, унижения, — их не было бы, если бы меня поддерживала его твёрдая рука.
Да, я слабый человек. Моя любовь к нему коренится в чувстве эгоизма. И однако же никто никогда не мечтал об утраченной любимой женщине с такой страшной напряжённостью, с какою дни и ночи я мечтал о моём погибшем брате. Где бы я ни был, я видел его глубокие серые глаза, его чёрные курчавые волосы, его улыбку, исполненную печального значения, я слышал его слова, которые звучали необычно. Я ушёл из города. Меня мучил этот ненавистный грохот. Меня ужасало бездушие этих каменных глыб.
Сельское кладбище было окутано безмолвием и всё напоено сиянием заходящего солнца. Я долго плакал над могильной плитой. Как ребёнок припадает к коленям матери, я судорожно прижимался губами к этому холодному камню. Но сила моих безумных рыданий не могла мне вернуть того, на чём давно уже лежала рука всепобеждающей смерти.
Наконец, устав от рыданий, я уснул. Не знаю, долго ли я спал. Мне показалось, что я проснулся тотчас же, пробуждённый лёгким толчком. Действительно, плита слегка приподнялась, и из-под неё постепенно и бесшумно выросла бледная тень. Кладбища больше не было видно, не было видно и села с его ветхой жёлтой церковью, с его серыми покосившимися избами. Кругом, куда только мог достичь взор, везде простиралась гигантская равнина, сплошь покрытая высокими-высокими цветами. Голубое и глубокое небо было безоблачно, и над дальней гранью горизонта слабо обрисовывался золотистый полумесяц.
Бледная тень бесшумно прошла мимо меня, а я, опершись на локоть, стал смотреть ей вслед, не испытывая никакого изумления, а только чувствуя странную признательность за то, что она вышла из могилы. И тень пошла по равнине, и она слегка наклонялась над каждым стеблем, над каждым цветком, и я видел, что вслед за этим в каждом из цветков, мимо которых проходила тень, загоралась лучистая капля.
И, уходя, тень скрылась, наконец, на самом дальнем месте горизонта, где едва обрисовывался золотистый полумесяц. И тогда все цветы этой гигантской равнины ярко заблистали, и они стали вырастать, и они всё росли, и тянулись, и они доросли до самого неба, и мгновенно растаяли, и небо вспыхнуло дрожащими бесчисленными звёздами, которые своим безмолвным языком говорили друг с другом о красоте и благородстве любви.