Да, мы переживаемъ тревожное, опасное время, — объ этомъ, съ мрачной убѣдительностью говорятъ погромы въ Самарѣ, Минскѣ, Юрьевѣ, дикія выходки солдатъ на станціяхъ желѣзныхъ дорогъ и цѣлый рядъ другихъ фактовъ распущенности, обалдѣнія, хамства.
Конечно, не слѣдуетъ забывать, что крики «отечество въ опасности» могутъ быть вызваны не только чувствомъ искренней тревоги, но и внушеніями партійной тактики.
Однако, было бы ошибочно думать, что анархію создаетъ политическая свобода, нѣтъ, на мой взглядъ свобода только превратила внутреннюю болѣзнь — болѣзнь духа — въ накожную. Анархія привита намъ монархическимъ строемъ, это отъ него унаследовали мы заразу.
И не надо забывать, что погромы въ Юрьевѣ, Минскѣ, Самарѣ, при всемъ ихъ безобразіи, не сопровождались убійствами, тогда какъ погромы царскихъ временъ, вплоть до «нѣмецкаго» погрома въ Москвѣ, были звѣрски кровавыми. Вспомните Кишиневъ, Одессу, Кіевъ, Бѣлостокъ, Баку, Тифлисъ и безчисленное количество отвратительныхъ убійствъ въ десяткахъ мелкихъ городовъ.
Я никого не утѣшаю, а всего менѣе — самого себя, но я всетаки не могу не обратить вниманія читателя на то, что хоть въ малой степени смягчаетъ подлыя и грязныя преступленія людей.
Не забудемъ также, что тѣ люди, которые всѣхъ громче кричатъ «отечество въ опасности», имѣли всѣ основанія крикнуть эти тревожныя слова еще три года тому назадъ — въ іюлѣ 1914 г.
По соображеніямъ партійной и классовой эгоистической тактики они этого не сдѣлали, и на протяженіи трехъ лѣтъ русскій народъ былъ свидѣтелемъ гнуснѣйшей анархіи, развиваемой сверху.
Нисходя еще глубже въ прошлое, мы встрѣчаемъ у руля русской государственности и Столыпина, несомнѣннаго анархиста, — его поддерживали апплодисментами какъ разъ тѣ самые благомыслящіе республиканцы, которые нынѣ громко вопятъ объ анархіи и необходимости борьбы съ нею.
Конечно, «кто ничего не дѣлаетъ — не ошибается», но у насъ ужасно много людей, которые что ни сдѣлаютъ — ошибаются.
Да, да, — съ анархіей всегда надобно бороться, но иногда надо умѣть побѣждать и свой собственный страхъ предъ народомъ.
Отечество чувствовало бы себя въ меньшей опасности, если бъ въ отечествѣ было больше культуры.
Къ сожалѣнію, по вопросу о необходимости культуры и о типѣ ея, потребномъ для насъ, мы, кажется, все еще не договорились до опредѣленныхъ рѣшеній, — по крайней мѣрѣ въ началѣ войны, когда московскіе философы остроумно и вполнѣ искренно сравнивали Канта съ Круппомъ, — эти рѣшенія были неясны для насъ.
Можно думать, что проповѣдь «самобытной» культуры именно потому возникаетъ у насъ обязательно въ эпохи наиболѣе крутой реакціи, что мы — люди издревле пріученные думать и дѣйствовать «по линіи наименьшаго сопротивленія».
Какъ бы тамъ ни было, но всего меньше мы заботились именно о развитіи культуры европейской — опытной науки, свободнаго искусства, технически-мощной промышленности. И вполнѣ естественно, что нашей народной массѣ не понятно значеніе этихъ трехъ основаній культуры.
Одной изъ первыхъ задачъ момента должно бы явиться возбужденіе въ народѣ — рядомъ съ возбужденными въ немъ эмоціями политическими — эмоцій этическихъ и эстетическихъ. Наши художники должны бы немедля вторгнуться всею силой своихъ талантовъ въ хаосъ настроеній улицы, и я увѣренъ, что побѣдоносное вторженіе красоты въ душу нѣсколько ошалѣвшаго россіянина умиротворило бы его тревоги, усмирило буйство нѣкоторыхъ не очень похвальныхъ чувствъ, — вродѣ, напримѣръ, жадности, — и вообще помогло бы ему сдѣлаться человѣчнѣе.
Но — ему дали множество — извините! — плохихъ газетъ по весьма дорогой цѣнѣ и — больше ничего, пока.
Науки — и гуманитарныя, и положительныя — могли бы сыграть великую роль въ дѣлѣ облагороженія инстинктовъ, но участіе людей науки въ жизни даннаго момента замѣтно еще менѣе, чѣмъ прежде.
Я не знаю въ популярной литературѣ ни одной толково и убѣдительно написанной книжки, которая разсказала бы, какъ велика положительная роль промышленности въ процессѣ развитія культуры. А такая книжка для русскаго народа давно необходима.
Можно и еще много сказать на тему о необходимости немедленной и упорной культурной работы въ нашей странѣ.
Мнѣ кажется, что возгласъ «Отечество въ опасности!» не такъ страшенъ, какъ возгласъ:
— «Граждане! Культура въ опасности!»
