Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/42
| ← Глава XLI | Ранніе годы моей жизни — Глава XLII | Глава XLIII → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 351—355. |
Кромѣ четырехъ главныхъ столовъ въ штабѣ: двухъ дѣйствующихъ и двухъ военнопоселенныхъ, былъ еще пятый кантонистскій, съ массою нерѣшённыхъ дѣлъ, доходившихъ до 2-хъ тысячъ номеровъ. Этотъ-то столъ мнѣ приказано было принять вмѣстѣ съ цейхаузомъ солдатскихъ вещей, уцѣлѣвшихъ при пожарѣ вновь отстроеннаго штаба. Замѣчательно, что въ этомъ безконтрольномъ цейхаузѣ я за два года управленія кантонистскимъ столомъ не былъ ни разу, но вручая ключъ старшему писарю, разрѣшалъ къ праздникамъ забирать холщевый, кожевенный и даже суконный товаръ для раздачи наиболѣе порядочнымъ и нуждающимся писарямъ. За дѣло свое я принялся со всевозможнымъ усердіемъ и не безъ успѣха, какъ о томъ свидѣтельствуетъ печатный приказъ по корпусному штабу, выражающій полную признательность корнету Фету за успѣшное веденіе кантонистскихъ дѣлъ съ съ очисткою прежнихъ нерѣшенныхъ. Этимъ однако же не окончились мои отношенія къ кантонистамъ четырехъ губерній: Херсонской, Кіевской, Подольской и Волынской, причисленныхъ къ нашему штабу. Кромѣ кантонистовъ, находившихся на рукахъ ихъ родителей, въ военномъ поселеніи были въ каждомъ округѣ по два кантонистскихъ эскадрона, въ которыхъ мальчики сверхъ грамоты обучались пѣшему и конному строю, для чего для старшаго возраста держались бракованныя лошади и изъ полковъ назначались спеціальные въ эскадронъ командиры.
Однажды начальникъ штаба объявилъ мнѣ желаніе корпуснаго командира, чтобы изъ всѣхъ кантонистскихъ эскадроновъ ко мнѣ были высланы въ Елисаветградъ лучшіе ученики для выбора изъ нихъ 25-ти человѣкъ въ предполагаемую школу старшихъ писарей. „Задача ваша, прибавилъ генералъ, будетъ немногосложна: выберите себѣ благонадежнаго, трезваго унтеръ-офицера изъ штабныхъ, и пусть онъ, проживая съ мальчиками въ казармѣ, отвѣчаетъ вамъ за поведеніе ихъ; онъ же можетъ быть и вашими репетиторомъ; а въ школѣ мальчики должны научиться правильно и четко писать, знать вкратцѣ Ветхій и Новый Завѣтъ, главныя молитвы, послѣдовательныя имена нашихъ императоровъ съ Петра, ариѳметику съ дробями включительно и общія очертанія материковъ и морей съ названіями главныхъ рѣкъ и столицъ каждаго государства“.
Черезъ недѣлю для нашихъ классовъ была очищена просторная комната при корпусной типографіи, въ которой кромѣ всего мнѣ пришлось быть и корректоромъ. Рекомендованный мнѣ дежурнымъ штабъ-офицеромъ Громовскимъ унтеръ-офицеръ Александровъ оказался трезвымъ, прилежнымъ и кроткимъ моимъ сотрудникомъ. Набравши человѣкъ 25 кантонистовъ, показавшихся наиболѣе способными, мы немедля приступили къ дѣлу.
Стараясь самому имѣть наглядное доказательство успѣховъ учениковъ, я раздалъ имъ пробные листки для написанія рукописей, которыя каждый скрѣпилъ своей подписью. Заклеймивъ рукописи казенной печатью, я заперъ ихъ въ шкафъ. Просидѣвъ ежедневно, за исключеніемъ воскресныхъ дней, съ 10 ч. утра до 12-ти въ канцеляріи, я отправлялся въ школу, гдѣ просиживалъ до двухъ часовъ, знакомясь съ отдѣльными способностями каждаго ученика. Помню, что одинъ изъ нихъ оказался тупъ на отвлеченности и однажды насмѣшилъ весь классъ, отвѣчая на вопросъ объ образованіи женскихъ нарицательныхъ изъ мужскихъ, по примѣру: левъ-львица, генералъ-генеральша, — съ величайшей развязностью 14-ти лѣтній мальчикъ отвѣчалъ: „домъ-домица“.
Въ 2 часа у меня ежедневно на полчаса являлся пріятный отдыхъ, чтобы не сказать душѣ праздникъ. По дорогѣ въ штабъ приходилось проходить подъ окнами молодой, далеко некрасивой, но чрезвычайно любезной жены состоящаго по кавалеріи полковника Сливицкаго.
Коренастый, рыжій съ просѣдью 50-ти лѣтній полковникъ, вѣроятно по случаю потеряннаго въ сраженіи пальца, былъ нѣсколько лѣтъ Таганрогскимъ городничимъ. Вслѣдствіе чего онъ потерялъ это мѣсто, мнѣ неизвѣстно, но въ данное время состоя подъ судомъ, каждую минуту ждалъ оправданія и говоря, что его дѣло въ нѣсколько стопъ бумаги — самый интересный романъ, совѣтывалъ каждому его прочитать.
— Ахъ, Сливушка, Сливушка, говорила прихихикивая жена. Кто же добровольно согласится читать все это?
— Да вѣдь это романъ.
— Но интересный только для тебя.
Надо прибавить, что m-me Сливицкая была радушно принята въ лучшихъ домахъ города, начиная съ семьи корпуснаго командира. Кромѣ живаго задора ея голубыхъ глазъ и игривыхъ рѣчей, скользившихъ по самому краю излишней вольности, меня привлекалъ у нея отдыхъ съ благовонною папиросой, которою она меня каждый разъ снабжала.
Въ тѣ времена фабричныхъ гильзъ еще не было, и милая женщина съ величайшимъ искусствомъ приготовляла ихъ для мужа, причемъ около 30 штукъ приходилось на мою долю въ мѣсяцъ.
Въ матеріальномъ веденіи дома, я всю жизнь удивлялся и сочувствовалъ хозяйствамъ, подобнымъ тому, какое велось въ этомъ домѣ; всѣ знали, что средства Сливицкихъ были до крайности ограничены; но видно было, что полковникъ самъ прошелъ на службѣ строгую школу нужды. Сколько разъ онъ спрашивалъ меня, знаю ли я Arme – Ritter Suppe, къ которой онъ въ молодости часто прибѣгалъ?
— Надо, говорилъ онъ, поджарить въ чухонскомъ маслѣ бѣлаго хлѣба, а затѣмъ накрошить въ кипящую воду луку и всыпать поджаренные гренки, и выйдетъ превосходный супъ.
У Сливицкихъ была пролетка съ весьма красивой рыжей лошадью и другой нѣсколько сухопарой караковою; первую они называли денною, а вторую ночною. Къ этому надо прибавить, что m-me Сливицкая отъ времени до времени упрашивала меня приходить къ обѣду. Поваръ у нихъ былъ весьма хорошій, и обѣдъ нимало не напоминалъ Arme – Ritter Suppe.
Въ городѣ, среди немногихъ выдающихся семействъ, были два родственные дома Эмануэлей, обладавшихъ извѣстными средствами. То былъ домъ личнаго адъютанта корпуснаго командира, ротмистра Эмануэля, женатаго на молодой и прекрасной женщинѣ, напоминавшей меланхолическимъ оттѣнкомъ типъ Офеліи. Жили Эмануэли въ полномъ довольствѣ, но весьма скромно, и я пользовался нерѣдко ихъ любезнымъ приглашеніемъ къ столу. Адъютантъ Эмануэль предоставилъ наслѣдственный домъ въ пользу двухъ родныхъ сестеръ, изъ которыхъ старшая, болѣзненная блондинка, была замужемъ за однимъ изъ нашихъ корпусныхъ адъютантовъ Вахомъ, а другая, брюнетка, съ розовыми щеками и небольшими усиками еще оставалась дѣвицей. Въ этомъ домѣ не помню, чтобы я обѣдалъ, но каждый разъ былъ приглашаемъ на танцовальные вечера и ужинъ, куда иногда появлялся съ женою корпусный командиръ. Тутъ приходилось намъ фигурировать съ m-me Сливицкой въ заученныхъ у нея въ домѣ фигурахъ „редовы“. Такъ назывался танецъ, въ которомъ между прочимъ танцующіе, покидая другъ друга, дѣлали вольты въ противоположныя стороны, съ тѣмъ, чтобы не столкнувшись съ дамой, кавалеръ снова уловилъ ея талію и продолжалъ танецъ.
Что касается до старшаго адъютанта Карина, то стѣсненый въ средствахъ при многочисленномъ семействѣ, онъ ни жены не вывозилъ и никого не звалъ къ себѣ.
Хотя квартира дежурнаго штабъ-офицера, пожилаго и добраго полковника Евстафія Данил. Громовскаго, и была при штабныхъ представленіяхъ сборными пунктомъ, но такъ какъ онъ былъ старый холостякъ, то мы въ качествѣ гостей собирались къ нему только разъ въ годъ въ день его именинъ на кулебяку.
Что касается до появлявшагося повсюду адъютанта Фильковича, въ которомъ съ перваго слова можно было узнать неисправимаго чеха, никто не зналъ, какъ его двери отворяются, такъ же какъ и двери штабныхъ гражданскихъ чиновниковъ, бухгалтера и казначея, которые и сами никуда не выѣзжали.
При штабѣ находился, кромѣ командира жандармскаго эскадрона, пожилаго, но веселаго француза штабсъ-капитана Шедевра, — и довольно оригинальный какъ по фамиліи, такъ и по своимъ функціямъ полковникъ Османъ, у котораго по вечерамъ собирались охотники поиграть въ карты. Кажется, въ качествѣ корпуснаго вагенъ-мейстера, Османъ успѣлъ выхлопотать себѣ прекрасную квартиру, которую ловкій деньщикъ его Прокофій содержалъ въ особенной чистотѣ и аккуратности.
— Вы знаете, спросилъ меня однажды Дм. Ероф., какъ просыпается Османъ? — сначала онъ кричитъ: „Прокошка, отворяй окошко“; а когда это исполнено, продолжаетъ: „Прокофій, дай кофей“. Главнымъ офиціознымъ призваніемъ полковника было распоряжаться общественными удовольствіями. Набожный и трудолюбивый Дм. Ероф. особенно любилъ балы въ собраніи. Тутъ уже Османъ разсыпался въ предупредительности и умѣлъ даже зимой подносить каждой входящей дамѣ хотя небольшой свѣжій букетъ. До появленія и приглашенія корпуснаго командира кавалеры не садились и должны были съ высоты своего роста подъ громъ музыки разговаривать съ сидящими дамами.
Нельзя не упомянуть любезнаго семейства вдовы Марченко съ двумя дочерьми и мальчикомъ сыномъ, у которыхъ не разъ мнѣ приходилось танцовать на семейныхъ вечерахъ. Старшая носила волосы бантомъ на макушкѣ, что придавало ей какой-то вызывающій видъ, такъ что общая наша пріятельница Бржесская дала дѣвушкѣ прозваніе: плѣнительный одудъ [1].
Бесѣды этой дѣвушки были необыкновенно живы и интересны; тѣмъ не менѣе, танцуя съ нею, я не предвидѣлъ въ ней будущаго знаменитаго Марко-Вовчка.
Вторая сестра, совершенно свѣтлая блондинка, отличалась задумчивой тишиной и составила, какъ я впослѣдствіи узналъ, богатую партію.
Я ничего не сказалъ бы о старомъ и миніатюрномъ, отставномъ съ мундиромъ, полковникѣ Попе, занимавшемъ въ военномъ Елизаветградѣ должность предсѣдателя магистрата, если бы должность этого вполнѣ безмолвнаго лица въ скорости не занялъ давно знакомый намъ, произведенный наконецъ въ маіоры, Э. И. Гайли.
- ↑ Малороссійское названіе птицы удода.