РБС/ВТ/Гедеон (Балабан)

[312]Гедеон (в мире Григорий) Балабан, епископ Львовский, поборник православия против унии в юго-западной Руси, сын и преемник епископа Львовского Арсения (в миру дворянин Марк Балабан). Отец его получил в 1548 г. привилегию на Галицко-Львовскую епархию и в 1566 году выпросил у короля Сигизмунда-Августа грамоту на эту же епархию сыну своему, Григорию, который тотчас же и вступил в управление ею, не принимая духовного сана, и управлял под руководством отца более трех лет, до его кончины. Жизнь и деятельность Г. можно разделить на два противоположных по своему направлению периода: до Брестского собора 1596 г. и после него. Первый период протекает, главным образом, в борьбе Г. за свои имущественные и иерархические права с Львовским Успенским братством и его покровителями — патриархом Константинопольским и митрополитом Киевским, во второй же период Г. становится ревностным и самоотверженным защитником православия в юго-западной Руси. В 1569 г. Гедеон после смерти отца получил кафедру, но до 1576 г. ему пришлось вести борьбу с другим претендентом на Галицко-Львовскую епархию, Иваном Лопаткой-Осталовским, кандидатом Львовского католического архиепископа. В 1583 г. ему пришлось выдержать столкновение с Львовским католическим архиепископом Суликовским по поводу введения Григорианского календаря. Католики хотели силой принудить православных к его принятию. Во Львове архиепископ приказал запечатать все православные церкви, чтобы помешать отправлению богослужения в праздники по старому стилю. Г. внес протест против этого насилия в гродские книги, а на Варшавском сейме призвал Суликовского к ответу, но при посредстве некоторых вельмож заключил с ним мировую, причем Суликовский отказался от вмешательства в дела Львовской православной епархии. Утвердившись на кафедре, Г. прежде всего стал заботиться об увеличении своих материальных средств и укреплении своей власти. Еще отец его вел продолжительную борьбу с Львовским братством из-за обладания Уневским и Онуфриевским монастырями, находившимися под опекой братства. Сын продолжал эту борьбу, но характер ее теперь несколько изменился: спор шел не только об обладании тем или другим монастырем, но о подчинении всего братства с его церквами, монастырями и священнослужителями епископской юрисдикции. Поводом для начала борьбы было вмешательство в дела и обычаи Львовской епархии приехавшего на Русь Антиохийского патриарха Иоакима. Братство подчинилось его требованию отказаться от некоторых не понравившихся патриарху местных церковных обычаев, Г. же, напротив, не согласился с этим требованием. Затем возобновился спор из-за Онуфриевского монастыря. Обе враждующие стороны представили свое дело на рассмотрение Константинопольского патриарха Иеремии, также посетившего Русь. Патриарх, приняв сторону братства, 13 ноября 1589 г. подтвердил все его права и привилегии и дал ему монополию школьного обучения детей. Брестский церковный собор в июне 1590 г., рассмотрев спор епископа с братством, подтвердил, что Онуфриевский монастырь должен принадлежать последнему, а само братство должно быть свободно от власти львовского [313]епископа Митрополит Михаил Рагоза, считавший Г. своим викарием, также действовал против него в пользу братства. В январе 1591 г. митрополит прибыл во Львов, публично судил Г. в церкви по жалобам на него братства и, признав его виновным, запретил ему угнетать братство под угрозой лишения сана. Г. обратился с жалобой на братство и митрополита к патриарху Иеремии, который сначала как бы стал на его сторону, но затем снова признал правой противную сторону. 15 октября 1592 г. король Сигизмунд III дал братству грамоту, которой подтвердил все его привилегии, данные ему духовными властями, и утвердил за ним Онуфриевский монастырь. Тогда Г. упросил короля назначить комиссию для решения вопроса, кому должна принадлежать власть над церквами братства, епископу или митрополиту. Комиссия в феврале 1593 г. единогласно постановила, что братские церкви должны подлежать власти епископа; на это решение братство подало апелляцию королю, а митрополит послал Г. от себя и от имени патриарха запрещение править епархией за то, что он отвергает постановления патриарха и вопреки правилам перенес церковное дело на светский суд короля. Дважды позванный митрополитом на суд, Г. не явился ни разу. Собор 1593 г. (27 июня) произнес отлучение Г. с запрещением ему архиерействовать, а собор в июне 1594 г. вторично осудил его заочно, несмотря на то что он через своего уполномоченного объявил собор незаконным, так как на нем было с митрополитом всего два епископа и созван он в отсутствие и без ведома короля, находившегося тогда в Швеции. 10-го июля, на основании соборного решения, в Брестской соборной церкви провозглашено было архидиаконом отлучение львовского епископа Г. «от всех справ святительских». Когда же вскоре за тем поступили новые жалобы на Г., что он насильно завладел Уневским монастырем и жестоко обходится с монахами, то митрополит созвал собор в Новогрудке и 26-го сентября, по определению собора на основании прежних решений, патриарших и соборных, низложил Г. «с стану епископского и от всего сана святительского». Историк русской церкви митрополит Макарий объясняет действия митрополита Рагозы по отношению к Г. тем, что «митрополит отстаивал не столько братство, сколько самого себя, свою власть, свои права, на которые посягал его своевольный викарий; митрополит преследовал, силой церковных законов, епископа, который не хотел подчиняться не только своему архипастырю, но и соборам, и самому патриарху». С другой стороны, проф. Н. И. Петров так оправдывает действия Г.: «Естественный ход событий в Галиции и соседних с нею западнорусских областях требовал, чтобы, для отпору католицизму, образовалась из викариатства сильная материальными средствами, самостоятельностью, сосредоточением прав и авторитетом епископа власть. И Гедеон Балабан хорошо понял нужды и задачи местного православия того времени и во все время своей жизни неусыпно стоял на страже интересов своей епископской силы и власти, ведя за свои права неустанную борьбу и с львовским братством, и с митрополитом Киевским, и с восточным патриархом… Правда, меры, принимавшиеся Гедеоном Балабаном для усиления своей епископской власти, не отличаются строгой разборчивостью и никак не могут быть оправданы с общечеловеческой и православно-христианской точек зрения, но они объясняются и несколько извиняются духом того времени и общественно-политическими неурядицами в бывшем королевстве польском».

Враждебные отношения между митрополитом Киевским и его викарием продолжались не долго; их примирил вопрос об унии с Римом. По-видимому, Г. примкнул к сторонникам унии не по убеждению, а под влиянием своей борьбы с братством и высшими церковными властями; так объясняли себе его поведение еще его современники: они смотрели на Г. как на человека, доведенного до крайности борьбою с братством и готового заключить союз с врагом, лишь бы выйти из своего тяжелого положения. [314]Уже в 1588 г. Г., сблизившись с Львовским католическим епископом, выражал ему желание принять унию. В июне 1591 г. четыре православных епископа, в том числе Г., заявили королю Сигизмунду III о своем желании подчиниться власти папы Римского. В мае 1592 г. дан им был ответ короля с обещанием покровительств и всяких льгот. В декабре 1594 г. Г. присоединился к акту о соединении с Римской церковью, составленному Кириллом Терлецким и Ипатием Потеем, а в январе 1595 г. созвал во Львове собор духовенства своей епархии, который 28‑го января объявил, что по примеру верховнейших пастырей русских признает власть папы. Такие действия Г. подкупили митрополита. 25‑го февраля он написал во Львов, указывая пути, каким образом может быть признана законной неявка Г. на суд, а после свидания с Г. в Слуцком монастыре разрешил ему по-прежнему святительствовать. 12‑го июня Г., восстановленный в своих правах, подписал соборное послание митрополита и епископов к папе Клименту VIII. Но едва Г. выразил свое согласие на унию, как тотчас заявил свой протест против нее. В начале июня он приезжал в Острог к знаменитому ревнителю православия и противнику унии кн. К. К. Острожскому и просил, чтобы князь примирил его с братством. В конце июня Г. снова приехал к Острожскому и 1‑го июля в его присутствии внес в актовые книги Владимирского гродского уряда протест против действий Луцкого епископа Кирилла Терлецкого, который, будто бы, получив от Г. и других епископов бланки с их подписями и печатями для написания на них жалобы королю на латинян за их притеснения, написал на этих бланках, вопреки желанию епископов, и подал королю какое-то предложение, противное православной вере. Личности митрополита Г. в своем протесте не касался и продолжал с ним быть в мирных отношениях до самого собора 1596 г. Когда во Львове получен был манифест от 24 сентября 1595 г. об унии, то братство внесло свой протест в гродские книги и объявило, что митрополит — отщепенец и не может быть судьей в деле братства с епископом. Митрополит послал братству позыв на суд с Г., но так как никто из братства не явился, то он 20 января 1596 г. уничтожил все прежние решения в пользу братства, признал епископа правым и подчинил ему Онуфриевский монастырь и городскую братскую церковь. 27 января Г. присутствовал на соборе у митрополита. Таким образом, он, с одной стороны, поддерживал сношения с инициаторами унии с Римом, а с другой стороны, в союзе с Острожским, действовал против них. Есть известие, что епископы Потей и Терлецкий, бывшие в Риме для переговоров с папой, послали оттуда письмо к Г. с ядом, с целью погубить бывшего союзника, превратившегося во врага. На Брестском соборе в октябре 1596 г. Г. стал уже открыто на сторону защитников православия. На этом соборе сразу образовались два враждебных стана: униаты собрались в одном помещении, а православные — в другом. Г. произнес речь, в которой заявил, что он и все собравшиеся хотят стоять и умереть за православную веру, а митрополит и епископы поступили незаконно, отреклись от повиновения Константинопольскому патриарху. Со своей стороны, униаты 9‑го октября объявили Г. и других защитников православия лишенными сана и предали их проклятию, о чем на следующий день издали соборную окружную грамоту. 15‑го декабря Сигизмунд III повелел всем православным своим подданным не признавать низложенных иерархов, но приказ его не имел никакой силы. Патриарх Мелетий велел избрать нового митрополита взамен отпавшего от православия, а до избрания назначил своими экзархами епископа Львовского Гедеона, архимандрита Кирилла Лукариса и кн. К. К. Острожского. Действительным экзархом стал Г. Он не только охранял от унии свою епархию, но и в других епархиях, униатских, по просьбе православных освящал церкви, выдавал антиминсы, ставил священников, [315]на что епископы-униаты тщетно приносили свои жалобы митрополиту и королю. Г. много заботился также об учреждении братств (но не ставропигиальных, как Львовское Успенское братство), типографий, изданием богослужебных и учительных книг, заведением монастырей и преобразованием монашеской жизни. В 1604 г. он вместе с племянником своим, Федором Юрьевичем Балабаном, основал на своей родине, в местечке Стрятине, типографию, в которой в том же году был напечатан «Служебник», а в 1606 г. — «Молитвенник, или Требник, из греческого языка на словенский преведеный и исследованный». Другую типографию, с ученым братством справщиков при ней, он учредил в своей резиденции в Галиче (Крылос); оттуда вышло в 1606 году «Евангелие учительное» патриарха Константинопольского Каллиста. По совету патриарха Мелетия Г. задумал пересмотр и исправление богослужебных книг не только по славянским спискам, но и по греческим образцам, потому что западнорусские богослужебные книги, распространявшиеся преимущественно путем переписки, заключали в себе многие ошибки и искажения текста. При издании «Служебника» славянский текст сличался с древними славянскими списками и с греческим текстом. Перед изданием «Требника» Г. получил из Константинополя служебник и требник, высланные по его просьбе, и затем созвал на собор опытных священников и с ними рассуждал об издании; на этом совещании положено перенесть в новый требник из славянских требников необходимые чины, хотя бы их и не было в патриаршем списке. По повелению Г. были переведены с греческого языка сочинения Златоуста «О священстве» и «Беседы на деяния», но за смертью его они не были изданы. Отдавая предпочтение монашескому общежитию, Г. уважал и пустынножительство и поддерживал в своей епархии тот и другой вид иноческой жизни, получившей под его покровительством особое оживление. Долговременная борьба Г. с Львовским братством закончилась миром, заключенным 21 января 1602 г.: братство обязалось признать Г. как экзарха, а Г. обещал уважать права ставропигиального братства и не вмешиваться в его дела. Таким образом, он для блага церкви гораздо более уступил, чем братство. После примирения епископа с братством все силы местного православия объединились для борьбы с унией.

Значение деятельности Г. заключается в том, что он своим мужественным противодействием латинянам и униатам и своей организаторской деятельностью по внутреннему благоустроению западнорусской православной церкви немало содействовал к поддержанию бодрости и подъему религиозно-народного духа в среде западноруссов, которые долго еще потом не поддавались униатским обольщениям и насилиям. Вообще, по мнению проф. Н. И. Петрова, Г. в религиозно-нравственном и умственном отношении возвышался над другими современными ему западнорусскими епископами; есть известия, что он был сведущ в догматах и церковных канонах православной церкви, что же касается его частной жизни, то Львовское братство, его враг, не могло указать в его поведении никаких темных сторон, тогда как в то же время указывало в своих жалобах восточным патриархам на нравственные недостатки других архиереев и самого митрополита.

«Памятники русской старины в Западных губерниях», вып. VIII, «Холмская Русь», стр. 261—307 (проф. Н. И. Петров, «Львовский епископ Гедеон Балабан и его деятельность на пользу православия и русской народности в Галиции и юго-западном крае России»). — Митр. Макарий, «История русской церкви», т. IX, стр. 250—672, т. Х, стр. 242—353; — Соловьев, «История России» (изд. Обществ. Пользы), т. II, стр. 1414—1461. — Иловайский, «История России», т. ІІІ, стр. 555—570, 699—700. — Архиеп. Филарет, «Обзор русской духовной литературы», I, 229—233.