[433]
То былъ богатый, счастливый домъ! Всѣ въ домѣ—и господа, и слуги, и друзья дома—радовались и веселились: въ семьѣ родился наслѣдникъ—сынъ. И мать, и дитя были здоровы. [434]
Лампа, висѣвшая въ уютной спальнѣ, была задернута съ одной стороны занавѣской; тяжелыя, дорогія шелковыя гардины плотно закрывали окна; полъ былъ устланъ толстымъ, мягкимъ, какъ мохъ, ковромъ; все располагало къ сладкой дремотѣ, ко сну, къ отдыху. Немудрено, что сидѣлка заснула; да и пусть себѣ,—все обстояло благополучно. Геній домашняго очага стоялъ у изголовья кровати; головку ребенка, прильнувшаго къ груди матери, окружалъ словно вѣнчикъ изъ яркихъ звѣздъ; каждая была жемчужиной счастья. Всѣ добрыя феи принесли новорожденному свои дары; въ вѣнцѣ блестѣли жемчужины: здоровья, счастья, любви—словомъ, всѣхъ благъ земныхъ, какихъ только можетъ пожелать себѣ человѣкъ.
— Все дано ему!—сказалъ геній.
— Нѣтъ!—раздался близь него чей-то голосъ. То говорилъ ангелъ-хранитель ребенка.—Одна фея еще не принесла своего дара, но принесетъ его современемъ, хотя, можетъ быть, и не скоро. Въ вѣнцѣ недостаетъ послѣдней жемчужины!
— Недостаетъ! Этого не должно быть! Если же это такъ, намъ надо отыскать могущественную фею, пойти къ ней сейчасъ же!
— Она явится въ свое время и принесетъ свою жемчужину, которая должна замкнуть вѣнецъ!
— Гдѣ-же обитаетъ эта фея? Гдѣ ея жилище? Скажи мнѣ, и я пойду за жемчужиной!
— Хорошо!—сказалъ ангелъ-хранитель ребенка.—Я самъ провожу тебя къ ней, все равно, гдѣ бы ни пришлось намъ искать ее! У нея нѣтъ, вѣдь, постояннаго жилища! Она появляется и въ королевскомъ дворцѣ и въ жалкой крестьянской хижинѣ! Она не обойдетъ ни одного человѣка, каждому принесетъ свой даръ—будь-то цѣлый міръ или пустякъ! И къ этому ребенку она придетъ въ свое время! Но, по-твоему, выжиданіе не всегда впрокъ,—хорошо, поспѣшимъ же отправиться за жемчужиной, послѣднею жемчужиной, которой недостаетъ въ этомъ великолѣпномъ вѣнцѣ!
И они рука объ руку полетѣли туда, гдѣ пребывала въ тотъ часъ фея.
Они очутились въ большомъ домѣ, но въ корридорахъ было темно, въ комнатахъ пусто и необыкновенно тихо; длинный рядъ оконъ стоялъ отвореннымъ, чтобы впустить въ комнаты свѣжаго воздуха; длинныя бѣлыя занавѣси были спущены и колыхались отъ вѣтра. [435]
Посреди комнаты стоялъ открытый гробъ; въ немъ покоилась женщина цвѣтущихъ лѣтъ. Покойница вся была усыпана розами; виднѣлись лишь тонкія, сложенныя на груди, руки, да лицо, хранившее свѣтлое и въ то же время серьезное, торжественное выраженіе.
У гроба стоялъ мужъ покойной и дѣти. Самаго младшаго отецъ держалъ на рукахъ; они подошли проститься съ умершею. Мужъ поцѣловалъ ея пожелтѣвшую, сухую, какъ увядшій листъ, руку, которая еще недавно была такою сильною, крѣпкою, съ такою любовью вела хозяйство и домъ. Горькія слезы капали на полъ, но никто не проронилъ ни слова. Въ этомъ молчаніи былъ цѣлый міръ скорби. Молча, подавляя рыданія, вышли всѣ изъ комнаты.
Въ комнатѣ горѣла свѣча; пламя ея колебалось отъ вѣтра и вспыхивало длинными красными языками. Вошли чужіе люди, закрыли гробъ и стали забивать крышки гвоздями. Гулко раздались удары молотка въ каждомъ уголкѣ дома, ударяя по сердцамъ, обливавшимся кровью.
— Куда ты привелъ меня?—спросилъ геній домашняго очага.—Тутъ нѣтъ феи, чей даръ, жемчужина, принадлежала бы къ лучшимъ благамъ жизни!
— Она тутъ!—сказалъ ангелъ-хранитель и указалъ на фигуру, сидѣвшую въ углу. На томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ сиживала, бывало, при жизни, мать семейства, окруженная цвѣтами и картинами, откуда она, какъ благодѣтельная фея домашняго очага, ласково улыбалась мужу, дѣтямъ и друзьямъ, откуда она, ясное солнышко, душа всего дома, разливала вокругъ свѣтъ и радость—тамъ сидѣла теперь чужая женщина, въ длинномъ одѣяніи. То была Скорбь; теперь она была госпожей въ домѣ, она заняла мѣсто умершей. По щекѣ ея скатилась жгучая слеза и превратилась въ жемчужину, отливавшую всѣми цвѣтами радуги. Ангелъ-хранитель подхватилъ ее, и она засіяла яркою семицвѣтною звѣздою.
— Вотъ она, жемчужина скорби, послѣдняя жемчужина, безъ которой не полонъ вѣнецъ земныхъ благъ! Она еще ярче оттѣняетъ блескъ и красоту другихъ. Видишь въ ней сіяніе радуги—моста, соединяющаго землю съ небомъ? Теряя близкое, дорогое лицо здѣсь, на землѣ, мы пріобрѣтаемъ друга на небѣ, по которомъ будемъ тосковать. И въ тихія, звѣздныя ночи мы невольно обращаемъ взоръ къ небу, къ звѣздамъ, [436]гдѣ ждетъ насъ иная, совершенная жизнь. Взгляни на жемчужину скорби: въ ней скрыты крылья Психеи, которыя уносятъ насъ изъ этого міра!
