Страница:Андерсен-Ганзен 1.pdf/439

Эта страница была вычитана


Посреди комнаты стоялъ открытый гробъ; въ немъ покоилась женщина цвѣтущихъ лѣтъ. Покойница вся была усыпана розами; виднѣлись лишь тонкія, сложенныя на груди, руки, да лицо, хранившее свѣтлое и въ то же время серьезное, торжественное выраженіе.

У гроба стоялъ мужъ покойной и дѣти. Самаго младшаго отецъ держалъ на рукахъ; они подошли проститься съ умершею. Мужъ поцѣловалъ ея пожелтѣвшую, сухую, какъ увядшій листъ, руку, которая еще недавно была такою сильною, крѣпкою, съ такою любовью вела хозяйство и домъ. Горькія слезы капали на полъ, но никто не проронилъ ни слова. Въ этомъ молчаніи былъ цѣлый міръ скорби. Молча, подавляя рыданія, вышли всѣ изъ комнаты.

Въ комнатѣ горѣла свѣча; пламя ея колебалось отъ вѣтра и вспыхивало длинными красными языками. Вошли чужіе люди, закрыли гробъ и стали забивать крышки гвоздями. Гулко раздались удары молотка въ каждомъ уголкѣ дома, ударяя по сердцамъ, обливавшимся кровью.

— Куда ты привелъ меня?—спросилъ геній домашняго очага.—Тутъ нѣтъ феи, чей даръ, жемчужина, принадлежала бы къ лучшимъ благамъ жизни!

— Она тутъ!—сказалъ ангелъ-хранитель и указалъ на фигуру, сидѣвшую въ углу. На томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ сиживала, бывало, при жизни, мать семейства, окруженная цвѣтами и картинами, откуда она, какъ благодѣтельная фея домашняго очага, ласково улыбалась мужу, дѣтямъ и друзьямъ, откуда она, ясное солнышко, душа всего дома, разливала вокругъ свѣтъ и радость—тамъ сидѣла теперь чужая женщина, въ длинномъ одѣяніи. То была Скорбь; теперь она была госпожей въ домѣ, она заняла мѣсто умершей. По щекѣ ея скатилась жгучая слеза и превратилась въ жемчужину, отливавшую всѣми цвѣтами радуги. Ангелъ-хранитель подхватилъ ее, и она засіяла яркою семицвѣтною звѣздою.

— Вотъ она, жемчужина скорби, послѣдняя жемчужина, безъ которой не полонъ вѣнецъ земныхъ благъ! Она еще ярче оттѣняетъ блескъ и красоту другихъ. Видишь въ ней сіяніе радуги—моста, соединяющаго землю съ небомъ? Теряя близкое, дорогое лицо здѣсь, на землѣ, мы пріобрѣтаемъ друга на небѣ, по которомъ будемъ тосковать. И въ тихія, звѣздныя ночи мы невольно обращаемъ взоръ къ небу, къ звѣздамъ,

Тот же текст в современной орфографии


Посреди комнаты стоял открытый гроб; в нём покоилась женщина цветущих лет. Покойница вся была усыпана розами; виднелись лишь тонкие, сложенные на груди, руки, да лицо, хранившее светлое и в то же время серьёзное, торжественное выражение.

У гроба стоял муж покойной и дети. Самого младшего отец держал на руках; они подошли проститься с умершею. Муж поцеловал её пожелтевшую, сухую, как увядший лист, руку, которая ещё недавно была такою сильною, крепкою, с такою любовью вела хозяйство и дом. Горькие слёзы капали на пол, но никто не проронил ни слова. В этом молчании был целый мир скорби. Молча, подавляя рыдания, вышли все из комнаты.

В комнате горела свеча; пламя её колебалось от ветра и вспыхивало длинными красными языками. Вошли чужие люди, закрыли гроб и стали забивать крышки гвоздями. Гулко раздались удары молотка в каждом уголке дома, ударяя по сердцам, обливавшимся кровью.

— Куда ты привел меня? — спросил гений домашнего очага. — Тут нет феи, чей дар, жемчужина, принадлежала бы к лучшим благам жизни!

— Она тут! — сказал ангел-хранитель и указал на фигуру, сидевшую в углу. На том самом месте, где сиживала, бывало, при жизни, мать семейства, окружённая цветами и картинами, откуда она, как благодетельная фея домашнего очага, ласково улыбалась мужу, детям и друзьям, откуда она, ясное солнышко, душа всего дома, разливала вокруг свет и радость — там сидела теперь чужая женщина, в длинном одеянии. То была Скорбь; теперь она была госпожой в доме, она заняла место умершей. По щеке её скатилась жгучая слеза и превратилась в жемчужину, отливавшую всеми цветами радуги. Ангел-хранитель подхватил её, и она засияла яркою семицветною звездою.

— Вот она, жемчужина скорби, последняя жемчужина, без которой не полон венец земных благ! Она ещё ярче оттеняет блеск и красоту других. Видишь в ней сияние радуги — моста, соединяющего землю с небом? Теряя близкое, дорогое лицо здесь, на земле, мы приобретаем друга на небе, по которому будем тосковать. И в тихие, звёздные ночи мы невольно обращаем взор к небу, к звёздам,