Былъ горный путь угрюмъ и дикъ,
А менестрель ужъ былъ старикъ,
Но взоръ его печальныхъ глазъ,
Гдѣ пламень юности угасъ, 5 Его усталыя черты—
Слѣды хранили красоты,
И было видимо, что онъ
Для лучшей доли былъ рожденъ.
Исчезло все… Лишь арфа та, 10 Что̀ несъ подростокъ-сирота—
Осталась арфой тѣхъ временъ,
Когда—пѣвецъ послѣдній—онъ
О славѣ пѣлъ и о бояхъ,
О пролетѣвшихъ славныхъ дняхъ. 15 Друзья пѣвца въ краю родномъ
Заснули всѣ послѣднимъ сномъ,
И часто жаждалъ онъ съ тоской
Сойдти за ними на покой…
Теперь съ зарей и при лунѣ 20 Не мчится онъ на скакунѣ
И за̀мка жителей порой
Не тѣшитъ чудною игрой;
Замолкъ навѣкъ его аккордъ,
Что̀ лэди слушала и лордъ— 25 Исчезло все, какъ дивный сонъ!
Престолъ Стюартовъ оскверненъ:
Пришлецъ свой празднуетъ успѣхъ,
Въ его глазахъ искусство—грѣхъ,
И вотъ, счастливыхъ дней пѣвецъ, 30 По свѣту бродитъ, какъ бѣглецъ,
Ему, что̀ тѣшилъ Карла слухъ,
Внимаютъ пахарь и пастухъ!
