Солнце лучами играло
Надъ моремъ, катящимъ далеко валы;
На рейдѣ блисталъ въ отдаленьи корабль,
Который въ отчизну меня поджидалъ;
Только попутнаго не было вѣтра,
И я спокойно сидѣлъ на бѣломъ пескѣ
Пустыннаго берега.
Пѣснь Одиссея читалъ я — старую,
Вѣчно юную пѣснь. Изъ ея
Моремъ шумящихъ страницъ предо мной
Радостно жизнь подымалась
Дыханьемъ боговъ,
И свѣтлой весной человѣка,
И небомъ цвѣтущимъ Эллады.
Благородное сердце моё съ участьемъ слѣдило
За сыномъ Лаэрта въ путяхъ многотрудныхъ его,
Садилось съ нимъ въ печальномъ раздумьѣ
За радушный очагъ,
Гдѣ царицы пурпуръ прядутъ,
Лгать и удачно ему убѣгать помогало
Изъ объятія нимфъ и пещеръ исполиновъ,
За нимъ въ Киммерійскую ночь, и въ ненастье,
И въ кораблекрушенье неслось
И съ нимъ несказанное горе терпѣло.
Вздохнувши, сказалъ я: «Злой Посидаонъ,
Гнѣвъ твой ужасенъ,
И самъ я боюсь
Не вернуться въ отчизну!»
Едва я окончилъ —
Запѣнилось море,
И богъ морской изъ бѣлѣющихъ волнъ
Главу, осокою вѣнчанную, поднялъ,
Сказавши въ насмѣшку:
«Что́ ты боишься, поэтикъ?
Я нимало не стану тревожить
Твой бѣдный корабликъ,
Не стану въ раздумье о жизни любезной тебя
Вводить излишнею качкой.
Вѣдь ты, поэтикъ, меня никогда не сердилъ:
Ни башенки ты не разрушилъ у стѣнъ
Священнаго града Пріама,
Ни волоса ты не спалилъ на глазу
Полифема, любезнаго сына,
И тебѣ не давала советовъ ни въ чёмъ
Богиня ума — Паллада Аѳина».
Такъ воззвалъ Посейдонъ
И въ море опять погрузился,
И надъ грубою остротой моряка
Подъ водой засмѣялись
Амфитрита, женщина-рыба,
И глупыя дщери Нерея.