Солнце играло лучами
Надъ вѣчно-зыблемымъ моремъ;
Вдали на рейдѣ
Блестѣлъ корабль, на которомъ 5 Домой я ѣхать собрался.
Да не было вѣтра попутнаго, —
И я еще мирно сидѣлъ
На бѣлой о́тмели
Пустыннаго берега, 10 И пѣснь Одиссея читалъ —
Старую, вѣчно-юную пѣснь…
И со страницъ ея, моремъ шумящихъ,
Радостно вѣяло мнѣ
Дыханьемъ боговъ, 15 И свѣтозарной весной человѣка,
И небомъ Эллады цвѣтущимъ.
Благородное сердце мое
Всюду вѣрно слѣдило
За сыномъ Лаэрта въ скорбяхъ и скитаньяхъ: 20 Садилось, печальное, съ нимъ
За радушный очагъ,
Гдѣ царицы пурпуръ прядутъ;
И лгать, и бѣжать ему помогало
Изъ объятій нимфъ, изъ пещеръ исполиновъ; 25 И въ киммерійскую ночь
Его провожало;
Было съ нимъ въ бурю — въ крушенье,
И несказанное
Терпѣло горе.
30 Я вздохнулъ и сказалъ:
«Злой Поссейдонъ!
Гнѣвъ твой ужасенъ,
И самъ я боюсь не вернуться на родину».
Лишь только я молвилъ, 35 Запѣнилось море,
И изъ бѣлыхъ волн, поднялась
Осоко́ю вѣнчанная
Глава владыки морей,
И онъ воскликнулъ съ насмѣшкой:
40 «Не бойся, поэтикъ!
Повѣрь, я не трону твой бѣдный корабликъ,
И жизнь твою драгоцѣнную
Не стану смущать опасною качкой.
Вѣдь ты, поэтикъ, 45 Меня никогда не гнѣвилъ; ни единой
Башенки ты не разрушилъ въ священномъ
Градѣ Пріама;
Ни волоска не спалилъ ты въ рѣсницѣ
Моего Полифема, — 50 И никогда не давала
Мудрыхъ совѣтовъ тебѣ
Богиня ума, Паллада Аѳина».
Молвилъ — и снова
Въ море нырнулъ Поссейдонъ… 55 И над грубою шуткой
Моряка подъ водой засмѣялись
Амфитрита, нелѣпая женщина-рыба,
И глупыя дочки Нерея.