[307]
XVII.
Потребности у нашего юнаго друга были самыя скромныя, и онъ, какъ и многіе люди, выросшіе въ бѣдности и затѣмъ достигшіе нѣкотораго достатка, находилъ, что живетъ припѣваючи. Въ самомъ дѣлѣ, матеріальное положеніе его было теперь настолько хорошо, что онъ вполнѣ могъ послѣдовать совѣту Феликса, устроить для своихъ друзей праздникъ. Онъ и вспомнилъ о своихъ друзьяхъ, о вѣрнѣйшихъ и старѣйшихъ друзьяхъ своихъ—матери и бабушкѣ. Вотъ для кого, а вмѣстѣ съ тѣмъ и для себя самого, онъ и рѣшилъ устроить праздникъ.
Стояла чудная весенняя погода; молодой человѣкъ, еще наканунѣ пригласившій мать и бабушку прокатиться съ нимъ сегодня за городъ на новую дачу, купленную его учителемъ, уже собирался сѣсть въ экипажъ, какъ его перехватила на дорогѣ какая-то бѣдно-одѣтая женщина, лѣтъ тридцати на видъ. Она подала ему памятную записку съ собственноручной припиской госпожи Гофъ.—Вы не узнаете меня?—сказала она.—Меня когда-то звали «кудрявой головкой». Теперь локоновъ уже нѣтъ, многаго чего нѣтъ, но добрые люди на свѣтѣ еще есть! Одно время я танцовала вмѣстѣ съ вами въ балетѣ! Но съ тѣхъ поръ вы далеко опередили меня! Вы достигли извѣстности, а я развелась съ двумя мужьями и больше ужъ не танцую!—Въ памятной запискѣ говорилось о желаніи просительницы обзавестись швейной машиной.
— Въ какомъ же балетѣ мы танцовали вмѣстѣ?—спросилъ молодой человѣкъ.
— Въ «Падуанскомъ тиранѣ!»—отвѣтила она.—Мы оба были пажами, въ голубыхъ бархатныхъ плащахъ и беретахъ. Неужели вы не помните Малле Кналлерупъ? Я шла въ процессіи какъ разъ за вами!..
— И все наступали мнѣ на ногу!
— Развѣ?—спросила она.—Ну, значитъ я далеко шагала! Вы, однако, шагнули еще дальше!—И грустное выраженіе ея лица быстро смѣнилось заигрывающимъ, какъ будто она и не вѣсть какой комплиментъ сказала ему. Онъ выразилъ полную готовность помочь ей пріобрѣсти швейную машину и простился съ нею. Какъ-ни-какъ, а Малле Кналлерупъ тоже на свой ладъ посодѣйствовала тому, чтобы онъ бросилъ балетъ и попалъ на лучшую дорогу!.. Скоро экипажъ остановился передъ домомъ коммерсанта, и молодой человѣкъ поднялся наверхъ. Мать и бабушка уже ждали его, обѣ такія разряженныя. Въ эту же минуту счастливый случай привелъ къ нимъ госпожу Гофъ, и ее сейчасъ же пригласили участвовать въ прогулкѣ. Она сначала не знала, какъ ей быть, но наконецъ рѣшилась ѣхать, извѣстивъ супруга о неожиданномъ приглашеніи записочкой.
Вотъ и покатили. Молодой человѣкъ то и дѣло раскланивался съ знакомыми. «Сколько у него шикарныхъ пріятелей!» дивилась госпожа Гофъ.
[308]«Ѣдемъ, точно знатныя барыни!» восхищалась мать. «Чудесный экипажъ!» прибавляла бабушка.
Сейчасъ же за городомъ, близехонько отъ королевскаго парка, стоялъ маленькій привѣтливый домикъ; по стѣнамъ вился дикій виноградъ, а въ палисадникѣ росли розы, кусты орѣшника и фруктовыя деревья. Экипажъ остановился; гостей встрѣтила пожилая дѣвушка, старая знакомая матери и бабушки, часто помогавшая имъ въ стиркѣ и глаженьѣ. Осмотрѣли садъ, потомъ домъ. Ахъ, что за прелесть! Гостинная соединялась съ маленькой стеклянной галлерейкой, уставленной чудесными цвѣтами. Дверь была выдвижная.—Точно кулиса!—сказала госпожа Гофъ.—Вдвинь ее рукой и сиди себѣ, словно въ птичьей клѣткѣ, среди свѣжей травки! Это называется зимнимъ садомъ.—Спальня тоже была чудесная, хотя и въ другомъ родѣ: длинныя, плотныя занавѣси на окнахъ, мягкій коверъ и два мягкихъ кресла. Чудо просто! Мать и бабушка не преминули испробовать удобны-ли они.
— Ну, сидя на такихъ креслахъ, недолго и облѣниться!—сказала мать.
— Такъ мягко, что и не чувствуешь собственной тяжести!—воскликнула госпожа Гофъ.—Да, тутъ вамъ, музыкантамъ, будетъ полное раздолье! Отдыхайте себѣ всласть отъ театральной сутолоки! Знаю я ее! Да, подумайте, я еще иногда вижу во снѣ, что танцую въ балетѣ, и Гофъ рядомъ со мной! Ну не чудесно-ли это? «Двѣ души, а мысль одна!»
— Да, тутъ будетъ попросторнѣе, чѣмъ у васъ на чердакѣ!—сказалъ молодой человѣкъ, весь сіяя отъ радости.
— Еще бы!—согласилась мать.—Но и у насъ не дурно! Тамъ я жила съ твоимъ отцомъ, тамъ родился и ты, мой милый сынокъ!
— Ну, здѣсь всетаки лучше!—рѣшила бабушка.—Прямо барское помѣщенье! Отъ души поздравляю съ новосельемъ и тебя, и твоего безподобнаго учителя!
— А я поздравляю съ новосельемъ тебя, бабушка, и тебя, дорогая матушка! Теперь вы поселитесь здѣсь! Полно вамъ лазить по высокой лѣстницѣ на чердакъ! Будетъ у васъ и помощница по хозяйству! А я стану навѣщать васъ здѣсь такъ же часто, какъ и въ городѣ. Ну, что же, вы рады, довольны?
— Что съ мальчикомъ? Что это онъ говоритъ!—сказала мать.
— Я говорю, что этотъ домъ вашъ! Твой и бабушкинъ! Наконецъ-то моя мечта сбылась! Большое спасибо моему дорогому учителю: это онъ помогъ мнѣ устроить все, какъ слѣдуетъ!
— Да ты шутишь, сынокъ!—прервала его мать.—Ты хочешь подарить намъ этотъ барскій домъ? Да, ты бы и радъ былъ, кабы только могъ!
— Я вовсе не шучу! Домъ этотъ теперь вашъ!—И онъ расцѣловалъ ихъ обѣихъ, а онѣ заплакали отъ радости. Заплакала и госпожа Гофъ.
— Это счастливѣйшая минута въ моей жизни!—продолжалъ молодой человѣкъ и принялся обнимать и цѣловать всѣхъ трехъ женщинъ одну за
[309]другою. Теперь, разумѣется, матери и бабушкѣ нужно было начать осмотръ сначала,—все это было, вѣдь, ихъ собственное! Вмѣсто нѣсколькихъ горшковъ съ цвѣтами, выставленныхъ за окошко на крышу, у нихъ былъ теперь прелестный зимній садикъ, вмѣсто одного шкафчика для провизіи—цѣлая кладовая, а ужъ кухня какая!.. Теплая, свѣтлая, съ печкой и плитой, свѣтлой и блестящей, какъ утюжная плитка!
— Ну, теперь и у васъ свой уголокъ, какъ у меня!—сказала госпожа Гофъ.—Заживете по-царски! Теперь вы достигли всего, чего только можетъ желать человѣкъ на землѣ! И ты тоже, мой милый дружокъ!
— Нѣтъ, не всего еще!—возразилъ онъ.
— Ну, молодая женка не заставитъ себя ждать!—сказала госпожа Гофъ.—И я ужъ знаю ее! Предчувствую! Но пока молчокъ! Ахъ, ты милый мой! Право, все это точно въ балетѣ!—И она засмѣялась сквозь слезы; мать и бабушка тоже.
Г. Х. Андерсенъ. Собраніе сочиненій Андерсена въ четырехъ томахъ. Томъ третій. Изданіе второе — С.-Петербургъ: Акціон. Общ. «Издатель», 1899, С.255—312