Потребности у нашего юного друга были самые скромные, и он, как и многие люди, выросшие в бедности и затем достигшие некоторого достатка, находил, что живёт припеваючи. В самом деле, материальное положение его было теперь настолько хорошо, что он вполне мог последовать совету Феликса, устроить для своих друзей праздник. Он и вспомнил о своих друзьях, о вернейших и старейших друзьях своих — матери и бабушке. Вот для кого, а вместе с тем и для себя самого, он и решил устроить праздник.
Стояла чудная весенняя погода; молодой человек, ещё накануне пригласивший мать и бабушку прокатиться с ним сегодня за город на новую дачу, купленную его учителем, уже собирался сесть в экипаж, как его перехватила на дороге какая-то бедно-одетая женщина, лет тридцати на вид. Она подала ему памятную записку с собственноручной припиской госпожи Гоф. — Вы не узнаёте меня? — сказала она. — Меня когда-то звали «кудрявой головкой». Теперь локонов уже нет, многого чего нет, но добрые люди на свете ещё есть! Одно время я танцевала вместе с вами в балете! Но с тех пор вы далеко опередили меня! Вы достигли известности, а я развелась с двумя мужьями и больше уж не танцую! — В памятной записке говорилось о желании просительницы обзавестись швейной машиной.
— В каком же балете мы танцевали вместе? — спросил молодой человек.
— В «Падуанском тиране!» — ответила она. — Мы оба были пажами, в голубых бархатных плащах и беретах. Неужели вы не помните Малле Кналлеруп? Я шла в процессии как раз за вами!..
— И всё наступали мне на ногу!
— Разве? — спросила она. — Ну, значит я далеко шагала! Вы, однако, шагнули ещё дальше! — И грустное выражение её лица быстро сменилось заигрывающим, как будто она и не весть какой комплимент сказала ему. Он выразил полную готовность помочь ей приобрести швейную машину и простился с нею. Как-никак, а Малле Кналлеруп тоже на свой лад посодействовала тому, чтобы он бросил балет и попал на лучшую дорогу!.. Скоро экипаж остановился перед домом коммерсанта, и молодой человек поднялся наверх. Мать и бабушка уже ждали его, обе такие разряженные. В эту же минуту счастливый случай привёл к ним госпожу Гоф, и её сейчас же пригласили участвовать в прогулке. Она сначала не знала, как ей быть, но наконец решилась ехать, известив супруга о неожиданном приглашении записочкой.
Вот и покатили. Молодой человек то и дело раскланивался с знакомыми. «Сколько у него шикарных приятелей!» — дивилась госпожа Гоф. «Едем, точно знатные барыни!» — восхищалась мать. «Чудесный экипаж!» — прибавляла бабушка.
Сейчас же за городом, близёхонько от королевского парка, стоял маленький приветливый домик; по стенам вился дикий виноград, а в палисаднике росли розы, кусты орешника и фруктовые деревья. Экипаж остановился; гостей встретила пожилая девушка, старая знакомая матери и бабушки, часто помогавшая им в стирке и глаженье. Осмотрели сад, потом дом. Ах, что за прелесть! Гостиная соединялась с маленькой стеклянной галерейкой, уставленной чудесными цветами. Дверь была выдвижная. — Точно кулиса! — сказала госпожа Гоф. — Вдвинь её рукой и сиди себе, словно в птичьей клетке, среди свежей травки! Это называется зимним садом. — Спальня тоже была чудесная, хотя и в другом роде: длинные, плотные занавеси на окнах, мягкий ковёр и два мягких кресла. Чудо просто! Мать и бабушка не преминули испробовать, удобны ли они.
— Ну, сидя на таких креслах, недолго и облениться! — сказала мать.
— Так мягко, что и не чувствуешь собственной тяжести! — воскликнула госпожа Гоф. — Да, тут вам, музыкантам, будет полное раздолье! Отдыхайте себе всласть от театральной сутолоки! Знаю я её! Да, подумайте, я ещё иногда вижу во сне, что танцую в балете, и Гоф рядом со мной! Ну не чудесно ли это? «Две души, а мысль одна!»
— Да, тут будет попросторнее, чем у вас на чердаке! — сказал молодой человек, весь сияя от радости.
— Ещё бы! — согласилась мать. — Но и у нас недурно! Там я жила с твоим отцом, там родился и ты, мой милый сынок!
— Ну, здесь всё-таки лучше! — решила бабушка. — Прямо барское помещенье! От души поздравляю с новосельем и тебя, и твоего бесподобного учителя!
— А я поздравляю с новосельем тебя, бабушка, и тебя, дорогая матушка! Теперь вы поселитесь здесь! По́лно вам лазить по высокой лестнице на чердак! Будет у вас и помощница по хозяйству! А я стану навещать вас здесь так же часто, как и в городе. Ну, что же, вы рады, довольны?
— Что с мальчиком? Что это он говорит! — сказала мать.
— Я говорю, что этот дом ваш! Твой и бабушкин! Наконец-то моя мечта сбылась! Большое спасибо моему дорогому учителю: это он помог мне устроить всё, как следует!
— Да ты шутишь, сынок! — прервала его мать. — Ты хочешь подарить нам этот барский дом? Да, ты бы и рад был, кабы только мог!
— Я вовсе не шучу! Дом этот теперь ваш! — И он расцеловал их обеих, а они заплакали от радости. Заплакала и госпожа Гоф.
— Это счастливейшая минута в моей жизни! — продолжал молодой человек и принялся обнимать и целовать всех трёх женщин одну за другою. Теперь, разумеется, матери и бабушке нужно было начать осмотр сначала, — всё это было, ведь, их собственное! Вместо нескольких горшков с цветами, выставленных за окошко на крышу, у них был теперь прелестный зимний садик, вместо одного шкафчика для провизии — целая кладовая, а уж кухня какая!.. Тёплая, светлая, с печкой и плитой, светлой и блестящей, как утюжная плитка!
— Ну, теперь и у вас свой уголок, как у меня! — сказала госпожа Гоф. — Заживёте по-царски! Теперь вы достигли всего, чего только может желать человек на земле! И ты тоже, мой милый дружок!
— Нет, не всего ещё! — возразил он.
— Ну, молодая жёнка не заставит себя ждать! — сказала госпожа Гоф. — И я уж знаю её! Предчувствую! Но пока молчок! Ах, ты милый мой! Право, всё это точно в балете! — И она засмеялась сквозь слёзы; мать и бабушка тоже.