[294]XIII.
Утреннія газеты шумно привѣтствовали необыкновенный успѣхъ дебютанта, болѣе уже подробный отчетъ о спектаклѣ былъ отложенъ до слѣдующаго нумера. Коммерсантъ далъ въ честь Петьки и его учителя большой званый обѣдъ. Это было со стороны его и его супруги знакомъ особеннаго вниманія къ молодому человѣку, родившемуся у нихъ въ домѣ, да еще въ одинъ день съ ихъ собственнымъ сыномъ. За столомъ коммерсантъ провозгласилъ тостъ въ честь учителя Петьки,—это онъ, вѣдь, отыскалъ и отшлифовалъ «драгоцѣнный алмазъ», какъ назвала Петьку одна изъ вліятельныхъ газетъ. Феликсъ сидѣлъ со своимъ сверстникомъ рядомъ, былъ очень веселъ и выказывалъ ему всевозможное вниманіе. Послѣ
[295]обѣда молодой человѣкъ предложилъ гостю свои сигары; онѣ были лучше отцовскихъ. «Что-жь, онъ-то можетъ позволить себѣ такую роскошь!» отозвался самъ коммерсантъ. «Онъ сынъ богатаго отца!» Оказалось, однако, что Петька не куритъ. Большой недостатокъ, отъ котораго, впрочемъ, ничего не стоитъ исправиться!—Будемъ друзьями!—предложилъ ему Феликсъ.—Вы сдѣлаетесь львомъ сезона! Вы однимъ натискомъ покорили сердца всѣхъ дамъ столицы—и молодыхъ, и старыхъ! Я завидую вамъ; особенно тому, что вы имѣете свободный доступъ за кулисы, ко всѣмъ этимъ хорошенькимъ дѣвчуркамъ!—«Есть чему завидовать!» подумалъ Петька.
Вскорѣ онъ получилъ письмо отъ госпожи Габріэль. Она была въ такомъ восторгѣ отъ газетныхъ отзывовъ о Петькиномъ дебютѣ и его талантѣ, что выпила по этому случаю со своими дѣвушками по стакану пунша. Господинъ Габріэль тоже поздравлялъ Петьку и выражалъ увѣренность, что онъ, не въ примѣръ прочимъ артистамъ, правильно выговариваетъ всѣ иностранныя слова. Аптекарь обѣгалъ весь городъ, напоминая всѣмъ о томъ, что они видѣли этотъ дивный талантъ на сценѣ своего маленькаго городскаго театра еще раньше, нежели онъ былъ признанъ геніемъ въ столицѣ! Въ концѣ письма госпожа Габріэль прибавляла, что дочкѣ аптекаря остается теперь только кусать локти,—Петька можетъ, вѣдь, присвататься къ любой баронессѣ или графинѣ! Дочка же аптекаря поторопилась: вотъ уже мѣсяцъ, какъ она невѣста толстаго совѣтника. Свадьба состоится двадцатаго числа этого мѣсяца.
И Петька получилъ это письмо какъ разъ двадцатаго! Его такъ и рѣзнуло ножомъ по сердцу; ему вдругъ стало ясно, что дочка аптекаря даже среди всѣхъ волненій послѣдняго времени была его постоянною мыслью. Онъ любилъ ее больше всего на свѣтѣ! Слезы брызнули у него изъ глазъ, руки нервно скомкали письмо. Это было первое его большое горе, послѣ испытаннаго въ дѣтствѣ, при первомъ извѣстіи о смерти отца на войнѣ. Нѣтъ для него теперь радости, будущее сулитъ ему одно горе, одну печаль! Исчезло съ лица Петьки свѣтлое выраженіе, померкъ свѣтъ въ его глазахъ. «Онъ что-то нехорошо смотритъ!» сказали мать и бабушка. «Вотъ онѣ, театральныя-то заботы!» Обѣ видѣли, что ему не по-себѣ; видѣлъ это и учитель.—Что случилось?—спросилъ онъ Петьку.—Не могу ли я узнать, въ чемъ дѣло?
Щеки юноши вспыхнули, онъ далъ волю слезамъ и затѣмъ открылъ учителю свое горе.—Я такъ искренно любилъ ее!—сказалъ онъ.—И понялъ это только теперь, когда уже поздно!
— Бѣдный другъ! Я понимаю твое горе! Выплачь же его и утѣшайся мыслью: «все къ лучшему!» И мнѣ въ свое время довелось испытать подобное. И я когда-то любилъ, какъ ты, одну дѣвушку, умную, добрую, очаровательную!.. Она должна была стать моею женой. У меня были
[296]хорошія средства, я могъ окружить ее полнымъ довольствомъ, и она любила меня. Но родители ея и она сама поставили непремѣннымъ условіемъ нашего брака мой переходъ въ христіанство.
— А вы не хотѣли?
— Я не могъ! Нельзя съ спокойною совѣстью перебѣжать изъ одной религіи въ другую! Или согрѣшишь передъ тою, которой измѣнилъ, или передъ тою, которую принялъ!
— У васъ нѣтъ вѣры!—сказалъ Петька.
— У меня есть Богъ отцовъ моихъ! Онъ освѣщаетъ и направляетъ мои стопы, мой разумъ!
Нѣсколько минутъ прошли въ глубокомъ молчаніи, потомъ учитель подсѣлъ къ клавикордамъ и заигралъ мотивъ старинной народной пѣсни; слова ея не шли, однако, съ языка ни у того, ни у другого; каждый при этомъ думалъ свое.
Петька не сталъ перечитывать письма госпожи Габріэль, а эта и не подозрѣвала, какое горе причинила своимъ посланіемъ. Спустя нѣсколько дней, пришло письмо и отъ самого господина Габріэля. Онъ также пожелалъ поздравить своего бывшаго ученика, да къ тому же имѣлъ къ нему маленькую просьбу; она-то собственно и подала поводъ къ письму. Господинъ Габріэль просилъ Петьку купить небольшую группу изъ фарфора, изображающую Амура и Гименея, любовь и бракъ. «У насъ въ городѣ она распродана», писалъ онъ: «а въ столицѣ ее, я думаю, легко достать. Деньги прилагаю и прошу выслать вещицу поскорѣе. Она нужна для свадебнаго подарка совѣтнику; мы съ супругою были на его свадьбѣ». Затѣмъ онъ сообщалъ, что «юному Массену никогда не бывать студентомъ! Онъ бросилъ нашъ домъ, испачкавъ всѣ стѣны непристойностями по адресу семейства. Испорченный субъектъ! Впрочемъ «Sunt pueri pueri, pueri puerilla tractant», т. е. «Мальчики—мальчики, а мальчики выкидываютъ и мальчишескія штуки!» Я перевожу это тебѣ, такъ какъ ты не классикъ». Этимъ и заканчивалось письмо господина Габріэля.
Г. Х. Андерсенъ. Собраніе сочиненій Андерсена въ четырехъ томахъ. Томъ третій. Изданіе второе — С.-Петербургъ: Акціон. Общ. «Издатель», 1899, С.255—312