Утренние газеты шумно приветствовали необыкновенный успех дебютанта, более уже подробный отчёт о спектакле был отложен до следующего номера. Коммерсант дал в честь Петьки и его учителя большой званый обед. Это было со стороны его и его супруги знаком особенного внимания к молодому человеку, родившемуся у них в доме, да ещё в один день с их собственным сыном. За столом коммерсант провозгласил тост в честь учителя Петьки, — это он, ведь, отыскал и отшлифовал «драгоценный алмаз», как назвала Петьку одна из влиятельных газет. Феликс сидел со своим сверстником рядом, был очень весел и выказывал ему всевозможное внимание. После обеда молодой человек предложил гостю свои сигары; они были лучше отцовских. «Что ж, он-то может позволить себе такую роскошь!» — отозвался сам коммерсант. — «Он сын богатого отца!» Оказалось, однако, что Петька не курит. Большой недостаток, от которого, впрочем, ничего не стоит исправиться! — Будем друзьями! — предложил ему Феликс. — Вы сделаетесь львом сезона! Вы одним натиском покорили сердца всех дам столицы — и молодых, и старых! Я завидую вам; особенно тому, что вы имеете свободный доступ за кулисы, ко всем этим хорошеньким девчуркам! — «Есть чему завидовать!» — подумал Петька.
Вскоре он получил письмо от госпожи Габриэль. Она была в таком восторге от газетных отзывов о Петькином дебюте и его таланте, что выпила по этому случаю со своими девушками по стакану пунша. Господин Габриэль тоже поздравлял Петьку и выражал уверенность, что он, не в пример прочим артистам, правильно выговаривает все иностранные слова. Аптекарь обегал весь город, напоминая всем о том, что они видели этот дивный талант на сцене своего маленького городского театра ещё раньше, нежели он был признан гением в столице! В конце письма госпожа Габриэль прибавляла, что дочке аптекаря остаётся теперь только кусать локти, — Петька может, ведь, присвататься к любой баронессе или графине! Дочка же аптекаря поторопилась: вот уже месяц, как она невеста толстого советника. Свадьба состоится двадцатого числа этого месяца.
И Петька получил это письмо как раз двадцатого! Его так и резнуло ножом по сердцу; ему вдруг стало ясно, что дочка аптекаря даже среди всех волнений последнего времени была его постоянною мыслью. Он любил её больше всего на свете! Слёзы брызнули у него из глаз, руки нервно скомкали письмо. Это было первое его большое горе, после испытанного в детстве, при первом известии о смерти отца на войне. Нет для него теперь радости, будущее сулит ему одно горе, одну печаль! Исчезло с лица Петьки светлое выражение, померк свет в его глазах. «Он что-то нехорошо смотрит!» — сказали мать и бабушка. — «Вот они, театральные-то заботы!» Обе видели, что ему не по себе; видел это и учитель. — Что случилось? — спросил он Петьку. — Не могу ли я узнать, в чём дело?
Щёки юноши вспыхнули, он дал волю слезам и затем открыл учителю своё горе. — Я так искренно любил её! — сказал он. — И понял это только теперь, когда уже поздно!
— Бедный друг! Я понимаю твоё горе! Выплачь же его и утешайся мыслью: «всё к лучшему!» И мне в своё время довелось испытать подобное. И я когда-то любил, как ты, одну девушку, умную, добрую, очаровательную!.. Она должна была стать моею женой. У меня были хорошие средства, я мог окружить её полным довольством, и она любила меня. Но родители её и она сама поставили непременным условием нашего брака мой переход в христианство.
— А вы не хотели?
— Я не мог! Нельзя со спокойною совестью перебежать из одной религии в другую! Или согрешишь перед тою, которой изменил, или перед тою, которую принял!
— У вас нет веры! — сказал Петька.
— У меня есть Бог отцов моих! Он освещает и направляет мои стопы, мой разум!
Несколько минут прошли в глубоком молчании, потом учитель подсел к клавикордам и заиграл мотив старинной народной песни; слова её не шли, однако, с языка ни у того, ни у другого; каждый при этом думал своё.
Петька не стал перечитывать письма госпожи Габриэль, а эта и не подозревала, какое горе причинила своим посланием. Спустя несколько дней, пришло письмо и от самого господина Габриэля. Он также пожелал поздравить своего бывшего ученика, да к тому же имел к нему маленькую просьбу; она-то собственно и подала повод к письму. Господин Габриэль просил Петьку купить небольшую группу из фарфора, изображающую Амура и Гименея, любовь и брак. «У нас в городе она распродана», — писал он: «а в столице её, я думаю, легко достать. Деньги прилагаю и прошу выслать вещицу поскорее. Она нужна для свадебного подарка советнику; мы с супругою были на его свадьбе». Затем он сообщал, что «юному Массену никогда не бывать студентом! Он бросил наш дом, испачкав все стены непристойностями по адресу семейства. Испорченный субъект! Впрочем «Sunt pueri pueri, pueri puerilla tractant», т. е. «Мальчики — мальчики, а мальчики выкидывают и мальчишеские штуки!» Я перевожу это тебе, так как ты не классик». Этим и заканчивалось письмо господина Габриэля.