Когда Пантагрюэль прочитал надпись на письме, он очень удивился и спросил у курьера имя той, которая его послала, раскрыл письмо, но ничего не нашёл в нём писанного, а только золотое кольцо с бриллиантом с плоской гранью. Он позвал Панурга и показал ему посылку. На это Панург сказал, что бумага исписана, но так хитро, что письмена невидимы. И чтобы узнать, так ли это, поднёс его к огню, чтобы видеть, написано ли оно аммиачным раствором. После того положил его в воду, чтобы узнать, неписано ли оно молочайным соком. Потом поднёс его к свечке, чтобы видеть, не писано ли оно соком от белого лука. Потом натёр его ореховым маслом, — не писано ли оно щёлоком от фигового дерева? Потом потёр его молоком женщины, кормившей грудью перворождённую дочь, — не писано ли оно лягушечьей кровью? Потом потёр уголок его пеплом от гнезда ласточек, чтобы видеть, не писано ли оно росой с жидовских вишен. Затем другой угол потёр серой, которая выходит из ушей, — не писано ли оно желчью ворона? Потом намочил его в уксусе, — не писано ли оно скамонией? Потом жиром летучих мышей, — не писано ли оно китовым спермацетом? Потом осторожно положил его в чистую воду, чтобы видеть, не писано ли оно квасцами. Но видя, что из этого ничего не выходит, призвал курьера и спросил:
— Скажи, друг, — дама, пославшая тебя сюда, не дала ли тебе на дорогу палку? Думаю, что она, быть может, прибегла к хитрости, которую употребил Авес Геллий.
Но курьер отвечал ему:
— Нет, сударь.
После того Панург хотел сбрить ему волосы, чтобы узнать, не написала ли дама того, что хотела сказать, на его бритой голове посредством обожжённой соломинки; но, видя, что у него слишком длинные волосы, отказался от этой мысли, сообразив, что в такой короткий срок волосы не могли бы у него отрасти. И вот он сказал Пантагрюэлю:
— Господин, именем Бога клянусь, что ничего тут не понимаю. Чтобы узнать, не написано ли тут чего-нибудь, я прибегал к способам, описанным тосканцем Франческо ди Нианто, который сообщает, как писать невидимыми письменами, и тем, о которых говорит Зороастр Peri Grammaton acréton acréton и Кальфурний Басс: de Litteris illegibilibus, но ничего не увидел и думаю, что остаётся только осмотреть кольцо. Давайте-ка его сюда.
И вот, осматривая его, нашли внутри надпись по-еврейски: Lamah hazabathani; и тогда призвали Эпистемона, спрашивая его, что это значит. На это он отвечал, что это еврейские слова, означающие: Почто меня оставил? И тут Панург вдруг объявил:
— Понимаю, в чём дело. Видите ли вы этот бриллиант? Он фальшивый. Вот, значит, толкование того, что хочет сказать дама: — Скажи, фальшивый любовник, зачем ты меня бросил?
Пантагрюэль немедленно согласился с этим толкованием и вспомнил, что, уезжая, даже не простился с дамой, и огорчался этим, и готов был
вернуться в Париж, чтобы помириться с нею. Но Эпистемон напомнил ему о том, как Эней расстался с Дидоной, и о словах Гераклида Тарентского: что когда корабль стоит на якоре, то в случае настоятельной нужды лучше перерезать канат, нежели тратить время на то, чтобы его развязать. И что он должен теперь думать только об одном: как спасти родной, город от угрожающей ему опасности.
И действительно час спустя поднялся ветер, который зовётся норд-норд-вест, при котором они распустили все паруса и вышли в открытое море и через несколько дней, миновав Порто-Санто и Мадеру, пристали к Канарским островам.
Оттуда обогнули Белый Мыс, Сенегал, мыс Верде, Гамбию, Сагру, Мелли, мыс Доброй Надежды и пристали к королевству Мелинда.
Оттуда вместе с северным ветром направились в Меден[1], Ути[2], Уден[3], Геласин[4] и Волшебные острова и в королевство Ахория[5], пока не достигли берегов Утопии, отстоявшей в трёх милях с небольшим от столицы Аморотов.
Когда они сошли на землю и немного отдохнули, Пантагрюэль сказал:
— Дети, отсюда город недалеко; но прежде чем идти туда, хорошо было бы обсудить: как нам надо действовать, чтобы не походить на афинян, которые всегда сначала действовали, а потом уже совещались. Решились ли вы жить и умереть со мной?
— Да, господин, — отвечали все они, — рассчитывайте на нас как на свои собственные пальцы.
— Ну вот, — сказал он, — ум мой смущается насчёт одного только пункта, а именно: я не знаю, в каком порядке и в каком числе осадили враги наш город; если бы я это знал, я бы действовал с большей уверенностью. Поэтому обдумаем сообща, каким способом узнать нам это.
На это все хором отвечали:
— Пустите нас: мы пойдём и посмотрим, а вы дожидайтесь нас здесь; сегодня же мы доставим вам самые достоверные известия.
— Я, — сказал Панург, — ручаюсь, что проникну в неприятельский лагерь, неузнанный ими, и стану пировать и прохлаждаться с ними; осмотрю их артиллерию, побываю в шатрах военачальников и побратаюсь с солдатами и никто меня не признает; сам чёрт меня не откроет, потому что я сродни Зопиру[6].
— Мне, — сказал Эпистемон, — хорошо знакомы все военные хитрости и подвиги храбрых военачальников и воинов прошедших времён и все ухищрения и тонкости военной дисциплины. Я отправлюсь и хотя бы они открыли и изобличили меня, я уйду от них цел и невредим, уверив их во всём, что мне угодно, потому что я из породы Синона[7].
— Я, — сказал Эстен, — проберусь через их траншеи, наперекор всем стражам, и переломаю им руки и ноги, хотя бы они были сильны, как черти, потому что я из породы Геркулеса.
— Я, — сказал Карпалим, — проникну туда, как птица, потому что у меня тело такое лёгкое, что я перепрыгну через их траншеи и пробегу по всему лагерю, прежде чем они меня заметят. И я не боюсь ни копья, ни стрелы, ни коня, каким бы он ни был быстроногим; и хотя бы то был сам Пегас Персея или Паколе[8], они меня не догонят; и я берусь пройти по хлебным колосьям, по траве луговой, не примяв их, потому что я из породы амазонки Камиллы[9].
- ↑ По-гречески — «ничего».
- ↑ Ровно ничего.
- ↑ Безусловно ничего.
- ↑ От слова — смеяться.
- ↑ Нетовая земля.
- ↑ Который сам изувечил себя, чтобы предать Вавилон в руки Дария, осаждавшего этот город.
- ↑ Который предал Трою грекам. Вирг. II, 57.
- ↑ Деревянный конь в одном из рыцарских романов.
- ↑ Вир. Энеида, IX, 807—810.