АЛТАРЬ — отъ лат. alta ara, altare, возвышенное мѣсто, служащее для совершенія жертвоприношенія при богослуженіи. О библейскомъ значеніи и употребленіи алтаря см. подъ сл. „Жертвенникъ“. По употребленію въ славянскомъ богослужебномъ и литературномъ языкѣ латинское слово алтарь означаетъ первую, важнѣйшую часть христіанскаго храма. Подобный смыслъ соединяется съ даннымъ выраженіемъ не только въ памятникахъ XV и послѣдующихъ вѣковъ (см. рукоп. Солов. биб. № 1023, л. 99), но и въ памятникахъ XI и XII в. (Путешествія игумена Даніила и архіеп. Антонія; Порфирьевъ, Ист. р. словен. стр., 389, 391. Изд. 2; поученія Ѳеодосія Печерскаго — Учен Зап. II отд. Акад. Н. кн. II, вып. 2, стр. 210). Съ такимъ же точно значеніемъ употребляется слово алтарь въ языкѣ южныхъ славянъ, болгаръ, сербовъ, отъ которыхъ вмѣстѣ съ письменностью перешло, можно думать, къ намъ, а къ нимъ — отъ славянъ западныхъ, находившихся подъ вліяніемъ латинства. Но на языкѣ славянскихъ народностей слово алтарь утратило свой первоначальный смыслъ: у западныхъ христіанскихъ писателей, какъ древнѣйшихъ, такъ и новѣйшихъ, оно употребляется для обозначенія той принадлежности храма, которая у насъ называется престоломъ (Тертулліанъ, Кипріанъ, Арнобій и др.), и только у нѣкоторыхъ означаетъ все святилище (Антоній Плессанскій, у Миня, 72, 901). Въ древности же эта часть христіанскаго храма носила иныя названія, у грековъ: ἅγιον ἅγίων ἁγίασμα (Евсев. Церков. Ист. кн. X. гл. 4; кн. VII, гл. 15), ἱερατεῖον (Созоменъ. Церков. Ист. кн. VII, гл. 25; литургія Іоанна Златоуста), θυσιαστήριον, βῆμα (возвышенное мѣсто, на которое нужно входить), πρεσβυτήριον; у латинянъ: sanctuarium, sacrarium. См. Bingnam, Origines Lib. VIII. c. VI. p. 210), suggestum, trisunal и иногда chorus. Одни изъ этихъ названій указываютъ на высокое назначеніе и важность алтаря, а другія (βῆμα, suggestum tribunal) на его возвышенное положеніе сравнительно съ другими частями храма. И дѣйствительно, всѣ сохранившіеся отъ древности храмы въ этомъ отношеніи отличаются другъ отъ друга только тѣмъ, что въ однихъ алтарная часть имѣетъ болѣе возвышенное положеніе, въ другихъ менѣе. Въ храмахъ небольшихъ алтарь поднимается надъ поломъ не очень высоко, иногда на одну только ступень; въ храмахъ же обширныхъ, особенно въ тѣхъ, подъ алтаремъ которыхъ устроялись склепы для помѣщенія гробовъ мучениковъ, часть эта возвышалась очень значительно, на пять и болѣе ступеней. И только въ самыхъ тѣсныхъ храмахъ пространство, занимаемое алтаремъ, не возвышалось надъ поломъ, такъ какъ алтарь былъ видѣнъ всѣмъ и безъ этого. Таковы храмы римскихъ катакомбъ, напр., храмъ въ усыпальницѣ св. Агнессы (Красносельцевъ. Располож. и убранство древне-христ. храмовъ. Правосл. Собесѣд., 1879 г. май, стр. 5). Такое положеніе занималъ алтарь въ христіанскихъ храмахъ, начиная съ III в. И такъ какъ оно обусловливалось свойствами христіанскаго богослуженія, въ которомъ должны были принимать болѣе или менѣе дѣятельное участіе всѣ присутствующіе, и вытекающею отсюда необходимостью доставить имъ возможность и удобство яснѣе видѣть все, что совершается, и слышать, что произносится священнослужителями, то можно думать, что и храмы двухъ первыхъ столѣтій не отличались въ этомъ отношеніи отъ храмовъ позднѣйшаго времени. Въ пользу этого говорятъ и слѣдующія соображенія. Изъ исторіи извѣстно, что мѣстами богослужебныхъ собраній христіанъ служили или базилики и экусы въ частныхъ домахъ, или же иногда іудейскія синагоги. Въ послѣднемъ случаѣ алтарь всего скорѣе могъ занимать ту возвышенную часть синагоги, которая отводилась для каѳедры и ковчега, а въ первомъ христіане или нарочно устраивали возвышенія, или же пользовались возвышеніями существующими, ибо послѣднія составляли неизбѣжную принадлежность великолѣпныхъ и обширныхъ базиликъ и были похожи на тѣ эстрады, которыя можно видѣть въ остаткахъ базилики и триклинія Палатинскаго дворца въ Римѣ (Красносельцевъ. Ibid. стр. 6).
Занимая возвышенное положеніе, алтарь тѣмъ самымъ уже отдѣлялся отъ средней части храма; но, помимо этого, онъ отдѣлялся отъ нея особой преградой. Слѣды ея и до селѣ видны въ подземныхъ церквахъ катакомбъ. Произведенныя въ нихъ изслѣдованія показали, что во многихъ криптахъ, заключавшихъ въ себѣ мощи какого-либо мученика, то мѣсто, гдѣ стоялъ саркофагъ, служившій престоломъ, отгораживалось рѣзною решеткою. Такова папская крипта катакомбъ св. Каллиста и нѣкоторыя крипты катакомбъ св. Елены, Прискиллы и Агнессы въ Римѣ: стоящіе здѣсь у алтаря колонки не могли имѣть другого назначенія, какъ служить опорою для преграды. Что касается ея существованія въ христіанскихъ храмахъ, начиная съ IV в., то оно не подлежитъ никакому сомнѣнію, такъ какъ подтверждается многочисленными письменными свидѣтельствами. Такъ, Евсевій Кесарійскій, разсказываетъ о Павлинѣ, епископѣ тирскомъ, — что онъ отдѣлилъ алтарь отъ храма преградою, имѣвшей видъ „сѣтей изъ дерева, украшенныхъ тончайшей и искуснѣйшей работой, приводившей въ изумленіе зрителей“. (Ц. И. кн. 10, гл. 4). Упоминанія о ней встрѣчаются также у Іоан. Златоуста (Homil. 18 in 2 Cor.), Григорія Богослова (Carm. ad episc. V, 70), Созомена (Ц. И. кн. VII, гл. 25), въ эдиктахъ императоровъ Ѳеодосія и Валентиніана, у Іоанна Дамаскина и у нѣкоторыхъ другихъ писателей. Изъ замѣчанія того же Евсевія, что Павлинъ, епископъ тирскій, устроилъ преграду, „дабы святилище не для всѣхъ было доступно“, можно судить о ея назначеніи: оно состояло не столько въ томъ, чтобы закрыть алтарь отъ взоровъ молящихся, сколько въ томъ, чтобы заградить въ него доступъ лицамъ, не участвующимъ въ совершеніи богослуженія. Назначеніемъ преграды всецѣло опредѣляется ея устройство. Для достиженія указанной цѣли совершенно было достаточно невысокихъ и прозрачныхъ рѣшетокъ. И дѣйствительно, изъ нихъ и состояли преграды почти всѣхъ древнихъ церквей; на это между и прочимъ, указываютъ ихъ названія δίκτμα, καγκέλλοι, κικλίδες у грековъ и cancelli у римлянъ (Григорій Турскій De gror. martyr. I. I, c. 28). Въ силу того же назначенія рѣшетки не отличались особою высотою: большею частію онѣ доходили только до локтя человѣку, такъ что на нихъ можно было опираться руками или по грудь, почему и назывались иногда σιύθεα, pectoralia. Матеріалъ, изъ котораго устроялись рѣшетки, былъ довольно разнообразенъ: онѣ дѣлались изъ дерева (см. вышепр. свид. Евсевія), серебра, такова рѣшетка, пожертвованная Константиномъ Великимъ въ базилику св. Лаврентія въ Римѣ, мѣди (Софроній. О божественномъ священнодѣйствіи. Писанія св. оо. и учителей церкви, относящіяся къ истолкованію прав. богослуж. I т. стр. 269. Германъ. Послѣдоват. изложеніе церковныхъ службъ и обрядовъ. Ibid. стр. 364), иногда изъ камня или мрамора (Филимоновъ. Археол. изслѣд. по памятникамъ. Вопросъ объ устройствѣ иконостасовъ, стр. 27. 1859 г.). Входящія въ составъ преграды рѣшетки отдѣлялись, можно думать, одна отъ другой колонками, или столбиками. Нѣкоторые промежутки между этими послѣдними оставались незаполненными для образованія входовъ, или дверей въ алтарь. Такихъ дверей было въ большинствѣ случаевъ три. Три двери были, напр., въ алтарной преградѣ базилики св. Феликса, описанной Павлиномъ, епископомъ ноланскимъ. Другою существенною частью алтарной преграды является завѣса. Она скрывала отъ взоровъ мірянъ тѣ литургическія дѣйствія, которыя, по чину литургіи, не должны быть видимы непосвященными, — дѣлала то, для чего недостаточно было невысокихъ рѣшетокъ. Первое ясное упоминаніе о ней встрѣчается у Іоанна Златоуста. „Когда, говоритъ онъ, износится жертва, и въ жертву предлагается Христосъ — это божественное овча, когда слышишь: помолимся всѣ вмѣстѣ; когда видишь, что поднимаются обѣ половины завѣсы, то представляй себѣ тогда, что разверзаются небеса, и свыше нисходятъ ангелы“ (Бесѣда 3 на посл. къ Еф.). Не менѣе опредѣленно свидѣтельство Ѳеодорита, разсказывающаго, что Василій Великій ввелъ императора Валента внутрь божественной завѣсы, гдѣ находилась его епископская каѳедра (Церк. Истор. кн. IV, гл. 16). Такимъ же характеромъ отличаются показанія Кирилла александрійскаго и литургіи ап. Іакова („молитва завѣсы“. Собр. древн. лит. Вып. II, стр. 171). Что касается способа прикрѣпленія завѣсъ, то онъ былъ различенъ. Иногда онѣ прикрѣплялись къ верху той арки, которою заканчивался средній нефъ базилики, конечно, если эта арка составляла границу алтаря. Такъ, напр., было въ базиликѣ св. Павла въ Римѣ (Красносельцевъ. Ibid. стр. 13). Въ тѣхъ же храмахъ, въ которыхъ алтарь занималъ часть средняго нефа, завѣсы прикрѣплялись къ особой перекладинѣ (trabes, ὑπερθυρα κοσμητης) и передвигались посредствомъ колецъ. Такія перекладины, украшаемыя иногда серебромъ, утверждались вверху, подъ рѣшетками преграды, на желѣзныхъ шестахъ, вставлявшихся въ угловые столбики этой послѣдней. Въ нѣкоторыхъ древнихъ церквахъ, напр. св. Климента въ Римѣ, и доселѣ замѣтны въ угловыхъ столбикахъ углубленія, въ которыя вставлялись шесты (Филимоновъ, стр. 41). Въ томъ случаѣ, когда перекладины были длинны и тяжелы, онѣ утверждались на нѣсколькихъ довольно высокихъ колоннахъ, поставленныхъ вмѣсто низкихъ столбиковъ. Такой именно формы была алтарная преграда въ храмѣ св. Софіи въ Константинополѣ (Павелъ Силенціарій. Описаніе церкви св. Софіи. Минь, т. 86. 2 кол. 2145—2146). Образцы такихъ же преградъ можно видѣть въ церквахъ Италіи (церк. св. Марка въ Венеціи), Греціи (храмъ Никодима въ Аѳинахъ), Кавказа (въ церк. на горѣ Армади, въ Атенской долинѣ и т. п. — Филимоновъ, Табл. VIII, XIV, XV, X) и Крыма (подземная церковь Тапекермена). Устроенная подобнымъ образомъ преграда и закрывала, когда было нужно, отъ взоровъ молящихся внутренность алтаря съ его принадлежностями (о послѣднихъ, т.-е. престолѣ, жертвенникѣ, каѳедрѣ епископа и мѣстахъ для пресвитеровъ смотр. подъ соотвѣтствующими рубриками).
— Знаменуя собою горній міръ, превыспреннее небо, гдѣ обитаетъ Богъ, въ неприступномъ свѣтѣ, также — земной рай, гдѣ жили наши прародители, наконецъ — тѣ мѣста, откуда Господь шествовалъ на проповѣдь, гдѣ страдалъ, претерпѣлъ крестную смѣрть, гдѣ было его воскресеніе и вознесеніе на небеса, алтарь есть мѣсто однихъ священнодѣйствующихъ, которые, подобно небеснымъ безплотнымъ силамъ, служатъ предъ престоломъ Царя славы, почему мірянамъ, кромѣ царей, входъ въ алтарь воспрещается какъ церк. такъ и свѣтскими законами (VI всел. соб. прав. 69, Лаодик. соб. прав. 44, Номок. при Б. Треб. 66 и уст. пред. и прес. прест. Свод. зак. т. XIV суд. 1890 г. ст. 4). Но въ женскихъ монастыряхъ дозволяется входъ въ алтарь монахинямъ („инокиня же входитъ и пометаетъ“, по 50 прав. св. Никифора царьградскаго — см. Номокан. при Б. Требникѣ кіевск. изд. 1864 г.); въ 2-мъ изд. 50 прав. св. Никифора приведено по редакціи Арменопула „достоитъ инокинямъ въ монастырехъ своихъ входити во св. алтарь и вжигати свѣщи и кандила и украшати храмъ“; но въ Кормчихъ великорусской редакціи правилу этому приданъ совершенно противоположный смыслъ, а именно сказано: „не подобаетъ инокинямъ входити въ св. алтарь, ни вжигати свѣщи и кадило, и украшати и пометати“ — (печ. Кормч. гл. 2, листъ 190 обор., 191). Однако указанная практика женскихъ монастырей оправдыв. и тѣмъ обстоятельствомъ, что и въ древней христ. церкви діакониссы имѣли право присутствовать въ алтарѣ (Тертул. Посланіе къ женѣ ч. I, гл. 7. Діонис. Александр. Каноническ. посланіе къ еп. Василиду) — (о. К. Никольскій, Пособіе къ изученію устава богослуженія правосл. Церкви. Изд. 5-е Спб. 1894 г. стр. 4). Мнѣніе митр. моск. Филарета о допущеніи мірянъ въ алтарь (письма къ архим. Антонію I, 359; собраніе мнѣній и отзывовъ т. III 547—548, IV, 131, письмо къ еписк. Алексію, 215), въ частности — мнѣніе его о томъ, что алтарь послѣ входа въ него женщины долженъ быть окропленъ св. водой — Чт. общ. любит. дух. просв. 1869, VIII, 78.