АЛТАРЬ — от лат. alta ara, altare, возвышенное место, служащее для совершения жертвоприношения при богослужении. О библейском значении и употреблении алтаря см. под сл. „Жертвенник“. По употреблению в славянском богослужебном и литературном языке латинское слово алтарь означает первую, важнейшую часть христианского храма. Подобный смысл соединяется с данным выражением не только в памятниках XV и последующих веков (см. рукоп. Солов. биб. № 1023, л. 99), но и в памятниках XI и XII в. (Путешествия игумена Даниила и архиеп. Антония; Порфирьев, Ист. р. словен. стр., 389, 391. Изд. 2; поучения Феодосия Печерского — Учен Зап. II отд. Акад. Н. кн. II, вып. 2, стр. 210). С таким же точно значением употребляется слово алтарь в языке южных славян, болгар, сербов, от которых вместе с письменностью перешло, можно думать, к нам, а к ним — от славян западных, находившихся под влиянием латинства. Но на языке славянских народностей слово алтарь утратило свой первоначальный смысл: у западных христианских писателей, как древнейших, так и новейших, оно употребляется для обозначения той принадлежности храма, которая у нас называется престолом (Тертуллиан, Киприан, Арнобий и др.), и только у некоторых означает все святилище (Антоний Плессанский, у Миня, 72, 901). В древности же эта часть христианского храма носила иные названия, у греков: ἅγιον ἅγίων ἁγίασμα (Евсев. Церков. Ист. кн. X. гл. 4; кн. VII, гл. 15), ἱερατεῖον (Созомен. Церков. Ист. кн. VII, гл. 25; литургия Иоанна Златоуста), θυσιαστήριον, βῆμα (возвышенное место, на которое нужно входить), πρεσβυτήριον; у латинян: sanctuarium, sacrarium. См. Bingnam, Origines Lib. VIII. c. VI. p. 210), suggestum, trisunal и иногда chorus. Одни из этих названий указывают на высокое назначение и важность алтаря, а другие (βῆμα, suggestum tribunal) на его возвышенное положение сравнительно с другими частями храма. И действительно, все сохранившиеся от древности храмы в этом отношении отличаются друг от друга только тем, что в одних алтарная часть имеет более возвышенное положение, в других менее. В храмах небольших алтарь поднимается над полом не очень высоко, иногда на одну только ступень; в храмах же обширных, особенно в тех, под алтарем которых устраивались склепы для помещения гробов мучеников, часть эта возвышалась очень значительно, на пять и более ступеней. И только в самых тесных храмах пространство, занимаемое алтарем, не возвышалось над полом, так как алтарь был виден всем и без этого. Таковы храмы римских катакомб, напр., храм в усыпальнице св. Агнессы (Красносельцев. Располож. и убранство древне-христ. храмов. Правосл. Собесед., 1879 г. май, стр. 5). Такое положение занимал алтарь в христианских храмах, начиная с III в. И так как оно обусловливалось свойствами христианского богослужения, в котором должны были принимать более или менее деятельное участие все присутствующие, и вытекающею отсюда необходимостью доставить им возможность и удобство яснее видеть все, что совершается, и слышать, что произносится священнослужителями, то можно думать, что и храмы двух первых столетий не отличались в этом отношении от храмов позднейшего времени. В пользу этого говорят и следующие соображения. Из истории известно, что местами богослужебных собраний христиан служили или базилики и экусы в частных домах, или же иногда иудейские синагоги. В последнем случае алтарь всего скорее мог занимать ту возвышенную часть синагоги, которая отводилась для кафедры и ковчега, а в первом христиане или нарочно устраивали возвышения, или же пользовались возвышениями существующими, ибо последние составляли неизбежную принадлежность великолепных и обширных базилик и были похожи на те эстрады, которые можно видеть в остатках базилики и триклиния Палатинского дворца в Риме (Красносельцев. Ibid. стр. 6).
Занимая возвышенное положение, алтарь тем самым уже отделялся от средней части храма; но, помимо этого, он отделялся от нее особой преградой. Следы ее и доселе видны в подземных церквах катакомб. Произведенные в них исследования показали, что во многих криптах, заключавших в себе мощи какого-либо мученика, то место, где стоял саркофаг, служивший престолом, отгораживалось резною решеткою. Такова папская крипта катакомб св. Каллиста и некоторые крипты катакомб св. Елены, Прискиллы и Агнессы в Риме: стоящие здесь у алтаря колонки не могли иметь другого назначения, кроме[1] как служить опорою для преграды. Что касается ее существования в христианских храмах, начиная с IV в., то оно не подлежит никакому сомнению, так как подтверждается многочисленными письменными свидетельствами. Так, Евсевий Кесарийский, рассказывает о Павлине, епископе тирском, — что он отделил алтарь от храма преградою, имевшей вид „сетей из дерева, украшенных тончайшей и искуснейшей работой, приводившей в изумление зрителей“. (Ц. И. кн. 10, гл. 4). Упоминания о ней встречаются также у Иоан. Златоуста (Homil. 18 in 2 Cor.), Григория Богослова (Carm. ad episc. V, 70), Созомена (Ц. И. кн. VII, гл. 25), в эдиктах императоров Феодосия и Валентиниана, у Иоанна Дамаскина и у некоторых других писателей. Из замечания того же Евсевия, что Павлин, епископ тирский, устроил преграду, „дабы святилище не для всех было доступно“, можно судить о ее назначении: оно состояло не столько в том, чтобы закрыть алтарь от взоров молящихся, сколько в том, чтобы заградить в него доступ лицам, не участвующим в совершении богослужения. Назначением преграды всецело определяется ее устройство. Для достижения указанной цели совершенно было достаточно невысоких и прозрачных решеток. И действительно, из них и состояли преграды почти всех древних церквей; на это между и прочим, указывают их названия δίκτμα, καγκέλλοι, κικλίδες у греков и cancelli у римлян (Григорий Турский De gror. martyr. I. I, c. 28). В силу того же назначения решетки не отличались особою высотою: большею частью они доходили только до локтя человеку, так что на них можно было опираться руками или по грудь, почему и назывались иногда σιύθεα, pectoralia. Материал, из которого устраивались решетки, был довольно разнообразен: они делались из дерева (см. вышепр. свид. Евсевия), серебра, такова решетка, пожертвованная Константином Великим в базилику св. Лаврентия в Риме, меди (Софроний. О божественном священнодействии. Писания св. оо. и учителей церкви, относящиеся к истолкованию прав. богослуж. I т. стр. 269. Герман. Последоват. изложение церковных служб и обрядов. Ibid. стр. 364), иногда из камня или мрамора (Филимонов. Археол. исслед. по памятникам. Вопрос об устройстве иконостасов, стр. 27. 1859 г.). Входящие в состав преграды решетки отделялись, можно думать, одна от другой колонками, или столбиками. Некоторые промежутки между этими последними оставались незаполненными для образования входов, или дверей в алтарь. Таких дверей было в большинстве случаев три. Три двери были, напр., в алтарной преграде базилики св. Феликса, описанной Павлином, епископом ноланским. Другою существенною частью алтарной преграды является завеса. Она скрывала от взоров мирян те литургические действия, которые, по чину литургии, не должны быть видимы непосвященными, — делала то, для чего недостаточно было невысоких решеток. Первое ясное упоминание о ней встречается у Иоанна Златоуста. „Когда, говорит он, износится жертва, и в жертву предлагается Христос — это божественное овча, когда слышишь: помолимся все вместе; когда видишь, что поднимаются обе половины завесы, то представляй себе тогда, что разверзаются небеса, и свыше нисходят ангелы“ (Беседа 3 на посл. к Еф.). Не менее определенно свидетельство Феодорита, рассказывающего, что Василий Великий ввел императора Валента внутрь божественной завесы, где находилась его епископская кафедра (Церк. Истор. кн. IV, гл. 16). Таким же характером отличаются показания Кирилла александрийского и литургии ап. Иакова („молитва завесы“. Собр. древн. лит. Вып. II, стр. 171). Что касается способа прикрепления завес, то он был различен. Иногда они прикреплялись к верху той арки, которою заканчивался средний неф базилики, конечно, если эта арка составляла границу алтаря. Так, напр., было в базилике св. Павла в Риме (Красносельцев. Ibid. стр. 13). В тех же храмах, в которых алтарь занимал часть среднего нефа, завесы прикреплялись к особой перекладине (trabes, ὑπερθυρα κοσμητης) и передвигались посредством колец. Такие перекладины, украшаемые иногда серебром, утверждались вверху, под решетками преграды, на железных шестах, вставлявшихся в угловые столбики этой последней. В некоторых древних церквах, напр. св. Климента в Риме, и доселе заметны в угловых столбиках углубления, в которые вставлялись шесты (Филимонов, стр. 41). В том случае, когда перекладины были длинны и тяжелы, они утверждались на нескольких довольно высоких колоннах, поставленных вместо низких столбиков. Такой именно формы была алтарная преграда в храме св. Софии в Константинополе (Павел Силенциарий. Описание церкви св. Софии. Минь, т. 86. 2 кол. 2145—2146). Образцы таких же преград можно видеть в церквах Италии (церк. св. Марка в Венеции), Греции (храм Никодима в Афинах), Кавказа (в церк. на горе Армади, в Атенской долине и т. п. — Филимонов, Табл. VIII, XIV, XV, X) и Крыма (подземная церковь Тапекермена). Устроенная подобным образом преграда и закрывала, когда было нужно, от взоров молящихся внутренность алтаря с его принадлежностями (о последних, т. е. престоле, жертвеннике, кафедре епископа и местах для пресвитеров смотр. под соответствующими рубриками).
— Знаменуя собою горний мир, превыспреннее небо, где обитает Бог, в неприступном свете, также — земной рай, где жили наши прародители, наконец — те места, откуда Господь шествовал на проповедь, где страдал, претерпел крестную смерть, где было его воскресение и вознесение на небеса, алтарь есть место одних священнодействующих, которые, подобно небесным бесплотным силам, служат перед престолом Царя славы, почему мирянам, кроме царей, вход в алтарь воспрещается как церк. так и светскими законами (VI всел. соб. прав. 69, Лаодик. соб. прав. 44, Номок. при Б. Треб. 66 и уст. пред. и прес. прест. Свод. зак. т. XIV суд. 1890 г. ст. 4). Но в женских монастырях дозволяется вход в алтарь монахиням („инокиня же входит и пометает“, по 50 прав. св. Никифора царьградского — см. Номокан. при Б. Требнике киевск. изд. 1864 г.); во 2-м изд. 50 прав. св. Никифора приведено по редакции Арменопула „достоит инокиням в монастырех своих входити во св. алтарь и вжигати свещи и кандила и украшати храм“; но в Кормчих великорусской редакции правилу этому придан совершенно противоположный смысл, а именно сказано: „не подобает инокиням входити в св. алтарь, ни вжигати свещи и кадило, и украшати и пометати“ — (печ. Кормч. гл. 2, лист 190 обор., 191). Однако указанная практика женских монастырей оправдыв. и тем обстоятельством, что и в древней христ. церкви диакониссы имели право присутствовать в алтаре (Тертул. Послание к жене ч. I, гл. 7. Дионис. Александр. Каноническ. послание к еп. Василиду) — (о. К. Никольский, Пособие к изучению устава богослужения правосл. Церкви. Изд. 5-е Спб. 1894 г. стр. 4). Мнение митр. моск. Филарета о допущении мирян в алтарь (письма к архим. Антонию I, 359; собрание мнений и отзывов т. III 547—548, IV, 131, письмо к еписк. Алексию, 215), в частности — мнение его о том, что алтарь после входа в него женщины должен быть окроплен св. водой — Чт. общ. любит. дух. просв. 1869, VIII, 78.
- ↑ Слово отсутствует в оригинальном тексте. — Примечание редактора Викитеки.