АГНОСТИЦИЗМЪ. Подъ этимъ именемъ извѣстны тѣ направленія въ англійской философіи, которыя отрицаютъ возможность познанія сверхчувственнаго, возможность Богопознанія. Къ числу агностиковъ могутъ быть отнесены Джонъ Гротъ, Льюисъ, Бэнъ, Гексли, но собственно представителями А. являются Джонъ Ст. Милль и Герб. Спенсеръ. Свое основаніе А. находитъ въ ассоціанистической теоріи познанія. Психологическій законъ ассоціаціи состоитъ въ томъ, что возникшее въ нашей душѣ представленіе обыкновенно вызываетъ другое или другія представленія, которыя связаны съ первымъ по сходству или контрасту содержанія, по смежности существованія соотвѣтствующихъ имъ объектовъ въ пространствѣ или во времени по взаимной зависимости (причинной). Послѣдній видъ ассоціаціи съ точки зрѣнія агностиковъ есть частный видъ ассоціаціи по смежности. Связи представленій, возникающихъ въ душѣ, соотвѣтствуетъ связь фактовъ, существующихъ въ дѣйствительности. Факты оказываются связанными между собою неизмѣнною хронологическою связью. Неизмѣнно предшествующій фактъ называется причиною, неизмѣнно послѣдующій слѣдствіемъ. Но на самомъ дѣлѣ, какъ бы много случаевъ неизмѣнной связи мы ни наблюдали между фактами, фактъ неизмѣнности ея не можетъ быть признанъ несомнѣннымъ: большое число фактовъ — ничто по сравненію съ безконечнымъ, которое можетъ имѣть мѣсто во вселенной. Отсюда слѣдуетъ, что устанавливаемые законы причинной связи не имѣютъ характера всеобщности и необходимости, они временны, условны и случайны. Они вырабатываются опытомъ, но опытъ каждой эпохи и каждаго рода существъ различенъ. Поэтому человѣчество никогда не должно претендовать, что оно можетъ владѣть знаніемъ какихъ-то безусловныхъ истинъ или принциповъ. Это должно установить относительно качества человѣческаго познанія. Другое должно установить относительно предмета человѣческаго познанія. Единственный источникъ всѣхъ человѣческихъ познаній суть ощущенія. Ощущенія суть результатъ измѣненій въ состояніи нервной системы, вызываемыхъ воздѣйствіемъ внѣшняго міра. Такимъ образомъ, органы нашего познанія суть органы чувствъ, единственный предметъ нашего познанія чувственное, чувственный міръ. Но человѣкъ, увлекаемый ассоціаціями, хочетъ подняться надъ чувственнымъ и условнымъ. Онъ вырабатываетъ нравственные принципы, которымъ хочетъ приписывать безусловную обязательность, и представляетъ, что есть Высшее существо, которое полагаетъ бытіе этимъ принципамъ, и осуществленіе которыхъ людьми съ Его стороны вызываетъ одобреніе и награду. Развитіе этихъ вѣрованій происходитъ такимъ образомъ: наблюденіе и размышленіе постоянно показывали человѣку, что нѣкоторыя дѣйствія, напримѣръ, правдивость, содѣйствуютъ неизмѣнно умноженію счастія въ человѣчествѣ; наоборотъ, другія дѣйствія, напримѣръ, — лживость — неизмѣнно (въ общемъ) ведутъ къ разстройству человѣческаго благополучія. Въ силу закона ассоціаціи или умственной привычки дѣйствія перваго рода, ассоціируемыя постоянно съ тѣмъ, что производитъ счастіе, становятся предметомъ одобренія; дѣйствія второго рода, постоянно ассоціируемыя въ опытѣ и мысли съ тѣмъ, что разстраиваетъ благополучіе, становятся предметомъ порицанія. Такъ вырабатывается теорія должнаго и недолжнаго поведенія, должнаго и недолжнаго строя жизни, теорія идеаловъ. Потребность отыскивать антецедентъ для каждаго явленія заставляетъ отыскивать такой антецедентъ и для всего міра, а желаніе осуществленія въ мірѣ идеальнаго строя заставляетъ предполагать въ этомъ антецедентѣ нужныя силы и волю для созданія таковаго. Отсюда вѣра въ бытіе живаго, всемогущаго и всеблагаго Бога. Бытіе такого Бога желательно для человѣческаго сердца, и въ представленіи Его нѣтъ такихъ противорѣчивыхъ и антираціоналыіыхъ элементовъ, которые заставляли бы отрицать разумность желанія. — Приблизительно такъ смотритъ Дж. Ст. Милль (Three essays of religion). Иначе разсуждаетъ Спенсеръ (Основныя начала). Міръ необходимо требуетъ объясненія своего бытія. Должна существовать нѣкоторая вездѣприсущая и всепроникающая сила, которая обусловливаетъ и сохраняетъ міровой строй. Чѣмъ менѣе культуренъ человѣкъ, тѣмъ ближе къ себѣ онъ предполагаетъ такую силу. Непосредственныя проявленія ея дикарь видитъ въ шелестѣ листьевъ, завываніи вѣтра, раскатахъ грома. По мѣрѣ развитія человѣка эта сила какъ бы отступаетъ отъ него. Сначала олицетворенія этой силы отходятъ въ глубь лѣсовъ и рѣкъ, затѣмъ на солнце и звѣзды, затѣмъ въ особый сверхчувственный міръ, и образъ таинственной силы принимаетъ все болѣе и болѣе возвышенныя очертанія. Однако всѣ попытки приблизить къ человѣческому пониманію этотъ образъ неизмѣнно кончаются однимъ результатомъ: образъ разсѣевается и разрушается, даваемыя ему опредѣленія являются contradictio in adjecto, таинственная сила оказывается неисповѣдимой и непознаваемой. Невѣдомый Богъ оказывается единственно истиннымъ Богомъ человѣчества. Люди, хотя и не знаютъ и не могутъ постигнуть Его, однако стремятся къ Нему и поскольку они стремятся, постольку возвышаются надъ чувственнымъ и непосредственнымъ къ сверхчувственному и безусловному. Воззрѣнія Спенсера представляютъ А. въ собственномъ смыслѣ. Существенное различіе между агностиками старыми (доэволюціонистами) и новыми (эволюціонистами) полагаютъ въ томъ, что первые представляли образованіе въ человѣкѣ логич. принциповъ и этическихъ нормъ дѣломъ личного, а вторые представляютъ его дѣломъ наслѣдственнаго опыта. Теперь никто не признаетъ возможнымъ, чтобы въ теченіе короткаго времени въ человѣческомъ духѣ, являющемся tabula rasa, опытъ могъ выработать непоколебимыя нормы мышленія и твердый нравственный характеръ. Теперь для этого назначаютъ долговѣковые сроки. Но это не измѣняетъ дѣла и не спасаетъ теоріи. Одушевленное существо можетъ жить въ извѣстной средѣ только подъ условіемъ, если оно имѣетъ болѣе или менѣе правильныя представленія объ этой средѣ и о томъ, какъ должно дѣйствовать въ ней. Это предполагаетъ собою изначальное соотвѣтствіе между средою и живущими въ ней существами; это соотвѣтствіе не могло явиться результатомъ долгаго или быстраго приспособленія, ибо оно необходимо обусловливаетъ собою начало жизни, а безъ начала не можетъ быть продолженія. Духовноразумнымъ существамъ присуща изначальная способность понимать нормы бытія и приспособляться къ нимъ. Утвержденіе, что эти нормы въ различныхъ мѣстахъ міра различны, основывается на поверхностномъ и неширокомъ опытѣ. Научный опытъ и исходитъ изъ предположенія и приходитъ къ утвержденію единства нормъ бытія. Тѣла стремятся падать къ центру земли, но дымъ поднимается кверху, щепка, брошенная въ воду, всплываетъ на поверхность. Здѣсь повидимому — противорѣчія, но открытіе всеобщаго принципа тяготѣнія показываетъ, что такъ и должно быть и не можетъ быть иначе. Кусокъ льда, которому сообщена чечевицеобразная форма, направленный на солнце, зажигаетъ бумагу. Развѣ здѣсь есть противорѣчіе закону, по которому холодныя тѣла поглощаютъ, а не испускаютъ теплоту? Нѣтъ, этотъ фактъ есть неизбѣжное слѣдствіе термическихъ законовъ, дѣйствующихъ въ мірѣ. Первые наблюденія и опыты представляютъ человѣку природу исполненною противорѣчій, не имѣющею въ себѣ законосообразности и порядка; но человѣку присуща идея единообразія, порядка въ природѣ, и исходя изъ этой идеи, онъ изслѣдуетъ природу и подчиняетъ ее себѣ. Нормы мышленія, которымъ отвѣчаютъ законы бытія, преждеопытны. Ассоціанистическая теорія, объясняющая намъ происхожденіе нашихъ принциповъ, есть грубый circulus vitiosus. Она исходитъ изъ признанія всеобщности нѣкоторыхъ началъ, чтобы потомъ доказать, что они имѣютъ случайный и временный характеръ. Отыскивая причину происхожденія въ насъ идеи причинности, она тѣмъ самымъ уже признаетъ фактъ причинности въ мірѣ, а затѣмъ, воображая, что она нашла объясненіе происхожденія въ насъ идеи причины, утверждаетъ, что мы эту субъективную и случайную идею совершенно незаконно провозглашаемъ объективнымъ принципомъ бытія. Наши познанія по своему качеству, конечно, не абсолютно совершенны, но они несовершенны не потому, что ложны, а потому, что не вполнѣ истинны. Они усовершаются постепенно. Агностики нашихъ дней — эволюціонисты, противорѣча себѣ, всю исторію человѣческой мысли представляютъ, какъ процессъ приближенія къ идеальному, совершенному познанію. Предметомъ этого познанія должно быть все, а не только чувственное и условное. У агностиковъ не выдерживаетъ критики самое раздѣленіе бытія на чувственное и сверхчувственное. Они отказываются понять, что такое матерія („неизвѣстная причина состояній нашего сознанія“), но если за всѣмъ тѣмъ они подъ чувственнымъ разумѣютъ матеріальное, то, очевидно, знаніе нами нашихъ душевныхъ состояній и состояній духа нашихъ ближнихъ не вмѣщаются въ назначаемый ими границы нашихъ познаній. Повидимому они желаютъ выразить мысль, что мы не можемъ познать безконечнаго. Вполнѣ, конечно, нѣтъ; но отчасти мы имѣемъ о немъ несомнѣнное познаніе. Въ каждомъ существѣ, въ каждомъ предметѣ есть своя безконечная сторона. Человѣческому духу присуще стремленіе къ безконечному знанію, сила притяженія малѣйшаго атома простирается въ безконечность; алгебра знаетъ много типовъ безконечныхъ рядовъ и взаимоотношенія безконечностей, операціи надъ которыми приводятъ насъ къ полезнымъ открытіямъ. Сфера дѣйствія каждой физической силы (свѣта, тепла, электричества) безконечна (свѣтящаяся точка освѣщаетъ всю вселенную), но напряженность, энергія каждой силы ограничена. Въ наблюдаемомъ мірѣ психическомъ мы видимъ безграничность стремленій, соединенную съ ограниченностью силъ; въ мірѣ физическомъ мы видимъ безконечность сферы дѣйствія силъ, соединенную съ ограниченностью ихъ напряженія. Но мы не только можемъ, а и должны мыслить бытіе такого существа, у Котораго безконечность стремленій духа находитъ въ Себѣ безконечное удовлетвореніе, и безконечность силы Котораго вездѣ неизмѣнно равна безконечности. Разъ существуетъ такое бытіе, то, очевидно, только въ живомъ единеніи съ Нимъ можетъ находить себѣ удовлетвореніе безконечность стремленій конечнаго духа. Такое бытіе есть личный Богъ. (См. это слово).