АГНОСТИЦИЗМ. Под этим именем известны те направления в английской философии, которые отрицают возможность познания сверхчувственного, возможность Богопознания. К числу агностиков могут быть отнесены Джон Грот, Льюис, Бэн, Гексли, но собственно представителями А. являются Джон Ст. Милль и Герб. Спенсер. Свое основание А. находит в ассоцианистической теории познания. Психологический закон ассоциации состоит в том, что возникшее в нашей душе представление обыкновенно вызывает другое или другие представления, которые связаны с первым по сходству или контрасту содержания, по смежности существования соответствующих им объектов в пространстве или во времени по взаимной зависимости (причинной). Последний вид ассоциации с точки зрения агностиков есть частный вид ассоциации по смежности. Связи представлений, возникающих в душе, соответствует связь фактов, существующих в действительности. Факты оказываются связанными между собою неизменною хронологическою связью. Неизменно предшествующий факт называется причиною, неизменно последующий следствием. Но на самом деле, как бы много случаев неизменной связи мы ни наблюдали между фактами, факт неизменности её не может быть признан несомненным: большое число фактов — ничто по сравнению с бесконечным, которое может иметь место во вселенной. Отсюда следует, что устанавливаемые законы причинной связи не имеют характера всеобщности и необходимости, они временны, условны и случайны. Они вырабатываются опытом, но опыт каждой эпохи и каждого рода существ различен. Поэтому человечество никогда не должно претендовать, что оно может владеть знанием каких-то безусловных истин или принципов. Это должно установить относительно качества человеческого познания. Другое должно установить относительно предмета человеческого познания. Единственный источник всех человеческих познаний суть ощущения. Ощущения суть результат изменений в состоянии нервной системы, вызываемых воздействием внешнего мира. Таким образом, органы нашего познания суть органы чувств, единственный предмет нашего познания чувственное, чувственный мир. Но человек, увлекаемый ассоциациями, хочет подняться над чувственным и условным. Он вырабатывает нравственные принципы, которым хочет приписывать безусловную обязательность, и представляет, что есть Высшее существо, которое полагает бытие этим принципам, и осуществление которых людьми с Его стороны вызывает одобрение и награду. Развитие этих верований происходит таким образом: наблюдение и размышление постоянно показывали человеку, что некоторые действия, например, правдивость, содействуют неизменно умножению счастья в человечестве; наоборот, другие действия, например, — лживость — неизменно (в общем) ведут к расстройству человеческого благополучия. В силу закона ассоциации или умственной привычки действия первого рода, ассоциируемые постоянно с тем, что производит счастье, становятся предметом одобрения; действия второго рода, постоянно ассоциируемые в опыте и мысли с тем, что расстраивает благополучие, становятся предметом порицания. Так вырабатывается теория должного и недолжного поведения, должного и недолжного строя жизни, теория идеалов. Потребность отыскивать антецедент для каждого явления заставляет отыскивать такой антецедент и для всего мира, а желание осуществления в мире идеального строя заставляет предполагать в этом антецеденте нужные силы и волю для создания такового. Отсюда вера в бытие живого, всемогущего и всеблагого Бога. Бытие такого Бога желательно для человеческого сердца, и в представлении Его нет таких противоречивых и антирационалыиых элементов, которые заставляли бы отрицать разумность желания. — Приблизительно так смотрит Дж. Ст. Милль (Three essays of religion). Иначе рассуждает Спенсер (Основные начала). Мир необходимо требует объяснения своего бытия. Должна существовать некоторая вездеприсущая и всепроникающая сила, которая обусловливает и сохраняет мировой строй. Чем менее культурен человек, тем ближе к себе он предполагает такую силу. Непосредственные проявления её дикарь видит в шелесте листьев, завывании ветра, раскатах грома. По мере развития человека эта сила как бы отступает от него. Сначала олицетворения этой силы отходят в глубь лесов и рек, затем на солнце и звезды, затем в особый сверхчувственный мир, и образ таинственной силы принимает всё более и более возвышенные очертания. Однако все попытки приблизить к человеческому пониманию этот образ неизменно кончаются одним результатом: образ рассеевается и разрушается, даваемые ему определения являются contradictio in adjecto, таинственная сила оказывается неисповедимой и непознаваемой. Неведомый Бог оказывается единственно истинным Богом человечества. Люди, хотя и не знают и не могут постигнуть Его, однако стремятся к Нему и поскольку они стремятся, постольку возвышаются над чувственным и непосредственным к сверхчувственному и безусловному. Воззрения Спенсера представляют А. в собственном смысле. Существенное различие между агностиками старыми (доэволюционистами) и новыми (эволюционистами) полагают в том, что первые представляли образование в человеке логич. принципов и этических норм делом личного, а вторые представляют его делом наследственного опыта. Теперь никто не признает возможным, чтобы в течение короткого времени в человеческом духе, являющемся tabula rasa, опыт мог выработать непоколебимые нормы мышления и твердый нравственный характер. Теперь для этого назначают долговековые сроки. Но это не изменяет дела и не спасает теории. Одушевленное существо может жить в известной среде только под условием, если оно имеет более или менее правильные представления об этой среде и о том, как должно действовать в ней. Это предполагает собою изначальное соответствие между средою и живущими в ней существами; это соответствие не могло явиться результатом долгого или быстрого приспособления, ибо оно необходимо обусловливает собою начало жизни, а без начала не может быть продолжения. Духовноразумным существам присуща изначальная способность понимать нормы бытия и приспособляться к ним. Утверждение, что эти нормы в различных местах мира различны, основывается на поверхностном и нешироком опыте. Научный опыт и исходит из предположения и приходит к утверждению единства норм бытия. Тела стремятся падать к центру земли, но дым поднимается кверху, щепка, брошенная в воду, всплывает на поверхность. Здесь по-видимому — противоречия, но открытие всеобщего принципа тяготения показывает, что так и должно быть и не может быть иначе. Кусок льда, которому сообщена чечевицеобразная форма, направленный на солнце, зажигает бумагу. Разве здесь есть противоречие закону, по которому холодные тела поглощают, а не испускают теплоту? Нет, этот факт есть неизбежное следствие термических законов, действующих в мире. Первые наблюдения и опыты представляют человеку природу исполненною противоречий, не имеющею в себе законосообразности и порядка; но человеку присуща идея единообразия, порядка в природе, и исходя из этой идеи, он исследует природу и подчиняет ее себе. Нормы мышления, которым отвечают законы бытия, преждеопытны. Ассоцианистическая теория, объясняющая нам происхождение наших принципов, есть грубый circulus vitiosus. Она исходит из признания всеобщности некоторых начал, чтобы потом доказать, что они имеют случайный и временный характер. Отыскивая причину происхождения в нас идеи причинности, она тем самым уже признает факт причинности в мире, а затем, воображая, что она нашла объяснение происхождения в нас идеи причины, утверждает, что мы эту субъективную и случайную идею совершенно незаконно провозглашаем объективным принципом бытия. Наши познания по своему качеству, конечно, не абсолютно совершенны, но они несовершенны не потому, что ложны, а потому, что не вполне истинны. Они усовершаются постепенно. Агностики наших дней — эволюционисты, противореча себе, всю историю человеческой мысли представляют, как процесс приближения к идеальному, совершенному познанию. Предметом этого познания должно быть всё, а не только чувственное и условное. У агностиков не выдерживает критики самое разделение бытия на чувственное и сверхчувственное. Они отказываются понять, что такое материя („неизвестная причина состояний нашего сознания“), но если за всем тем они под чувственным разумеют материальное, то, очевидно, знание нами наших душевных состояний и состояний духа наших ближних не вмещаются в назначаемый ими границы наших познаний. По-видимому они желают выразить мысль, что мы не можем познать бесконечного. Вполне, конечно, нет; но отчасти мы имеем о нём несомненное познание. В каждом существе, в каждом предмете есть своя бесконечная сторона. Человеческому духу присуще стремление к бесконечному знанию, сила притяжения малейшего атома простирается в бесконечность; алгебра знает много типов бесконечных рядов и взаимоотношения бесконечностей, операции над которыми приводят нас к полезным открытиям. Сфера действия каждой физической силы (света, тепла, электричества) бесконечна (светящаяся точка освещает всю вселенную), но напряженность, энергия каждой силы ограничена. В наблюдаемом мире психическом мы видим безграничность стремлений, соединенную с ограниченностью сил; в мире физическом мы видим бесконечность сферы действия сил, соединенную с ограниченностью их напряжения. Но мы не только можем, а и должны мыслить бытие такого существа, у Которого бесконечность стремлений духа находит в Себе бесконечное удовлетворение, и бесконечность силы Которого везде неизменно равна бесконечности. Раз существует такое бытие, то, очевидно, только в живом единении с Ним может находить себе удовлетворение бесконечность стремлений конечного духа. Такое бытие есть личный Бог. (См. это слово).