АСКОЧЕНСКИЙ Виктор Ипат. — известный в свое время духовный публицист. Личность его представляет значительный интерес в психологическом и общественном отношении. Это был человек, который, обладая сильною волею и не менее сильным талантом, умел крепко держать знамя своего убеждения вопреки всяким изменчивым веяниям погоды, — умел «служить и не картавить», по его любимому выражению. Родом из воронежской губернии (род. 1 окт. 1812 г.), он прошел всю суровую школу старого духовного воспитания, умевшего закалять природное мужество духа и тела, и закончил свое образование в киевской духовной академии в 1837 году, из которой вышел со степенью магистра. Академия оценила в своем питомце дарования, и он оставлен был при ней, где и преподавал патрологию. Преподавательство это, сроднив его еще более с академией, дало ему такое знание Св. Писания и отеческих творений, каким немногие могут похвалиться у нас на Руси. После он по некоторым обстоятельствам и соображениям оставил академическую службу; но всю жизнь с особенным вниманием следил за научными проявлениями в ней и, как дань своего благодарного уважения к ней, посвятил ей два своих серьезных исторических произведения: «Киев с древнейшим его училищем-академиею» изд. в 2-х томах в 1856 году и «История киевской духовной академии по преобразовании ее в 1819 г.»‚ изд. в С.-Петербурге в 1863 году в 1 томе. Оба эти произведения несомненно имеют важное значение в качестве материала для истории духовного просвещения в западной России. К области же исторических его трудов относится сочинение под заглавием: «Краткое начертание истории русской литературы», изданное им в 1846 году и посвященное киевскому гражданскому губернатору Фундуклею. Сочинение это, не смотря на свою краткость (146 страниц), представляет довольно компактный обзор главных фазизов исторического развития русской литературы и изобилует меткими характеристиками как духовных‚ так и светских писателей и их произведений почти вплоть до самого года издания книги. Но не эти произведения доставили В. И. А—му известность, которою он пользовался до последнего времени, и не в них он выразил всю характерную суть своего своеобразного писательского таланта. Известность своему имени он приобрел своею публицистическою и издательскою деятельностью.
Начало публицистической деятельности его относится ко второй половине 50-х годов. Это было смутное время на Руси. Только что потерпев поражение в крымской кампании, русское общество вместо того, чтобы обратиться внутрь себя (как оно сделало это после) и там поискать нравственно и физически укрепляющих начал, всецело бросилось в объятия так называемой западной цивилизации, и тем довершило свое физическое поражение нравственным. Наши западные «доброжелатели» как нельзя более обрадовались этому и поспешили наводнить «новооглашенное» общество всею премудростью своих начал — общественных, научных, литературных и т. п. и притом большею частью не в серьезном их виде, а в том, который вырабатывается на заднем дворе храма науки различными непризванными и незадумывающимися глашатями разных «последних слов» quasi-научного знания. Русское общество захлебывалось от удовольствия предложенных ему брашен со стола западной цивилизации, и не замечало, какое зло вносило оно вместе с ними в свой организм. Зло скоро дало себя знать. Началось брожение, стали являться глашатаи «нового времени», которые дерзко стали насмехаться над освященною веками стариною и складом истой русской жизни, явились отрицатели установившихся нравственных и семейных начал, отрицатели церкви и религии... Благомыслящие русские люди содрогались при виде всего этого, и старались по мере сил противодействовать быстро развивавшемуся злу. В это же время выступил на поприще литературно-публицистической деятельности Виктор Ипатьевич. Его истый киево-русский дух возмущался окружавшими его явлениями беспринципного отрицания, он порешил всю жизнь свою положить на борьбу с ним. И — не изменил этой решимости. — Первым его литературно-публицистическим трудом, направленным против разливавшегося зла, был его дидактический роман под заглавием: «Асмодей нашего времени», вышедший под загадочным псевдонимом В. Кочки-Сохрана (1857 г.). Что касается художественной стороны романа, то в пользу его не говорит уже самый дидактический или вернее тенденциозный его характер, так как тенденциозность всегда обратно пропорциональна художественности, и сам автор, очевидно, не во внешней стороне романа полагал всю суть и значение его. Но зато тем ярче выступает вь нем его дидактическая, нравоучительная сторона: автор пересыпает его множеством нравоучительных сентенций и часто одушевленных размышлений о том или другом действии или положении своих героев. Главный герой этого романа некто Пустовцев. Отец его, воспитанный в правилах XVIII века, ревностный поклонник французских энциклопедистов, передал и сыну своему неуважение ко всему, что считалось на Руси святым и неприкосновенным. Труня и издеваясь над кротким благочестием и простосердечной молитвой своей жены, он перелил и в сына то же кощунственное направление, уронив во мнении ребенка достоинство его матери и пустив во всю ширину юной души корень зла и растления. Понятны последствия такого воспитания. Из молодого Пустовцева вышел тот безнравственный, холодный эгоист, который, отрицая нравственность, религию и т. п. «предрассудки», свою личность сделал своим кумиром и в жертву своему идолу готов был приносить честь и жизнь всех окружающих его людей. Одним словом это тот много раз после повторявшийся в русской литературе тип, наиболее талантливо нарисованным представителем которого является тургеневский герой Базаров. Это был нарождавшийся у нас тогда тип язычника, который, беспрепятственно развиваясь, выродился, наконец, в полное одичание в виде позднейшего нигилизма, с которым впоследствии приходилось серьезно считаться правительству и обществу. Личная особенность героя романа В. И. Аскоченского состоит в том, что он является едва ли не первым литературным представителем того типа развивателей — обольстителей, который после много раз повторялся и в жизни и в литературе. Развив, т. е. лишив нравственных и религиозных начал, девичьей стыдливости и скромности, невинную девушку, Пустовцев затем принес ее в жертву своему животному сладострастью и безвременно свел в могилу. Сам кончил самоубийством. Таков в общих чертах роман покойного. В нем нельзя не признать меткой наблюдательности и тонкого чутья по особенностям общественных явлений тогдашнего времени. Кроме того в романе рассыпано множество остроумных замечаний, преисполненных того юмора и сарказма, которыми он после блистал в своем журнале, а также лирических излияний чувств и мыслей.
Рассмотренный роман был только пробою пера В. Ипатьевича на том поприще литературной деятельности, с которою неразрывно связывается его имя. Роман его не произвел желаемого действия и только дал знать его автору, что не в области художества, хотя бы и дидактического, суждено развернуться во всей силе его таланту; его натура звала его на более открытую борьбу с разлившимся злом неверия и отрицания. И он выступил на поприще этой борьбы со своим известным журналом «Домашней Беседой». Первый выпуск его вышел в свет в июле 1858 года в форме народного листка, с простонародным языком и простонародною дешевизною — 5 коп. за выпуск. Но уже и здесь в простонародной речи звучали ноты того полемического сарказма, которым отличался покойный. Издание нашло сочувствие и стало быстро расходиться. Это ободрило издателя, и он в следующем 1859 году начал уже издание «Домашней Беседы» в большом формате, с более обширною программою и заговорил уже не простонародным, а чистым литературным языком, которым он владел с редкою легкостью и силой. С 20 выпуска 1860 года появился у него отдел под известным заглавием «Блестки и изгар», и с того времени в продолжение 18 лет служил постоянным складочным местом его наиболее едких сарказмов, наиболее горькой иронии и наиболее выстраданного юмора. Какою силою души отличался этот отдел в его издании, свидетельствует тот несомненный факт, что за чтение его с охотою брались самые ожесточенные и непримиримые литературные враги покойного В. И. Аскоченского. Журнал, руководимый талантливою рукою, произвел впечатление на общество и имел громадный в свое время успех. И нет сомнения, что он принес свою долю пользы в том деле, которому он предназначен был служить. Это был, можно сказать, единственный в своем роде орган, который с беззаветною смелостью бичевал уродливые проявления модного увлечения всем западным, — того увлечения, против которого менее мужественные боялись говорить, опасаясь прослыть за ретроградов и гасильников всякого света. Виктор Ипатьевич не останавливался и не задумывался над такою грозившею ему потерею во мнении света, и верный своему девизу: «веровах, тем же возглаголах», разъясненному русской пословицей: «служить так не картавить, картавить так не служить», неустанно разоблачал и громил мнимо прогрессистские увлечения общества. И не одного из наиболее крикливых так называемых «прогрессистов» он заставил прикусить язык на их лживом фразерстве. И замечательны были плодовитость и разнообразие литературного таланта В. И. Аскоченского. Из громадной массы его 20-ти летнего издания по меньшей мере ⅔ принадлежит его собственному перу, которое с одинаковою легкостью писало стихи, басни, роман, критику, благочестивое размышление, сатиру и т. п.
Таким образом, польза служения покойного писателя несомненна, по крайней мере в первые годы. К сожалению, этого нельзя сказать о последующей его деятельности. Увлеченный полемикою с действительным злом, он впоследствии приобрел, быть может не вполне сознаваемую им самим, склонность видеть зло и там, где его в действительности не было, стал недоверчиво и подозрительно относиться ко всему вообще западноевропейскому и новому. Между тем времена изменились, а вместе с ними изменились и нравы. Прежнее неразумное увлечение стало уступать место более сознательному и разборчивому заимствованию с запада, и многое с пользою было воспринято в организм русской науки, литературы, общественной и государственной жизни. Этой перемены не мог постигнуть или вернее заметить заматеревший в борьбе писатель, и по прежнему неустанно громил все западное и новое... Этим мало-помалу он охладил внимание к своему журналу даже в своих прежних горячих приверженцах и поклонниках, и подготовил свое литературное падение. В последнее время издание его едва влачило свое существование, несмотря на то, что в нем от времени до времени появлялись дельные и одушевленные статьи, вследствие чего некоторые из его достойных друзей поддерживали его даже материальною помощью. До какой однако же степени в последние годы своей литературной деятельности покойный писатель сделался недоверчив ко всяким новым явлениям, можно было видеть напр. из того, что он слишком подозрительно относился к новым проявлениям журнальной и ученой деятельности даже в духовной области, — проявлениям, в сущности иногда не заключающим в себе ничего особенного, кроме некоторой новизны формы. Тем не менее и в самых последних номерах его журнала по временам ярко выступал и его прежний сильный талант, и его крепкий здравый смысл, не говоря уже о его всегдашнем неизменном, строго ревнивом православном настроении. В последние годы между прочим он сделался для весьма многих предметом глумления, — притчею во языцех. Да, в эти годы этот некогда несокрушимый лев был уже дряхл от старости и болен от непосильных трудов, — и все безнаказанно могли оскорблять его. Но, конечно, это были не те, которые зовутся благоразумными... Не насмешек, а уважения заслуживает деятель, который более 40 лет непоколебимо держал знамя своих убеждений, и для них пожертвовал здоровьем и самою жизнью, доказав бескорыстность своего служения полною беспомощностью, в которой он оставил свое осиротевшее семейство! Он скончался 18 мая 1879, и с того времени в нашей духовной журналистике еще не нарождалось органа, который вполне бы мог заполнить образовавшуюся после «Домашней Беседы» известную пустоту. После В. И. остался огромный дневник, который отчасти печатался в «Истор. Вестнике» (с 1882 г.).