Все окружающее меня казалось мнѣ въ то время столь страннымъ, и мое положеніе было результатомъ столькихъ неожиданныхъ приключеній, что я не различалъ ясно ненормальности каждаго предмета въ отдѣльности. Я послѣдовалъ за клѣткою съ ламою, направлявшейся къ оградѣ, и присоединился къ Монгомери, который просилъ меня не вступать въ огороженное каменной стѣной пространство. Тогда же я замѣтилъ, что пума въ клѣткѣ и куча другого багажа были сложены около входа въ ограду. При моемъ возвращеніи на берегъ выгрузка шлюпки оказалась оконченной, и сама она была вытащена на песокъ. Сѣдой старикъ подошелъ къ намъ и обратился къ Монгомери:
— Приходится теперь заняться нашимъ неожиданнымъ гостемъ. Что намъ дѣлать съ нимъ?
— У него значительныя научныя познанія! — отвѣчалъ Монгомери.
— Я сгораю отъ нетерпѣнія приступить къ работѣ надъ новымъ матеріаломъ! — проговорилъ старикъ, кивнувъ головою по направленію къ оградѣ, при этомъ глаза его вдругъ заблистали.
— Я охотно этому вѣрю! — возразилъ Монгомери почти шепотомъ.
— Мы не можемъ послать его туда, внизъ, и у насъ также нѣтъ времени, чтобы выстроить ему новую хижину. Тѣмъ болѣе мы не можемъ его сегодня же посвятить въ нашу тайну!
— Я въ вашихъ рукахъ! — сказалъ я.
У меня не было никакого представленія о томъ, что онъ подразумѣвалъ подъ словомъ «туда, внизъ».
— Я уже обо всемъ этомъ подумалъ, — отвѣтилъ Монгомери. — Моя комната снабжена наружною дверью…
— Это превосходно! — живо прервалъ старикъ.
Мы всѣ втроемъ отправились къ оградѣ.
— Для меня непріятно такое скрытничанье, господинъ Прендикъ, но вы прибыли такъ неожиданно. Наше маленькое строеніе скрываетъ въ себѣ одну или двѣ тайны; можно вообразить, комната Синей Бороды, но въ дѣйствительности нѣтъ ничего ужаснаго… для здравомыслящаго человѣка. Въ данный же моментъ… такъ какъ мы васъ не знаемъ…
— Конечно, — прервалъ я его, — было бы глупо мнѣ обижаться на ваши предосторожности!
Большой его ротъ скривился въ слабую улыбку, и наклоненіемъ головы онъ поблагодарилъ меня. Это былъ одинъ изъ тѣхъ молчаливыхъ людей, которые, когда смѣются, заостряютъ углы рта.
Мы миновали главный входъ ограды. Главный входъ представлялъ плотно притворявшуюся толстую деревянную рѣшетку, окованную желѣзомъ; около него въ кучу была сложена вся кладь со шкуны. У угла ограды находилась маленькая дверца, которой я до сей минуты не примѣчалъ. Сѣдой старикъ вытащилъ изъ засаленнаго кармана своей синей куртки связку ключей, отомкнулъ дверь и вошелъ. Эти ключи и многосложные запоры чрезвычайно поразили меня. Я послѣдовалъ за нимъ и очутился въ маленькой комнаткѣ, убранной хотя просто, но съ нѣкоторымъ комфортомъ; ея внутренняя дверь, слегка пріоткрытая, выходила на мощенный дворъ. Монгомери быстро захлопнулъ ее. Въ самомъ темномъ углу комнаты былъ подвѣшенъ гамакъ; крошечное окно безъ стеколъ и съ желѣзной рѣшеткой пропускало дневной свѣтъ со стороны моря.
Эта комнатка, — сказалъ мнѣ старикъ, — должна служить вашимъ жилищемъ, а внутренняя дверь, — добавилъ онъ, — во избѣжаніе непріятнаго злоключенія ее закроютъ — границей, которой не слѣдуетъ преступать!
Онъ обратилъ мое вниманіе на складное кресло, удобно стоявшее передъ окномъ, и на полку, около гамака, со старыми книгами; среди этихъ послѣднихъ находилось много руководствъ по хирургіи и произведеній римскихъ и греческихъ классиковъ, которыя я лишь съ трудомъ могъ разбирать. Не желая во второй разъ открывать внутреннюю дверь, онъ вышелъ черезъ наружную.
— Мы обыкновенно здѣсь обѣдаемъ! — сообщилъ мнѣ Монгомери, затѣмъ, повидимому, у него явилось какое-то неожиданное сомнѣніе, и онъ бросился догонять своего товарища.
— Моро!.. — услышалъ я его зовъ, но не обратилъ вниманіе въ данную минуту на это слово. Немного спустя, при разсматриваніи книгъ, оно снова пришло мнѣ на память: гдѣ я слышалъ уже это имя?
Я усѣлся передъ окномъ и принялся съ аппетитомъ доѣдать нѣсколько оставшихся у меня сухарей.
— Кто это такой былъ Моро? — вертѣлось въ моей головѣ.
Черезъ окно я увидѣлъ одно изъ странныхъ, одѣтыхъ въ бѣлое существъ, которое тащило по песку какой-то ящикъ. Затѣмъ слышно было, какъ вкладывали въ замочную скважину ключъ и повернули его въ замкѣ два раза, и заперли внутреннюю дверь. Немного времени спустя, позади запертой двери послышался шумъ, производимый собаками, которыхъ привели со шлюпки. Онѣ не лаяли, но какимъ-то страннымъ образомъ фыркали и ворчали. Я слышалъ безпрестанный ихъ топотъ и голосъ Монгомери, старавшагося ихъ успокоить.
Я чувствовалъ себя сильно потрясеннымъ многочисленными предосторожностями, которыя принимали двое людей, чтобы сохранить тайну ихъ ограды. Долго я размышлялъ объ этомъ, а также и объ имени Моро, почему-то казавшемся мнѣ знакомымъ. Но человѣческая память такъ странна, что мнѣ не удавалось вспомнить, съ чѣмъ связано это столь хорошо извѣстное имя, потомъ мои мысли стали вращаться около непостижимой странности безобразнаго существа, закутаннаго въ бѣлое, только что видѣннаго мною на берегу.
Я никогда еще не имѣлъ случая видѣть подобныхъ ухватокъ и столь неловкихъ движеній, какъ тѣ, которыя обнаруживалъ онъ, таща свой ящикъ. Я вспомнилъ, что ни одинъ изъ этихъ людей не заговаривалъ со мною, хотя они нѣсколько разъ какъ-то особенно и тайкомъ наблюдали за мною, и ихъ взглядъ совершенно не походилъ на наивный взглядъ обыкновеннаго дикаря. Я спрашивалъ себя, на какомъ языкѣ они говорятъ. Всѣ они, казалось, были чрезвычайно молчаливы, а когда говорили, то издавали неправильнѣйшіе звуки. Что могло быть въ нихъ хорошаго?
Потомъ мнѣ вновь вспомнились глаза уродливо сложеннаго слуги Монгомери. Въ этотъ самый моментъ вошелъ тотъ, о которомъ я только что думалъ. Теперь онъ былъ одѣтъ въ бѣлую одежду и несъ маленькій подносъ; на послѣднемъ находились вареныя овощи и кофе. Я едва могъ сдержать брезгливое чувство, видя, какъ онъ, вѣжливо раскланявшись, поставилъ подносъ на столъ передо мной.
Вдругъ удивленіе парализовало меня. Изъ-подъ длинныхъ гладкихъ прядей волосъ выдѣлилось его ухо. Я увидѣлъ его вдругъ и совершенно вблизи. Человѣкъ имѣлъ остроконечныя уши, покрытыя пухомъ тонкихъ волосъ коричневаго цвѣта.
— Вамъ завтракъ, сударь! — проговорилъ онъ.
Я всецѣло погрузился въ разсматриваніе его и не подумалъ дать ему какой-либо отвѣтъ. Онъ повернулся на пяткахъ и направился къ двери, странно поглядывая на меня черезъ плечо. При этомъ мнѣ пришли въ голову, по какому-то безсознательному мысленному процессу, слова, заставившія вернуться мою память къ происшедшему десять лѣтъ тому назадъ. Нѣкоторое время слова эти неясно носились въ моей головѣ; внезапно мнѣ бросилось въ глаза заглавіе красными буквами: «Докторъ Моро», написанное на замшевомъ переплетѣ одной брошюры, трактующей объ опытахъ, при чтеніи которыхъ морозъ по кожѣ подираетъ васъ. Затѣмъ мои воспоминанія точно выяснились, и эта брошюра, давнымъ давно забытая, съ неожиданною ясностью воскресла въ памяти.
Въ ту пору я былъ еще очень молодъ, а Моро, должно быть, было, по крайней мѣрѣ, лѣтъ пятьдесятъ. Знаменитый и крупный физіологъ, хорошо извѣстный въ ученыхъ кружкахъ своимъ оригинальнымъ способомъ мысли и грубой откровенностью, съ которой онъ излагалъ свои мнѣнія. Былъ-ли это тотъ-же самый Моро, котораго я только что видѣлъ? Онъ славился переливаніемъ крови, нѣкоторыми другими изумительнѣйшими дѣяніями и, кромѣ того, пріобрѣлъ громадную извѣстность своими работами о болѣзненныхъ процессахъ. Но вдругъ эта блестящая карьера окончилась; ему пришлось покинуть Англію. Это случилось благодаря одному журналисту. Послѣдній, въ качествѣ помощника, проникъ въ лабораторію доктора съ твердо принятымъ намѣреніемъ вывѣдать и обнародовать сенсаціонныя ея тайны. Благодаря непріятному случаю — если только это можно назвать случаемъ — возмутительная брошюра журналиста пріобрѣла громкую извѣстность, а именно: въ самый день публикаціи одна несчастная собака, у которой съ живой была содрана кожа и отняты различныя части тѣла, вырвалась изъ лабораторіи Моро.
Все это произошло во время, когда ощущался недостатокъ въ новостяхъ, и ловкій издатель журнала, двоюродный братъ коварнаго лаборанта, обратился съ воззваніемъ къ совѣсти цѣлаго народа. Уже не въ первый разъ совѣсть противилась экспериментальному методу; поднялся сильнѣйшій ропотъ, заставившій доктора просто на просто покинуть страну. Возможно, что онъ заслужилъ подобное осужденіе, но я никогда не перестану считать за полный позоръ ту слабую поддержку, которую несчастный ученый нашелъ у своихъ собратьевъ, и тотъ малодушный образъ дѣйствія, обнаруженный по отношенію къ нему людьми науки. По объясненіямъ журналиста, нѣкоторые изъ его опытовъ были безполезно жестокими. Быть можетъ, онъ и могъ-бы примириться съ обществомъ, прекративъ свои изслѣдованія, однако, онъ безъ всякаго колебанія рѣшилъ предпочесть свои работы, какъ поступилъ-бы на его мѣстѣ всякій, кто хоть разъ поддавался упоенію отъ научныхъ открытій. Онъ былъ холостъ, словомъ, ему оставалось имѣть въ виду только свои личные интересы.
Я окончательно убѣдился, что нашелъ того-же самаго Моро. Все приводило къ этому заключенію. И тогда стало мнѣ ясно, для какой цѣли были предназначены пума и всѣ животныя, которыхъ только что размѣстили, вмѣстѣ съ остальнымъ багажемъ, во дворѣ, позади моего жилища. Какой-то странный и раздражающій запахъ, показавшійся мнѣ знакомымъ, и которому я въ началѣ не придавалъ никакого значенія, пробудилъ мои воспоминанія. Это былъ запахъ антисептическихъ средствъ, царствующій во время операцій. Вдругъ за стѣною мнѣ послышались рычаніе пумы и ворчаніе одной изъ собакъ, какъ будто-бы ихъ только что ранили.
Между тѣмъ вивисекція не заключала въ себѣ ничего ужаснаго, въ особенности для человѣка науки, и не могла служить объясненіемъ всѣхъ этихъ таинственныхъ предосторожностей. Внезапно и неожиданнымъ скачкомъ мысль моя снова перенеслась къ слугѣ Монгомери и съ отчетливою ясностью представила его остроконечныя уши и свѣтящіеся глаза. Потомъ мой взоръ сталъ блуждать по синему морю, волнующемуся отъ дуновенія свѣжаго вѣтерка, и странныя происшествія послѣднихъ дней всецѣло завладѣли мной.
Что все это обозначало? Закрытая ограда на пустынномъ островѣ, знаменитый вивисекторъ и эти уродливыя, безобразныя существа?
Часъ спустя, вошелъ Монгомери, и этимъ, волей-неволей, я былъ отвлеченъ отъ догадокъ и подозрѣній, въ которыя погрузился. Его слуга-уродъ слѣдовалъ за нимъ, неся подносъ, на которомъ красовались различныя вареныя овощи, бутылка съ виски, графинъ воды, три стакана и три ножа. Изъ угла я слѣдилъ взоромъ за страннымъ созданіемъ, которое, въ ,_%D1%81%D1%82%D1%80.33.jpg)
«На берегу ручья появилось странное существо и стало пить…»
(къ стр. 38). свою очередь, своими разбѣгающимися во всѣ стороны глазами подсматривало за мною. Монгомери объявилъ мнѣ, что онъ будетъ завтракать вмѣстѣ со мною, тогда какъ Моро, слишкомъ занятый новыми работами, не придетъ вовсе.
— Моро, — произнесъ я, — это имя мнѣ знакомо!
— Вотъ какъ?.. Ахъ, чортъ возьми! Какой я оселъ, что произнесъ его! Слѣдовало-бы прежде подумать объ этомъ. Коли такъ, то дѣлать нечего; можно сказать, что у васъ въ рукахъ теперь нѣкоторыя данныя для разъясненія нашихъ тайнъ! Не угодно-ли вамъ виски?
— Нѣтъ, благодарю, я никогда не употребляю спиртныхъ напитковъ!
— Мнѣ слѣдовало-бы поступать подобно вамъ. Но теперь… Къ чему закрывать дверь, когда воръ уже удалился? Этотъ адскій напитокъ, — одна изъ причинъ моего присутствія здѣсь. Онъ и туманная ночь. Я разсчитывалъ на свою счастливую звѣзду, какъ вдругъ Моро предложилъ мнѣ сопровождать его. Это странно…
— Монгомери, — проговорилъ я въ моментъ, когда наружная дверь затворилась, — почему у вашего слуги остроконечныя уши?
Онъ пробормоталъ проклятіе, въ теченіе минуты съ набитымъ ртомъ пристально глядѣлъ на меня и повторилъ:
— Остроконечныя уши?
— Да, — продолжалъ я насколько возможно спокойно, не смотря на стѣсненіе въ груди, — да, его уши заострены и покрыты тонкой черной шерстью!
Съ притворнымъ равнодушіемъ онъ налилъ себѣ виски и воды и произнесъ:
— Можетъ быть, что… его волосы прикрывали уши!
— Конечно, можетъ быть, но я видѣлъ ихъ въ то время, когда онъ наклонился, чтобы поставить на столъ кофе, посланный вами мнѣ сегодня утромъ. Кромѣ того, глаза у него свѣтятся въ темнотѣ!
Монгомери былъ пораженъ предложеннымъ мною вопросомъ.
— Я всегда думалъ, — произнесъ онъ съ развязностью, весьма сильно шепелявя, — что уши у него представляютъ нѣчто странное… Манера его прикрывать ихъ… А на что они походили?
Его неопредѣленные отвѣты убѣдили меня въ томъ, что онъ знаетъ правду, но не говоритъ. Однако, я былъ не въ силахъ сказать ему это прямо въ лицо.
— Уши остроконечны, — повторилъ я, — остроконечны… довольно маленькія… и покрыты шерстью… да, весьма явно покрыты шерстью… вообще-же говоря, этотъ человѣкъ одно изъ самыхъ странныхъ существъ, которыхъ мнѣ приходилось видѣть!
Яростное хриплое рычаніе раненаго животнаго послышалось за стѣной, отдѣлявшей насъ отъ ограды. По силѣ и по глубинѣ оно, по всей вѣроятности, принадлежало пумѣ. Монгомери сильно заволновался.
— А! — началъ онъ.
— Гдѣ вы встрѣтили этого страннаго индивидуума?
— Э… э… въ Санъ-Франциско… Я признаю, что онъ похожъ на отвратительное животное… Знаете-ли, наполовину идіотъ. Теперь мнѣ уже не помнится, откуда онъ родомъ. Тѣмъ не менѣе, я привыкъ къ нему… а онъ ко мнѣ. Какое впечатлѣніе производитъ онъ на васъ?
— Онъ не производитъ впечатлѣнія естественнаго существа. Въ немъ есть что-то такое… Не подумайте, что я шучу. Но при своемъ приближеніи онъ возбуждаетъ во мнѣ непріятное ощущеніе, какую-то дрожь въ тѣлѣ. Однимъ словомъ, какъ будто-бы отъ прикосновенія… дьявола…
Пока я говорилъ, Монгомери прекратилъ ѣду.
— Удивительно, — возразилъ онъ, — я не испытываю ничего подобнаго!
Онъ снова принялся за овощи.
— У меня не являлось даже ни малѣйшаго представленія того, что вы мнѣ теперь говорите, — продолжалъ Монгомери, набивая ротъ. — Экипажъ шкуны… должно быть, чувствовалъ тоже самое… Онъ всячески нападалъ на бѣднаго чертенка… Вы вѣдь сами видѣли, напримѣръ, капитана?
Вдругъ пума снова принялась рычать и на этотъ разъ еще сильнѣе. Монгомери выбранился вполголоса. Мнѣ пришла мысль поговорить о людяхъ, бывшихъ въ шлюпкѣ; въ это же время несчастное животное, за оградой, испустило цѣлый рядъ пронзительныхъ и короткихъ взвизгиваній.
— Какой расы люди, разгружавшіе шлюпку? — спросилъ я.
— Солидные гуляки, что-ль? — переспросилъ онъ разсѣянно, хмуря брови, между тѣмъ какъ животное продолжало выть.
Я не произнесъ больше ни слова. Онъ смотрѣлъ на меня своими влажными сѣрыми глазами, постоянно наливая себѣ виски. При этомъ онъ пытался вовлечь меня въ споръ относительно спиртныхъ напитковъ; по его мнѣнію, дескать, спасеніемъ своей жизни я исключительно обязанъ этому лѣкарству, и, казалось, желалъ придать большую важность тому обстоятельству, что я спасся благодаря ему. Я отвѣчалъ ему невпопадъ, и вскорѣ наша трапеза была окончена. Безобразный уродъ съ остроконечными ушами явился для уборки со стола, и Монгомери снова оставилъ меня одного въ комнатѣ. Къ концу завтрака онъ находился въ плохо скрываемомъ возбужденномъ состояніи, причиной котораго, очевидно, являлись крики пумы, подвергнутой вивисекціи; онъ сообщилъ мнѣ часть своего удивительнаго отсутствія мужества; такимъ образомъ мнѣ пришлось самому успокаивать себя.
Я самъ находилъ эти крики весьма раздражительными, а по мѣрѣ того, какъ приближалось послѣобѣденное время, они увеличились въ интенсивности и глубинѣ. Сначала они были для меня только мучительны, но ихъ постоянное повтореніе, въ концѣ концовъ, совершенно разстроило меня. Я бросилъ въ сторону переводъ Горація, который пробовалъ читать, и, сжавъ кулаки и кусая губы, сталъ шагать по комнатѣ изъ угла въ уголъ.
Вскорѣ я заткнулъ уши пальцами. Жалобный тонъ этихъ завываній мало-по-малу пронизывалъ меня насквозь, и, наконецъ, въ нихъ стало выражаться столь жестокое страданіе, что я не могъ дольше оставаться запертымъ въ своей комнатѣ. Я переступилъ порогъ и пошелъ подъ палящимъ зноемъ полуденнаго солнца. Проходя мимо главнаго входа, я замѣтилъ, что онъ снова былъ запертъ.
На вольномъ воздухѣ крики звучали еще сильнѣе; въ нихъ какъ-будто выражались страданія всего міра, слившіяся въ одинъ голосъ. Однако, мнѣ кажется, — объ этомъ я давно думалъ, — что, если-бы точно такое же страданіе испытывалось кѣмъ-нибудь вблизи меня, но не выражалось-бы никакими звуками, я отнесся-бы къ нему довольно хладнокровно. Жалость охватываетъ насъ, главнымъ образомъ, тогда, когда страданія проявляются голосомъ, терзающимъ наши нервы. Не смотря на блескъ солнца и зелень деревьевъ, колеблемыхъ свѣжимъ морскимъ вѣтеркомъ, все вокругъ меня возбуждало во мнѣ только смятеніе, и пока я находился въ сферѣ криковъ, черные и красные призраки носились передъ моими глазами.