Мои воспоминания (Фет)/1890 (ДО)/Часть 1/Предисловие
| ← Оглавленіе | Мои воспоминанія. — Предисловіе | Глава I → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Мои воспоминанія. — Москва: Типографія А.И. Мамонтова и К°, 1890. — С. i—iv. |
Въ наше время въ гвардіи разсказывали, что пріѣзжій фотографъ, владѣвшій тогда уже искусствомъ мгновенной съемки, уловилъ тотъ моментъ майскаго парада на Царицыномъ Лугу, когда вся масса находящагося въ строю войска взяла на караулъ для встрѣчи государя Николая Павловича. Невиданная до той поры въ Петербургѣ фотографія удостоена была вниманія Августѣйшаго Главнокомандующаго Цесаревича Александра Николаевича, изыскавшаго минуту представить ее государю.
— Посмотрите, Ваше Высочество, что у васъ дѣлается, когда меня встрѣчаютъ, — сказалъ государь, указывая въ одномъ изъ безконечныхъ рядовъ на солдатика, который, держа лѣвою рукою ружье въ надлежащемъ положеніи на караулъ, — правою поправлялъ киверъ, сбитый ему на глаза стоящимъ въ затылокъ неосторожнымъ товарищемъ.
Этотъ анекдотъ, по нашему мнѣнію, годится въ подтвержденіе двухъ истинъ. Вопервыхъ, всякій живой предметъ представляетъ для наблюдателя множество разнородныхъ сторонъ. Императоръ Николай, убѣжденный, что красота есть признакъ силы, въ своихъ поразительно дисциплированныхъ и обученныхъ войскахъ, возбуждавшихъ изумленіе европейскихъ спеціалистовъ, добивался по преимуществу безусловной подчиненности и однообразія. И вотъ въ картинѣ, способной вызвать многостороннія наблюденія и чувства, его поражаетъ случайный и какъ бы механическій безпорядокъ.
Вовторыхъ, если минута встрѣчи войсками императора представляетъ картину въ настоящемъ, то фотографическій ея снимокъ есть та же картина въ прошедшемъ. Не вправѣ ли мы сказать, что подробности, которыя легко ускользаютъ въ живомъ калейдоcкопѣ жизни, ярче бросаются въ глаза, перейдя въ минувшее, въ видѣ неизмѣннаго снимка съ дѣйствительности.
Озирая привычно проницательнымъ окомъ живую картину парада, государь не замѣтилъ неисправности, мгновенно бросившейся ему въ глаза на фотографіи.
Я увѣренъ, что въ моихъ воспоминаніяхъ, какъ и во всякой другой вещи, каждый будетъ видѣть то, что покажется ему наиболѣе характернымъ.
При первомъ ихъ появленіи, кругомъ меня раздались вопросы, — не будутъ ли они послѣдовательнымъ раскрытіемъ тайниковъ, изъ которыхъ появлялись мои стихотворенія? Подобными надеждами затрогивался вопросъ, бывшій въ свое время причиною столькихъ споровъ моихъ съ Тургеневымъ и окончательно рѣшенный мною для себя въ томъ же смыслѣ, въ какомъ Лермонтовъ говоритъ:
«А въ томъ, что какъ то чудно
Лежитъ въ сердечной глубинѣ,—
Высказываться трудно».
Если не таково побужденіе, заставившее меня на 67-мъ году оглядываться на прошлую жизнь, то нельзя ли поискать другихъ, болѣе существенныхъ. На одно изъ нихъ указываетъ Марціалъ:
«Примъ Антоній, блаженъ на вѣку своемъ безмятежномъ,
Прошлыхъ пятнадцать уже Олимпіадъ[1] сосчиталъ.
И на минувшіе дни озираясь и мирные годы,
Леты недальней уже онъ не пугается водъ.
5. Въ воспоминаньяхъ его непріятнаго, тяжкаго дня нѣтъ,
Чтобъ не хотѣлось о немъ вспомнить, такого и нѣтъ.
Добрый мужъ у себя бытія объемъ расширяетъ:
Дважды живешь, если жизнь можешь былую вкушать».
Стихи эти дороги мнѣ по своему мотиву, безъ всякаго примѣненія ко мнѣ ихъ подробностей. Жизнь моя далеко не представляетъ безмятежности, о которой говоритъ римскій поэтъ, и мои воспоминанія мнѣ пріятны скорѣе потому, что по словамъ Лермонтова:
«И какъ то весело и больно
Тревожить язвы старыхъ ранъ».
Быть можетъ, этого чувства достаточно было бы заставить меня пробѣгать сызнова всю жизнь. Но я еще не увѣренъ, нашелъ ли бы я въ немъ одномъ выдержку, необходимую при такомъ трудѣ. Когда послѣдняя грань такъ недалека, то при извѣстномъ духовномъ настроеніи самымъ главнымъ и настойчивымъ вопросомъ является: что же значитъ эта долголѣтняя жизнь? Неужели, спускаясь съ перваго звена до послѣдняго по непрерывной цѣпи причинности, она не приноситъ никакого высшаго урока? Не даетъ ли всякая человѣческая жизнь, при внимательномъ обзорѣ, нагляднаго отвѣта на одинъ изъ капитальнѣйшихъ вопросовъ — о свободѣ воли? — Вопросъ этотъ связанъ съ другимъ, а именно: что является починомъ въ природѣ: разумъ или воля? Во избѣжаніе упрека въ злоупотребленіи отвлеченностями, придержимся выраженія о главенствѣ воли въ христіанскомъ ученіи, что безъ воли Божіей волосъ съ головы вашей не спадетъ. Не ясно ли изъ этихъ словъ, что какова бы ни была личная воля человѣка, — она безсильна выступить за кругъ, указанный Провидѣніемъ. Этотъ непреложный законъ повторяется не только надъ усиліемъ отдѣльнаго человѣка, но и надъ совокупными дѣйствіями многихъ людей. Сознаніе о высшей силѣ, подводящей окончательные и нерѣдко неожиданно благопріятные итоги нашимъ желаніямъ, выражается даже въ самоопредѣленіи такого отрицательнаго существа, какъ Мефистофель, который указываетъ на себя какъ на:
………. «Той силы часть и видъ,
Что вѣчно хочетъ зла и вѣкъ добро творитъ».
Удачно или нѣтъ я началъ свои воспоминанія со времени личнаго знакомства съ Тургеневымъ и другими современными мнѣ литераторами, — пусть судятъ читатели. Предоставляю себѣ, если суждено довести мой разсказъ до настоящаго времени, начать его уже съ самаго дѣтства.
Только озирая обѣ половины моей жизни, можно убѣдиться, что въ первой судьба съ каждымъ шагомъ лишала меня послѣдовательно всего, что казалось моимъ неотъемлемымъ достояніемъ. Въ воспроизводимой мною въ настоящее время половинѣ излагаются напротивъ тѣ сокровенные пути, которыми судьбѣ угодно было самымъ настойчивымъ и неожиданнымъ образомъ привести меня не только къ обладанію утраченнымъ именемъ, но и связаннымъ съ нимъ достояніемъ до самыхъ изумительныхъ подробностей. Не мудрствуя лукаво, я строго различаю деятельность свободнаго человѣка, нашедшаго послѣ долголѣтнихъ поисковъ въ саду кладъ, — отъ свободы другаго, не помышлявшаго ни о какомъ кладѣ и вдругъ открывшаго его подъ корнемъ дерева, вывороченнаго бурей. Мысль, о подчиненности нашей воли другой высшей, дотого мнѣ дорога, что я не знаю духовнаго наслажденія превыше созерцанія ея на жизненномъ потокѣ. Конечно, ничья жизнь не можетъ быть болѣе чѣмъ моя мнѣ извѣстна до мельчайшихъ подробностей. И вотъ причина, побудившая меня предпринять трудъ, представляемый нынѣ на судъ читателя.
- ↑ Пятнадцать Олимпіадъ—65 лѣтъ.