5. Въ воспоминаньяхъ его непріятнаго, тяжкаго дня нѣтъ,
Чтобъ не хотѣлось о немъ вспомнить, такого и нѣтъ.
Добрый мужъ у себя бытія объемъ расширяетъ:
Дважды живешь, если жизнь можешь былую вкушать».
Стихи эти дороги мнѣ по своему мотиву, безъ всякаго примѣненія ко мнѣ ихъ подробностей. Жизнь моя далеко не представляетъ безмятежности, о которой говоритъ римскій поэтъ, и мои воспоминанія мнѣ пріятны скорѣе потому, что по словамъ Лермонтова:
«И какъ то весело и больно
Тревожить язвы старыхъ ранъ».
Быть можетъ, этого чувства достаточно было бы заставить меня пробѣгать сызнова всю жизнь. Но я еще не увѣренъ, нашелъ ли бы я въ немъ одномъ выдержку, необходимую при такомъ трудѣ. Когда послѣдняя грань такъ недалека, то при извѣстномъ духовномъ настроеніи самымъ главнымъ и настойчивымъ вопросомъ является: что же значитъ эта долголѣтняя жизнь? Неужели, спускаясь съ перваго звена до послѣдняго по непрерывной цѣпи причинности, она не приноситъ никакого высшаго урока? Не даетъ ли всякая человѣческая жизнь, при внимательномъ обзорѣ, нагляднаго отвѣта на одинъ изъ капитальнѣйшихъ вопросовъ — о свободѣ воли? — Вопросъ этотъ связанъ съ другимъ, а именно: что является починомъ въ природѣ: разумъ или воля? Во избѣжаніе упрека въ злоупотребленіи отвлеченностями, придержимся выраженія о главенствѣ воли въ христіанскомъ ученіи, что безъ воли Божіей волосъ съ головы вашей не спадетъ. Не ясно ли изъ этихъ словъ, что какова бы ни была личная воля человѣка, — она безсильна выступить за кругъ, указанный Провидѣніемъ. Этотъ непреложный законъ повторяется не только надъ усиліемъ отдѣльнаго человѣка, но и надъ совокупными дѣйствіями многихъ людей. Сознаніе о
