ВОЛЬФЪ не возвращался. На всѣ письма Вотана онъ отвѣчалъ полнымъ молчаніемъ. Ни преданный Вотану Вель, ни приказчики изъ Харбина не могли ничего сообщить о капитанѣ, который пропалъ, какъ камень въ морѣ. А между тѣмъ Вольфъ дѣлалъ свое дѣло. Онъ объѣздилъ всѣ станціи Китайской Восточной желѣзной дороги, перебывалъ во всѣхъ китайскихъ городахъ, расположенныхъ поблизости отъ линіи дороги, завелъ знакомство съ китайскими и японскими купцами, получилъ отъ нихъ какія-то письма и въ свою очередь передалъ имъ, небольшіе, голубого цвѣта, билеты, прося ихъ тщательно прятать эти, повидимому, ничтожные клочки бумаги.
Вольфъ возвратился домой неожиданно. Случилось это какъ разъ въ тотъ день, когда старый руководитель фирмы „Артигъ и Вейсъ“ собирался на вокзалъ. Свиданіе ихъ было коротко и вселило еще большую тревогу въ сердце стараго Вотана.
— Къ сожалѣнію, — сказалъ онъ, — вы такъ долго отсутствовали, что я не могъ передать вамъ веденіе всѣхъ дѣлъ нашего торговаго дома.
— Мнѣ это и не не надо! — отвѣтилъ, пренебрежительно пожавъ плечами, Вольфъ.–Вы знаете, что меня мало интересуютъ дѣла „Артигъ и Вейсъ“. Я здѣсь для иныхъ цѣлей.
И, отвернувшись, съ прежнимъ разсѣяннымъ и пренебрежительнымъ видомъ, онъ началъ закуривать сигару, глядя въ окно.
Старикъ хотѣлъ уже покинуть комнату, но остановился, а затѣмъ подошелъ къ капитану.
— Я и опасаюсь, что фирмѣ нашей угрожаетъ большая опасность, если мѣстныя власти узнаютъ, каковы тѣ цѣли, для которыхъ вы находитесь здѣсь. Фирма и раньше служила освѣдомительнымъ органомъ для нуждъ германскаго правительства, но теперь дѣятельность эта становится такой опредѣленной и столь опасной, что я предвижу уже тотъ день, когда наша фирма будетъ закрыта по мѣстнымъ законамъ!
Вольфъ медленно оглянулся и вскинулъ глаза на Вотана. Въ этомъ взглядѣ было столько равнодушія, что Вотанъ махнулъ рукой и злобно хлопнулъ за собою дверью.
Для него болѣе не было сомнѣній, что капитанъ ведетъ фирму къ гибели, и что его интересуютъ лишь тѣ дѣла, которыя угрожаютъ большой опасностью, какъ фирмѣ, такъ и самому Вотану, какъ ни всесиленъ и вліятеленъ былъ онъ въ этомъ краѣ.
— Я понимаю еще, — думалъ, сходя по лѣстницѣ, Вотанъ, — служить родинѣ, освѣдомлять ее о томъ, что полезно для ея торговыхъ и промышленныхъ интересовъ, но служить другому государству, которое можетъ быть завтра начнетъ войну съ Россіей — это чудовищно! Я не знаю, что думаютъ эти господа въ Берлинѣ, давая такія полномочія Вольфу и поручая фирмѣ такія опасныя дѣла?
Такія мысли тревожили стараго Вотана во время всего его путешествія отъ береговъ Тихаго океана до Петербурга. Здѣсь онъ нѣсколько успокоился. Онъ посѣтилъ германскаго посла, который, однако, въ это время отсутствовалъ, такъ какъ былъ вызванъ въ Берлинъ, и Вотана принялъ его старый знакомый, съ которымъ онъ когда то былъ въ служебныхъ и дѣловыхъ сношеніяхъ. Этотъ старый знакомый былъ никто иной, какъ все знающій въ Россіи совѣтникъ посольства баронъ фонъ-Луціусъ. Онъ сердечно привѣтствовалъ входящаго въ его кабинетъ Вотана на неизмѣнномъ французскомъ языкѣ и, не давая ему вымолвить слова, сказалъ:
— Васъ вызвали въ Берлинъ? знаю, знаю! — Тамъ очень нуждаются въ васъ. Тамъ вы встрѣтитесь съ двумя изумительными людьми, съ которыми вамъ придется работать и у себя.
Дипломатъ, ласково и лукаво улыбаясь, долго говорилъ о дѣлахъ, то придавая имъ характеръ большой, почти государственной тайны, то описывая ихъ, какъ свѣтскія сплетни, и тогда разсказъ его пріобрѣталъ фривольный тонъ, полный полунамековъ, рискованныхъ анекдотовъ и моднаго остроумія.
Долго не могъ старый Вотанъ заговорить. Но когда ему это, наконецъ, удалось, и онъ спросилъ о значеніи Вольфа въ военно-политическихъ кругахъ Берлина, — фонъ Луціусъ замахалъ руками и затараторилъ:
— Боже мой! Боже мой! Вольфъ! Да это восходящее свѣтило! Лучшій и преданнѣйшій другъ принца Генриха и его правая рука! Значеніе Вольфа? Да оно неограниченно, такъ какъ онъ находится въ курсѣ самыхъ затаенныхъ и самыхъ важныхъ замысловъ нашего правительства. Я вамъ скажу по секрету, что Вольфъ вмѣстѣ съ бывшими вашими служащими Шмидтомъ и Аурихомъ объѣздилъ всю Сѣверную Америку и установилъ тамъ освѣдомительныя агентства, какъ въ англійской Канадѣ, такъ и во всѣхъ важнѣйшихъ городахъ и стратегическихъ пунктахъ Штатовъ. О такихъ агентствахъ даже не могло мечтать наше военное министерство. Послѣ того какъ Вольфъ покончитъ дѣло въ Россіи, ему предстоитъ поѣздка въ Англію и Францію. Въ Берлинѣ признали необходимымъ реорганизовать всю освѣдомительную службу заграницей.
Напрасно Вотанъ старался доказать, что столь сложная система шпіонажа является очень опасной для фирмы, и что не въ интересахъ правительства, чтобы фирма прекратила свое существованіе, а это неизбѣжно случится, если Вольфъ будетъ продолжать слишкомъ злоупотреблять вліяніемъ и связями торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“, — совѣтникъ посольства и слушать не хотѣлъ.
— Вольфъ знаетъ, что онъ дѣлаетъ! — говорилъ онъ, улыбаясь. — Онъ не перетянетъ струны. Капитанъ — слишкомъ осторожный и слишкомъ опытный агентъ.
Потомъ, словно спохватившись, онъ пристально взглянулъ на встревоженнаго Вотана и сказалъ:
— Для васъ Вольфъ не страшенъ. У него нѣтъ никакихъ намѣреній занять ваше мѣсто, господинъ Вотанъ. И вы не тревожьтесь!
Старый Вотанъ смутился. Даже румянецъ появился на его дряблыхъ щекахъ, и задрожали губы.
— Господинъ совѣтникъ! — сказалъ онъ. — Вы, конечно, освѣдомлены, что я болѣе чѣмъ обезпеченный человѣкъ. Меня уже не могутъ привлекать ни деньги, ни какія бы то ни было почести. Однако, мнѣ было бы крайне тяжело, если бы фирма перестала существовать во время моего управленія дѣлами, и чтобы послѣдніе дни фирмы омрачились доказаннымъ и позорнымъ, съ точки зрѣнія мѣстныхъ законовъ, дѣяніемъ, какимъ, безъ сомнѣнія, будетъ признано шпіонство.
— Ну, до этого не дойдетъ! — засмѣялся баронъ. — Вы слишкомъ сильны тамъ, на берегахъ Тихаго океана! Я вѣдь знаю! — лукаво смѣясь, добавилъ онъ и хлопнулъ своего собесѣдника по плечу.
Вотанъ ушелъ нѣсколько успокоенный. Извѣстіе о томъ, что Вольфъ не предназначался для роли его замѣстителя, и что капитанъ пользуется репутаціей необычайно ловкаго дипломата и тайнаго агента, позволяло Вотану надѣяться, что все обойдется благополучно и, когда Вольфъ, наконецъ, покинетъ Дальній Востокъ, все войдетъ въ обычную, не такую тревожную и полную опасностей колею.
На другой день Вотанъ выѣхалъ въ Берлинъ. Онъ старался въ пути не думать о дѣлахъ и развлечься бѣгущей передъ его глазами панорамой лѣсовъ и черныхъ, кое гдѣ покрытыхъ озимыми всходами, полей. Онъ видѣлъ бѣдныя деревни западнаго края съ избами, крытыми черной, нѣсколько разъ перегнившей соломой, съ голодными, жалкими коровами, сонно бродящими по грязнымъ дорогамъ, блѣдныхъ, бѣлокурыхъ дѣтей, съ испуганнымъ любопытствомъ смотрѣвшихъ на бѣгущій мимо поѣздъ, — и какое то странное чувство не то жалости, не то стыда заползало въ сердце Вотана. Онъ думалъ, что многія сотни германскихъ агентовъ, на воспитаніе и образованіе которыхъ правительство потратило огромныя средства, и которымъ платитъ и сейчасъ баснословные оклады, засыпая ихъ наградами и благодарностями, употребляетъ всѣ ухищренія, весь свой талантъ изобрѣтательности для того, чтобы въ то время, когда на этихъ черныхъ поляхъ загремятъ германскія пушки, уничтожать сѣрые ряды отцовъ и братьевъ этихъ блѣдныхъ дѣтей, съ живущими въ глубинѣ ихъ глазъ тревогой за завтрашній день и страхомъ передъ подстерегающими ихъ повсюду голодомъ и бѣдой.
Впервые въ жизни, быть можетъ, подумалъ объ этомъ Вотанъ и чувство неловкаго смущенія, какого-то стыда непріятно щемило сердце. Онъ вспомнилъ о томъ, что въ этой странѣ выросли его дѣти и что они пользуются тѣми же правами, какъ дѣти гражданъ этой страны. И самъ онъ, старый Вотанъ, бывшій германскій подданный и до настоящаго времени вѣрный слуга Германіи, былъ отличенъ въ Россіи и получилъ все то, о чемъ едва ли можетъ мечтать природный русскій человѣкъ. Вспомнилъ Вотанъ и о многочисленныхъ своихъ друзьяхъ въ этой странѣ, и опять чувство стыда вызвало на его лицѣ яркій румянецъ. Но онъ тотчасъ же взялъ себя въ руки и презрительно улыбнулся.
— Поздно теперь! — шепнулъ онъ. — Такъ ужъ и доживу до конца. Нельзя мѣняться на склонѣ жизни!..
А поѣздъ проносился мимо станцій, и все дальше и дальше отъ береговъ Тихаго океана былъ старый дѣлецъ. Съ каждымъ часомъ ближе становилась граница, и невольно скорѣе и нетерпѣливѣе билось сердце Вотана.
Вотъ и Эйдкуненъ.
Германскіе жандармы, берлинскіе кондуктора, выкрики оффиціантовъ и нѣмецкія, не переходившія еще русской границы газеты.
Вотанъ вдругъ почувствовалъ себя помолодѣв шимъ. Онъ выпрямилъ свой сгорбленный станъ, выше поднялъ голову, а глаза его засверкали радостнѣе и оживленнѣе.
Онъ сразу позабылъ всѣ тѣ сомнѣнія и то чувство стыда передъ своей второй родиной, какія мучили его въ вагонѣ по пути къ границѣ.
Вотанъ понялъ, что онъ только нѣмецъ, и что всякое дыханіе его, всякая капля крови его ничего не имѣли общаго съ пріютившей его страной, раскинувшейся на десятки тысячъ верстъ и оставшейся тамъ, за германской границей, гдѣ жили какіе-то случайные друзья и ненужные ему люди; съ ними у него не было сердечныхъ связей, а лишь холодныя дѣловыя отношенія, полныя какой то сторожкости и смутно сознаваемой готовности къ отпору и нападенію.
Въ такомъ радостномъ и бодромъ настроеніи глава фирмы „Артигъ и Вейсъ“ прибылъ въ Берлинъ и въ тотъ же день отправился въ военное министерство, гдѣ имѣлъ свиданіе съ Гинце. Этотъ дѣлающій карьеру дипломатъ сообщилъ ему, что онъ получилъ назначеніе въ Манчжурію и Китай, куда онъ отправляется вмѣстѣ съ извѣстнымъ археологомъ докторомъ Пуженомъ, котораго лично знаетъ и очень уважаетъ имперскій канцлеръ, считающій этого полуученаго, полуоффиціальнаго агента правительства, однимъ изъ изумительнѣйшихъ по способностямъ дипломатовъ и агитаторовъ.
Въ заключеніе своей первой бесѣды Гинце сообщилъ Вотану, что на этой недѣлѣ состоится тайное засѣданіе комиссіи государственной обороны и въ связи съ нимъ засѣданіе въ военномъ министерствѣ. На оба эти засѣданія правительство и рѣшило вызвать Вотана, такъ какъ многіе вопросы будутъ касаться именно дальневосточныхъ дѣлъ.
Черезъ два дня Вотанъ дѣйствительно получилъ съ курьеромъ повѣстку, приглашающую его на засѣданіе комиссіи государственной обороны рейхстага въ пятницу.
Засѣданіе было очень многолюдное. Кромѣ членовъ комиссіи и представителей военнаго и морского министерствъ во главѣ съ обоими министрами, въ комиссію было приглашено около двадцати человѣкъ свѣдущихъ лицъ.