Томъ V.
правитьМѢРА ЗА МѢРУ.
правитьДрама «Мѣра за мѣру» явилась въ первый разъ въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира, изданномъ Геммингомъ и Конделемъ въ 1623 году, гдѣ и напечатана четвертой по счету пьесой въ отдѣлѣ комедій, съ раздѣленіемъ на акты и сцены. Написана пьеса была гораздо раньше, такъ какъ въ 1604 году она уже исполнялась при дворѣ. Точныхъ хронологическихъ указаній объ этомъ предметѣ нѣтъ, и потому, насколько ранѣе 1604 года пьеса могла быть написана, нельзя рѣшить опредѣленно однако слогъ пьесы, равно какъ и глубокая концепція главныхъ характеровъ, заставляютъ съ вѣроятностью отнести драму скорѣе къ позднѣйшимъ, написаннымъ въ первые годы XVI вѣка произведеніямъ Шекспира, чѣмъ къ болѣе раннимъ. Дошедшій до насъ, по изданію in folio, текстъ принадлежитъ къ самымъ неисправнымъ сравнительно съ другими пьесами того же изданія. Не говоря уже о множествѣ опечатокъ, искажающихъ смыслъ отдѣльныхъ словъ, въ текстѣ встрѣчается не мало совершенно непонятныхъ фразъ и даже монологовъ, значеніе которыхъ осталось неразъясненнымъ до сихъ поръ. Отсутствіе какихъ-либо болѣе раннихъ изданій драмы, съ которыми можно было бы свѣрить настоящій текстъ, еще болѣе увеличиваетъ трудность объяснить темныя мѣста.
Основной сюжетъ пьесы заимствованъ Шекспиромъ изъ старинной новеллы Джиральдо Цинтіо, напечатанной въ сборникѣ: «Hecatommithi», Новелла эта, появившаяся въ Италіи въ 1565 году, была затѣмъ въ значительно измѣненномъ видѣ передѣлана еще до Шекспира въ драму англійскимъ поэтомъ Уитстономъ и уже потомъ окончательно переработана Шекспиромъ, при чемъ онъ, какъ по всему можно заключить, пользовался обоими источниками. Измѣненія, какія сдѣлали противъ первоначальной редакціи новеллы какъ Уитстонъ, такъ и Шекспиръ, настолько замѣчательны и характерны, что о нихъ стоитъ распространиться подробнѣе.
По новеллѣ Цинтіо, дѣйствіе происходитъ въ Инспрукѣ. Императоръ Максимиліанъ, удалясь изъ города, поручилъ на время своего отсутствія правленіе намѣстнику по имени Юристъ. Намѣстникъ этотъ, взявшись горячо за дѣла, вздумалъ возстановить остававшіеся до того въ бездѣйствіи строгіе законы противъ прелюбодѣйства. Скоро попался въ этомъ грѣхѣ молодой человѣкъ по имени Вико и былъ приговоренъ Юристомъ къ смертной казни. Сестра Вико, Эпитія, дѣвушка, какъ говоритъ новелла, очень красивая и умная, отправилась къ Юристу просить за брата, но тотъ, пораженный ея красотой и умомъ, обѣщалъ исполнить просьбу только въ случаѣ, если она согласится отвѣчать на его любовь. Эпитія сперва съ негодованіемъ отвергла предложеніе; когда же несчастный Вико сталъ со слезами молить ее пожертвовать собой для его спасенія, при чемъ увѣрилъ, что намѣстникъ непремѣнно загладитъ грѣхъ, вступивъ съ нею въ бракъ, то она согласилась и дѣйствительно отдалась Юристу. Между тѣмъ Юристъ еще до свиданія съ Эпитіей велѣлъ казнить Вико, и когда на другой день она стала просить его возвратить ей брата, то онъ послалъ къ ней въ домъ въ гробѣ его мертвый трупъ. Эпитія въ отчаяніи обратилась съ жалобой къ возвратившемуся императору, который присудилъ, чтобы Юристъ былъ сначала обвѣнчанъ съ Эпитіей для возстановленія ея добраго имени, а затѣмъ казненъ. Эпитія, услышавъ этотъ приговоръ, вдругъ почувствовала, что полюбила Юриста, и стала усердно просить императора пощадить ея мужа. Императоръ согласился, послѣ чего Юристъ и Эпитія прожили много лѣтъ въ полной любви и согласіи.
Кто не замѣтитъ при первомъ взглядѣ на эту пустую сказку того шаблоннаго направленія, какое характеризуетъ всѣ произведенія средневѣковой романской литературы? Исключительная цѣль нагромоздить какъ можно болѣе диковинныхъ, нисколько не вытекающихъ одно изъ другого, происшествій, противорѣчащихъ всякой психологической правдѣ, обозначается на каждомъ шагу. Страсть намѣстника, влюбившагося съ перваго взгляда до готовности сдѣлать преступленіе, не мотивирована ничѣмъ. Жестокій поступокъ, когда онъ отправляетъ къ обольщенной дѣвушкѣ трупъ казненнаго брата, бросается въ глаза своимъ безсмысленнымъ звѣрствомъ. Согласіе Эпитіи потерять честь только потому, что она надѣется прикрыть грѣхъ бракомъ, совершенно звучитъ въ тонъ съ той обрядной наружной нравственностью, какою большинство писателей того вѣка и направленія заключали свои произведенія. А наконецъ самая развязка, когда обезчещенная, оскорбленная дѣвушка ни съ того ни съ сего влюбляется въ убійцу своего брата и счастливо проживаетъ съ нимъ весь свой вѣкъ, производитъ своей безнравственностью уже не только непріятное, но положительно отталкивающее впечатлѣніе.
Когда Уитстонъ взялъ скелетъ этой сказки основой для драматическаго произведенія, то онъ, какъ поэтъ сѣвернаго направленія, въ которомъ въ то время (пьеса написана въ 1578 году) уже съ значительной силой обнаруживалось стремленіе правильно мотивировать поступки выводимыхъ лицъ, естественно не могъ оставить фабулу новеллы въ прежнемъ видѣ. Въ написанной имъ драмѣ дѣйствіе перенесено въ Венгрію. Король Матіасъ довѣряетъ постъ намѣстника своему приближенному вельможѣ по имени Промосу. Промосъ, также, какъ и въ новеллѣ, приговариваетъ къ смерти за прелюбодѣяніе юношу Андруччіо и также влюбляется въ сестру послѣдняго, Кассандру, когда она приходитъ просить за брата. Обольщеніе Кассандры Промосомъ оставлено Уитстономъ въ своей драмѣ безъ измѣненія, равно какъ и приказъ казнить ея брата. Но въ самой развязкѣ Уитстонъ сдѣлалъ важную перемѣну. Когда король велитъ казнить Промоса за его вѣроломство, то Андруччіо оказывается въ живыхъ, спасенный отъ казни тюремщикомъ, вслѣдствіе чего бракъ Промоса и Кассандры, которымъ, какъ и въ новеллѣ, оканчивается пьеса, теряетъ свое антипатичное впечатлѣніе. — Кромѣ этой смягчающей перемѣны, Уитстонъ ввелъ въ свою драму въ значительной степени комическій элементъ. Рядомъ съ намѣстникомъ Промосомъ выведено комическое лицо его помощника, Фаллакса. Этотъ послѣдній сначала, подобно Промосу, ратуетъ противъ безнравственности и велитъ закрыть въ городѣ всѣ публичные дома, когда же къ нему приводятъ для наказанія публичную женщину Ламію, то онъ влюбляется въ нее, беретъ къ себѣ въ домъ и до такой степени попадаетъ въ ея руки, что начинаетъ брать взятки, рѣшать вкривь и вкось всѣ дѣла и доходить наконецъ почти до открытаго разбойничества. Пріѣздъ короля обнаруживаетъ его плутни такъ же, какъ и преступленіе Промоса. Вообще эта вторая комическая часть драмы гораздо слабѣе первой. Сцены ея слишкомъ растянуты и почти не связаны съ общимъ ходомъ дѣйствія.
Шекспиръ при постройкѣ фабулы своей пьесы пошелъ въ смягченіи сюжета еще далѣе, чѣмъ Уитстонъ. Задумавъ нарисовать въ лицѣ Изабеллы идеально чистое существо, онъ не могъ допустить, чтобъ фактъ обольщенія ея намѣстникомъ Анжело и ихъ свадьба, какъ это изображено въ новеллѣ, состоялись дѣйствительно. Для избѣжанія подобной развязки былъ придуманъ Шекспиромъ вставной эпизодъ о Маріаннѣ, бывшей невѣстѣ Анжело, которая идетъ на свиданіе съ нимъ вмѣсто Изабеллы. Съ фактической стороны эпизодъ этотъ придуманъ, конечно, довольно натянуто и совершенно неправдоподобенъ; но вѣдь извѣстно, что Шекспиръ никогда не стѣснялся жертвовать въ своихъ произведеніяхъ правдоподобностью единичныхъ реальныхъ фактовъ, если это было ему нужно для изображенія болѣе важныхъ психологическихъ положеній. Такъ и здѣсь: благодаря этому вводному и, пожалуй, неправдоподобному реальному факту, нарисована прелестная, психологически вѣрная въ мельчайшихъ подробностяхъ, личность Изабеллы. Въ прочихъ фактическихъ деталяхъ фабулы Шекспиръ также во многомъ отклонился отъ того, что давали первоначальная новелла и пьеса Уитстона. Комическій элементъ введенъ имъ въ драму также, но въ значительномъ сокращеніи, а сверхъ того, онъ болѣе связанъ съ общимъ ходомъ дѣйствія и болѣе осмысленъ созданіемъ живыхъ характеровъ въ личностяхъ гуляки Луціо и глупаго полицейскаго Колотушки. Нельзя при этомъ, впрочемъ, не замѣтить, что въ подробностяхъ комическихъ сценъ проскользаютъ и въ Шекспировой пьесѣ порой утрированные, чтобы не сказать — даже пошлые штрихи. Такова, напримѣръ, вся роль сводни, а также нѣкоторыя сцены, въ которыхъ участвуютъ клоунъ, палачъ и преступникъ Бернардинъ. Можно съ вѣроятностью предположить, что большинство этихъ недостойныхъ общаго превосходнаго замысла пьесы подробностей включены позднѣйшими переписчиками и передѣлывателями пьесы, а никакъ не вышли изъ-подъ пера Шекспира. За это говоритъ очень многое, хотя, конечно, рѣшить въ точности этого вопроса нельзя. Исторія переодѣванія герцога придумана самимъ Шекспиромъ; факта этого мы не находимъ ни у Цинтіо ни у Уитстона.
Какъ ни искусно измѣнилъ Шекспиръ многое въ постройкѣ фабулы пьесы и какъ ни умно скомпоновалъ ея развязку, главное достоинство, за которое пьеса высоко цѣнится истинными почитателями Шекспира, заключается не въ этомъ. Достоинство это состоитъ въ замѣчательномъ созданіи характера главнаго лица драмы, Анжело, нарисованнаго съ такой поразительной правдой и силой, что характеръ этотъ если не по широтѣ замысла, то по выполненію справедливо считается однимъ, изъ совершеннѣйшихъ Шекспировыхъ созданій.
О характерѣ Анжело установился между многими критиками взглядъ, будто въ немъ изображенъ только искусный притворщикъ, Ипокритъ, возвысившійся въ общемъ мнѣніи помощью наружной личины добра, которою онъ умѣлъ прикрывать свои пороки. Вслѣдствіе этого Анжело часто сравнивали съ Тартюфомъ. Мнѣніе это совершенно ошибочно. Между Анжело и Тартюфомъ такая же разница, которую мы найдемъ между всѣми произведеніями Шекспира и Мольера вообще, если будемъ сравнивать пріемы и объектъ творчества обоихъ поэтовъ. У Мольера лица являются передъ глазами читателей въ совершенно готовомъ психологическомъ образѣ. Авторъ показываетъ ихъ намъ, такъ сказать, въ статическомъ видѣ, до какого они дошли, но не объясняетъ, какъ и почему это случилось. Таковы Тартюфъ, Альцестъ и Гарпагонъ. Они дѣйствуютъ предъ нами въ совершенно опредѣленномъ видѣ и не отступаютъ отъ него ни на шагъ. Совсѣмъ иначе творилъ Шекспиръ. Каждое лицо нарисовано имъ такъ, что мы не только понимаемъ, почему оно такимъ сдѣлалось, но, слѣдя за ходомъ дѣйствія, становимся, сверхъ того, свидѣтелями множества различныхъ психологическихъ переходовъ и положеній, чрезъ какія авторъ проводитъ то лицо, при чемъ нерѣдко случается, что оно дѣлается даже совершенно инымъ, чѣмъ было при началѣ. Сила и особенность Шекспирова таланта заключаются именно въ томъ, что, изображая часто совершенно различныя душевныя состоянія, онъ умѣлъ ихъ осмысливать и связывать психологической связью, столь естественной и простой, что создаваемыя имъ лица всегда производятъ на насъ впечатлѣніе живыхъ людей, какъ бы ни были разнообразны ихъ поступки. Въ этомъ искусствѣ Шекспиръ стоитъ неизмѣримо выше всѣхъ поэтовъ и Мольера въ особенности. Тартюфъ и Анжело даютъ матеріалъ для такого сравненія особенно рельефно. Выведя въ Тартюфѣ притворщика, Мольеръ оставилъ его въ этомъ видѣ, какъ отлитое изваяніе, ничѣмъ не показавъ, почему Тартюфъ такимъ сдѣлался и во что обратился потомъ. Событія жизни проносятся мимо него, какъ мимо статуи, не задѣвая и не измѣняя его нравственной природы ни въ чемъ. Потому и общее, производимое его личностью, впечатлѣніе имѣетъ шаблонный характеръ. Это — моментальный снимокъ съ очень интереснаго положенія, но не рядъ картинъ, чередующихся по закону причины и слѣдствія. Совсѣмъ иное представляетъ личность Анжело. Наблюдая его такимъ, какимъ онъ является въ началѣ пьесы, мы не только не видимъ притворщика и ипокрита, а напротивъ — человѣка, въ которомъ обнаруживаются какъ разъ противоположныя съ этими пороками свойства. Онъ честенъ, прямъ и глубоко вѣритъ въ правоту своихъ убѣжденій. Прямота и твердость его характера лучше всего доказываются тѣмъ, что даже безусловные его противники, какъ, напримѣръ, гуляка Луціо, видѣли въ немъ только холодную суровость и твердость, а вовсе не что-либо притворное; близкіе же люди, имѣвшіе съ нимъ серьезныя сношенія, какъ, напримѣръ, Эскалъ, считали его даже образцомъ качествъ, какія нужны для исполненія тѣхъ обязанностей, къ какимъ онъ былъ призванъ. Продолжая анализъ характера Анжело далѣе, мы находимъ, что онъ былъ честолюбивъ и хотѣлъ стоять во что бы то ни стало выше толпы; а такъ какъ въ государственной жизни такому положенію всего лучше соотвѣтствовалъ санъ вельможи, стоящаго у власти, то Анжело и положилъ всѣ силы своего ума на то, чтобъ добиться этого положенія, въ чемъ и успѣлъ. Когда герцогъ выбиралъ намѣстника, то выборъ его остановился на Анжело не по капризу или личному вкусу, но потому, что Анжело и въ общемъ мнѣніи считался единственнымъ человѣкомъ, вполнѣ способнымъ исполнить возложенную на него обязанность. И это мнѣніе не было ложно. Анжело дѣйствительно обладалъ всѣми качествами, чтобъ поддержать довѣріе, какое ему было оказано. Дѣла, ему порученныя, онъ исполнялъ не только умѣло, но и вполнѣ честно. Строгость, обнаруженная имъ въ примѣненіи законовъ, вытекала какъ прямое слѣдствіе этого взгляда на жизнь и вовсе не обнаруживала въ его душѣ какой-либо черствости или злости, а тѣмъ болѣе криводушія. Конечно, нельзя видѣть въ Анжело человѣка, обладавшаго особенно добрымъ сердцемъ, но, будь иначе, онъ и не выбралъ бы себѣ такой карьеры. Онъ самъ вѣрилъ въ то, что дѣлалъ, и былъ совершенно доволенъ тѣмъ положеніемъ, котораго достигъ. Поступая такъ, онъ однако упустилъ изъ виду, что человѣческая натура соткана изъ различныхъ свойствъ, часто одно другому противоположныхъ, и что если помощью твердой воли и усилія надъ собой можно достигнуть преобладанія однихъ свойствъ надъ другими, то нельзя никакими силами подавить эти послѣднія совсѣмъ, особенно если они принадлежатъ къ основнымъ чертамъ, свойственнымъ человѣческой природѣ вообще. Нѣжныя сердечныя влеченія и изъ нихъ любовь къ женщинѣ по преимуществу принадлежатъ къ тѣмъ душевнымъ качествамъ, которыя менѣе всего способны перенести искусственный гнетъ, и Анжело испыталъ это на себѣ. Стремясь къ власти и почитая ее выше всего, онъ естественно долженъ былъ заботиться о томъ, чтобъ заградить въ своей душѣ всякій доступъ тѣмъ чувствамъ, которыя, размягчая душу и сердце, могли бы повести къ тому, что власть, попавъ подъ вліяніе этихъ чувствъ, какъ въ тенета, забыла бы твердость, составляющую главное, необходимое ея качество. Примѣры разслабляющаго вліянія, какое женщины имѣли на лицъ, высоко стоявшихъ у власти, слишкомъ извѣстны, а равно извѣстны и обратные примѣры, какъ тѣ изъ этихъ лицъ, въ которыхъ сила воли была сильнѣе чувственности, кончали тѣмъ, что насильно дѣлали себя ненавистниками женщинъ. Въ первой части драмы Анжело является полнымъ типомъ лицъ, принадлежащихъ къ этой второй категоріи. Онъ не только ненавидѣлъ женщинъ, — онъ ихъ презиралъ. Онѣ казались ему воплощеніемъ соблазна и разврата, вреднаго и постыднаго для всякаго мужчины. Эпизодъ его сватовства на Маріаннѣ, которую онъ отвергъ за то, что она потеряла приданое и будто бы оказалась небезупречной въ прошломъ, служитъ прекрасной иллюстраціей къ его характеру. Видѣть въ его поступкѣ, какъ полагали нѣкоторые комментаторы, черту коварства и іезуитства совершенно невозможно. Напротивъ, и здѣсь Анжело остался вѣренъ своимъ взглядамъ на женщинъ и на всякія сердечныя отношенія, въ которыхъ видѣлъ только недостойную, разслабляющую сторону. Строгость, какую онъ обнаружилъ въ примѣненіи именно законовъ противъ нравственности, вытекала отсюда же. Извѣстно, что люди съ холоднымъ, твердымъ характеромъ и хорошо владѣющіе собой бываютъ склонны сгибать и другихъ подъ то же ярмо, какое несутъ сами, особенно если это ярмо возложено ими на себя добровольно. Приговаривая Клавдіо безпощадно къ возмездію за его проступокъ, Анжело вовсе не былъ такъ жестокъ, какъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Онъ своимъ примѣромъ показывалъ, какъ слѣдуетъ поступать, и потому понятно, что проступокъ противъ правилъ, которымъ онъ слѣдовалъ самъ, долженъ былъ казаться ему особенно дурнымъ и ненавистнымъ. Изъ вышесказаннаго можно ясно видѣть, что Анжело не былъ притворщикомъ по природѣ; но зато, когда разразилась надъ нимъ выведенная въ драмѣ катастрофа, и ему предстояло спасти себя во что бы то ни стало, то онъ долженъ былъ сдѣлаться притворщикомъ поневолѣ, такъ какъ иного средства спастись не было. Катастрофа эта вовсе не была случайна, но точно также логично вытекала изъ характера Анжело, какъ и всѣ прочіе его поступки. Если люди съ твердой волей могутъ, какъ сказано выше, иногда временно подавлять въ себѣ такія чувства и стремленія, какія свойственны человѣческой природѣ вообще, то обыкновенно бываетъ, что если какое-нибудь постороннее обстоятельство дастъ разъ возможность такимъ чувствамъ поднять голову, то они уже не знаютъ мѣры своей силѣ и возстаютъ, какъ бурный ураганъ, точно желая отомстить за свое временное уничиженіе. Пословица: «гони природу въ дверь — она влетитъ въ окно» — прекрасно выражаетъ это свойство (составляющее основную мысль драмы), и Анжело испыталъ это на себѣ. Ненавистникъ женщинъ, видѣвшій въ нихъ однѣ дурныя стороны и всю жизнь ратовавшій противъ ихъ вліянія, попалъ въ силокъ, какъ неопытный юноша; попалъ такъ, что разрушилъ въ минутномъ увлеченіи все зданіе своей души и своего характера, которое строилъ съ такой заботливостью всю жизнь. Ниже, при разборѣ отдѣльныхъ сценъ будетъ сказано, на какой психологической почвѣ умѣлъ Шекспиръ построить эту, повидимому, столь неожиданную въ настоящемъ случаѣ катастрофу; теперь же, въ заключеніе общаго взгляда на характеръ Анжело, остается прибавить, что, разъ упавъ съ такой высоты, онъ естественно долженъ былъ направить всѣ усилія своего ума и способностей, чтобъ какъ-нибудь скрыть въ глазахъ другихъ свое постыдное паденіе и остаться, хотя бы въ чужомъ мнѣніи, на той высотѣ, на какой стоялъ прежде. Но чтобъ достичь этого, не представлялось иного средства кромѣ лжи и притворства, и мы дѣйствительно видимъ, что съ этой минуты (но только съ этой) Анжело въ самомъ дѣлѣ сдѣлался самымъ утонченнымъ притворщикомъ и лицемѣромъ, сходнымъ, пожалуй, съ Тартюфомъ; хотя всякій пойметъ, что это состояніе его души вовсе не было основной чертой его характера, но явилось лишь какъ эпизодъ или деталь картины, задуманной и нарисованной по несравненно болѣе широкой программѣ.
Съ первыхъ сценъ драмы Анжело является предъ нами въ полномъ всеоружіи того престижа, какой онъ умѣлъ себѣ создать. Въ этомъ престижѣ онъ до того былъ увѣренъ самъ, что даже до нѣкоторой степени бравировалъ имъ. Въ отвѣтъ на назначеніе себя намѣстникомъ, онъ возразилъ герцогу совѣтомъ сначала «испытать металлъ, на которомъ герцогъ хочетъ отпечатать ликъ такой важности». Во всякомъ другомъ человѣкѣ подобное возраженіе могло бы показаться знакомъ скромности и неувѣренности въ себѣ; но, зная характеръ Анжело, мы должны видѣть въ этихъ словахъ именно горделивую самоувѣренность и желаніе еще разъ услышать несомнѣнный комплиментъ своимъ достоинствамъ. Получивъ затѣмъ въ руки власть, онъ съ первыхъ же словъ ясно опредѣлилъ свою программу дѣйствія, выразивъ намѣреніе буквально примѣнять законъ, превратившійся, по его словамъ, въ воронье пугало, котораго не боятся даже птицы. Чрезвычайно характеренъ его отвѣтъ Эскаду, когда тотъ, вступаясь за несчастнаго Клавдіо, напоминаетъ, что въ подобныхъ грѣховныхъ желаніяхъ небезупреченъ самъ Анжело. — «Желать грѣха одно, а сдѣлать грѣхъ другое», — сурово отвѣчаетъ тотъ и этими словами обнаруживаетъ весь свой характеръ. Онъ не отрицаетъ лицемѣрно своей собственной способности чувствовать соблазнъ грѣха, но прямо выражаетъ мысль, что главное достоинство человѣка состоитъ не въ томъ, чтобъ не имѣть грѣховныхъ помысловъ, но въ умѣньи владѣть собой и держать эти помыслы въ строгихъ рукахъ. И эти слова произноситъ онъ совершенно искренно и честно. Не менѣе характерную черту выказываетъ онъ въ слѣдующей сценѣ, когда, подтверждая безпощадно смертный приговоръ Клавдіо, онъ на вопросъ: что дѣлать съ Джульеттой? — приказываетъ оказать должную помощь и ея ребенку. — «Конечно, безъ излишествъ», — сурово прибавляетъ онъ при этомъ, чѣмъ показываетъ, что хотя въ сердцѣ его нѣтъ особенной чувствительности и доброты, но въ то же время нѣтъ и прямой злости, которая побуждала бы его дѣлать людямъ зло изъ удовольствія, въ чемъ готовы его винить окружающіе за суровый приговоръ Клавдіо. Затѣмъ наступаетъ кульминаціонная сцена объясненія съ Изабеллой. Узнавъ, что пришла сестра преступника, онъ, ни мало не смутясь, велитъ ее впустить, не выразивъ ни однимъ словомъ знака неудовольствія или иного чувства при мысли о докучливыхъ просьбахъ, съ которыми она, конечно, къ нему пристанетъ. Что ему за дѣло до просьбъ, отъ кого бы онѣ ни пришли, и что значатъ эти просьбы, когда имъ придется встрѣтиться съ рѣшеніемъ, какое поставилъ онъ, Анжело — стражъ и блюститель закона? Послѣдствіе этого объясненія съ Изабеллой извѣстно. Холодный, какъ мраморъ, и неприступный, какъ желѣзная твердыня противъ чьего бы то ни было вліянія, а женскаго въ особенности, Анжело не только падаетъ съ высоты своей величавой неприступности, но превращается почти въ страстнаго юношу, забывающаго даже ту опасность, въ какую его можетъ вовлечь такой поступокъ. Съ внѣшней стороны сцена эта въ драмѣ ничѣмъ не отличается отъ аналогическаго факта, выведеннаго въ новеллѣ, послужившей основой сюжету. Какъ тамъ, такъ и здѣсь суровый намѣстникъ встрѣчается съ красивой дѣвушкой и, поговоривъ съ нею, влюбляется въ нее до того, что идетъ ради своей страсти даже на преступленіе. Но какая неизмѣримая разница въ тѣхъ психологическихъ мотивахъ, какими объясненъ этотъ фактъ въ обоихъ случаяхъ! Въ новеллѣ, можно сказать, этого психологическаго объясненія нѣтъ совсѣмъ. Анжело-аскегъ и Анжело-развратникъ тамъ, какъ бы нарочно, сближены только для того, чтобъ поразить читателя контрастомъ такихъ неожиданныхъ положеній. Между тѣмъ у Шекспира происшедшая въ Анжело душевная перемѣна выслѣжена и объяснена до мельчайшихъ подробностей. При разговорѣ съ Изабеллой Анжело въ первыхъ отвѣтахъ ограничивается лишь короткими офиціальными словами, отрѣзывающими, какъ твердая сталь, для бѣдной дѣвушки всякую надежду получить желаемое. Но затѣмъ по мѣрѣ того, какъ Изабелла, увлекаясь, все жарче и жарче представляетъ ему свои доводы, у него внезапно и какъ бы невольно вырывается восклицанье: — «Она умна и говоритъ такъ здраво, что такъ судить хоть мнѣ бы самому!» — Замѣтьте: горячія, полныя чувства рѣчи Изабеллы поразили Анжело умъ, а не сердце! Какая тонкая психологическая черта въ характерѣ именно такого человѣка, какимъ былъ Анжело. Онъ чувствовалъ, что въ немъ произошла какая-то перемѣна, но и въ мысляхъ не допускалъ, чтобъ эта перемѣна могла коснуться его души или чувствъ. Онъ дѣлалъ до сихъ поръ все, основываясь лишь на холодныхъ выводахъ разума, значитъ — и здѣсь предстояло разрѣшить возникшій вопросъ умомъ же. Но умъ оказался на этотъ разъ настолько плохимъ совѣтникомъ, что Анжело не могъ даже рѣзко покончить разговоръ съ Изабеллой прямымъ отказомъ на ея просьбу. — «Придите завтра», — говоритъ онъ ей, смущенный и растерянный. Новая психологическая черта! Онъ не рѣшаетъ дѣла, но откладываетъ его, — словомъ, поступаетъ совершенно такъ, какъ дѣйствовалъ всю свою жизнь типичнѣйшій представитель сомнѣнія и нерѣшительности — принцъ Гамлетъ. Но сомнѣніе и нерѣшительность — такія душевныя свойства, которыя не могутъ долго господствовать въ душѣ людей, какъ Анжело, привыкшихъ дѣйствовать прямо и рѣшительно. Ему надо было разъяснить всякій вопросъ такъ или иначе, по крайней мѣрѣ въ собственнымъ глазахъ. И онъ дѣйствительно разрѣшилъ его тотчасъ же по уходѣ Изабеллы. — «Ужели чистота и строгость въ скромныхъ женщинахъ способнѣй зажечь намъ въ сердцѣ пылъ, чѣмъ ихъ доступный для всѣхъ развратъ?» — восклицаетъ онъ, оставшись одинъ, и этими короткими словами до того ясно обрисовываетъ какъ свою душу, такъ равно и происшедшую въ немъ перемѣну, что въ болѣе подробныхъ объясненіяхъ не представляется никакой надобности. Изъ этихъ словъ намъ раскрывается съ совершенной ясностью, что, живя до сихъ поръ въ замкнутомъ мірѣ холодной офиціальности, Анжело успѣлъ заглушить въ себѣ всякій голосъ чувства и страсти только тѣмъ, что образъ всякой женщины связывался въ его мысляхъ съ представленіемъ о пустотѣ, суетности и развратѣ. Этотъ темный фонъ поглощалъ и портилъ для него всякую возможность увидѣть даже въ самой обольстительной женщинѣ что-нибудь, кромѣ дурного. Но что же встрѣтилъ Анжело здѣсь? Едва женская прелесть Изабеллы возникла предъ его глазами, окруженная ореоломъ не чего-либо дурного или страстнаго, но, напротивъ, украшенная точно подборомъ самыхъ чистыхъ, самыхъ возвышенныхъ качествъ, то съ глазъ его какъ бы упала темная пелена, и насильно подавленное до того чувство неудержимо вырвалось наружу, закипѣвъ съ особенной силой именно потому, что было такъ долго подавлено. Тутъ уже нечего было искать объясненія помощью выводовъ разсудка. Анжело былъ слишкомъ уменъ, чтобъ не понять тотчасъ же, въ чемъ дѣло, и потому самъ заключилъ сцену горькимъ для него признаньемъ, что до сихъ поръ онъ только смѣялся надъ страстью, а теперь попалъ въ ея сѣти самъ!
Сценѣ вторичнаго свиданія съ Изабеллой предшествуетъ монологъ Анжело, изъ котораго мы узнаемъ, что страсть эта дѣйствительно охватила его душу до забвенья всего остального. Онъ не только не можетъ о чемъ-нибудь думать или молиться, но съ отчаяньемъ сознается, что дѣла, заботы власти и даже высокій санъ, этотъ кумиръ, которому онъ поклонялся всю свою жизнь, потеряли для него всю прелесть, какъ давно прочтенная книга. — «Неужели наружность такъ способна увлекать глупцовъ? — восклицаетъ онъ съ отчаяніемъ и тотчасъ же безнадежно прибавляетъ: — да и не однихъ глупцовъ — умныхъ тоже!» — совершенно справедливо ставя въ эту послѣднюю категорію себя. Слѣдующій разговоръ съ Изабеллой, будучи главной сценой драмы, принадлежитъ въ то же время къ числу лучшихъ и глубочайшихъ изъ всѣхъ, какія только создалъ Шекспиръ. По глубинѣ психологической правды съ этой сценой можетъ быть сравнена только не менѣе знаменитая сцена изъ Отелло, когда столь же умный и хитрый, какъ Анжело, Яго опутываетъ Отелло сѣтью своей клеветы. Разница лишь въ томъ, что недальновидный мавръ легко попадаетъ въ эту сѣть, тогда какъ всѣ попытки Анжело скатываются съ Изабеллы, какъ грязь съ чистаго мрамора. Съ первыхъ словъ Анжело начинаетъ лишь испытывать почву, для чего умышленно заводитъ рѣчь о свершенномъ Клавдіо грѣхѣ, называя его порокомъ гнуснымъ и вреднымъ, на что получаетъ спокойный, попадающій не въ бровь, а прямо въ глазъ, отвѣтъ Изабеллы, что такъ имѣютъ право судить на Небѣ, а не на землѣ. Но отпоръ его не устрашаетъ: онъ дѣлаетъ новый шагъ, спрашивая Изабеллу, неужели бы она, рѣшилась на такой грѣхъ и при этомъ какъ бы вскользъ замѣчаетъ, что не будутъ же въ Небѣ карать за грѣхъ, если грѣхъ вынужденъ. Видя однако, что она не менѣе искусно отражаетъ какъ этотъ, такъ и слѣдующіе, звучащіе тѣмъ же тономъ, вопросы, онъ, не будучи въ силахъ выдерживать своей страсти, начинаетъ уже сердиться. — «Нѣтъ, вы меня не поняли, иль не хотите понять умышленно; а это ужъ нехорошо!» — произноситъ онъ явно нетерпѣливымъ тономъ. Когда же на послѣдній его доводъ, что Изабелла, какъ женщина, должна быть женщиной во всемъ, она, смутно почувствовавъ, что собесѣдникъ ея таитъ какую-то темную мысль, проситъ его перемѣнить разговоръ, онъ, уже совершенно не владѣя собой, прямо сбрасываетъ маску притворства, ставя ей въ упоръ свое условіе: — «Отдайся мнѣ, или братъ твой умретъ!» — Пораженная такимъ нежданнымъ оборотомъ, Изабелла не сразу вѣритъ и выражаетъ подозрѣніе, что онъ хочетъ ее только испытать. Можетъ-быть, въ другомъ состояніи духа Анжело одумался бы и поспѣшно ухватился за средство къ отступленію, какое ему подаютъ, но въ этотъ мигъ онъ уже не владѣлъ собой и окончательно выдалъ себя подавляющимъ, громовымъ крикомъ: — «Будь моей, или я замучу твоего брата подъ пыткой!» — Послѣ этихъ словъ, конечно, сомнѣваться было нечего. Возмущенная до глубины души Изабелла переходитъ къ угрозамъ сама, пугая Анжело обѣщаніемъ разоблачить его преступность; но противъ такой угрозы онъ былъ слишкомъ хорошо защищенъ. — «Кто тебѣ повѣритъ?» — бросаетъ онъ ей надменный отвѣтъ и затѣмъ уходитъ, подтвердивъ свое условіе.
Въ слѣдующей сценѣ Анжело является предъ глазами зрителей уже послѣ его ложнаго свиданія съ Изабеллой. О предшествовавшей этому свиданью третьей его съ нею бесѣдѣ, въ которой она, по совѣту герцога, даетъ притворное согласіе на требованіе Анжело, мы узнаемъ только изъ ея разсказа. Трудно сказать, почему Шекспиръ пропустилъ случай вывести Анжело лишній разъ въ такомъ благодарномъ сценическомъ положеніи; но и краткій разсказъ Изабеллы обнаруживаетъ въ изображеніи Анжело новыя психологическія черты, совершенно гармонирующія съ тѣмъ душевнымъ состояніемъ страстнаго аффекта, въ какомъ онъ находился. Объясняя Изабеллѣ, какъ пройти на свиданіе, онъ, по ея словамъ, задыхался отъ волненія и едва могъ со страстнымъ шопотомъ передать ей свои наставленія. Послѣ свиданія въ образѣ мыслей и дѣйствія Анжело происходитъ новый переворотъ. Вопреки данному обѣщанію помиловать Клавдіо, онъ велитъ немедленно его казнить и велитъ исполнить это тайно, второпяхъ, точно боясь, что приговоръ не будетъ исполненъ. Съ внѣшней стороны Шекспиръ и здѣсь сохранилъ тѣ факты, какіе давала основная легенда; но какая разница въ мотивировкѣ поступковъ! Герой новеллы не только казнитъ несчастнаго брата своей жертвы, но еще злобно велитъ послать къ ней его мертвый трупъ. Для чего дѣлаетъ онъ эту совершенно ненужную, звѣрскую жестокость — остается рѣшительно необъясненнымъ, если не счесть объясненіемъ желаніе автора поднести читателямъ неожиданный, размалеванный досужей фантазіей, эффектъ. Но Шекспировъ Анжело разсуждаетъ иначе. Считая себя вполнѣ обезпеченнымъ отъ разглашенія своего грѣха со стороны самой Изабеллы, такъ какъ, по его собственнымъ словамъ, ей никто бы не повѣрилъ, а сверхъ того, она навѣрно сама не рѣшилась бы публично обнаружитъ свой позоръ, — Анжело, едва свершилось дѣло, съ ужасомъ увидѣлъ, что онъ не подумалъ, какъ отнесется къ этому дѣлу оставленный въ живыхъ Клавдіо. Разсчитывать на его особенную благодарность, конечно, было нечего, и потому умный Анжело долженъ былъ естественно предполагать, что братъ обезчещенной сестры едва ли будетъ скроменъ, какъ она. «Оставитъ можно было бы его въ живыхъ, — говоритъ Анжело: — если бъ я не боялся, что сгоряча, по молодости лѣтъ, затѣетъ мстить она въ будущемъ за милость, добытую позоромъ и стыдомъ!» Если обвиненіе явилось бы съ этой стороны, то защитить себя при двухсторонней уликѣ было бы, конечно, гораздо труднѣе, и вотъ совершенно понятная причина, почему Анжело, несмотря на данное, можетъ-быть, даже искренное обѣщанье помиловать Клавдіо, рѣшилъ убрать его съ своей дороги во что бы то ни стало, какъ слишкомъ опаснаго обличителя. Этимъ страхомъ объясняются и щепетильныя предосторожности, чтобъ казнь была совершена съ соблюденіемъ полнѣйшей тайны, ночью, не въ урочный часъ. Но, поступивъ даже такъ, Анжело все-таки не могъ стряхнуть съ себя невольной боязни, какъ бы дѣло не обнаружилось какимъ-либо инымъ способомъ. Тоскливо говоря, что, пожалуй, лучше было бы оставить Клавдіо въ живыхъ, онъ тотчасъ прибавляетъ, что не знаетъ, чего хочетъ самъ; что, упавъ такъ низко, онъ потерялъ даже способность разсуждать о томъ, что полезно и что вредно, бъ этомъ состояніи застаетъ его вѣсть о возвращеніи герцога. Въ вѣсти этой, повидимому, не было ничего угрожающаго или новаго. Рано или поздно герцогъ возвратился бы во всякомъ случаѣ, а чтобы скрыть слѣды своего проступка, Анжело приготовился вполнѣ, но тѣмъ не менѣе вѣсть эта производитъ на него, какъ на человѣка съ нечистой совѣстью и угнетеннымъ умомъ, самое подавляющее впечатлѣніе. Въ разговорѣ съ Эскаломъ онъ не только не можетъ скрытъ своего страха и волненія, но доходитъ даже до рѣшительно неблагоразумныхъ обмолвокъ, какъ, напримѣръ, высказываетъ Эскалу мысль, не сошелъ ли герцогъ съ ума. Всего же болѣе тревожитъ его отданный герцогомъ приказъ, что всякій желающій можетъ подавать ему просьбы. Получивъ логичный отвѣтъ Эскала, что это, вѣроятно, дѣлается съ цѣлью рѣшить разомъ всякія жалобы и тѣмъ оградить отъ нихъ намѣстниковъ потомъ, Анжело, повидимому, нѣсколько ободряется, но все-таки смутно чувствуетъ, что гроза не прошла совсѣмъ и при малѣйшей неосторожности можетъ разразиться ежеминутно.
Изъ всѣхъ средствъ, какими Анжело могъ отклонить эту грозу, единственнымъ представлялось притворство, и онъ ухватился за него, какъ утопающій за соломинку. Съ этой минуты онъ дѣйствительно становится лицемѣромъ, какъ Тартюфъ, и, надо отдать справедливость, прекрасно выдерживаешь при своемъ умѣ и способности къ самообладанью эту новую для него роль, особенно когда видитъ, что даже самъ герцогъ играетъ ему въ руку. Встрѣченный лаской и благодарностью за понесенные по управленію труды и нимало не подозрѣвая, что со стороны герцога слова эти не болѣе, какъ маска и хитрость, направленныя къ тому, чтобъ тѣмъ неожиданнѣй его уличить, Анжело ободряется до того, что, когда Изабелла, вопреки предположеніямъ, все-таки подаетъ свою жалобу, онъ съ невозмутимымъ лицемѣріемъ не задумывается назвать ее предъ герцогомъ сумасшедшей. Видя далѣе, что дѣло, кажется, идетъ на ладъ, и что герцогъ попрежнему выказываетъ къ нему довѣріе, Анжело ободряется уже до наглости. — «Нѣтъ, говоритъ онъ съ напускнымъ достоинствомъ: — до этихъ поръ я только смѣялся, но теперь прошу дать ходъ правосудію!» — Разражающаяся затѣмъ катастрофа, когда герцогъ, открывшись, уничтожаетъ его однимъ словомъ, принадлежитъ безспорно къ самымъ эффектнымъ сценамъ, да и вообще вся постройка развязки драмы не безъ основанія считается между шекспировыми пьесами одной изъ лучшихъ какъ по естественному ходу дѣйствія, такъ и по занимательности. Нѣкоторые комментаторы видѣли въ этой развязкѣ шаблонность въ томъ, что герцогъ великодушно прощаетъ Анжело. Но неужели иное разрѣшеніе вопроса могло бы кому-нибудь показаться лучшимъ? Если бъ Анжело былъ подвергнутъ заслуженной карѣ, то такой оборотъ прозвучалъ бы вопіющимъ диссонансомъ съ общимъ примирительнымъ тономъ, какимъ пьеса заключена. Прекрасныя слова Изабеллы, когда она, обращаясь къ герцогу съ мольбой за преступника, говоритъ, что «мысли не дѣла, а намѣренья не болѣе, какъ мысли», такъ хороши и трогательны, что жестоко было бы оставить ихъ безъ вниманія и не проявить милости тамъ, гдѣ для нея были всѣ данныя. Если даже положительный современный законъ отказывается отъ произнесенія кары за умыселъ, коль скоро онъ не приведенъ въ исполненіе, то тѣмъ болѣе должна руководствоваться этимъ правиломъ исходящая съ вершины власти милость. Шекспиръ понялъ это своимъ вѣщимъ умомъ и въ настоящемъ случаѣ также, какъ и во множествѣ другихъ, опередилъ понятія своего вѣка, высказавъ правило, до котораго додумалось только позднѣйшее общество.
Искусство, съ какимъ Шекспиръ передѣлывалъ тѣ первообразы своихъ лицъ, которые находилъ въ основныхъ источникахъ, откуда бралъ сюжеты своихъ произведеній, неподражаемо во всѣхъ случаяхъ; но нигдѣ, можетъ-быть, не обнаружилъ онъ столько ума и утонченнаго пониманія положенія, какъ при созданіи личности Изабеллы. Въ новеллѣ Цинтіо героиня, какъ уже замѣчено выше, производитъ нелѣпой любовью къ своему обольстителю и убійцѣ брата положительно отталкивающее впечатлѣніе. Уитстонъ въ своей драмѣ хотя значительно смягчилъ эту черту, но все-таки не умѣлъ придать героинѣ той прелести, которая могла бы увлечь читателя. Между тѣмъ Изабелла Шекспира принадлежитъ къ числу очаровательнѣйшихъ созданныхъ имъ женскихъ образовъ. Создавая эту личность, Шекспиръ понималъ, что если въ Анжело изображена мрачная, нездоровая страсть, то эстетическое чувство требовало, чтобъ въ драматической антагонисткѣ этого лица были представлены противоположныя качества, то-есть идеальная чистота и невинность. Этимъ требованьемъ уничтожалась возможность не только брака между Анжело и Изабеллой, но и ея обольщенія. Строй всей пьесы требовалъ однако отъ характера Изабеллы еще большаго. Чистота и идеальность, конечно, были прекрасными качествами для того, чтобы произвести художественный контрастъ съ тѣми мрачными свойствами, какія представлялись въ Анжело, но если бы Изабелла была изображена только какъ идеальная невинность, то трудно было бы съ правдивостью нарисовать ея характеръ въ тѣхъ положеніяхъ драмы, гдѣ она, сталкиваясь съ грубой дѣйствительностью, не только побѣдительно выходитъ изъ этихъ столкновеній сама, но подчиняетъ своей волѣ и другихъ. Такова, напримѣръ, горячая сцена съ Клавдіо, кончающаяся горькимъ раскаяніемъ послѣдняго въ своемъ малодушіи. Потому представлялась необходимость соткать личность Изабеллы изъ двухъ совершенно противоположныхъ началъ. Она должна была быть идеально чиста во взглядахъ на жизнь и въ то же время энергична и тверда, какъ мраморъ, въ столкновеніи съ реальными фактами этой жизни. Шекспиръ по обыкновенію разрѣшилъ просто этотъ, повидимому, крайне трудный вопросъ. Онъ изобразилъ Изабеллу готовящейся поступить въ монастырь. Замѣтьте: готовящейся, но еще не поступившей. Эта небольшая разница положенія и составила тотъ краеугольный исходный пунктъ, на которомъ построена вся психологическая личность Изабеллы въ томъ видѣ, какъ она является въ драмѣ. Если бъ Шекспиръ изобразилъ въ Изабеллѣ уже постригшуюся монахиню, предавшуюся религіозному экстазу, то этимъ хотя и достиглась бы цѣль идеализировать ея личность, но вмѣстѣ съ тѣмъ затруднилась бы возможность ставить ее въ реальныя столкновенія съ жизнью, и, наоборотъ, изображенная, какъ практичная женщина, Изабелла обнаружила бы фальшь, звучащую почти ипокритствомъ, въ тѣхъ положеніяхъ драмы, гдѣ слѣдовало по общему ходу дѣйствія вывести ее, какъ существо не отъ міра сего. Между тѣмъ, поставленная на рубежѣ того положенія, когда, готовясь сдѣлать такой важный шагъ, какимъ является отрѣшеніе отъ всего земнаго, она еще не порвала связей съ этимъ земнымъ окончательно, Изабелла могла одинаково искренно относиться и къ тому міру, который намѣревалась покинуть, а равно и къ тому, въ который вступала. — Въ первой сценѣ драмы Изабелла является именно въ этомъ послѣднемъ положеніи. Она ведетъ разговоръ съ монахиней о томъ трудномъ шагѣ, который ей предстоитъ сдѣлать. Трудность этого шага нимало ее не пугаетъ, и она, напротивъ, съ наивнымъ чистосердечьемъ выражаетъ желаніе, чтобъ строгій уставъ святой Клары, которому она намѣрена слѣдовать, былъ еще строже. Если бъ такъ говорила уже постриженная монахиня, то слова ея могли бы прозвучать оттѣнкомъ лицемѣрія или аскетизма, но въ устахъ Изабеллы, этого чистаго ребенка, не знающаго еще, что ее ожидаетъ, онѣ выражаютъ самую трогательную душевную чистоту и служатъ прекраснымъ введеніемъ къ изображенію ея личности. Всякій человѣкъ, рѣшающійся на какой-нибудь важный шагъ, всегда находится подъ обаяніемъ предполагаемаго подвига, и на сужденія его объ этомъ предметѣ непремѣнно ложится печать нѣкотораго экстаза и увлеченія. Такова и Изабелла въ этой сценѣ. Приходъ Луціо разомъ выводитъ ее изъ этого настроенія и бросаетъ въ водоворотъ реальной жизни. Какъ ни былъ рѣзокъ этотъ переходъ, онъ ни на минуту не помялъ ея душевной чистоты. Грубоватое объясненіе Луціо цѣли своего прихода не вызвало въ ней ни знаковъ ужаса ни лицемѣрнаго негодованія на проступокъ брата. Она горько сокрушается о его бѣдѣ и безъ всякихъ разсужденій сейчасъ же спѣшитъ исполнитъ данный ей совѣтъ отправиться съ просьбой къ Анжело.
Сцена перваго ихъ свиданія начинается рѣчью Изабеллы, которую она вмѣсто прямой просьбы за Клавдіо начинаетъ довольно, повидимому, неумѣстно строгимъ порицаніемъ того самаго грѣха, за который пришла заступаться. Вдумываясь однако въ это мелочное обстоятельство, мы видимъ, что и здѣсь подъ перо Шекспира легла одна изъ тѣхъ тончайшихъ психологическихъ чертъ, какія разсѣяны въ характерахъ всѣхъ, созданныхъ имъ лицъ. Отправясь къ Анжело подъ впечатлѣніемъ первой горячей рѣшимости, Изабелла, конечно, не могла тотчасъ сообразить, что она ему скажетъ и съ чего начнетъ; но затѣмъ ей невольно должна была представиться мысль, что надо будетъ говорить о предметѣ слишкомъ противоположномъ, не только съ тѣмъ званіемъ, въ которое она сбиралась вступитъ, но и вообще съ ея взглядами на жизнь и на людскія обязанности. И вотъ, подъ впечатлѣніемъ этого тяжелаго раздумья, бѣдной дѣвушкѣ поневолѣ пришлось начать свою просьбу съ предисловія, идущаго, повидимому, вразрѣзъ съ ея цѣлью. Черта эта, кромѣ своей психологической правды, прекрасно обрисовываетъ ту двойственность душевнаго состоянія Изабеллы, о которомъ было говорено выше. Горячая, любящая брата земной любовью, женщина чувствовала, что слова ея оковывала власть святой, готовой отречься отъ свѣта отшельницы, и должна была поневолѣ примиритъ вліяніе этихъ двухъ противоположныхъ чувствъ.
Сцена кончается, какъ извѣстно, тѣмъ, что робкая и застѣнчивая отшельница, разгорячась мало-по-малу подъ диктовку того, что ей шептали сердце и умъ, увлекаетъ того самаго Анжело, который всю свою жизнь прожилъ исключительно выводами разсудка и потому, казалось, былъ совершенно защищенъ противъ какихъ бы то ни было просьбъ и убѣжденій. Въ сценѣ слѣдующаго свиданія Изабелла является сначала болѣе въ ореолѣ небесной чистоты, чѣмъ земной женщины. И это понятно: Анжело съ первыхъ же словъ начинаетъ говоритъ томными полунамеками, и потому Изабелла, не понимая этихъ словъ и отвѣчая совсѣмъ не то, чего онъ ждетъ, доводитъ Анжело до того, что онъ наконецъ грубо вскрываетъ игру, ставя въ упоръ свое требованіе. Тутъ Изабелла перерождается. Святая отшельница исчезаетъ мгновенно, и вмѣсто нея встаетъ гордая, оскорбленная и, надо прибавить, нимало неиспуганная женщина. Она уже не смиренно проситъ, но властно требуетъ, чего хочетъ, требуетъ съ прямой угрозой, считая себя теперь хозяйкой положенія. Бѣдная дѣвушка въ своей простодушной чистотѣ не знала, съ кѣмъ говорила. Едва она успѣла произнести свою угрозу, какъ противникъ однимъ ударомъ разрушилъ ея надежды. — «Кто тебѣ повѣритъ», — говоритъ онъ ей съ ледянымъ равнодушіемъ: и легко себѣ представить какой страшной, непредвидѣнной для ея душевной чистоты, правдой прозвучалъ этотъ отвѣтъ въ ея сердцѣ.
Въ слѣдующей сценѣ свиданья съ братомъ Изабелла снова является сперва въ образѣ кроткой, возложившей упованіе лишь на небесную помощь, утѣшительницей, а затѣмъ опять горячей женщиной, которой нанесена обида не менѣе чувствительная, чѣмъ та, какую нанесъ ей Анжело. Вспышка эта однако скоро проходитъ при видѣ искренняго раскаянія несчастнаго брата, и затѣмъ Изабелла со страстнымъ увлеченіемъ соглашается на предложенный герцогомъ планъ.
Въ дальнѣйшемъ ходѣ пьесы герцогъ скрываетъ отъ Изабеллы извѣстье, что братъ ея избѣжалъ смерти, и дѣлаетъ это для того, чтобъ обрадовать ее потомъ. На первый взглядъ такой сценическій пріемъ можетъ показаться нѣсколько шаблоннымъ; но Шекспиръ никогда не вводилъ въ свои пьесы какихъ-либо даже мелкихъ фактовъ, если они не были нужны для иныхъ, болѣе глубоко обдуманныхъ цѣлей. Такъ и здѣсь: фактъ этотъ былъ нуженъ, во-первыхъ, для того, что на немъ была построена вся превосходная сцена развязки пьесы, а во-вторыхъ, безъ него Изабелла не могла бы быть выведена въ послѣдней сценѣ, когда она въ отчаяніи молитъ герцога о правосудіи. Если бъ она узнала о спасеніи брата ранѣе, то не въ ея характерѣ было бы требовать возмездія Анжело за преступленіе, которое не было совершено; теперь же, подъ гнетомъ горя, считаемаго ею за истину, ея отчаянныя мольбы получаютъ осмысленное основаніе. Конецъ пьесы заключаетъ изображеніе личности Изабеллы самымъ утонченно-граціознымъ образомъ. Герцогъ въ довольно ясномъ намекѣ дѣлаетъ ей предложеніе быть его женой, но Изабелла пропускаетъ это предложеніе какъ бы мимо ушей, не отвѣчая на него ни слова. Нѣкоторые комментаторы видѣли въ такой развязкѣ недоговоренность и даже ошибку. Но съ мнѣніемъ этимъ нельзя согласиться. Ясное опредѣленіе дальнѣйшей судьбы Изабеллы можетъ быть дѣйствительно округлило бы развязку пьесы съ сценической точки зрѣнія, но такая развязка нанесла бы ущербъ тому впечатлѣнію, какое образъ Изабеллы производитъ на читателей. Если бъ Изабелла приняла предложеніе хотя и добраго, но все-таки уже помятаго жизнью и потому нимало не подходившаго къ ней, пожилого герцога, то этимъ исказился бы ея образъ, какъ небесно-чистаго существа. Если жъ, наоборотъ, она отвѣтила бы отказомъ, мотивировавъ его желаніемъ во что бы то ни стало удалиться, какъ думала прежде, въ монастырь, то не печальное ли впечатлѣніе произвелъ бы такой отвѣтъ на всѣхъ? Печальное, потому что результатомъ его было бы удаленіе навѣки подобнаго прелестнаго существа изъ того міра, гдѣ присутствіе ея производило такое благотворное вліяніе. Можно съ вѣроятностью предположить, что Шекспиръ чувствовалъ несостоятельность разрѣшенія вопроса обоими способами, вслѣдствіе чего и заключилъ пьесу такимъ безсодержательнымъ аккордомъ, въ которомъ не было слышно ни мажорнаго ни минорнаго тона, и предоставилъ личному чувству читателей дорисовать картину по своему собственному вкусу.
Лицо герцога по той роли, какую ему приходится играть въ пьесѣ, не требовало особенной спеціальной обработки. Являясь, какъ deus еx machina, для разрѣшенія возникавшихъ изъ хода дѣйствія вопросовъ и занятый постоянно придумываньемъ средствъ, какъ ихъ разрѣшить, онъ этимъ самымъ заслоняетъ свой основной характеръ и выказываетъ только внѣшнія его стороны. Такъ, разыгрывая роль монаха и потому являясь не собой, онъ то утѣшаетъ несчастныхъ, то читаетъ имъ назидательныя рѣчи, въ которыхъ хотя и можно встрѣтитъ глубокія, истинно Шекспировскія мысли, но общій тонъ такихъ рѣчей по самому ихъ существу звучитъ нѣкоторой дѣланностью и натяжкой, за которыми невозможно разсмотрѣть, какой личностью герцогъ былъ на дѣлѣ самъ. Черты, рисующія дѣйствительно живого человѣка, проскользаютъ въ герцогѣ, впрочемъ, въ первыхъ сценахъ, когда онъ сдаетъ свою власть Анжело и затѣмъ бесѣдуетъ съ монахомъ. Изъ этихъ сценъ мы узнаемъ, что онъ чувствовалъ себя безсильнымъ пресѣчь зло, которому мирволилъ самъ, а сверхъ того, понималъ, что если бъ вздумалъ это сдѣлать, то навлекъ бы на себя за прежнее послаблѣніе болѣе незаслуженныхъ упрековъ, чѣмъ если бы былъ строгъ въ исполненіи правосудія всегда. Далѣе герцогъ заявляетъ, что онъ всегда любилъ уединеніе, чуждался шума и даже теперь намѣренъ уѣхать, не простясь съ народомъ, потому что не любитъ рисоваться передъ толпой, при чемъ прибавляетъ, что и придавать-то значеніе крикамъ восторга толпы могутъ только одни глупцы. Изъ этихъ чертъ можно заключить, что это былъ человѣкъ прямой, честный и умный настолько, что ясно понималъ относительную важность окружавшихъ его обстоятельствъ. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, характеръ его былъ мягкій и не склонный къ принятію крутыхъ мѣръ противъ чего бы то ни было, вслѣдствіе чего разсуждать о томъ, что слѣдовало сдѣлать, было ему пріятнѣе, чѣмъ приводить дѣло въ исполненіе. Въ пьесѣ нѣтъ прямого указанія на возрастъ герцога. Пушкинъ, передѣлывая драму въ свою поэму, представилъ герцога старикомъ, называя его: «предобрый старый Дукъ», — но такой взглядъ едва ли вѣренъ. Какъ сужденія, такъ равно и поступки герцога обличаютъ въ немъ скорѣе человѣка зрѣлыхъ лѣтъ, чѣмъ старика. За это говорятъ его твердость и разнообразность въ сужденіяхъ. Послѣднее у стариковъ бываетъ рѣдко. А наконецъ его сватовство на Изабеллѣ, будь онъ по мысли Шекспира старикъ, звучало бы черезчуръ не въ тонъ съ изображеніемъ его общей величавой фигуры. Такой поступокъ походилъ бы на старческую блажь и съ нравственной точки зрѣнія могъ бы даже показаться происходящимъ изъ одного источника съ тѣмъ грѣхомъ, въ какой впалъ Анжело. Гуляка Луціо, правда, нѣсколько разъ говоритъ, что время герцога для любовныхъ похожденій уже прошло, но такимъ личностямъ, какъ Луціо, могъ казаться отжившимъ и старымъ всякій человѣкъ, достигшій возраста, когда перестаютъ нравиться безшабашные кутежи и приключенія.
Если взглянуть на разбираемую пьесу съ фактической стороны, то главнымъ дѣйствующимъ лицомъ слѣдовало бы въ ней признать Клавдіо, такъ какъ, собственно говоря, все дѣло загорѣлось именно изъ-за него. Но Шекспиръ, какъ мы видимъ, воспользовался случившимся съ Клавдіо эпизодомъ лишь для того, чтобъ выдвинуть и развить въ своемъ произведеніи исторію отношеній, возникшихъ между Анжело и Изабеллой совершенно независимо отъ исходнаго факта драмы. Нарисованная имъ при этомъ картина оказалась до того полной и законченной, что ставить возлѣ нея и развивать съ особенной подробностью еще другую — значило бы исказить производимое впечатлѣніе законченности и единства всего произведенія. Вотъ, вѣроятно, причина, почему Шекспиръ при изображеніи Клавдіо намѣтилъ его характеръ лишь легкими чертами и притомъ въ очень сжатомъ видѣ. Единственная сцена въ драмѣ, гдѣ характеръ Клавдіо обрисовывается яркими, энергическими чертами, происходитъ, въ тюрьмѣ, когда, не выдержавъ тоскливой мысли о смерти въ такіе молодые годы, онъ въ отчаяніи молитъ сестру пожертвовать собой для его спасенья. Этотъ порывъ молодой несчастной души до того понятенъ и нарисованъ такими яркими красками, что невольно внушаетъ симпатію къ несчастному, несмотря даже на свою безнравственную сторону. Ужасъ, тоска и отчаяніе, съ какими этотъ юноша, и притомъ юноша-католикъ, рисуетъ ожидающую его судьбу въ видѣ картинъ, взятыхъ совершенно изъ Дантова ада, поразительны какъ по своей психологической мотивировкѣ, такъ и по энергичности выраженій. Но этой сценой и ограничивается все, что сказано въ драмѣ для развитія характера Клавдіо. Въ остальныхъ сценахъ онъ является входнымъ, пассивнымъ лицомъ, не имѣющимъ никакого внутренняго значенія. То же слѣдуетъ сказать и о его подругѣ, Джульеттѣ. Являясь лишь въ одной сценѣ, когда она выслушиваетъ наставленія герцога, она не обнаруживаетъ своего характера рѣшительно ничѣмъ и отвѣчаетъ лишь общими репликами. Не болѣе значенія имѣетъ и эпизодическая роль Маріанны, хотя по фактическому содержанію пьесы на введеніи въ драмѣ ея личности построена вся та важная перемѣна, какую сдѣлалъ Шекспиръ въ фабулѣ своего произведенія сравнительно съ основной новеллой Цинтіо.
Очень интереснымъ является въ настоящей пьесѣ ея комическій элементъ. Основу этого элемента Шекспиръ нашелъ также въ тѣхъ источникахъ, откуда заимствовалъ содержаніе пьесы. Комедія Уитстона, можно сказать, состоитъ изъ двухъ самостоятельныхъ частей, изъ которыхъ въ одной развивается драматическое дѣйствіе, а въ другой — комическое, при чемъ между ними нѣтъ почти никакой внутренней связи. Шекспиръ, напротивъ, связалъ эти дѣйствія самыми естественными нитями, такъ что оба производятъ полное впечатлѣніе эпизода, выхваченнаго изъ того, что представляетъ настоящая жизнь. Чередованіе драматическихъ сторонъ съ комическими мы встрѣчаемъ почти во всѣхъ пьесахъ Шекспира; но въ большинствѣ случаевъ связь между тѣми и другими вытекаетъ прямо изъ характеровъ отдѣльныхъ дѣйствующихъ лицъ и ихъ взаимныхъ личныхъ отношеній; настоящая же пьеса интересна тѣмъ, что въ ней для организаціи этой связи Шекспиръ сталъ на почву того соціальнаго значенія, какое пьеса имѣетъ; значеніе же это вытекало изъ личности Анжело, которую слѣдуетъ разсматривать съ двухъ сторонъ. Грѣхъ, въ который онъ впалъ, конечно, имѣетъ въ ходѣ дѣйствія преобладающее значеніе; но за Анжело-грѣшникомъ стоитъ еще Анжело — строгій администраторъ, на чьи дѣйствія должно было отозваться все то общество, которому пришлось выносить послѣдствія его распоряженій. Какой результатъ произвела его неразсудительная, односторонняя дѣятельность на высшее сословіе, изображено въ лицѣ Клавдіо и его драматической судьбѣ. Но общество состоитъ не изъ одного высшаго сословія, а также изъ темной толпы, которая на всякія исходящія отъ высшей власти распоряженія откликается по-своему, сообразно степени своего развитія, при чемъ очень часто бываетъ, что откликъ этотъ принимаетъ, именно вслѣдствіе неразвитости толпы, комическій оттѣнокъ, не лишенный однако иной разъ здраваго смысла. Вотъ этотъ протестъ людской толпы и изображенъ Шекспиромъ въ комической части его пьесы. Нелѣпые, выведенные изъ теоретическихъ разсужденій, взгляды Анжело на нравственность упали, какъ внезапный морозъ, на распущенную, заснувшую блаженнымъ сномъ толпу, и потому немудрено, что, протеревъ глаза, она заметалась и закривлялась въ самыхъ трагикомическихъ конвульсіяхъ, пустясь въ громогласныя жалобы на то, до чего пришлось ей дожить. Но, какъ ни грубы, какъ ни глупо-комичны и даже пошлы были эти протесты, все же толпа была права въ своихъ основныхъ заключеніяхъ. Требовать отъ людей того, чего они не могутъ дать по самой своей природѣ, такъ же ошибочно и опасно, какъ и слишкомъ распускать ихъ порочные инстинкты. Потому, отъ души смѣясь надъ комическими жалобами сводни, Луціо, клоуна и другихъ лицъ, что Анжело обезлюдить всю Вѣну, и что порядочнымъ людямъ скоро нельзя будетъ жить — мы не можемъ не сознаться, что люди эти знали жизнь лучше, чѣмъ зналъ ее мудрый Анжело. Въ этомъ и заключается та живая струя, которую Шекспиръ ввелъ въ свою пьесу въ лицѣ комическихъ ея лицъ. Общій тонъ этого направленія выдержанъ прекрасно, но въ частностяхъ встрѣчаются шероховатости и порой даже уродливыя черты, что заставляетъ не безъ основанія предполагать, что въ той редакціи пьесы, какая дошла до насъ, приняли значительное участіе непрошенные передѣлыватели и исправители. Такъ, напримѣръ, рѣчи сводни, клоуна, полицейскаго Колотушки и преступника Бернардина рядомъ съ дѣйствительно мѣткими, комическими чертами испещрены и даже искажены грубыми и пошлыми выраженіями, безъ которыхъ очень бы можно было обойтись. Недостатки эти, впрочемъ, вполнѣ вознаграждаются прелестной личностью гуляки Луціо. Характеръ этотъ не совсѣмъ вѣрно понимается тѣми комментаторами, которые видятъ въ Луціо лишь безстыднаго и наглаго лгуна, такое мнѣніе поддерживаютъ ссылкой на ту смѣлость и дерзость, съ какими онъ отрекается отъ своихъ бранныхъ словъ противъ герцога и пробуетъ свалить свою вину на него же. Эту черту характера Луціо можно объяснить иначе. Есть люди, которые иной разъ лгутъ и клевещутъ вовсе не изъ злости или желанія кому-нибудь сдѣлать непріятность, а просто по своей пустѣйшей, а иногда даже добрѣйшей натурѣ. Таковъ и Луціо. Говоря съ переодѣтымъ и неузнаннымъ герцогомъ, онъ, правда, выставляетъ его кутилой и гулякой, но это онъ дѣлаетъ съ цѣлью сказать, что герцогъ не похожъ на Анжело, и потому Луціо, съ своей точки зрѣнія, считаетъ его очень хорошимъ человѣкомъ именно за такія качества. Когда же въ развязкѣ пьесы, при общемъ недоразумѣніи, Луціо съ его невеликимъ, пустымъ умомъ показалось, что переодѣтый герцогъ будетъ плохо заступаться за его друзей, онъ не задумался взвалить на него свои забавныя клеветы, хотя, конечно, не безъ задней мысли выгородить при этомъ и себя. Но съ такихъ людей, какъ Луціо, нельзя серьезно взыскивать. По натурѣ Луціо былъ самымъ чистосердечнымъ добрякомъ, что обнаруживается изъ всей его роли. Узнавъ о бѣдѣ Клавдіо, онъ стремглавъ бросается къ Изабеллѣ, пылая желаньемъ его спасти. Чувствуя, что слухъ ея оскорбленъ его грубыми словами, онъ тотчасъ же чистосердечно сознается въ этомъ недостаткѣ и проситъ не обращать на него вниманія. На просьбу переодѣтаго герцога прекратить неприличный разговоръ онъ добродушно соглашается и на это, при чемъ извиняется, называя себя — «репейникомъ, который привыкъ за все цѣпляться». — Потому Луціо, при всей его вѣтренности, нельзя назвать безусловно дурнымъ. Онъ только пустъ и вмѣстѣ съ тѣмъ забавно пустъ. Такихъ людей, правда, не особенно цѣнятъ, но любятъ иногда даже болѣе, чѣмъ достойныхъ, и любятъ болѣе за то, что они безвредны даже въ ихъ попыткахъ сдѣлать кому-нибудь зло или непріятность. Такого рода попытки не возбуждаютъ ничего, кромѣ смѣха, противъ нихъ же самихъ.
Прочія лица пьесы, какъ, напримѣръ, монахъ Ѳома, и другіе, выведены исключительно для репликъ и самостоятельнаго значенія не имѣютъ. Развитымъ характеромъ является только глупый полицейскій Колотушка; но въ немъ повторено гораздо болѣе слабыми чертами лицо такого же полицейскаго — Лямки, выведеннаго въ комедіи: «Много шуму изъ пустяковъ».
Винченціо, герцогъ.
Анжело, его намѣстникъ.
Эскалъ, заслуженный придворный
Клавдіо, молодой дворянинъ.
Луціо, гуляка.
Профосъ.
Ѳома, Петръ — монахи.
Судья.
Колотушка, глупый полицейскій.
Слякоть, глупый дворянчикъ.
Клоунъ.
Абхорсонъ, палачъ.
Бернардинъ, разбойникъ въ тюрьмѣ.
Изабелла, сестра Клавдіо.
Маріанна, покинутая невѣста Анжело.
Джульетта, любовница Клавдіо.
Франциска, монахиня.
Госпожа Кляча, сводня.
Придворные, дворяне, стража, офицеры и проч. Мѣсто дѣйствія въ Вѣнѣ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьГерцогъ. Сюда, Эскалъ.
Эскалъ. Что, государь, угодно?
Герцогъ. Я не хочу вдаваться въ болтовню,
Уча тебя, въ чемъ суть и сила власти.
Я убѣжденъ, что знаешь это ты
Прекрасно самъ, и потому совѣты,
Какіе я тебѣ бы сталъ давать,
Здѣсь были бъ неумѣстны. — Остается
Тебѣ одно: соединить усердье
Съ познаньями и безъ отклада къ дѣлу! —
Дѣла, законы, нравы, учрежденья —
Ты знаешь такъ, какъ врядъ ли кто-нибудь
Ихъ зналъ изъ тѣхъ дѣльцовъ, какихъ встрѣчалъ я
Въ наукѣ и на дѣлѣ, — такъ бери же (Даетъ ему бумагу).
Вотъ мой наказъ; — ты преступать не долженъ
Его ни въ чемъ. (Свитѣ) Пусть позовутъ теперь
Сюда ко мнѣ Анжело. (Одинъ изъ свиты уходитъ).
Какъ, скажи,
Ты думаешь? — сумѣетъ онъ иль нѣтъ
Достойно представлять лицо монарха?
Ты долженъ знать, что выбралъ я его
Отнюдь не зря, но обсудивъ серьезно
То, что рѣшилъ 2). Онъ будетъ мой намѣстникъ,
И въ руки я ему передаю
Всю власть карать и миловать, какою
Владѣю самъ. — Что скажешь ты на это?
Эскалъ. Скажу, что если въ Вѣнѣ есть лицо,
Достойное подобнаго довѣрья,
То только онъ одинъ. (Входитъ Анжело).
Герцогъ. Вотъ самъ Анжело.
Анжело. Всегда во всемъ покорный вашей волѣ,
Ее узнать пришелъ я, государь.
Герцогъ. Ты жилъ всегда, Анжело, такъ, что всякій
Могъ прочитать достоинства твои
Въ твоемъ лицѣ; — но заставлять не въ правѣ
Ты ихъ служить себѣ лишь одному.
Природа поступаетъ съ нами такъ же,
Какъ мы съ огнемъ: — мы зажигаемъ факелъ
Не для него. Когда бъ таить мы стали
Въ себѣ лишь наши качества, то этимъ
Заставили бъ подумать, что у насъ
Ихъ нѣтъ совсѣмъ. Хорошему даютъ
Такое имя, лишь когда способно
Оно давать хорошіе жъ плоды.
Природа, какъ примѣрная хозяйка,
Ревниво бережетъ свои дары,
И если насъ порой ссужаетъ ими,
То оставляетъ право за собой
Брать съ насъ за то съ лихвою благодарность.
Но, впрочемъ, что мнѣ говорить объ этомъ
Съ тѣмъ, кто способенъ научить не хуже
Чѣмъ я другихъ 3)? — Тебѣ передаю,
Анжело, я на срокъ моей отлучки
Всю власть мою. Будь въ полномъ смыслѣ мной.
Пусть твой языкъ, послушный волѣ сердца,
Вѣщаетъ впредь въ столицѣ страхъ иль милость
Всѣмъ жителямъ. — Старикъ Эскалъ мной избранъ
Хоть ранѣе, но будетъ онъ твоимъ
Помощникомъ. — Бери же полномочье.
Анжело. Испробуйте сначала, повелитель,
Серьезнѣй тотъ металлъ, который вы
Избрали для того, чтобъ отчеканить
На немъ такой высокій, важный ликъ.
Герцогъ. Не возражай: мой выборъ, какъ закваска,
Перебродилъ и потому готовъ 4).
Бери же то, чѣмъ ты почтенъ. — Отъѣздъ мой
Настолько скоръ, что я оставить долженъ
Не мало важныхъ дѣлъ, не разрѣшивъ.
Какъ должно, ихъ. Я буду вамъ писать,
Когда позволитъ время, и найду
Въ томъ надобность. Увѣдомляйте также
И вы меня о томъ, что будетъ здѣсь. —
Прощайте же! — Васъ оставляю я
Съ надеждою, что выполните честно
Вы трудный долгъ, возложенный на васъ.
Анжело. Позвольте, государь, по крайней мѣрѣ
Васъ проводить.
Герцогъ. Нѣтъ, нѣтъ — я тороплюсь,
А потому не нужно никакихъ
И проводовъ. — Такъ помни же: даю
Тебѣ я власть усиливать законы
И ихъ смягчать, какъ вздумаешь ты самъ.
Дай руку мнѣ; — я уѣзжаю тайно. —
Какъ ни любимъ сердечно мной народъ,
Но передъ нимъ нарочно рисоваться
Я не хочу. Его восторгъ и клики
Порой, конечно, могутъ даже быть
Полезными для власти, но до нихъ
Я лично не охотникъ; да и къ слову
Прибавлю, что едва ли тотъ уменъ,
Кто ищетъ ихъ. — Еще разъ до свиданья!
Анжело. Пошли вамъ Богъ въ задуманномъ успѣхъ!
Эскалъ. Счастливымъ будь день вашего возврата!
Герцогъ. Благодарю! Прощайте! (Уходитъ герцогъ).
Эскалъ (Анжело). Надо будетъ
Серьезно съ вами мнѣ поговорить.
Дана мнѣ власть, но до какихъ предѣловъ —
Не сказано. — Необходимо вникнуть,
Какъ должно, въ суть вопроса.
Анжело. Точно то же
Вѣдь и со мной. Надѣюсь, впрочемъ, я,
Что мы придемъ, какъ слѣдуетъ, къ согласью.
Эскалъ. Я буду ждать, что скажете мнѣ вы. (Уходятъ).
Луціо. Если нашъ герцогъ, а съ нимъ и всѣ прочіе не поладятъ съ венгерскимъ королемъ, то они нападутъ на него разомъ.
1-й дворянинъ. Пошли Богъ добрый миръ. Конечно, только, а не венгерскому королю.
2-й дворянинъ. Аминь.
Луціо. Ты исключилъ изъ твоей молитвы венгерскаго короля, какъ морскіе разбойники, что, выходя въ море, бормочутъ всѣ заповѣди, кромѣ одной.
2-й дворянинъ. Какой? «не укради»?
Луціо. Ну, да, — они ее вычеркиваютъ со скрижалей прочь.
1-й дворянинъ. Что жъ тутъ удивительнаго, если именно эта заповѣдь связываетъ ихъ по рукамъ и по ногамъ? Вѣдь цѣль ихъ — грабежъ! Я думаю, нѣтъ ни одного солдата, которому нравились бы въ передобѣденной молитвѣ слова, какими просятъ Бога о мирѣ 5).
2-й дворянинъ. Не слыхалъ никогда, чтобъ какой-нибудь солдатъ высказывалъ по этому случаю свое неудовольствіе.
Луціо. Вѣрю, что не слыхалъ: — вѣдь ты въ жизнь не бывалъ тамъ, гдѣ читаются молитвы.
2-й дворянинъ. А вотъ и неправда, — бывалъ десятки разъ.
1-й дворянинъ. И пѣлъ псалмы стихами?
Луціо. Всѣхъ размѣровъ и на всѣхъ языкахъ?
1-й дворянинъ. И, я думаю, всѣхъ исповѣданій?
Луціо. А почему же не такъ? Всякая молитва остается молитвой, какъ бы ни спорили о ней богословы. Это вѣрно, какъ и то, что ты останешься бездѣльникомъ, сколько и какъ бы ни молился.
1-й дворянинъ. На это отвѣчу, что мы выкроены съ тобой изъ одного куска бархата 6).
Луціо. Да, но только ножницы прошли между бархатомъ и кромкой. Ты кромка.
1-й дворянинъ. А ты если и бархатъ, то выстриженный до-гола. Я лучше соглашусь быть кромкой англійской байки, чѣмъ оплѣшивѣть отъ стрижки на французскій ладъ. — Говорю по опыту. Ты понимаешь 7)?
Луціо. Знаю, что по опыту, и притомъ, вѣроятно, хорошо чувствуешь самъ смыслъ твоихъ словъ. Отъ души готовъ выпить за твое здоровье, но только не изъ одного съ тобой стакана 8).
1-й дворянинъ. Положимъ, я навралъ на себя слишкомъ много.
2-й дворянинъ. Вѣрно, что навралъ; но это независимо отъ того, боленъ ты или нѣтъ. (Вдали показывается сводня).
Луціо. Смотрите, смотрите, — вотъ идетъ благодѣтельница 9). Какъ думаете, сколько схватилъ я подарковъ подъ ея гостепріимнымъ кровомъ?
2-й дворянинъ. Сколько жъ?
Луціо. Угадай.
2-й дворянинъ. Тысячи на три долларовъ.
1-й дворянинъ. Съ прибавкой.
Луціо. Французской плѣши, свѣтлой, какъ червонецъ 10).
2-й дворянинъ. Вотъ ты все глумишься надъ моими болѣзнями, а я здоровъ. — Слышишь, какой у меня звучный голосъ?
Луціо. Онъ звученъ отъ пустоты. У тебя пусты твои изъѣденныя кости. Вѣдь безпутство угостилось тобой въ волю.
1-й дворянинъ (своднѣ). Ну, что скажешь? Въ которомъ боку у тебя нынче сильнѣе ломота?
Сводня. Да, шутите, шутите! А вотъ сейчасъ взяли и повели въ тюрьму человѣка, который стоитъ пяти тысячъ такихъ, какъ вы.
2-й дворянинъ. Кто жъ это? — Скажи.
Сводня. Никто другой, какъ Клавдіо; синьоръ Клавдіо.
1-й дворянинъ. Взятъ въ тюрьму Клавдіо?.. Не можетъ быть!
Сводня. Значитъ, можетъ. Я сама видѣла, какъ его схватили и повели. Но всего хуже то, что чрезъ три дня ему отрубятъ голову.
Луціо. Послѣ того вздора, какой мы здѣсь наболтали, эта вѣсть не лѣзетъ въ голову мнѣ. Увѣрена ли ты въ томъ, что сказала?
Сводня. Точнехонько. И все вышло изъ-за того, что онъ снабдилъ госпожу Джульетту ребенкомъ.
Луціо. Дѣло похоже на правду. Онъ обѣщалъ встрѣтить меня здѣсь два часа тому назадъ и не явился. А вѣдь вы знаете его аккуратность.
2-й дворянинъ. Сверхъ того, вѣсть эта звучитъ въ тонъ съ тѣмъ, о чемъ недавно говорили.
1-й дворянинъ. Всего жъ больше съ извѣстнымъ провозглашеньемъ.
Луціо. Пойдемте узнать хорошенько, въ чемъ дѣло.
Сводня. Вотъ тутъ и работай! Не война, такъ потогонныя лѣченья 11), а не онѣ — такъ висѣлицы да бѣдность разгонятъ скоро всѣхъ моихъ обычныхъ гостей. (Входитъ клоунъ). Ну, что новаго?
Клоунъ. Вонъ тащатъ человѣка въ тюрьму.
Сводня. Что онъ сдѣлалъ?
Клоунъ. Женщину.
Сводня. А въ чемъ виноватъ?
Клоунъ. Ловилъ въ чужой рѣчкѣ форелей.
Сводня. Значитъ, подарилъ дѣвочкѣ ребенка?
Клоунъ. Нѣтъ, подарилъ женщинѣ дѣвочку. Слышала ты послѣднее объявленье?
Сводня. О чемъ?
Клоунъ. Всѣ публичные дома въ предмѣстьяхъ Вѣны будутъ снесены.
Сводня. А городскіе?
Клоунъ. Тѣ оставятъ для приплода. Хотѣли сломать и ихъ, да благо одинъ мудрый гражданинъ заступился.
Сводня. А въ предмѣстьяхъ сломаютъ всѣ?
Клоунъ. Всѣ до единаго.
Сводня. Да вѣдь это, значитъ, поставятъ весь свѣтъ вверхъ дномъ! Что же со мной-то будетъ?
Клоунъ. Э, не бойся! Было бы болото, а черти найдутся 12). Такъ и ты: — перемѣнишь квартиру, а промышлять будешь тѣмъ же. Да и я останусь твоимъ поставщикомъ, какъ былъ. Сверхъ того, тебѣ навѣрно сдѣлаютъ поблажку за то, что ты ужъ очень усердно служила обществу.
Сводня. Посмотримъ, голубчикъ, посмотримъ! Идемъ теперь; — дѣлать здѣсь больше нечего.
Клоунъ. Вонъ ведутъ Клавдіо въ тюрьму; — да и мамзель Джульетта съ нимъ. (Уходятъ).
Клавдіо. Что жъ водишь ты меня всѣмъ на показъ
По городу? Веди въ тюрьму ужъ прямо,
Какъ велѣно.
Профосъ. Вожу я не изъ злости,
А потому, что велѣно водить.
Клавдіо. Вотъ такъ-то власть! — Какъ полубогъ, она
Заставить можетъ насъ платить, что хочетъ!
Какъ небеса, считая правосудной
Себя одну — она казнитъ по волѣ
Иль милуетъ! (Входятъ Луціо и двое дворянъ).
Луціо. Въ чемъ, Клавдіо, скажи мнѣ,
Попался ты?
Клавдіо. Въ избыткѣ своевольства,
Любезный другъ! Обжорство рано ль, поздно ль,
Ведетъ къ посту, — такъ точно и свобода,
Когда ее распустимъ мы чрезчуръ —
Кончается тюрьмой! На грѣхъ бѣжимъ
Мы всѣ гурьбой, какъ на отраву крысы:
Поѣли всласть — а послѣ умирай!
Луціо. Ахъ, если бъ я умѣлъ говорить такъ красно, сидя въ тюрьмѣ! Я непремѣнно созвалъ бы своихъ кредиторовъ и сказалъ имъ такую же убѣдительную, премудрую рѣчь. Впрочемъ, я все-таки лучше предпочту болтать вздоръ на свободѣ, чѣмъ проповѣдывать умныя вещи, сидя подъ замкомъ. Объясни мнѣ, въ чемъ тебя обвиняютъ.
Клавдіо. Въ томъ, о чемъ нынче запрещено даже разговаривать.
Луціо. Въ убійствѣ?
Клавдіо. Нѣтъ.,!
Луціо. Въ распутствѣ?
Клавдіо. Зови хоть такъ.
Профосъ. Идемте, сударь, — пора.
Клавдіо. Постой минуту. — Луціо, на одно слово.
Луціо. На сто, если это можетъ тебѣ помочь. Но неужели распутство нынче въ такой опалѣ?
Клавдіо. Вотъ дѣло въ чемъ: ты знаешь, я могу
Назвать своей по всѣмъ правамъ Джульетту.
Ты съ ней знакомъ; — она почти ужъ стала
Моей женой, и не успѣли мы
Лишь учинить, какъ должно, оглашенье 13);
Но мы его отсрочили затѣмъ,
Чтобъ выручить изъ рукъ родни Джульетты
Приданое, въ надеждѣ той, что время
Заставитъ ихъ взглянуть благопріятнѣй
На нашъ союзъ; — но, по несчастью, тайну
Намъ скрыть не удалось, — ее прочесть
Теперь легко, ужъ можетъ первый встрѣчный,
Чуть взглянетъ на Джульетту.
Луціо. Эхе-хе!
Беременна?
Клавдіо. На горе — да! А тутъ
Намѣстникъ новый, — потому ль, что чище
Справляетъ дѣло новая метла,
Иль очень хочется ему пришпорить
Ту лошадь власти, на которой онъ
Теперь сидитъ; иль потому, быть-можетъ,
Что важный санъ способенъ ослѣплять
Порой насъ до желанья гнуть въ погибель
Стоящихъ ниже — не берусь судить я;
Но только онъ затѣялъ воскресить
Рядъ грозныхъ каръ, которыя, вотъ скоро
Почти что девятнадцать долгихъ лѣтъ,
Покоились безъ нужды и безъ пользы,
Какъ старое оружье на стѣнахъ.
Ну, словомъ — такъ иль иначе — задумалъ,
Я вижу, онъ, на честь себѣ и славу,
Испробовать одинъ такой законъ
Теперь на мнѣ — зачѣмъ — не знаю, — впрочемъ
Вѣрнѣй всего, чтобъ показать себя.
Луціо. Навѣрно такъ, и твоя голова дѣйствительно держится теперь на плечахъ такъ плохо, что ее можетъ сдуть прочь вздохъ первой влюбленной дѣвушки. — Попробуй обратиться къ герцогу.
Клавдіо. Я думалъ ужъ, — да только гдѣ его
Теперь сыскать? — А потому, другъ добрый,
Не откажи исполнить то, о чемъ
Я попрошу. — На этихъ дняхъ вступила
На искусъ въ монастырь моя сестра.
Возьмись ей передать о тяжкомъ горѣ,
Которымъ я постигнутъ. Пусть попроситъ
Она друзей надежныхъ заступиться
Предъ строгимъ властелиномъ за меня.
Я даже думаю, что лучше это
Исполнитъ ей самой: — успѣхъ тогда
Окажется вѣрнѣй. Въ ея глазахъ
Есть прелесть юности, чья рѣчь нѣмая
Увлечь мужчинъ способна лучше словъ.
А сверхъ того, она умна и можетъ,
Когда захочетъ, убѣдить легко.
Луціо. Дай Богъ, чтобъ могла! Я желаю этого столько же для спасенья твоей жизни, сколько и для того, чтобъ ободрить подобныхъ тебѣ бѣдняковъ, которымъ приходится сидѣть на воздержаньи. Заплатить жизнью зато, что сыгралъ въ триктракъ 14), ужъ очень обидно!.. Иду къ ней сейчасъ же.
Клавдіо. Благодарю, дорогой Луціо.
Луціо. Буду у твоей сестры черезъ два часа
Клавдіо. Теперь идемъ, профосъ. (Уходятъ).
Герцогъ. Нѣтъ, мой отецъ, оставьте эту мысль!
Грудь мужа не легко пронзить ничтожной
Стрѣлой любви. Когда задумалъ я
Укрыться здѣсь отъ свѣта — то рѣшенье
Мое, повѣрьте, выше и важнѣй,
Чѣмъ блажь горячей юности 15).
Монахъ. Угодно ль
Вамъ объяснить его?
Герцогъ. Извѣстно,
Я думаю, вамъ лучше, чѣмъ другимъ,
Какъ я всегда любилъ уединенье
И какъ цѣнилъ ничтожно блескъ собраній,
Гдѣ выставляютъ роскошь, щегольство
И все, что любитъ молодость… Узнайте жъ,
Что передалъ я власть свою и санъ
Достойному Анжело, чью воздержность
И строгій нравъ вы знаете. Вся Вѣна
Теперь въ его рукахъ; меня жъ считаетъ
Уѣхавшимъ онъ въ Польшу. Этотъ слухъ
Распущенъ мной нарочно, и ему
Въ народѣ вѣрятъ всѣ… Конечно, вы
Желаете узнать, съ какой я цѣлью
Такъ поступилъ?
Монахъ. Желаю, безъ сомнѣнья.
Герцогъ. Въ странѣ у насъ довольно есть законовъ,
Суровыхъ, строгихъ, схожихъ съ удилами
Для бѣшеныхъ коней; но всѣ они
Въ послѣдніе года дремали мирно,
Какъ старый левъ въ пещерѣ, переставшій
Искать добычу въ старости… Мы стали
Похожи на отца, который, вздумавъ
Держать дѣтей въ покорности, повѣсилъ
У нихъ въ глазахъ для виду только розгу;
Конецъ при томъ, понятно, вышелъ тотъ,
Что дѣти стали лишь надъ ней смѣяться…
Такъ и законы, если мы не будемъ
Ихъ исполнять, окажутся мертвы
Для нихъ самихъ же. Своеволье дерзко
Начнетъ хлестать бездѣйственную власть;
Ребенокъ будетъ бить безъ страха няньку,
И ладъ въ странѣ разрушится совсѣмъ.
Монахъ. Но, государь, вы можете и сами,
Когда найдете нужнымъ, развязать
Вновь руки правосудью… Это будетъ
Полезнѣй и грознѣй во много разъ,
Чѣмъ если то же самое исполнитъ
Намѣстникъ вашъ, Анжело.
Герцогъ. Въ томъ все дѣло,
Что это будетъ грозно ужъ чрезчуръ.
Когда по собственной винѣ позволилъ
Я уронить въ глазахъ народа власть, —
То было бъ злымъ тиранствомъ, если бъ сталъ я
Карать за то, чему мирволилъ самъ
Спуская злу, мы именно мирволимъ
Тому, чтобъ зло свершилось… Вотъ зачѣмъ,
Святой отецъ, я передалъ Анжело
Мои права. Подъ именемъ моимъ
Онъ можетъ дѣйствовать, какъ изъ засады,
Со всею должной строгостью, а я
Тутъ буду ни причемъ и не подвергнусь
Ничьимъ упрекамъ… Для того жъ, чтобъ видѣть,
Что будетъ изъ того — хочу я тайно,
Подъ рясою отшельника, слѣдить
Равно за нимъ, какъ и за всѣмъ народомъ…
Снабдите же, святой отецъ, меня
Монашеской одеждой и скажите,
Какъ долженъ я держать себя, чтобъ всѣ
Сочли меня монахомъ… Къ слову молвлю.
Что на умѣ есть у меня еще
Иныя мысли; но объ этомъ съ вами
Поговоримъ въ другой мы разъ… Анжело
Такъ твердъ душой, суровъ и хладнокровенъ,
Что врядъ ли задавалъ себѣ вопросъ,
Течетъ ли въ жилахъ кровь его, и точно ль
Вкуснѣе хлѣбъ, чѣмъ камень; — потому
На немъ провѣрить можемъ мы, насколько
Способна власть мѣнять сердца людей,
И точно ль святъ, кто неподкупенъ съ виду. (Уходятъ).
Изабелла. И никакихъ нѣтъ, значитъ, больше правъ
У инокинь?
Франциска. А развѣ этихъ мало?
Изабелла. О, нѣтъ, довольно слишкомъ… Я спросила,
Напротивъ, изъ желанья, чтобъ уставъ
Блаженной Клары былъ еще суровѣй.
Луціо (за дверями). Ей, ей!.. Миръ дому вашему!
Изабелла. Кто это?
Франциска. Мужчины голосъ. Вотъ ключи; — открой,
Прошу, входныя двери, Изабелла,
И разспроси, что хочетъ онъ. Ты можешь
Еще исполнить это; но придетъ
Пора и для тебя, когда, постригшись,
Не въ правѣ будешь ты сказать двухъ словъ
Съ мужчиною иначе, какъ въ глазахъ
Игуменьи и то еще закрывши
Свое лицо, — съ открытымъ же нельзя
И говорить… Стучатъ опять. Откликнись.
Изабелла. Миръ вамъ и благость! Кто насъ хочетъ видѣть?
Луціо. Привѣтъ, дѣвица, вамъ! Румянецъ вашихъ
Прекрасныхъ нѣжныхъ щечекъ подтверждаетъ,
Что вы дѣвица точно… Не могу ли,
Скажите, я увидѣть Изабеллу,
Вступившую недавно въ монастырь?
Я передать обязанъ порученье,
Какое посылаетъ ей со мной
Несчастный братъ.
Изабелла. Сказали вы: — несчастный?
О, если такъ — позвольте же узнать
Подробнѣе, въ чемъ дѣло; — я сама
Его сестра и вмѣстѣ Изабелла,
Съ которой вы хотите говорить.
Луціо. Ну, такъ, во-первыхъ, приношу я вамъ
Его поклонъ, а во-вторыхъ, чтобъ долго
Васъ не томить — вамъ объявляю прямо,
Что онъ въ тюрьмѣ.
Изабелла. О, Боже мой!.. За что?
Луціо. За то, скажу вамъ, попросту, за что я,
Будь власть въ моихъ рукахъ, его не только бъ
Не обвинилъ, но похвалилъ, напротивъ.
Онъ наградилъ красавицу свою
Ребеночкомъ.
Изабелла. Не говорите вздора 16).
Луціо. Простите! Но таковъ ужъ мой обычай.
Скажу вамъ, впрочемъ, что хотя привычка
Во мнѣ есть точно городить съ плеча
Дѣвицамъ всякій вздоръ, но сердцемъ я
Бываю чуждъ дурацкимъ этимъ шуткамъ,
Кричу я, какъ куликъ, когда летитъ онъ
Нарочно отъ гнѣзда и вводитъ тѣмъ
Въ обманъ ловца 17)… Но съ вами поступать
Я такъ не буду: — вы въ моихъ глазахъ
Святое существо, съ которымъ надо
Вести съ почтеньемъ рѣчь.
Изабелла. Сквозитъ насмѣшка
Въ такихъ словахъ. Вы, надъ священнымъ званьемъ
Смѣясь моимъ, смѣетесь вѣдь надъ Богомъ.
Луціо. Не думайте… Но къ дѣлу: я скажу
Все въ двухъ словахъ. Вашъ братъ съ своей красоткой
Сошлись, обнялись… Ну, а тамъ извѣстно,
Что изъ сѣмянъ сперва родится цвѣтъ,
А тамъ и плодъ: — кто ѣсть — тотъ и полнѣетъ!
Пахалъ свою онъ пашню такъ усердно,
Что плодородье выказать свое
Пришлось ей поневолѣ.
Изабелла. И она,
Сказали вы, беременна отъ брата?
Но кто?.. Сестра Джульетта?
Луціо. Развѣ съ ней
Вы сестры?
Изабелла. Нѣтъ, но ими назвались
Изъ дружбы, бывши въ школѣ. Такъ мѣняютъ
Порой другъ съ другомъ дѣти имена.
Пустой союзъ, но нѣжный.
Луціо. Ну, такъ, значитъ,
О ней и рѣчь.
Изабелла. Зачѣмъ же онъ на ней
Не женится?
Луціо. Вотъ въ этомъ весь вопросъ.
Нашъ герцогъ вдругъ исчезъ — куда, не знаетъ
О томъ никто… Передъ своимъ отъѣздомъ
Высказывалъ не разъ онъ многимъ лицамъ,
А въ томъ числѣ и мнѣ, что собирался
Начать немало новыхъ, важныхъ дѣлъ.
Но тѣ, кто знали лучше ходъ правленья,
Въ томъ видѣли отводъ лишь хитрый глазъ
Отъ истинныхъ цѣлей его… И точно,
Мы видимъ, что облекъ верховной властью
Внезапно онъ Анжело, — человѣка,
Въ комъ вмѣсто крови снѣжная вода,
И чья душа, подавленная гнетомъ
Поста, молитвъ и умственныхъ трудовъ,
Не шевельнулась, думаю, ни разу,
Почуя страсть иль пылъ горячихъ чувствъ.
И вотъ теперь, чтобъ запугать распутство,
Уже давно вилявшее предъ властью,
Какъ мышь передъ львомъ, онъ отыскалъ законъ,
Подъ чей ударъ попалъ на горе первымъ
Вашъ бѣдный братъ… На немъ хотятъ явить
Примѣръ для всѣхъ, и онъ ужъ взятъ подъ стражу.
Теперь надежда вся, что жаркой просьбой
Успѣете смягчить, быть-можетъ, вы
Суровый нравъ Анжело… Вотъ причина,
Что къ вамъ явился я по порученью
Какое далъ вашъ братъ.
Изабелла. Ужель Анжело
Такъ жаждетъ смерти брата?
Луціо. Подписалъ
Онъ даже приговоръ и, какъ я слышалъ,
Профосу далъ приказъ исполнить казнь.
Изабелла. О, Боже!.. Гдѣ же взять мнѣ силъ и средствъ
Его спасти?..
Луціо. Исполните все, что
Вы можете.
Изабелла. Могу? Но что жъ могу я?
Сомнѣнья страхъ гнететъ меня!..
Луціо. Сомнѣнье —
Нашъ злой предатель: страхъ предъ нимъ мѣшаетъ
Исполнить то, что насъ могло бъ спасти.
Ступайте же немедленно къ Анжело,
И пусть чрезъ васъ узнаетъ онъ, что если,
Рыдая, проситъ женщина, то этимъ
Она склонить способна, какъ боговъ,
Мужчинъ къ ея мольбамъ. Печаль и слезы,
Какія льетъ она, ихъ заставляютъ
Почесть мольбу за собственное дѣло,
Которое исполнили бъ они,
Какъ для себя.
Изабелла. Исполню, что могу.
Луціо. Лишь поскорѣй.
Изабелла. Бѣгу, бѣгу, сейчасъ же!
Должна сказать начальницѣ я только
Объ этомъ всемъ; — а васъ благодарю
Отъ всей души… Привѣтъ снесите брату…
Сегодня же, не позже ночи, будетъ
Онъ знать о томъ, съ успѣхомъ или нѣтъ
Вернулась я.
Луціо. Прощайте!
Изабелла. До свиданья. (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
правитьАнжело. Нельзя намъ допустить, чтобъ сталъ законъ
Глупымъ, вороньимъ чучеломъ, которымъ
Пугать мы можемъ только птицъ, пока онѣ,
Къ нему привыкнувъ, не начнутъ спокойно
На немъ уже садиться.
Эскалъ. Безъ сомнѣнья;
Но будемте жъ добрѣй! Слегка подрѣзать
Бываетъ часто лучше, чѣмъ срубить.
Несчастный этотъ юноша, чью жизнь
Спасти мнѣ такъ хотѣлось бы, вѣдь сынъ
Честнѣйшаго отца!.. Спрошу самихъ
Я васъ, Анжело: какъ ни безупречна
Въ васъ нравственность, но если часъ и мѣсто
Сходились такъ, что начинала кровь
Играть и въ васъ — ужели не случалось
Вамъ пожелать того, чѣмъ навлекли бъ
И на себя вы точно ту же кару,
Какой хотите вы теперь подвергнуть
Несчастнаго?
Анжело. Желать грѣха — одно,
А сдѣлать грѣхъ — другое. Отрицать,
Конечно, я не стану, что въ числѣ
Двѣнадцати судей, судящихъ вора,
Порой найдутся двое или трое
Воровъ, быть-можетъ, худшихъ; но законъ
Вѣдь судитъ только то, о чемъ онъ точно
Успѣлъ узнать. Не все ль ему равно,
Что воръ осудитъ вора? Если мы
Найдемъ, гуляя, жемчугъ, то, конечно,
Нагнемся, чтобъ поднять его, но если
Онъ такъ лежитъ, что мы его не видимъ,
То мы уйдемъ, не оглянувшись, прочь…
Вамъ вашу рѣчь дѣльнѣе было бъ кончить,
Давъ мнѣ совѣтъ, что если я, судящій
Теперь другихъ, виновенъ оказался бъ
Въ томъ самомъ же — то приговоръ, который
Я произнесъ, упасть бы долженъ былъ
И на меня… Во мнѣ пристрастья нѣтъ,
И онъ умретъ!
Эскалъ. Какъ будетъ вамъ угодно.
Анжело. Здѣсь ли профосъ?
Профосъ. Здѣсь, ваша милость.
Анжело. Завтра
Поутру въ девять ты исполнишь казнь
Надъ Клавдіо. Распорядись, чтобъ посланъ
Къ нему былъ духовникъ и приготовилъ
Его, какъ должно, къ смерти. Пусть онъ знаетъ,
Что смертный часъ его неотвратимъ. (Уходитъ профосъ).
Эскалъ. Прости его Господь и насъ съ нимъ также!
Порой судьба потворствуетъ дурнымъ,
А платитъ зломъ за доброе другимъ!
Инымъ сойдетъ грѣховнѣйшая шалость,
А тѣ заплатятъ жизнью и за малость!
Колотушка. Ведите ихъ, ведите! Ужъ если будутъ звать порядочными людьми бездѣльниковъ, которые всю жизнь только шлялись по публичнымъ домамъ, то и порядка никакого не будетъ! — Ведите ихъ!.
Анжело. Что тебѣ надо, любезный? Кто ты такой, и въ чемъ дѣло?
Колотушка. Я, не во гнѣвъ будь сказано вашей милости, полицейскій герцогъ, т.-е. герцогскій полицейскій хотѣлъ я сказать 18). Зовутъ меня Колотушкой, и я пришелъ бить челомъ вашему правосудію, для чего и привелъ съ собой двухъ наилучшихъ бездѣльниковъ, какихъ только можно сыскать.
Анжело. Какъ! Бездѣльниковъ и наилучшихъ? Не назвать ли ихъ бездѣльниками просто?
Колотушка. Это какъ будетъ угодно вашей милости! Что они такое я, признаться, самъ хорошенько не знаю; но что они бездѣльники — въ этомъ я готовъ присягнуть! Ни въ одномъ изъ нихъ нѣтъ ни капли страха Божія, какъ и во всѣхъ добрыхъ христіанахъ.
Эскалъ. Докладъ ясенъ; да и самъ докладчикъ, должно-быть, мудрецъ.
Анжело. Дальше. Какого званья эти люди? Тебя зовутъ, сказалъ ты, Колотушкой?.. Что жъ ты не отвѣчаешь?
Клоунъ. Это потому, ваша милость, что колотушка не можетъ выколотить сама изъ себя своихъ словъ 19).
Анжело. Кто ты такой самъ?
Колотушка. Онъ, ваша милость?.. Это — подносчикъ въ домѣ сводни и такой же сводникъ самъ. Домъ ихъ — сквернѣйшій изъ всѣхъ, которые были сломаны въ предмѣстьяхъ, и теперь хозяйка его завела баню, которая, какъ я полагаю, такой же неприличный домъ, какимъ былъ и прежній.
Эскалъ. Какъ же ты это знаешь?
Колотушка. Черезъ мою жену, ваша милость, чрезъ мою жену. Она готова проклясться 20)!
Эскалъ. Какъ! Твоя жена готова проклясться?
Колотушка. Именно, ваша милость, потому что она, благодаря Бога, честная женщина.
Эскалъ. За что же ей тогда себя проклинать?
Колотушка. И меня и ее, ваша милостъ! Я проклянусь самъ, что этотъ домъ — скверный домъ, въ какомъ и жить не приведи Богъ.
Эскалъ. Но какъ же ты все это знаешь?
Колотушка. Я уже докладывалъ вашей милости, что черезъ мою жену. Будь она у меня плотоугодная женщина — пришлось бы ей самой худо въ этомъ притонѣ разврата и всякихъ пакостей.
Эскалъ. Отъ кого худо? Отъ хозяйки, что ли?
Колотушка. Именно, ваша милость, отъ хозяйки!.. Отъ госпожи Клячи. (Показывая на Слякоть). А ему она плюнула въ лицо и тѣмъ все дѣло покончила.
Клоунъ. Нѣтъ, нѣтъ: — дѣло было не такъ.
Колотушка. Не такъ? — Въ такомъ случаѣ докажи ты, честный человѣкъ, передъ лицомъ этихъ бездѣльниковъ. (Показываетъ на Анжело и Эскала).
Эскалъ. Слышите, какъ онъ все путаетъ?
Клоунъ. Она, ваша милость, притащилась къ намъ на сносяхъ и потребовала (не при васъ будь сказано) варенаго чернослива. А у насъ его осталось всего двѣ штуки, и лежали онѣ на десертной тарелкѣ… Вы такія тарелки навѣрно много разъ видѣли. Оно, конечно, не китайскій фарфоръ, но тарелки хорошія.
Эскалъ. Дальше, дальше, — дѣло не въ тарелкахъ.
Клоунъ. Не въ нихъ, ваша милость, не въ нихъ… Такъ вотъ эта самая госпожа Колотушка была, какъ я сказалъ, на сносяхъ и потребовала черносливу. А у насъ его было только двѣ штуки, потому-что остальное все пріѣлъ вотъ этотъ господинъ Слякоть. И надо, правду сказать, честно за него расплатился… Помните, господинъ Слякоть? Я еще не могъ сдать вамъ трехъ пенсовъ сдачи.
Слякоть. Вѣрно, вѣрно.
Клоунъ. Ну, вотъ то-то жъ! Вы тогда щелкали косточки съѣденнаго чернослива.
Слякоть. Щелкалъ, щелкалъ.
Клоунъ. Ну, вотъ видите! Я еще вамъ тогда сказалъ, что такой-то и такой-то никогда не вылѣчатся отъ своей болѣзни, если не сядутъ на строгую діэту.
Слякоть. Сказали, сказали.
Клоунъ. Все, значитъ, вѣрно?
Эскалъ. Перестань молоть вздоръ и говори дѣло. Доберусь ли я наконецъ до этой госпожи Колотушки и узнаю ли, что ей сдѣлали?
Клоунъ. Нѣтъ, ваша милость, нѣтъ, — вамъ добираться до нея не слѣдуетъ.
Эскалъ. На это, любезный, у меня нѣтъ и охоты.
Клоунъ. А все-таки придется, ваша милость. Вы только посмотрите на этого господина Слякоть: — у него восемьдесятъ фунтовъ дохода, и отецъ его умеръ въ день всѣхъ святыхъ. Такъ вѣдь, господинъ Слякоть?
Слякоть. Вѣрно, вѣрно! Въ день всѣхъ святыхъ вечеромъ.
Клоунъ. Еще бы не вѣрно!.. А онъ, ваша милость, сидѣлъ тогда на низкомъ стулѣ, въ комнатѣ, что зовутъ Виноградной кистью (смотря на Слякоть), — помните?.. Вы еще такъ любили въ ней сидѣть?
Слякоть. Да, да, она такая просторная комната, открытая; въ ней хорошо сидѣть зимой, — это вѣрно.
Клоунъ. Еще бы не вѣрно!
Анжело. Нѣтъ, это будетъ, вижу я, длиннѣй
Длиннѣйшей русской ночи… Поручаю
Я вамъ, Эскалъ, узнать яснѣй, въ чемъ дѣло,
А самъ уйду. Надѣюсь, вы найдете
Предлогъ достойный выпороть ихъ всѣхъ.
Эскалъ. Я того же мнѣнья… Прощайте. (Уходитъ Анжело). Ну такъ какъ же? Что случилось на этотъ разъ съ Колотушкиной женой?
Клоунъ. Не на этотъ только разъ, ваша милость, не на этотъ, — много разъ случалось.
Колотушка. Почтительнѣйше прошу вашу милость, спросите этихъ бездѣльникомъ сами, что этотъ господинъ сотворилъ съ моей женой?
Клоунъ. Спросите, спросите!
Эскалъ. Ну, хорошо… Отвѣчайте, что онъ сдѣлалъ съ его женой?
Клоунъ. Вы, ваша милость, взгляните на его рожу… Господинъ Слякоть! Покажите его милости вашу физіономію. Я говорю вамъ это въ видахъ вашихъ же интересовъ… Видѣли, ваша милость?
Эскалъ. Видѣлъ; — что жъ изъ этого?
Клоунъ. Нѣтъ, да вы вглядитесь хорошенько.
Эскалъ. Вглядѣлся.
Клоунъ. Хороша?
Эскалъ. Ничего особеннаго.
Клоунъ. А я такъ готовъ поклясться, что хуже ея не найти… А если такъ, то судите сами, что же онъ могъ, при такой рожѣ, сдѣлать съ его женой?
Эскалъ. Похоже на правду… (Колотушкѣ) Что ты на это скажешь?
Колотушка. Скажу, ваша милость, что домъ ихъ самый представительный домъ; самъ онъ самый представительный бездѣльникъ, а его хозяйка самая представительная женщина.
Клоунъ. А твоя жена представительнѣй всѣхъ насъ.
Колотушка. Что-о-о! Лжешь ты, негодяй! Лжешь, гнусный холопъ! Никогда моя супруга не предоставлялась 21) никому! ни мужчинѣ, ни женщинѣ, ни ребенку!
Клоунъ. А вамъ-то самимъ? Вѣдь всѣ знаютъ, что она предоставилась вамъ еще до свадьбы.
Колотушка. Ахъ, подлецъ! Ахъ, бездѣльникъ!.. Анибалъ 22) нечестивый! Предоставилась до свадьбы! Если это такъ, то пусть я не буду полицейскимъ герцогомъ! Докажи, подлый анибалъ, докажи, или я привлеку тебя къ отвѣту за оскорбленіе меня дѣйствіемъ.
Эскалъ. Чтобъ привлечь къ отвѣту за оскорбленіе дѣйствіемъ, тебѣ надо постараться, чтобъ онъ далъ тебѣ пощечину 23).
Колотушка. Вѣрно, ваша милость, вѣрно! Благодарю васъ за добрый совѣтъ!.. Какъ же прикажете вы, чтобъ я поступилъ съ этимъ бездѣльникомъ?
Эскалъ. Если онъ точно въ чемъ-нибудь предъ тобой виноватъ, и ты хочешь ему отплатить, то, я думаю, лучше всего предоставь ему продолжать его продѣлки, пока не поймаешь на дѣлѣ.
Колотушка. И то правда! Благодарю, ваша милость! Всѣмъ сердцемъ благодарю!.. Видишь, подлый бездѣльникъ, до чего, ты дожилъ?.. Тебѣ надо продолжать твои продѣлки! Надо продолжать!
Эскалъ (Слякоти). Гдѣ ты родился, любезный?
Слякоть. Здѣсь въ Вѣнѣ, ваша милость.
Эскалъ. И имѣешь восемьдесятъ фунтовъ дохода?
Слякоть. Точно такъ, не во гнѣвъ будь вамъ сказано.
Эскалъ. Хорошо. (Обращаясь къ Клоуну). А чѣмъ занимаешься ты?
Клоунъ. Я подносчикъ въ заведеніи, ваша милость; въ заведеніи бѣдной вдовы.
Эскалъ. Какъ зовутъ твою хозяйку?
Клоунъ. Госпожой Клячей.
Эскалъ. Много разъ она была замужемъ?
Клоунъ. Девять разъ, ваша милость; — осталась клячей послѣ девятаго мужа.
Эскалъ. Девятаго?.. Поди сюда, Слякоть. Нехорошо, что ты связываешься съ подносчиками. Они изъ тебя выцѣдятъ все, что у тебя есть, а ты доведешь ихъ до висѣлицы. Потому совѣтую тебѣ впередъ быть умнѣй. Теперь ступай и постарайся, чтобъ я о тебѣ больше не слышалъ.
Слякоть. Благодарю, ваша милость. Я что же? Я вѣдь, собственно, самъ въ такіе дома никогда не хожу; меня силой туда затаскиваютъ.
Эскалъ. Ну, ну, довольно! Ступай! (Слякоть уходитъ). Теперь подойди ты, господинъ подносчикъ! Какъ твое имя?
Клоунъ. Помпей.
Эскалъ. А дальше?
Клоунъ. Огузокъ.
Эскалъ. Кличка по шерсти. Огузокъ твой дѣйствительно величиной съ бычачій 24), и потому тебя въ скотскомъ смыслѣ можно назвать Помпеемъ великимъ. Но, я думаю, ты больше сводникъ, чѣмъ подносчикъ. Такъ или нѣтъ? Отвѣчай правду, потому-что это будетъ полезнѣй для тебя самого;
Клоунъ. Вѣрно изволили сказать. Да что же прикажете дѣлать? Вѣдь я бѣднякъ, а бѣднякамъ тоже хочется жить.
Эскалъ. Значитъ, ты хочешь жить сводничаньемъ. А, какъ по-твоему? Законное это ремесло или нѣтъ?
Клоунъ. Почему же нѣтъ, ваша милость, если законъ его допускаетъ?
Эскалъ. Въ томъ все дѣло, что законъ его не допускаетъ и не будетъ допускать въ Вѣнѣ впредь.
Клоунъ. Неужто вы хотите охолостить всю городскую молодежь?
Эскалъ. Нѣтъ, мы этого не хотимъ.
Клоунъ. А иначе вы съ молодежью ничего не подѣлаете. Таково мое глупое мнѣніе. Что жъ до сводниковъ, то ихъ вамъ ояться нечего: — приведете къ порядку распутниковъ — не будетъ и сводниковъ.
Эскалъ. Приведемъ непремѣнно и даже уже начали. Въ дѣло будутъ пущены ни больше ни меньше, какъ топоры и висѣлицы.
Клоунъ. Ну, если такъ, то, похозяйничавъ въ Вѣнѣ этакимъ манеромъ лѣтъ десять, вамъ придется объявить подрядъ на поставку новыхъ головъ. Лучшій въ городѣ домъ я найму тогда за три пенса. Доживете — увидите сами, правду ли гворилъ Помпей.
Эскалъ. Благодарю за пророчество, а въ награду скажу тебѣ вотъ что: совѣтую вести себя такъ, чтобъ не пришлось являться предо мной въ другой разъ по поводу какой-нибудь покой жалобы, хотя бы даже изъ-за того, гдѣ ты живешь. Иначе я обойдусь съ тобой, какъ это сдѣлалъ Цезарь съ Помпеемъ настоящимъ; то-есть накрою тебя въ твоемъ собственномъ лагерѣ да вдобавокъ велю выпороть. На этотъ разъ ступай.
Клоунъ. Благодарю вашу милость за добрый совѣтъ. Послѣдую ему, какъ укажутъ нужда и счастье,
Меня пороть! Пусть кучеръ клячу бьетъ;
Кто смѣлъ, тотъ все для выгоды снесетъ!
Эскалъ. А теперь подойди ты, господинъ Колотушка. Скажи, давно ли ты служишь полицейскимъ?
Колотушка. Семь съ половиной лѣъ, ваша милость.
Эскалъ. По той ловкости, съ какой исправляешь ты свою должность, я самъ думалъ, что ты занимаешь ее давно. Семь лѣтъ, сказалъ ты?
Колотушка. Съ половиной, ваша милость.
Эскалъ. Большой, должно-быть, это для тебя трудъ, и я нахожу несправедливымъ, что его взваливаютъ на тебя такъ часто. Неужели въ вашемъ околоткѣ нѣтъ другихъ людей, способныхъ занять твою должность?
Колотушка. Мало, ваша милость, мало! Когда ихъ выберутъ, они сваливаютъ эту обузу на меня, а я за кой-какія деньжонки на это соглашаюсь.
Эскалъ. Доставь мнѣ имена шести или семи человѣкъ изъ болѣе способныхъ.
Колотушка. Къ вамъ на домъ доставить прикажете?
Эскалъ. Да; а теперь ступай. (Колотушка уходи)ъ Который часъ?
Судья. Одиннадцать.
Эскалъ. Не придете ли вы ко мнѣ отобѣдать?
Судья. Очень вамъ благодаренъ.
Эскалъ. Ужасно жаль мнѣ Клавдіо! Но средствъ
Спасенья нѣтъ.
Судья. Анжело строгъ.
Эскалъ. Что дѣлать!
Такъ, видно, надо! Милость можетъ быть
Порой вредна. Прощенье сплошь и рядомъ
Родить способно новую бѣду.
Но все жъ ужасно жаль его, хоть средствъ
Нѣтъ точно никакихъ!.. Пора, — идемте. (Уходятъ).
Служитель. Онъ занялся теперь разборомъ дѣлъ,
Но скоро кончитъ, и тогда объ васъ
Я доложу.
Профосъ. Пожалуйста. (Служитель уходитъ). Увидимъ,
Чѣмъ онъ рѣшитъ. Быть-можетъ, милость тронетъ
Его въ концѣ концовъ. Вѣдь тотъ проступокъ,
Въ какомъ бѣднякъ попался, сдѣланъ имъ
Какъ бы во снѣ! Виновны въ немъ всѣ званья 25)
И возрасты, — за что жъ умретъ за всѣхъ
Лишь онъ одинъ? (Входитъ Анжело).
Анжело. Что нужно вамъ, профосъ?
Профосъ. Пришелъ узнать я вашу волю, точно ль
Казненъ быть долженъ Клавдіо?
Анжело. Сказалъ я
Вѣдь ясно, кажется!.. Приказъ подписанъ
И отданъ вамъ, — такъ что жъ тутъ разсуждать?
Профосъ. Я опасался быть чрезчуръ поспѣшнымъ.
Когда сказать позволите — видалъ я
Не мало въ жизни случаевъ, что судъ
Жалѣлъ о разъ рѣшенномъ послѣ казни.
Анжело. Жалѣть объ этомъ предоставьте мнѣ.
А васъ прошу безпрекословно дѣлать,
Что вы должны, — иль иначе подать
Вы можете въ отставку: — обойтись
Мы можемъ и безъ васъ.
Профосъ. Прошу прощенья,
Но что же будетъ съ бѣдною Джульеттой?
Ей близокъ часъ вѣдь разрѣшиться… Что
Я долженъ дѣлать съ ней?
Анжело. Пусть помѣстятъ
Ее въ удобномъ мѣстѣ, озаботясь,
Чтобъ это было во-время. (Входитъ служитель).
Служитель. Пришла
Сестра преступника; — усердно проситъ
Ее принять.
Анжело. Есть у него сестра?
Профосъ. Есть, ваша милость; — честная дѣвица;
Она вступить желаетъ въ монастырь,
Когда ужъ не вступила.
Анжело. Пусть войдетъ. —
А что до той распутницы — то помощь,
Конечно, ей подать, но безъ излишествъ.
Я дамъ на то особенный приказъ.
Профосъ. Прошу прощенья. (Хочетъ итти)
Анжело. Нѣтъ, останьтесь: — васъ
Мнѣ будетъ нужно. (Изабеллѣ). Здравствуйте! Чего
Хотите вы?
Изабелла. Я съ горькой прихожу
Мольбою къ вамъ, когда лишь вы ее
Позволите мнѣ высказать.
Анжело. Что дальше?
Изабелла. Есть злой порокъ, какой я ненавижу
Отъ всей души, — порокъ, который должно
Карать сурово и за чье прощенье
Не стала бы просить я никогда; —
Но въ этотъ разъ прошу я поневолѣ,
Не выдержавъ ужасной, злой борьбы
Межъ тѣмъ, чего я не должна бы дѣлать,
И что должна.
Анжело. Въ чемъ ваша просьба? Къ дѣлу.
Изабелла. Мой братъ приговоренъ закономъ къ смерти.
Казните, государь, его проступокъ,
Но не его.
Профосъ (тихо). Пошли Господь ей силъ
Его смягчить!
Анжело. Какъ? Что?.. Казнить поступокъ,
А не его?.. Да вѣдь проступки зла
Осуждены уже до ихъ свершенья.
Я власть свою всю сдѣлалъ бы ничѣмъ 26),
Когда бъ карать рѣчами сталъ проступки
И на свободу началъ выпускать
Виновниковъ.
Изабелла. Законъ суровый, страшный!
Но все жъ онъ правъ! — Должна сказать я,
Что братъ мой только былъ!.. Храни васъ небо!
Луціо (Изабеллѣ). Куда? Какъ можно! Приступайте жарче;
На землю бросьтесь передъ нимъ! Хватайте
Его за полы платья! Слишкомъ вы
Ужъ холодны. Будь вамъ нужна булавка,
Вѣдь и ее вы стали бы просить
Настойчивѣй… Назадъ, назадъ! Останьтесь!
Изабелла (возвращаясь). И братъ умретъ?
Анжело. Спасти его нѣтъ средствъ,
Изабелла. Но вы?.. Вѣдь вы могли бъ его спасти,
Не причинивъ обиды тѣмъ ни людямъ
Ни Господу!
Анжело. Я не хочу.
Изабелла. Но если бъ
Хотѣли — то могли бъ…
Анжело. Когда сказалъ я,
Что не хочу, то, значитъ, вмѣстѣ съ тѣмъ
И не могу.
Изабелла. Но это можно сдѣлать,
Не повредивши въ мірѣ никому,
Пусть только бъ вы болѣли вашимъ сердцемъ,
Какъ я теперь!
Анжело. Подписанъ приговоръ —
Отмѣны нѣтъ.
Луціо (Изабеллѣ). Вы слишкомъ холодны.
Изабелла. Отмѣны нѣтъ?.. Но сказанное слово
Вернуть вѣдь можно вновь! О, вѣрьте мнѣ,
Что изъ всего, чѣмъ украшаетъ небо
Властителей: будь царскій то вѣнецъ,
Мечъ воина, эмблема власти — скипетръ,
Иль бархатная мантія судьи —
Ничто владыкъ не можетъ такъ украсить,
Какъ слово милости!.. Когда бъ мой бѣдный,
Несчастный братъ стоялъ на вашемъ мѣстѣ,
А вы бы проступились такъ, какъ онъ
То, вѣрьте мнѣ, — онъ былъ бы милосерднѣй!
Анжело. Прошу меня оставить.
Изабелла. Ахъ, зачѣмъ
Мнѣ не дано судьбою вашей власти,
И вы не я!.. Я научила бъ васъ,
Что, значитъ быть судьей и осужденнымъ,
Луціо (Изабеллѣ). Такъ, такъ! Вотъ это въ жилку 27)..
Продолжайте,
Анжело. Вашъ брать законно осужденъ, и вы
Теряете слова.
Изабелла. Увы!.. Законно!..
Но былъ законно, осужденъ когда-то
И цѣлый міръ — а видимъ мы однако,
Что Тотъ, Кто въ правѣ былъ карать людей
Законнѣе, чѣмъ всѣ — нашелъ возможность
Ихъ пощадить!.. Что сталось бы и съ вами,
Когда бы Онъ — Богъ правды — сталъ судить
И васъ самихъ за то, что вы на дѣлѣ? —
О, я молю, подумайте объ этомъ!
Увидите, что слово милосердья
Слетитъ тогда невольно съ вашихъ устъ,
Какъ чистый вздохъ младенца 28)!
Анжело. Перестаньте,
Не мной — закономъ осужденъ вашъ братъ.
Когда бъ роднымъ онъ братомъ былъ иль сыномъ
Мнѣ самому — я поступилъ бы такъ же.
Онъ завтра утромъ долженъ умереть.
Изабелла. Какъ?.. Завтра ужъ?.. О, пощадите!
Ничтоженъ срокъ!.. Братъ къ смерти не готовъ.
Подумайте, что вѣдь для пищи даже
Мы рѣжемъ птицъ, когда онѣ въ порѣ;
Такъ неужели возмездіе, въ которомъ
Мнятъ люди видѣть приговоръ небесъ,
Мы въ правѣ дѣлать болѣе жестокимъ,
Чѣмъ плотскую угодливость себѣ?
Подумайте: когда же умиралъ
Хоть кто-нибудь за этакій проступокъ?
Виноватыхъ въ немъ отыщутся вездѣ
Вѣдь тѣсячи!
Луціо (тихо). Охъ, вѣрно!..
Анжело. Не былъ мертвымъ
Законъ, но только спалъ. Изъ тѣхъ, кто дерзко
Его такъ нарушили, не рѣшился бъ
На это, я увѣренъ, ни одинъ,
Когда бъ преступникъ первый былъ наказанъ,
Какъ слѣдуетъ… Теперь законъ проснулся
И, увидавъ, какъ въ зеркалѣ пророкъ 29),
То зло, какое было и какое
Еще быть можетъ въ будущемъ — рѣшилъ
Пресѣчь въ началѣ зло, чтобы не дать
Развиться впредь тому, что зачато
Еще отъ прежнихъ было потакательствъ.
Изабелла. Явите жалость!..
Анжело. Я ее явлю
Тѣмъ именно, что буду правосуденъ!
Ее явлю я на защиту людямъ,
Какихъ не знаю даже, тѣмъ, что страхъ
Удержитъ ихъ впередъ отъ преступленья;
А жизнь отнявъ у тѣхъ, кто виноватъ —
Я средствъ лишу ихъ дѣлать зло вторично!
Вы поняли?.. Вашъ братъ умретъ, и я
Сказалъ вамъ все.
Изабелла. Онъ, значитъ, будетъ первымъ
Понесшимъ кару, — вы жъ хотите первымъ
Ее изрѣчь!.. Имѣть прекрасно власть
И силу исполина, но постыдно
Ее употреблять, какъ исполинъ!
Луціо (тихо). Вотъ это мѣтко!
Изабелла. Если бъ вздумалъ каждый,
Изъ облеченныхъ властью на землѣ,
Гремѣть Перуномъ Зевса, то и Зевсъ
Не зналъ тогда бъ покоя: — потрясали бъ
Его Перуномъ всѣ! Мы знали бъ только
Одну грозу!.. О, Боже, Боже правый!
Вѣдь даже Ты огнемъ небеснымъ чаще
Сражаешь крѣпкій, сучковатый дубъ,
Чѣмъ слабую тростинку!.. Человѣкъ же,
Зазнавшійся, надменный человѣкъ,
Кому дана лишь тѣнь пустая власти.
Такъ позабывъ, разсудку вопреки,
Тщету своей природы 30), корчитъ глупо
Передъ глазами праведныхъ небесъ
Смѣшную роль мартышки! Позволяетъ
Себѣ такія выходки, что ими
Онъ разсмѣшить вѣдь могъ бы въ небесахъ
И ангеловъ, будь имъ дана способность,
Не только плакать надъ людскимъ грѣхомъ,
Но также и смѣяться.
Луціо (Изабеллѣ). Такъ, — смѣлѣй!
Онъ поддается.
Профосъ (тихо). Дай ей, Боже, силы
Его смягчить!
Изабелла. Судить людей нельзя
Всѣхъ по себѣ. Смѣяться можетъ высшій
И надъ святымъ, — въ устахъ же низшихъ будутъ
Его слова лишь дерзкимъ богохульствомъ 31).
Луціо (Изабеллѣ). Прекрасно, такъ!.. Побольше въ этомъ родѣ.
Изабелла. Что въ правомъ гнѣвѣ скажетъ полководецъ,
То не посмѣетъ вымолвитъ солдатъ.
Луціо, (тихо). Умно, умно; — смѣлѣй.
Анжело. Къ чему, скажите,
Объ этомъ всемъ толкуете вы мнѣ?
Изабелла. Затѣмъ, чтобъ власть изъ словъ моихъ узнала,
Что, заблуждаясь такъ же, какъ и всѣ.
Она въ себѣ должна искать и средства
Исправить зло!.. Взгляните на себя:
Пусть постучится совѣсть въ ваше сердце,
Задавъ вопросъ: не гнѣздится ль и въ немъ
Чего-нибудь, подобнаго тому же,
За что страдаетъ братъ мой?.. Если вы
Сознаетесь, что слабость та не чужда
И вамъ самимъ — то должно воздержать
Вамъ вашъ языкъ отъ словъ, грозящихъ брату.
Анжело (тихо). Она умна и говоритъ такъ здраво,
Что такъ судить хоть мнѣ бы самому!..
Прощайте. (Хочетъ итти).
Изабелла. Нѣтъ! Останьтесь, васъ молю я.
Анжело. Я посмотрю, — придите завтра,
Изабелла. Дайте
Сказать вамъ слово: подкупить хочу я
Безцѣннымъ даромъ васъ.
Анжело. Какъ?.. Подкупить,
Сказали вы?..
Изабелла. Благословеньемъ неба!
Луціо (тихо). Поправилась, а то пропало бъ все.
Изабелла. Не золота чеканными кружками
Иль камнями, чью цѣнность создаетъ
Лишь суетность; но я воздамъ вамъ даромъ
Святыхъ молитвъ, — молитвъ, летящихъ къ небу
Еще до блеска утренней зари
Изъ устъ святыхъ отшельницъ, чуждыхъ всякихъ.
Мірскихъ страстей и проводящихъ время
Въ молитвѣ и постѣ!
Анжело. Придите завтра.
Луціо (Изабеллѣ). Идемте, — дѣло двинулось на ладъ.
Изабелла (Анжело). Храни васъ Богъ.
Анжело (тихо). Аминь!.. На перекресткѣ
Я двухъ путей: къ соблазну и къ добру!..
Изабелла. Когда прійти позволите вы завтра?
Анжело. Да все равно, хоть въ часъ предъ полуднемъ.
Изабелла. Храни васъ милость Неба!
Анжело. Отъ тебя!
Отъ скромной чистоты твоей!.. Что жъ это?
Въ чемъ большій грѣхъ! — вводить ли въ грѣхъ людей,
Иль поддаваться грѣшному влеченью? —
Она иль я — кто больше виноватъ?..
Нѣтъ, нѣтъ — она ни въ чемъ не виновата!
Она, какъ цвѣтъ фіалки, источаетъ
Предъ солнцемъ ароматъ; а я подъ тѣмъ же
Живительнымъ лучомъ его гнію,
Какъ смрадный трупъ!.. Ужели, чистота
И строгость въ скромныхъ женщинахъ способнѣй
Зажечь намъ въ сердцѣ пылъ, чѣмъ ихъ доступный
Для всѣхъ развратъ?.. Ужель, имѣя столько
Нечистыхъ мѣстъ для страсти, наша похоть
Во чтобъ ни стало хочетъ осквернять
И алтари?.. О, гадко, гадко, гадко!..
Признаюсь ли себѣ, чего хочу
И чѣмъ я сталъ?.. Хочу я опозорить
То именно, что лучше въ ней всего!..
Такъ пусть жить будетъ Клавдіо!.. Свободу
Должны мы дать ворамъ, когда и судьи
Воруютъ, какъ они!.. Но неужели
Я вдругъ такъ полюбилъ ее?.. Хочу
Ея я слышать голосъ, видѣть взглядъ
Прелестныхъ глазъ!.. Иль это бредъ безумья…
О, хитрый врагъ! Святого хочешь ты
Поймать приманкой святости! Что можетъ
Опаснѣй быть, когда на преступленье
Влечетъ любовь къ добру?.. Ни разу въ жизни
Не удавалось женщинѣ порочной
Меня прельстить, какъ ни была бъ она
Украшена природой и искусствомъ, —
И вотъ теперь я взглядомъ покоренъ
Простой, невинной дѣвочки!.. А прежде…
Видъ страсти смѣхъ во мнѣ лишь возбуждалъ,
Ея сѣтей всесильныхъ я не зналъ! (Уходитъ).
Герцогъ. Послушный долгу званья и велѣньямъ
Любви къ несчастнымъ, я сюда пришелъ
Утѣшить скорбныхъ узниковъ. По праву,
Мнѣ данному, прошу, позвольте мнѣ
Увидѣть ихъ и сообщите также
Въ чемъ ихъ вина, чтобъ могъ я, сообразно-
Съ тѣмъ, что отъ васъ услышу, имъ сказать
И слово утѣшенья.
Профосъ. Сдѣлать радъ
Для васъ я больше, чѣмъ велитъ мнѣ даже.
Моя обязанность. (Входитъ Джульетта).
Вотъ для начала
Несчастное созданье: позабывшись
Подъ пыломъ юной страсти, потеряла
Она дѣвичью честь и вотъ теперь
Беременна, а тотъ, кто въ томъ виновенъ,
Идетъ на казнь, хоть всякій, поглядѣвъ
Ему въ лицо, охотнѣй допустилъ бы,
Чтобъ онъ свершилъ еще подобный грѣхъ,
Чѣмъ за него такъ расплатился жизнью.
Герцогъ. Когда умретъ онъ?
Профосъ. Надо думать, завтра.
(Джульеттѣ). Я сдѣлалъ все, что могъ: — васъ помѣстятъ
Въ другую комнату, лишь потерпите
Еще немного.
Герцогъ. Каешься ли ты
Въ своемъ грѣхѣ?
Джульетта. И каюсь и покорно
Несу свой стыдъ.
Герцогъ. Наставлю я тебя,
Какъ можешь ты, свою спросивши совѣсть.
Узнать, насколько искренно твое
Раскаянье и не пустой ли только
Оно обманъ.
Джульетта. Я съ радостью приму
Такой урокъ.
Герцогъ. Ты любишь человѣка,
Повергшаго тебя въ твою бѣду?
Джульетта. Люблю, какъ ту, которая повергла
Въ бѣду его.
Герцогъ. Соблазнъ на грѣхъ былъ, значитъ,
Взаименъ?
Джульетта. Да.
Герцогъ. Ну, если такъ, то ты
Виновнѣе, чѣмъ онъ.
Джульетта. Я сознаюсь
И каюсь въ томъ.
Герцогъ. Такъ, дочь моя; но только
Не допускай, чтобъ покаянье было
Плодомъ лишь страха предъ твоей бѣдой.
Мы, каясь такъ, выказываемъ этимъ
Заботу о себѣ, любви же къ небу
Не выкажемъ раскаяньемъ такимъ
Мы и слѣда.
Джульетта. Я каюсь, сознавая,
Что грѣхъ мой. — грѣхъ, и выношу возмездье
Безропотно.
Герцогъ. Останься же при этомъ.
Сообщникъ, твой умретъ, я слышалъ, завтра,
И потомъ обязанъ я пойти
Утѣшить и его. — Benedicite!
Будь миръ съ тобой. (Уходитъ герцогъ).
Джульетта. Умретъ!.. А я?.. О, страшный
И злой законъ 32)! Щадя меня, онъ только
Даритъ вѣдь жизнь, которая ужаснѣй,
Чѣмъ даже смерть!
Профосъ. Жаль, очень жалъ бѣдняжку!
Анжело. Хочу, какъ прежде, мыслить и молиться,
Но силы нѣтъ сковать молитвой мысль!
Наборомъ словъ могу ввести я только
Въ обманъ Творца, безумныя жъ мечты
Летятъ всѣ къ ней 33)! — Молитва на устахъ
И страсть въ груди. — Дѣла, заботы власти —
Все, чѣмъ, бывало, занимался я!
Такъ ревностно, — безцвѣтно, скучно стало
Мнѣ это все, какъ книга, ужъ давно
Прочтенная! — Мой даже санъ, которымъ
Я былъ такъ гордъ, цѣню я (постороннихъ
Ушей здѣсь нѣтъ) не больше, чѣмъ пушинку,
Летящую по вѣтру! — О, наружность,
Какъ ты способна поселять въ глупцовъ
Къ себѣ благоговѣнье! — да не только
Въ однихъ глупцовъ — и въ умныхъ тоже! — Кровь
Одна не лжетъ 34)! Пусть на рогахъ у чорта
Напишутъ слово: «ангелъ» — родъ людской
Его тогда навѣрно не признаетъ
И по рогамъ! (Входитъ служитель).
Анжело. Что надо?
Служитель. Къ вамъ пришла
Монахиня, назвалась Изабеллой
И проситъ видѣть васъ.
Анжело. Впусти, впусти!..
О, Господи!.. я чувствую, что кровь
Ударила мнѣ въ сердце!.. поразила
Въ немъ твердость всю! исторгла изъ души
Всю мощь и крѣпость прежнихъ бодрыхъ силъ!..
Какъ окружаетъ глупая толпа
Обмершаго, тѣснитъ его и этимъ
Лишаетъ блага воздуха, который
Одинъ бы могъ помочь ему, — такъ часто
На улицѣ безсмысленный народъ
Толпится вкругъ царя, бросая дѣло,
И, самъ того не видя, тяготитъ
Его своей непрошенной любовью. (Входитъ Изабелла).
Что скажете?
Изабелла. Пришла узнать, что будетъ
Угодно вамъ рѣшить.
Анжело. Скажу, что было бъ
Угоднѣй мнѣ всего, когда бъ рѣшили
Вы это дѣло сами, не давая
Вопросовъ мнѣ. — Вашъ брать не долженъ жить.
Изабелла. Не долженъ жить!.. Пошли вамъ милость небо.
Анжело. Но онъ бы могъ… могъ жить бы такъ же долго,
Какъ вы и я, — однако смертный часъ
Его пробилъ.
Изабелла. По вашему рѣшенью?
Анжело. По моему.
Изабелла. Тогда, васъ умоляю:
Назначьте срокъ — короткій или длинный,
Но лишь такой, чтобъ приготовить къ смерти
Онъ могъ себя, не погубивъ души.
Анжело. Виновенъ онъ въ порокѣ грязномъ, гнусномъ!
Простить того, кто сладострастно вздумалъ
Чеканить образъ Божій на землѣ,
Въ противность всѣмъ правамъ — вѣдь это было бъ
Проступкомъ столь же тяжкимъ, какъ убить
Законное дитя! Дурная воля
Была бъ своей преступностью равна
Въ обоихъ случаяхъ.
Изабелла. Судить такъ строго
Имѣютъ право въ небѣ, а не здѣсь.
Анжело. Вотъ какъ вы судите! Тогда отвѣтьте
Мнѣ на вопросъ: что предпочли бы вы?
Чтобъ брать подпалъ подъ правый мечъ закона,
Иль согласились вы бы искупить
Его вину, предавши ваше
Такому же позорному грѣху,
Въ какомъ виновна женщина, съ которой
Грѣшилъ вашъ братъ?
Изабелла. Отдамъ свое я тѣло
Скорѣй на смерть — лишь только бы осталась
Чиста душа.
Анжело. Не о душѣ веду
Теперь я рѣчь. — Что жъ до грѣха, то если
Грѣхъ вынужденъ — его тогда сочтутъ
Лишь для числа, въ вину жъ намъ не поставятъ.
Изабелла. Какъ!.. что сказали вы?
Анжело. Я утверждать
Не буду это прямо: — можно думать
И иначе… Но вы должны отвѣтить
Мнѣ на вопросъ: я представляю голосъ
Закона здѣсь, и именемъ его
Вашъ братъ приговоренъ мной къ смертной казни.
Отвѣтьте же: когда грѣхомъ есть средство
Его спасти — то можно ль искупить
Подобный грѣхъ добромъ спасенья брата 35)?
Изабелла. Спасите только!.. съ радостью возьму я
Грѣхъ на себя! Я видѣть буду въ немъ
Не грѣхъ, а добродѣтель…
Анжело. Значитъ, вы
Не спорите, что добрымъ дѣломъ можно
Уравновѣсить предъ лицомъ небесъ
И самый грѣхъ?
Изабелла. Но гдѣ жъ тутъ грѣхъ? — О, если
Спасенье брата будутъ звать грѣхомъ,
То я съ восторгомъ этотъ грѣхъ готова
Взять на себя! Просить Творца я буду,
Чтобъ грѣхъ согласья вашего обрушилъ
Онъ только на меня; чтобъ не вмѣнился
Вамъ грѣхъ ни въ чемъ!
Анжело. Нѣтъ, выслушайте лучше.
Вы, сколько вижу я, меня иль вовсе
Не поняли, иль, можетъ-быть, хотите
Отдѣлаться притворствомъ, — а ужъ это
Нехорошо.
Изабелла. Коль скоро не могла
Я васъ понять — что жъ дѣлать мнѣ? Боялась
Всегда я почитать себя умнѣй,
Чѣмъ я умна на дѣлѣ.
Анжело. О, о, о!
Смиренье паче гордости 36)! Примѣры
Видали мы, какъ выставляетъ умъ
Себя нарочно ниже, чѣмъ онъ стоитъ
Чтобъ показаться выше. — Такъ скрываютъ
Красотки лица масками и этимъ
Въ обманъ насъ вводятъ, заставляя думать,
Что личики красивѣй, чѣмъ нашли бы
Мы ихъ дѣйствительно. — Пора однако
Намъ кончить споръ. Чтобъ, поняли меня
Какъ должно, вы — я выскажусь прямѣй.
Вашъ братъ умретъ!
Изабелла. Какъ вижу.
Анжело. Виноватъ
Въ проступкѣ онъ, которому возмездьемъ
Законъ назначилъ безусловно смерть.
Изабелла. Вы правы.
Анжело. Ну, представьте же себѣ
(Я говорю вамъ для примѣра только,
Не намекая этимъ на себя
Иль на другихъ), — представьте же, что вы,
Его сестра, собой очаровали
Его судью, чья власть или вліянье
Могли бъ его спасти отъ грозныхъ рукъ
Всесильнаго закона? — Что, когда бъ
Сказали вамъ, что для спасенья брата
Должны предать вы собственное тѣло
Во власть того судьи, который мною
Предположенъ? — рѣшились ли бы вы
Спасти, отъ казни брата, согласившись
На то, что я сказалъ, иль погубили
Его своимъ отказомъ? — Отвѣчайте!
Изабелла. Для брата я готова вынесть все,
Что долженъ вынесть онъ! — рубцы бичей
Носила бъ, какъ рубины; ложе смерти
Сочла бы ложемъ радости, лишь только бъ
Сберечь себя въ невинной чистотѣ.
Анжело. Такъ, значитъ, братъ вашъ долженъ умереть.
Изабелла. Разъ умереть все жъ лучше, чѣмъ спасенье
Купить позоромъ, погубивъ на вѣкъ
Свою сестру.
Анжело. Вы, разсуждая такъ,
Становитесь вѣдь строги точно такъ же,
Какъ приговоръ, которымъ осужденъ
Вашъ братъ на смерть.
Изабелла. Нельзя святую милость
Равнять съ позоромъ выкупа грѣхомъ, —
Тутъ сходства лѣтъ.
Анжело. Такъ какъ же звали вы
Законъ тираномъ злымъ, а преступленье,
Въ какомъ виновенъ братъ вашъ, вамъ казалось
Пустой, невинной шалостью?
Изабелла. Простите,
Прошу, меня! Желая горячо
Чего-нибудь, мы часто говоримъ
Не то, что думаемъ. Я извиняю
Теперь, что ненавистно мнѣ, въ надеждѣ
Достичь того, что жажду всей душой.
Анжело. Всѣ слабы мы.
Изабелла. Такъ и казнить вѣдь брата
Законъ имѣлъ бы право лишь тогда,
Когда бъ мой братъ, одинъ былъ виноватымъ
Въ подобной слабости.
Анжело. Не меньше слабы
И женщины.
Изабелла. Какъ зеркала, въ которыхъ
Мужчины видятъ образъ свой 37). Стекло
Способно отражать, но вмѣстѣ съ тѣмъ
Оно и хрупко! — Женщины! — пошли
Имъ помощь небо! — ихъ мужчины губятъ
Тѣмъ именно, что любятъ въ нихъ. — Сто разъ
Назвать насъ можно хрупкими: легко
Мы вѣримъ ложнымъ клятвамъ и съ тѣмъ вмѣстѣ
Нѣжны природой слишкомъ, чтобъ бороться
Съ соблазномъ зла.
Анжело. Да, это такъ; — вы сами,
Какъ женщина, умѣли эту мысль
Прекрасно выразить. — Но мы, мужчины,
Вѣдь точно такъ же не всегда способны
Владѣть собой предъ приступомъ грѣха.
Скажу смѣлѣй — (ловлю я васъ на словѣ) —
Вы женщина — такъ будьте жъ ею точно!
Желать быть большимъ, значить — быть ничѣмъ.
Когда жъ вы точно женщина (что слишкомъ
Въ васъ видно изъ всего) — то оставайтесь,
Чѣмъ созданы природой: — облекитесь
Въ одежду, вамъ сужденную судьбой 38).
Изабелла. Отвѣтъ мой будетъ прежній: двуязычность
Не мой порокъ, а потому прошу
И васъ принять со мною въ разговорѣ
Вашъ прежній тонъ.
Анжело. Такъ къ дѣлу!.. Знай, что я
Тебя люблю!..
Изабелла. Мой братъ любилъ Джульетту,
И сами вы сказали мнѣ, что онъ
Зато умретъ.
Анжело. Онъ не умретъ!.. Отдайся
Зато лишь мнѣ!..
Изабелла. Я знаю, государь,
Что вамъ, въ высокомъ вашемъ положеньи,
Позволено показывать себя
Не тѣмъ, что вы на дѣлѣ, если этимъ
Вы испытать намѣрены другихъ.
Анжело. Нѣтъ, нѣтъ клянусь!.. клянусь тебѣ я честью-
Въ моихъ словахъ одинъ простой лишь смыслъ!..
Изабелла. О, съ клятвой честь достоинствомъ равна,
Когда подъ ней такая скрыта низость!..
Злодѣй! притворщикъ!.. Берегись! Тебя
Я обличу… Подпишешь ты сейчасъ же
Прощенье брату, иль кричать я буду
На цѣлый міръ 39), какой ты человѣкъ!..
Анжело. Но кто жъ тебѣ повѣритъ, Изабелла?
Высокій санъ, нетронутое имя,
Воздержность прежней жизни — это все
Поможетъ мнѣ однимъ ничтожнымъ словомъ
Тебя разбить; поставить такъ, что ты
Задохнешься отъ словъ твоихъ; сочтешься
Навѣтчицей! — Теперь же, разъ начавъ,
Скажу я все! — Узду со страсти прочь!..
Люби меня!.. брось въ сторону жеманство
И ложный стыдъ: — стыдъ отъ себя вѣдь гонитъ:
Порой, что хочетъ самъ! — Спасешь ты брата
Одной цѣной — отдавшись тѣломъ мнѣ!..
Иль иначе (замѣть себѣ) — удвоишь
Ему ты муку казни! Раздраженный
Тобой теперь — замучу я его
Подъ пыткою!.. Ты завтра принесешь
Мнѣ свой отвѣтъ, иль — страстью я моей
Тебѣ клянусь — для Клавдіо я буду
Тираномъ злымъ!.. Что жъ до твоей угрозы,
То искренность и правду словъ твоихъ
Я разобью неправдою моихъ! (Уходитъ Анжело).
Изабелла. Къ кому итти?.. кому все разсказать?
Кто вѣру дастъ словамъ моимъ?.. Ужасенъ,
Ужасенъ злой языкъ, чья прихоть можетъ
Оправдывать по волѣ и губить!
Сгибать законъ влеченьемъ низкой страсти
И за собой влачить его въ пыли,
Какъ вздумаетъ!.. Бѣгу скорѣе къ брату!
Погибнетъ онъ за свой несчастный пылъ;
Но вѣрю я, что двадцать разъ охотнѣй
Онъ склонится на плаху головой,
Чѣмъ разъ себя спасетъ цѣной позора
Своей сестры! — Такъ пусть же онъ умретъ,
А я останусь чистой!.. Честь цѣннѣе,
Чѣмъ братъ родной!.. Иду! — должна скорѣе
Ему открыть Анжело низость я,
Чтобъ встрѣтить смерть готовилъ онъ себя! (Уходитъ).
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
правитьГерцогъ. Итакъ, ты уповаешь, что Анжело
Тебя проститъ?
Клавдіо. Въ надеждѣ вся утѣха
Для страждущихъ. Но я, надѣясь жить,
Готовъ и умереть.
Герцогъ. Жди лучше смерти; —
И жизнь и смерть покажутся тебѣ
Тогда сноснѣй. Подумай, что такое
Земная жизнь? Жалѣть о ней способны
Одни глупцы. Изъ оболочки тѣла
Безслѣдно исторгается она
Пустымъ порывомъ вѣтра. — Смерти рабъ,
Она бѣжитъ навстрѣчу ей нерѣдко,
Когда считаетъ именно себя
Далекой отъ нея. Все то, что въ жизни
Насъ радуетъ — все, чѣмъ она способна
Утѣшить насъ — основано на низкомъ
И на дурномъ. Въ ней даже нѣтъ слѣда
И мужества: мы трусимъ передъ жаломъ
Ничтожнаго червя. — Покой находимъ
Мы лишь во снѣ — такъ что жъ бояться смерти,
Когда она такой же точно сонъ?
Мы любимъ нашу плоть, но мы не въ правѣ
Назвать своей вѣдь даже и ее!
Вся состоитъ она изъ милліоновъ;
Частицъ ничтожныхъ праха, взятыхъ съ вѣтра
И чуждыхъ намъ! — Нерѣдко говорятъ
О счастьѣ въ жизни! — гдѣ же это счастье?
Ища его, мы мучимся, когда же
Достигнемъ разъ — то тотчасъ забываемъ
И больше ужъ не цѣнимъ. — Въ нашемъ тѣлѣ
Нѣтъ даже прочности: его здоровье
Настолько хрупко, что зависѣть можетъ
Отъ перемѣнъ обманчивой луны 40)!
Добывъ богатство, остаемся съ нимъ
Мы тѣми жъ нищими. Какая польза
Намъ въ слиткахъ золота? Вѣдь мы ихъ носимъ,
Какъ вьючный скотъ! Дотащимся до смерти,
И разгрузитъ она насъ навсегда. —
Жизнь даже намъ не другъ: ея дары,
Изъ нѣдръ ея рожденные — плоть, чувства —
Все, словомъ, что даетъ, она — выноситъ
Гнетъ страшныхъ, злыхъ болѣзней, заставляетъ
Клясть въ мукахъ жизнь! И молодость и старость —
Одни слова, тяжелый сонъ! — отрады
Для насъ въ нихъ нѣтъ! Въ дни юности мы
Отъ бѣдности; должны молить, чтобъ старость
Намъ помогала, — а скопивъ съ лѣтами
Добра и денегъ, чувствуемъ, что въ насъ
Угасло все: — желанья, красота,
Способности — все, чѣмъ могли бы мы
Пріятнымъ сдѣлать цѣнный даръ богатства!
Что жъ наша жизнь? — Страданья хуже смерти
Встрѣчаемъ въ ней на каждомъ мы шагу;
Такъ что жъ бояться вынесть эту смерть
Одинъ лишь разъ и кончить тѣмъ всѣ муки?
Клавдіо. Благодарю, отецъ святой, за ваши
Сердечныя слова. Желая жить,
Идемъ мы, значитъ, къ смерти; умирая жъ —
Находимъ жизнь! — Такъ приходи же смерть!
Изабелла (за сценой,). Всѣмъ здѣсь живущимъ миръ и
Божья благость.
Профосъ. Кто тамъ? Прошу войти: — такимъ желаньямъ
Привѣтъ готовъ.
Герцогъ (Клавдіо). Я навѣщу тебя,
Мой сынъ, еще.
Клавдіо. Благодарю, отецъ мой.
Изабелла (профосу). Я васъ прошу позволить мнѣ сказать
Два слова Клавдіо.
Профосъ. Прошу покорно. (Клавдіо).
Синьоръ 41), пришла сестрица къ вамъ.
Герцогъ (профосу). Профосъ,
На пару словъ.
Профосъ. На сколько вамъ угодно.
Герцогъ. Устрой, чтобъ могъ я спрятаться и слышать
Ихъ разговоръ. (Уходятъ герцогъ и профосъ).
Клавдіо. Ну что, сестра? — съ какимъ
Пришла ты утѣшеньемъ?
Изабелла. О, съ прекраснымъ!
(Вѣдь утѣшенья красны съ виду всѣ).
Тебя избралъ посланникомъ своимъ
Анжело въ рай, гдѣ ты устроить долженъ
Его дѣла; а потому готовься
На утро въ путь.
Клавдіо. Такъ средствъ къ спасенью нѣтъ?
Изабелла. Нѣтъ, есть одно; но имъ, спасая жизнь,
Ты разобьешь свое навѣки сердце.
Клавдіо. Такъ, значить, есть?..
Изабелла. Да, жизнь спасти ты можешь.
Судья нашелъ въ душѣ своей порывъ
Для адской милости. Прибѣгни съ просьбой,
И онъ даруетъ жизнь тебѣ, но будетъ
Та жизнь навѣки скованной.
Клавдіо. Тюрьмой?
Изабелла. Да, да, тюрьмой! — почувствуешь ты точно
Себя въ тюрьмѣ, хотя передъ тобою
Открытъ свободно будетъ цѣлый міръ.
Клавдіо. Но какъ же это?
Изабелла. Такъ, что если ты
Пойдешь на эту милость, то Анжело
Сорветъ съ тебя твою одежду чести
И опозоритъ въ будущемъ навѣкъ 42).
Клавдіо. Скажи яснѣй.
Изабелла. Ахъ, Клавдіо! Боюсь я,
Боюсь я за тебя, что увлечетъ
Тебя порывъ горячей, юной жизни
И предпочтешь ты пять или шесть ничтожныхъ
Короткихъ лѣтъ спасенью вѣчной чести!
Боишься смерти ты? — О, милый! — въ ней
Вѣдь страшенъ часъ лишь только ожиданья!
А что до мукъ, то и червякъ ничтожный,
Раздавленный ногой, страдаетъ такъ же,
Какъ и гигантъ.
Клавдіо. О, не стыди меня!
Иль можешь думать ты, что твердость духа
Должна ты влить въ меня наборомъ словъ
И нѣжныхъ уговоровъ? Нѣтъ, сестра!
Ужъ если точно долженъ умереть я —
Смерть, какъ невѣсту, бодро встрѣчу я!
Изабелла. Вотъ это точно говоритъ мой братъ!
Отецъ изъ гроба вдохновилъ твой голосъ!
Да, ты умрешь! Ты слишкомъ благороденъ,
Чтобъ жизнь спасти постыдною цѣной.
Узнай теперь, что этотъ, по наружѣ
Святой, намѣстникъ, чье лицо и рѣчь.
Пугаютъ юность и ея ошибки,
Какъ соколъ птицъ — самъ воплощенный демонъ,
Въ чьемъ сердцѣ столько жъ грязи и грѣха,
Какъ въ самомъ черномъ, тинистомъ болотѣ.
Клавдіо. Ужель?.. святой Анжело!..
Изабелла. Носитъ онъ
Святую только ризу 43), подъ которой
Скрываетъ самый черный, адскій грѣхъ.
Представь, мой милый братъ, что могъ спасти бы
Свою ты жизнь, когда бъ я согласилась
Ему отдать свою позорно честь!
Клавдіо. Не можетъ быть!..
Изабелла. Да, да! — цѣною этой
Купить ты можешь право проступаться
И впредь въ твоемъ грѣхѣ! Сегодня ночью
Должна я сдѣлать то, о чемъ мнѣ гадко
И говорить, — иначе завтра утромъ
Тебя ждетъ казнь.
Клавдіо. Ты не пойдешь на это.
Изабелла. Повѣрь, что, будь возможность мнѣ спасти
Тебя цѣною жизни, — пожалѣла бъ
Я жизнь мою не больше, чѣмъ булавку.
Клавдіо. Благодарю, другъ милый, Изабелла.
Изабелла. Готовься жъ завтра рано умереть.
Клавдіо. Да! — значитъ, страсть шевелится и въ немъ
Когда онъ такъ смѣется надъ закономъ,
Который самъ поставилъ! — Поневолѣ
Приходитъ мысль, что, вѣрно, этотъ грѣхъ
Изъ всѣхъ семи смертельныхъ самый легкій.
Изабелла. Какъ! Что сказалъ ты?..
Клавдіо. Будь иначе, какъ
Онъ, столь извѣстный мудростью своей,
Себя рѣшился осудить навѣки
За страстный, пылкій мигъ? — О, Изабелла-
Изабелла. Что, милый братъ?
Клавдіо. Ужасно умереть!..
Изабелла. А жить въ позорѣ гнусно!
Клавдіо. Да! — но тоже
И умереть!.. уйти въ безвѣстный путь!
Лежать и гнить подъ насыпью холодной,
Утратить жизни благодатный жаръ!
Стать безобразной, мертвою колодой,
Тогда какъ духъ, такъ чувствовавшій радость
Въ былые дни — низвергнется въ огонь,
Въ холодный ледъ, иль будетъ съ бурнымъ вихремъ
Витать весь вѣкъ въ безбрежной пустотѣ 44),
Въ пространствѣ міра!.. Стать одной изъ тѣхъ
Несчастныхъ душъ, которыхъ намъ мечта
Рисуетъ вѣчно воющими въ мукахъ!..
О, страшно, страшно!.. Что бы ни послала
Земная жизнь: тюрьму, болѣзни, старость,
Зло нищеты — все ничего! Все рай
Въ сравненьи съ тѣмъ, что насъ пугаетъ въ смерти!
Изабелла. О, Боже мой!..
Клавдіо. Сестра!.. позволь мнѣ жить!..
Каковъ бы ни былъ грѣхъ, которымъ будетъ
Спасенъ твой братъ — его проститъ природа!
Сочтетъ поступкомъ честнымъ…
Изабелла. Трусъ!.. бездушный,
Презрѣнный трусъ!.. Моимъ позоромъ хочешь
Купить ты жизнь!.. твоей сестры безчестьемъ!..
Вѣдь это тотъ же грѣхъ кровосмѣшенья!..
Что думать мнѣ? Ужели заподозрѣть
Должна я нашу мать, что измѣнила
Она отцу, родивъ тебя на свѣтъ?..
Изъ нѣдръ отца не могъ произойти
Такой презрѣнный отпрыскъ!.. Прочь! Тебя
Не знаю я!.. умри! Когда бъ могла я
Тебя спасти пустымъ движеньемъ пальца —
Ты не дождался бъ даже и его!
Несу я къ небу тысячи молитвъ
За смерть твою и ни одной за милость!
Клавдіо. Сестра, сестра!.. дай вымолвить мнѣ слово…
Изабелла. Позоръ, позоръ! Теперь я поняла,
Что не пустымъ былъ, легкимъ увлеченьемъ
Проступокъ твой! Грѣхъ этотъ хочешь сдѣлать
Ты ремесломъ; слить съ милостью развратъ!
(Уходя). Умри, умри!.. и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше!
Клавдіо. О, выслушай, молю тебя, сестра!
Герцогъ. Позволь, юная отшельница, сказать тебѣ слово; только одно слово.
Изабелла. Что вамъ угодно, святой отецъ?
Герцогъ. Я хотѣлъ бы, если у тебя есть свободное время, съ тобой поговорить. Ты увидишь, что разговоръ этотъ будетъ полезенъ для тебя самой.
Изабелла. Много времени у меня нѣтъ, потому что я не имѣю права отнимать его у другихъ занятій; но для васъ я ненадолго останусь.
Герцогъ (тихо Клавдіо). Я слышалъ, мой сынъ, весь вашъ разговоръ съ сестрой. Знай, что у Анжело не было и мысли ее совратить. Онъ просто хотѣлъ, изучая людскую природу, испытать добродѣтель твоей сестры, и ея прекрасный, внушенный честью, отказъ, очень его обрадовалъ. Я говорю это прямо, потому что, будучи духовникомъ Анжело, хорошо знаю его мысли. Ты долженъ готовиться къ смерти, не обманывая себя пустой надеждой. Иди же и склони смиренно колѣни для покаянія.
Клавдіо. Позволь мнѣ только выпросить у сестры прощенье. Что жъ до смерти, то я ея жажду самъ, потому что жизнь стала мнѣ ненавистна.
Герцогъ. Думай такъ и впредь. Прощай.
Поди сюда, профосъ.
Профосъ. Что угодно, святой отецъ?
Герцогъ. Чтобъ ты удалился вновь такъ же, какъ пришелъ. Оставь меня на минуту съ этой дѣвицей. Мой образъ мыслей и моя одежда могутъ служить тебѣ порукой, что изъ этого свиданья не будетъ для нея ничего дурного.
Профосъ. Въ добрый часъ. (Уходитъ профосъ).
Герцогъ (Изабеллѣ). Рука, создавшая тебя прекрасной, надѣлила въ то же время добрымъ сердцемъ, безъ котораго красота скоро вянетъ. Но ты, будучи добра отъ природы, можешь быть увѣрена, что сохранишь этимъ долго свою красоту. Я случайно услышалъ о посягательствѣ Анжело на твою честь и, признаюсь, не мало бы этому удивился, если бъ не зналъ множества примѣровъ подобной слабости. Скажи, что намѣрена ты теперь предпринять для того, чтобъ спасти жизнь брата?
Изабелла. Пойду сейчасъ сказать Анжело мое рѣшенье. Видѣть законную смерть брата мнѣ будетъ легче, чѣмъ прижить незаконнаго ребенка. — Но, Боже, какъ ошибся нашъ добрый герцогъ въ Анжело! Я буду ждать его возвращенія, и тогда пусть наложатъ мнѣ печать вѣчнаго молчанья на языкъ, если я не обличу злодѣя-правителя.
Герцогъ. Намѣренье твое прекрасно, но едва ли выполнимо въ настоящемъ случаѣ. Анжело непремѣнно увернется отъ твоего обвиненія, сказавъ, что онъ хотѣлъ тебя только испытать. Потому выслушай лучше, что скажу тебѣ я. Средство сдѣлать тебѣ добро представляется само собой. Послушавшись меня, ты сдѣлаешь благодѣяніе одной несчастной оскорбленной женщинѣ, спасешь брата отъ власти гнѣвнаго закона, угодишь герцогу, если онъ, возвратясь, узнаетъ объ этомъ дѣлѣ, а главное — всѣмъ этимъ ты нисколько не запятнаешь своей чистоты.
Изабелла. Научите, что должна я дѣлать! — у меня хватитъ въ душѣ силъ исполнить все, лишь бы сберечь въ невинности самую душу.
Герцогъ. Знаю, знаю: добродѣтель смѣла, а доброта предпріимчива. — Слыхала ли ты о нѣкоей Маріаннѣ, сестрѣ Фридриха, храбраго солдата, погибшаго въ морѣ?
Изабелла. Слыхала, и всегда одно хорошее.
Герцогъ. На ней долженъ былъ жениться Анжело. Онъ далъ ей въ томъ клятвенное обѣщаніе, и былъ уже назначенъ день свадьбы. Но тутъ случилось, что какъ разъ въ промежутокъ времени между днями обрученья и брака ея братъ Фридрихъ погибъ въ морѣ; а вмѣстѣ съ кораблемъ, на которомъ онъ находился, утонуло и все приданое его сестры. Несчастье это отозвалось на бѣдной дѣвушкѣ не однимъ, а тройнымъ ударомъ: она лишилась благороднаго, успѣвшаго уже прославиться брата, который горячо ее любилъ; потеряла приданое, бывшее основой ея будущаго счастья, и наконецъ отъ нея отказался и женихъ, казавшійся столь честнымъ, Анжело.
Изабелла. Возможно ли? Анжело покинулъ ее въ такомъ положеніи?
Герцогъ. Да; — покинулъ въ слезахъ, не осушивъ ихъ ни однимъ словомъ утѣшенія. Онъ отрекся отъ всѣхъ своихъ клятвъ, сославшись на какой-то выдуманный предлогъ, будто бы позорившій ея честь; словомъ, предалъ ее отчаянью, которымъ она томится до сихъ поръ; самъ же остался холоднымъ мраморомъ, обливаемымъ, но не смягчаемымъ ея слезами.
Изабелла. Какой радостью была бы для этой бѣдной дѣвушки смерть! — Дурно, какъ вижу, устроена земная жизнь, если даетъ возможность жить такому человѣку! — Но какъ же могу помочь ея горю я?
Герцогъ. Ты не только можешь это сдѣлать, но вмѣстѣ съ тѣмъ спасешь жизнь твоему брату, оставшись чистой сама.
Изабелла. Говорите, говорите, какъ?..
Герцогъ. Дѣвушка эта до сихъ поръ пылаетъ къ Анжело своей прежней страстью. Жестокій его поступокъ не только не потушилъ этой страсти, какъ можно было бъ ожидать, но, напротивъ, ее удвоилъ, какъ преграда, поставленная потоку. — Отправься жъ къ Анжело и притворись, что согласна на его предложеніе; но при этомъ поставь непремѣннымъ условіемъ, чтобъ свиданіе ваше продолжалось не долго и, сверхъ того, произошло въ совершенной темнотѣ и безмолвіи, въ нарочно для того выбранномъ, тайномъ мѣстѣ. — Если онъ на это согласится, то остальное уладится само собой. Мы уговоримъ оскорбленную дѣвушку пойти на свиданье вмѣсто тебя, а затѣмъ, когда хитрость будетъ обнаружена, Анжело поневолѣ долженъ будетъ вознаградить свою бывшую невѣсту. Такимъ образомъ братъ твой будетъ спасенъ, честь твоя останется незапятнанной, бѣдная Маріанна получитъ награду, а преступленіе намѣстника выведется наружу. — Я беру на себя уговорить Маріанну и, какъ должно, ее приготовить. Если ты согласна, то двойная польза, какую принесетъ этотъ поступокъ, выкупитъ его обманъ. — Что жъ ты мнѣ скажешь?
Изабелла. Уже одна мысль о возможности такого исхода успокаиваетъ меня вполнѣ. Что жъ до успѣха, то я въ немъ увѣрена.
Герцогъ. Онъ зависитъ главнѣйше отъ тебя самой. Ступай же сейчасъ къ Анжело. Если онъ потребуетъ, чтобъ ты отдалась ему въ эту же ночь, то обѣщай исполнить его желаніе. А я, между тѣмъ, отправлюсь въ предмѣстье святого Луки, гдѣ въ домѣ, окруженномъ рвомъ, живетъ покинутая Маріанна. Ты найдешь меня тамъ. Кончай скорѣе съ Анжело, чтобъ привести къ желанному концу все.
Изалелла. Благодарю васъ, святой отецъ, за утѣшительные хлопоты. Прощайте. (Уходятъ).
Колотушка. Да, да, не будь принято мѣръ противъ вашей торговли мужчинами и женщинами, какъ скотами — весь міръ расшатался бы, какъ пьяный 45).
Герцогъ. О, Господи, это что за компанія?
Клоунъ. Конецъ всякому въ мірѣ веселью, если изъ двухъ промысловъ самый веселый преслѣдуется, а сквернѣйшій находитъ потачку отъ самихъ властей. Сводниковъ сажаютъ въ тюрьму, а ростовщики гуляютъ въ мантіяхъ, подбитыхъ мѣхомъ, да еще не однимъ, а цѣлыми двумя: лисьимъ и овечьимъ. Первый грѣетъ съ изнанки, а второй идетъ для красы на опушку 46).
Колотушка. Иди, иди. Нечего разговаривать. (Герцогу) Богъ помочь, святой отче-брате!
Герцогъ. Того же и вамъ, почтенный брате-отче! Въ чемъ попался этотъ человѣкъ?
Колотушка. Въ законѣ, святой отче, въ законѣ! А сверхъ того, мы заподозрѣли его въ воровствѣ, потому что нашли у него какой-то предиковинный инструментъ, который и препроводили къ намѣстнику.
Герцогъ. Не стыдно ли, презрѣнный негодяй,
Что ты живешь грѣхомъ и преступленьемъ?
Какой работой добываешь ты
Насущный хлѣбъ? какое носишь платье?
Поитъ тебя и кормитъ грязный грѣхъ!
Иль не подумалъ ты ни разу въ жизни,
Когда ты ѣлъ и пилъ, что стыдно даже
Звать жизнью жизнь, коль скоро мы ее
Такимъ зловоннымъ добываемъ средствомъ.
Клоунъ. Средство, святой отецъ, дѣйствительно немного припахиваетъ; но я могу вамъ доказать…
Герцогъ. Что доказать? Когда нашепчетъ дьяволъ
Тебѣ слова, чтобъ извинить твой грѣхъ,
То въ этомъ будетъ знакъ, что завладѣлъ онъ
Тобой совсѣмъ. — Веди его немедля,
Констабль, въ тюрьму. — Такого наглеца
Исправить можетъ только наказанье.
Колотушка. Къ намѣстнику его, святой отче, къ намѣстнику! Ему вѣдь ужъ было сдѣлано предостереженіе. Намѣстникъ разврата не терпитъ, и такому безстыдному своднику лучше было бъ ему и на глаза не показываться 47).
Герцогъ. О, если бъ знать могли мы душу всѣхъ,
И чтобъ никто не могъ скрывать свой грѣхъ!
Колотушка. Скоро, святой отецъ, петля стянетъ ему шею такъ же, какъ ваши чресла стянуты веревкой. (Входитъ Луціо).
Клоунъ. А, чую спасителя! Вотъ кто за меня поручится. Этотъ господинъ — мой другъ.
Луціо. Что это? почтенный Помпей! Какой Цезарь влачитъ тебя за своей тріумфальной колесницей? Или ты вздумалъ заняться воровствомъ? Развѣ нѣтъ больше пигмаліоновыхъ красотокъ, которыхъ ты сдѣлалъ женщинами 48), и въ чьихъ карманахъ могъ черпать деньги пригоршнями? — А, что скажешь? Какой припѣвъ споешь къ этой пѣсенкѣ? Или отвѣтъ твой растаялъ на послѣднемъ дождѣ? Говори же. — Таковъ ли свѣтъ, какимъ былъ прежде? Что нынче въ модѣ? Должно-быть, держать языкъ за зубами и киснуть? — Отвѣчай, каково идутъ дѣла?
Герцогъ. По-старому: чѣмъ дальше, тѣмъ хуже.
Луціо. Каково поживаетъ мое сокровище, твоя хозяйка? Промышляетъ попрежнему?
Клоунъ. Спала съ мяса до костей, такъ что остатки пришлось спрятать въ бочку, какъ солонину 49).
Луціо. Что жъ, — это недурно, да и въ порядкѣ вещей: пока женщина свѣжа — потаскушка, а просолилась — сводня. Противъ ничего не подѣлаешь. — Значитъ, тебя тащатъ въ тюрьму?
Клоунъ. Въ нее самую.
Луціо. Ну, такъ счастливый тебѣ путь! Можешь, если хочешь, разсказывать, что удружилъ тебѣ этимъ я. — Только за что? за долги или за что другое?
Клоунъ. Охъ, за сводничество, за сводничество!
Луціо. Вотъ оно какъ! Такъ заприте его покрѣпче. Если за сводничество слѣдуетъ сажать въ тюрьму, то онъ заслужилъ это больше всѣхъ. Онъ — сводникъ старый, опытный и даже такимъ родился. — Прощай же, дорогой Помпей! Кланяйся отъ меня тюрьмѣ! Будешь ты теперь всегда сидѣть дома и увидишь самъ, какимъ сдѣлаешься прекраснымъ хозяиномъ.
Клоунъ. Я все-таки надѣюсь, что ваша милость за меня поручится.
Луціо. Ну, нѣтъ, дружище, — это нынчѣ не въ модѣ. Я, напротивъ, попрошу продержать тебя въ тюрьмѣ подольше. А если ты окажешься нетерпѣливымъ, то тѣмъ хуже для тебя. Итакъ, до свиданья, любезный Помпей! (Герцогу). Благослови васъ Богъ, святой отецъ!
Герцогъ. И васъ также.
Луціо. А что, Помпей, скажи, Бригитта мажется попрежнему?
Колотушка. Идемъ, любезный, идемъ!
Клоунъ. Такъ вы за меня въ этотъ разъ не поручитесь?
Луціо. Ни въ этотъ ни въ будущій. — (Герцогу) Что скажете, святой отче?
Колотушка. Идемъ, идемъ.
Луціо. Ступай, Помпей, въ свою конуру. (Уходятъ Колотушна, клоунъ и стража). Не слыхали ли, святой отецъ, чего-нибудь о герцогѣ?
Герцогъ. Ровно ничего. — Можетъ-быть, слышали вы?
Луціо. Одни говорятъ, что онъ гоститъ у русскаго императора, а другіе — будто уѣхалъ въ Римъ. Скажите, какъ думаете объ этомъ вы?
Герцогъ. Я ничего не знаю, но во всякомъ случаѣ желаю герцогу добра.
Луціо. А согласитесь, что вѣдь преглупая пришла ему блажь такъ вдругъ бросить государство и сдѣлаться бродягой, что ему вовсе не пристало. — Анжело недурно ведетъ дѣла, а что до соблюденья законовъ, такъ подтягиваетъ ихъ даже съ излишкомъ.
Герцогъ. И хорошо дѣлаетъ.
Луціо. Ну, кой-какое послабленье для блудливыхъ шалостей сдѣлать было бы можно! А то онъ ужъ слишкомъ въ этомъ случаѣ отрогъ.
Герцогъ. Порокъ-то ужъ очень распространенъ, потому и обуздать его можно только строгостью:
Луціо. Положимъ, такъ: родство у этого порока дѣйствительно большое; но вѣдь и искоренить его, пока люди будутъ ѣсть и пить — трудновато. Что жъ до самого Анжело, то говорятъ, будто онъ и родился не отъ мужчины и женщины, а какимъ-то особеннымъ способомъ. Какъ вы-думаете — правда это?
Герцогъ. Какой же это способъ?
Луціо. Одни говорятъ, что онъ произошелъ изъ икры морского чудища 50), а другіе — будто былъ зачатъ парой трески. Вѣрно одно, что когда онъ мочится, то моча его тотчасъ застываетъ льдомъ. Сверхъ того, извѣстно, что онъ хотя и можетъ двигаться самъ, но, въ сущности, безполая кукла.
Герцогъ. Вы шутливы и злы на языкъ.
Луціо. Вы посудите сами: не безчеловѣчно ли за легонькій припадокъ чесотки осуждать человѣка на смерть? Неужели позволилъ бы такую вещь отсутствующій герцогъ? Я увѣренъ, что, прежде чѣмъ повѣсить человѣка за сотню незаконнорожденныхъ, онъ раскошелился бы самъ на содержаніе тысячи. Онъ былъ проказникъ и эти дѣла понималъ, а потому и смотрѣлъ на нихъ снисходительно.
Герцогъ. Никогда не слыхалъ я, чтобъ отсутствующій герцогъ былъ падокъ до женщинъ. Этой слабости за нимъ не было.
Луціо. Ну, въ этомъ вы ошибаетесь.
Герцогъ. Это невозможно.
Луціо. Что вы разсказываете! Онъ не пропускалъ даже пятидесятилѣтней нищей, не вложивъ ей въ ящикъ своей лепты. Были за нимъ и другіе грѣшки. Вотъ хоть бы насчетъ чарочки: — извѣстно, что клюкнуть онъ тоже былъ гораздъ.
Герцогъ. Ну, это ужъ вы на него клевещете.
Луціо. Кто — я? Да вѣдь я былъ изъ самыхъ близкихъ къ нему людей и потому знать могу. Онъ вообще былъ себѣ на умѣ, и я знаю даже причину его отъѣзда.
Герцогъ. Если знаете, то пожалуйста сообщите.
Луціо. Ну, нѣтъ, — прошу извинить! Это — секретъ, который надо держать за семью замками. Я могу на него только намекнуть. Вотъ тоже всѣмъ извѣстно, что герцога считали умнымъ человѣкомъ.
Герцогъ. Кто жъ въ этомъ сомнѣвается?
Луціо. А между тѣмъ, знаете ли вы, что онъ поверхностенъ, глупъ и бездаренъ?
Герцогъ. Вы или ошибаетесь, или говорите изъ злости и зависти. Вся его жизнь и дѣла свидѣтельствуютъ о немъ гораздо лучше. Если судить по тому, что онъ сдѣлалъ, то и само пристрастье признаетъ его замѣчательнымъ государственнымъ человѣкомъ и воиномъ. Потому вы говорите или не зная дѣла, или сужденія ваши омрачены злобой.
Луціо. Я его знаю и люблю.
Герцогъ. Любовь говоритъ съ большимъ знаніемъ, а знаніе съ большей любовью.
Луціо. Такъ вотъ и я знаю, что говорю.
Герцогъ. Не могу этому повѣрить и предполагаю скорѣй, что вы именно не знаете, что говорите. Если герцогъ (какъ мы всѣ этого желаемъ) вернется, то я непремѣнно попрошу васъ повторить ваши слова передъ нимъ самимъ. Если вы честны и говорили по убѣжденію, то будете обязаны исполнить мое требованіе. А я потребую этого непремѣнно. — Позвольте узнать ваше имя.
Луціо. Меня зовутъ Луціо, и я извѣстенъ герцогу хорошо.
Герцогъ. Онъ узнаетъ васъ еще лучше, если я передамъ ему вашъ разговоръ.
Луціо. Ужъ не воображаете ли вы, что я васъ боюсь?
Герцогъ. Вы говорите такъ, надѣясь, что герцогъ никогда не вернется, или считаете меня слишкомъ ничтожнымъ противникомъ. Впрочемъ, я знаю самъ, что не могу вамъ сдѣлать большого вреда, потому что при герцогѣ вы навѣрно отопретесь отъ вашихъ словъ.
Луціо. Скорѣе позволю себя повѣсить, и вы очень ошибаетесь, если обо мнѣ такъ думаете. Но довольно объ этомъ. — Знаете ли вы, что Клавдіо долженъ завтра умереть?
Герцогъ. За что?
Луціо. За что? За то, что наполнилъ черезъ воронку бутыль. О, какъ желалъ бы я, чтобъ скорѣй вернулся герцогъ, о которомъ мы только-что говорили. Иначе его ни на что неспособный намѣстникъ обезлюдитъ воздержностью все государство. Вѣдь Анжело не позволяетъ даже воробьямъ вить гнѣзда подъ крышей своего дома, потому что воробей — блудливая птица. Герцогъ по крайней мѣрѣ оставлялъ темныя дѣлишки въ потемкахъ и никогда не выводилъ ихъ на Божій свѣтъ. А что до Клавдіо, то онъ дѣйствительно приговоренъ къ смерти за то, что поднялъ юбку. Прощайте, почтенный отче! Прошу, помяните меня въ вашихъ молитвахъ! А о герцогѣ я прибавлю, что онъ не прочь былъ полакомиться бараниной даже въ пятницу. Теперь время его уже, конечно, прошло, но онъ все еще но пропуститъ случая побаловаться даже съ нищей, несмотря на то, что отъ нея разитъ ржанымъ хлѣбомъ и лукомъ. То, что я сказалъ, можете разсказывать всѣмъ. Прощайте! (Уходитъ Луціо).
Герцогъ. Ни власть ни санъ не могутъ насъ избавить
Отъ клеветы! Разитъ изъ-за угла
Она равно и правыхъ и виновныхъ
И нѣтъ царя, предъ кѣмъ бы клеветникъ,
Смирясь, молчать заставилъ свой языкъ!
Но кто идетъ? (Входятъ Эскалъ, Кляча, профосъ и стража).
Эскалъ. Свести ее немедленно въ тюрьму.
Кляча. Будьте милосердны, ваша милость, пожалѣйте меня! — ваша доброта всему свѣту извѣстна!
Эскалъ. Три раза тебя предостерегали, и ты опять принялась за старое. Тутъ всякая милость потеряетъ терпѣнье.
Профосъ. Одиннадцать лѣтъ она, осмѣлюсь доложить вашей милости, занимается сводничествомъ.
Кляча. Это на меня, ваша милость, все господинъ Луціо наклепалъ. Отъ него Катерина Лягъ-ничкомъ еще при старомъ герцогѣ забеременѣла, и онъ обѣщалъ на ней жениться, а я цѣлый годъ съ четвертью ихъ ребенка поила и кормила. И вотъ какъ онъ теперь мнѣ за мое благодѣяніе платитъ!
Эскалъ. Этотъ Луціо дѣйствительно величайшій развратникъ. Распорядитесь, чтобъ его призвали ко мнѣ. А ее сведите сейчасъ же въ тюрьму, безъ всякихъ разговоровъ. (Кляча и стража уходятъ). Ну что, профосъ? Вѣдь мой соправитель Анжело неумолимъ! Клавдіо долженъ умереть завтра. Прикажите послать къ нему духовника и озаботьтесь вообще, чтобъ онъ приготовился къ смерти, какъ добрый христіанинъ. Имѣй Анжело немного моей доброты, онъ бы такъ не поступилъ.
Профосъ. У Клавдіо уже былъ вотъ этотъ почтенный монахъ и приготовилъ его къ смерти
Эскалъ. Добраго вечера, святой отецъ.
Герцогъ. Миръ и благодать да будутъ съ вами.
Эскалъ. Откуда вы?
Герцогъ. Я не изъ здѣшнихъ мѣстъ и лишь случайно
Сюда попалъ. Я — членъ святого братства
И присланъ издалека, по приказу
Святѣйшаго отца.
Эскалъ. Что на свѣтѣ новаго?
Герцогъ. Ничего, — развѣ только, что честность мечется, какъ въ лихорадкѣ, и не видитъ иного исцѣленія, кромѣ смерти. Всѣ хотятъ чего-то новаго, сами не сознавая — чего. Состарѣться, честно занимаясь чѣмъ-нибудь однимъ, считается смѣшнымъ дѣломъ; а если кто-нибудь съ постоянствомъ доведетъ хоть пустячное дѣло до конца, то это ужъ назовутъ подвигомъ. Правды едва хватаетъ на то, чтобъ обезпечить существованіе общества, и мысль о личномъ своемъ обезпеченіи стоитъ выше всего. Много мудрецовъ ломаютъ головы, какъ найти выходъ изъ такого тяжелаго положенія. — Новости, какъ видите, старыя, но онѣ повторяются каждый день. — Не можете ли вы мнѣ сообщить, что за человѣкъ былъ вашъ герцогъ?
Эскалъ. Человѣкъ, старавшійся прежде всего познать себя.
Герцогъ. Что онъ любилъ и чѣмъ занимался?
Эскалъ. Любилъ болѣе всего наслаждаться радостями другихъ, забывая свои собственныя. Воздержанность его была изумительна. Но предоставимте его судьбѣ, которую онъ избралъ, и помолимтесь, чтобъ она была ему благопріятна. Позвольте узнать, какъ вы нашли Клавдіо? Я слышалъ, что вы его навѣщали.
Герцогъ. Онъ признаётъ, что намѣстникъ вовсе не былъ къ нему несправедливъ, и потому безропотно подчиняется приговору. Человѣческая слабость, правда, лелѣяла его обманчивой мечтой спасенья, но мнѣ удалось ему доказать тщетность этой надежды, и теперь онъ готовъ къ смерти вполнѣ.
Эскалъ. Вы исполнили вашу обязанность въ отношеніи къ небу и къ приговоренному. Я, насколько могъ, хлопоталъ за бѣдняка, но товарищъ мой оказался до того непреклоннымъ, что вынудилъ даже меня назвать его олицетвореніемъ правосудія.
Герцогъ. Благо ему, если онъ подтверждаетъ собственной жизнью строгость такихъ взглядовъ, и великій грѣхъ, если только такимъ притворяется.
Эскалъ. Я иду посѣтить заключеннаго… Прощайте.
Герцогъ. Кто держитъ мечъ небесъ въ рукахъ,
Знать долженъ самъ Господень страхъ;
Дѣла со строгостью рѣшать,
Но кару милостью смягчать.
Блаженъ, кто строгъ къ грѣхамъ другихъ
И вмѣстѣ помнитъ о своихъ;
Но стыдъ тому, кто грѣхъ чужой
Караетъ болѣе, чѣмъ свой!
Тройной тебѣ, Анжело, стыдъ
За то, что ангельскій ты видъ
Надѣвъ, какъ маску, далъ подъ нимъ
Свободу злымъ страстямъ своимъ!
О, какъ умѣетъ родъ людской,
Прикрывшись внѣшностью святой,
Связать и честныхъ силу рукъ,
Какъ паутиною паукъ!..
Но зло отпоръ себѣ найдетъ!
Пускай Анжело проведетъ
Съ невѣстой брошенной своей
Сегодня ночь. Пусть ложь сильнѣй
Была, чѣмъ правда; но придетъ
Пора тому, что въ свой чередъ
Мы ложью жъ обличимъ ее,
И правды свѣтъ возьметъ свое! (Уходитъ).
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьМальчикъ (поетъ): о, прочь уста, чей лепетъ лживый
Смѣялся только надо мной!
Прочь свѣтлый взоръ, чей блескъ игривый
Могъ спорить съ утренней зарей!
Но поцѣлуй, чья нѣга рай,
Чья нѣга рай
Сулила мнѣ, — отдай, отдай,
Назадъ отдай 51)!
Маріанна. Довольно пѣть; — уйди теперь; я вижу!
Сюда идетъ мой добрый утѣшитель,
Не разъ уже умѣвшій теплымъ словомъ
Прогнать мою томительную грусть.
Простите мнѣ, святой отецъ! Встрѣчать
Я васъ, повѣрьте, не хотѣла пѣсней;
Но вѣдь она даетъ мнѣ не веселье,
А лишь смягчаетъ горькую печаль.
Герцогъ. И въ добрый часъ! Утѣшить можемъ точно
Себя порой мы музыкой, но также
Она толкнуть насъ можетъ и на зло 52).
Скажите, не спрашивалъ ли меня кто-нибудь сегодня? Я какъ разъ назначилъ это время для свиданья съ однимъ лицомъ.
Маріанна. Нѣтъ; — я-была дома весь день.
Герцогъ. Вѣрю вамъ. (Входитъ Изабелла). А вотъ и та, кого я жду, явилась какъ разъ въ срокъ. (Маріаннѣ) Я попрошу васъ теперь ненадолго удалиться и, вѣроятно, скоро позову опять… Дѣло идетъ о вашей же пользѣ.
Маріанна. Я и такъ обязана вамъ очень многимъ. (Уходитъ Маріанна).
Герцогъ (Изабеллѣ). Радъ видѣть васъ. Что новаго придумалъ,
Скажите мнѣ, достойный нашъ судья?
Изабелла. Есть у него близъ дома обнесенный
Стѣною садъ; къ нему же примыкаетъ
На западъ виноградникъ. Входъ въ него
Закрытъ дощатой дверью, отъ которой
Онъ далъ мнѣ ключъ; оттуда чрезъ калитку
Входъ въ самый садъ. Калитку я должна
Открыть другимъ ключомъ. Тамъ обѣщала
Я съ нимъ сойтись въ глухую полночь.
Герцогъ. Вѣрно ль
Вы знаете дорогу, чтобъ не сбиться
Съ нея впотьмахъ?
Изабелла. Онъ объяснилъ ее
Съ точнѣйшей мнѣ подробностью. Два раза,
Чуть сдерживая свой нечистый пылъ,
Онъ принимался мнѣ шептать, стараясь
Все объяснить, что я должна исполнить.
Герцогъ. Быть-можетъ вы условились при этомъ
О кой-какихъ ничтожныхъ мелочахъ,
Какія, для свиданья съ нимъ, должна
Знать также Маріанна 53)?
Изабелла. Нѣтъ; — сказала
Я только то, что мы сойдемся съ нимъ
Въ потемкахъ, ночью, и что я останусь
На самый краткій срокъ. Я объяснила
Причину тѣмъ, что не могу явиться
Иначе, какъ съ служанкой; а она
Увѣрена, что цѣль моя вся въ томъ,
Чтобъ умолить намѣстника за брата,
И будетъ ждать.
Герцогъ. Придумано прекрасно.
Я не успѣлъ пока еще сказать
Ни слова Маріаннѣ. (Говоритъ въ двери). Эй, войдите!
Теперь знакомьтесь: — къ вамъ дѣвица эта
Пришла съ добромъ.
Изабелла. Дай Богъ, чтобъ было такъ!
Герцогъ. Вы вѣрите, что васъ я уважаю
Отъ всей души?
Маріанна. Вы это доказали,
Святой отецъ.
Герцогъ. Возьмите же ее
Съ довѣрьемъ полнымъ за руку. Она
Кой-что вамъ пораскажетъ. Я жъ покамѣстъ
Ждать буду здѣсь. Но только торопитесь:
Ужъ ночь близка.
Маріанна. Идемте! (Уходятъ Маріанна и Изабелла).
Герцогъ. О, величье!
Устремлены съ коварствомъ на тебя
Мильоны глазъ! Все, что ты ни предпримешь,
Становится предметомъ пересудовъ
И злыхъ рѣчей! Рождаешь безъ числа
Ты сплетни, шутки, розсказни, насмѣшки —
И это все, какъ взглянешь, праздный вздоръ!
Ну, что, сошлись?
Изабелла. Она даетъ согласье
Исполнить все, когда совѣтъ на это
Дадите вы.
Герцогъ. Не только дамъ совѣтъ,
Но даже попрошу о томъ.
Изабелла (Маріаннѣ). Вамъ много
Болтать съ Анжело нечего; прошу лишь
Шепнуть предъ разставаньемъ понѣжнѣй,
Чтобъ вспомнилъ онъ о братѣ.
Маріанна. Не тревожьтесь.
Герцогъ (Маріаннѣ). Вы, дочь моя, не безпокойтесь также;
Онъ — вашъ законный мужъ по договору,
И съ нимъ сойтись вамъ можно безъ грѣха.
Вы оправдаете законнымъ правомъ
Такой обманъ. Идемте жъ! Жатва будетъ,
Я вѣрю твердо, въ пользу намъ; но все жъ
Должны ее сначала мы посѣять. (Уходятъ).
Профосъ. Поди сюда, негодяй. Скажи, можешь ты отрубить человѣку голову?
Клоунъ. Если это будетъ холостякъ, то почему же нѣтъ? Но если женатый, то прошу извинить! Вѣдь мужъ — голова своей жены, а рубить женскія головы я не согласенъ.
Профосъ. Перестань нести вздоръ и отвѣчай какъ слѣдуетъ. Завтра должны быть казнены Клавдіо и Бернардинъ. У насъ въ тюрьмѣ палачъ есть, но ему недостаетъ помощника. Если ты согласишься взять на себя эту обязанность, то тебѣ сократятъ время твоего заключенія; а если нѣтъ, то ты высидишь полный срокъ и передъ выпускомъ будешь нещадно выпоротъ за твои прежніе грѣхи сводничества.
Клоунъ. Мои сводническіе грѣхи, ваша милость, были точно незаконны, а потому я соглашаюсь сдѣлаться законнымъ палачомъ. Надо будетъ однако при этомъ кой-чему поучиться у моего товарища.
Профосъ. Эй, Абхорсонъ! Куда ты запропастился? (Входитъ Абхорсонъ).
Абхорсонъ. Вы изволите звать?
Профосъ. Вотъ этотъ малый согласенъ быть завтра твоимъ помощникомъ при казни. Можешь, если признаешь нужнымъ, нанять его даже на цѣлый годъ, и тогда пусть онъ живетъ здѣсь съ тобой вмѣстѣ. Если жъ этого не нужно, то воспользуйся его услугами на этотъ разъ и затѣмъ уволь. Задирать ему передъ тобой носъ нечего, потому что онъ самъ былъ сводникомъ.
Абхорсонъ. Сводникомъ? Помилуйте, ваша милость, да вѣдь онъ обезчеститъ мое искусство.
Профосъ. Полно, полно: вы оба стоите другъ друга. Поставить васъ на вѣсы, такъ перетянетъ любого перышко.
Клоунъ. Ты, вижу я, любезный, хоть и похожъ на сорвавшагося съ висѣлицы, а все-таки чванишься, если называешь свое ремесло искусствомъ 54).
Абхорсонъ. Называю.
Клоунъ. Слыхалъ я, что искусствомъ называютъ малеванье, а такъ какъ мои бывшія потаскушки куда какъ горазды имъ заниматься, то сводничество, пожалуй, можно назвать искусствомъ тоже. Но что за искусство въ томъ, чтобъ повѣсить человѣка — этого я не пойму, хоть повѣсь меня самого.
Абхорсонъ. А я говорю, что это искусство.
Клоунъ. Докажи.
Абхорсонъ. Извѣстно, что вору всякое платье впору.
Клоунъ. Если оно для вора узко, то порядочный человѣкъ найдетъ его широкимъ. Когда же оно вору широко, то порядочному покажется узкимъ. Потому вору и приходится впору всякое платье 55). (Входитъ профосъ).
Профосъ. Ну что, сошлись вы?
Клоунъ. Я, ваша милость, помощникомъ ему быть согласенъ, потому что нахожу ремесло палача болѣе добродѣтельнымъ, чѣмъ должность сводника. Палачъ чаще кается и проситъ прощенья 56).
Профосъ. Приготовь же плаху и топоръ завтра къ четыремъ часамъ утра.
Клоунъ. Повѣрьте, ваша милость, что я какъ слѣдуетъ воспользуюсь его уроками, и если придется услужить когда-нибудь этимъ вамъ самимъ, то вы останетесь мной премного довольны. Вѣдь я тоже чувствую, что долженъ отблагодарить васъ за ваше довѣріе.
Профосъ. Пусть приведутъ сюда Клавдіо и Бернардина.
За Клавдіо скорблю я всей душой,
Но до убійцы, будь онъ мнѣ хоть братомъ.
Мнѣ дѣла нѣтъ. (Входитъ Клавдіо).
Ну, Клавдіо, готовъ
Вашъ приговоръ. Теперь глухая полночь;
Поутру жъ въ семь откроется предъ вами
Путь къ вѣчности… Но гдѣ же Бернардинъ?
Клавдіо. Спитъ мертвымъ сномъ; спитъ такъ, какъ будто кости
Ему сломалъ чрезмѣрный трудный путь.
Поднять его нѣтъ средствъ.
Профосъ. Что намъ съ нимъ дѣлать?
А вы идите и готовьтесь. Даруй
Вамъ Боже силъ исполнить этотъ долгъ!
Но кто стучитъ?.. Сейчасъ, сейчасъ! О, если,
Была бы это милость иль отсрочка
Для Клавдіо! (Входитъ герцогъ, одѣтый монахомъ).
Сердечный вамъ привѣтъ,
Святой отецъ!
Герцогъ. Благіе духи ночи
Да будутъ съ вами. Былъ, скажите мнѣ,
Здѣсь кто-нибудь?
Профосъ. Никто съ тѣхъ поръ, какъ поданъ
Былъ знакъ тушить огни.
Герцогъ. А Изабелла?
Профосъ. Ея не видѣлъ также я.
Герцогъ. Ну, значитъ,
Еще придутъ.
Профосъ. Хорошей нѣтъ ли вѣсти
Для Клавдіо?
Герцогъ. Надежды искра есть.
Профосъ. Жестокъ намѣстникъ нашъ.
Герцогъ. Не говорите:
Онъ собственною жизнью подаетъ
Примѣръ того, какъ исполнять законы.
Судя другихъ во имя данной власти,
Онъ подавляетъ зло въ самомъ себѣ
Воздержностью. Тираномъ былъ бы онъ
Лишь въ случаѣ, когда бъ въ его поступкахъ
Мы видѣли противное, — пока же
Сказать о немъ должны мы то, что онъ
Лишь справедливъ. (За дверью стучатъ).
А, наконецъ явились 57).
Какъ добръ однако и сердеченъ этотъ
Профосъ въ душѣ! Не часто видимъ въ жизни
Примѣры мы такой любви къ несчастнымъ
Въ тюрьмахъ. (Стучатъ). Что жъ это наконецъ?
Пришелъ, должно-быть, съ важными вѣстями
Тотъ, кто стучитъ такъ безпощадно въ дверь.
Профосъ. Пусть подождутъ, пока не встанетъ сторожъ,
Чтобъ отворить; — онъ позванъ ужъ.
Герцогъ. Ну, что?
Не получили ль новыхъ вы вѣстей
О Клавдіо, иль долженъ утромъ точно
Онъ умереть?
Профосъ. Ни слова, — остается,
Какъ было, все.
Герцогъ. Такъ знайте же, что будетъ
Такой приказъ полученъ до зари.
Профосъ. Дай Богъ, чтобъ было такъ! Быть-можетъ, это
Вы лучше знаете; но я… я склоненъ
Скорѣе къ мысли, что отмѣны казни
Не можетъ быть! Подобнаго примѣра
Не видано. Вы вспомните лишь то,
Что приговоръ провозгласилъ при всѣхъ
Анжело самъ съ своихъ судейскихъ креселъ!
Вѣсть отъ него. (Входитъ гонецъ).
Герцогъ. И въ этой вѣсти милость.
Гонецъ. Намѣстникъ послалъ вамъ эту бумагу съ приказомъ, чтобы вы не уступили ни въ малѣйшей подробности, ни во времени, ни въ обстоятельствахъ отъ того, что здѣсь изложено. затѣмъ желаю вамъ добраго утра, такъ какъ день уже насталъ.
Профосъ. Все будетъ исполнено. (Гонецъ уходитъ).
Герцогъ (тихо). Вотъ милость, порожденная грѣхомъ
Того, кто оказалъ ее! Проворно,
Какъ вижу, зло, когда родится въ нѣдрахъ
Оно могучей власти… Если вздумалъ
Быть милостивъ порокъ — легко дойдетъ
Онъ до поблажки даже преступленью.
(Громко) Ну, что вы скажете?
Профосъ. То, что уже говорилъ. Анжело точно боится какой-нибудь неисправности съ моей стороны и строжайше подтверждаетъ приказъ исполнить казнь. Я очень этимъ удивленъ, такъ какъ подобныхъ подтвержденій не получалъ никогда.
Герцогъ. Прошу, прочтите приказъ.
Профосъ (читаетъ). «Что бы вы ни услышали со стороны, исполните казнь надъ Клавдіо въ четыре часа утра, а надъ Бернардиномъ — въ полдень. Для полной моей увѣренности пришлите въ пять часовъ голову Клавдіо ко мнѣ. Приказъ исполните въ точности, такъ какъ отъ этого зависитъ многое, чего не могу вамъ сообщить. Малѣйшее уклоненіе падетъ строгой отвѣтственностью на вашу голову».
Что вы на это скажете?
Герцогъ. Кто этотъ Бернардинъ, котораго вы должны казнить въ полдень?
Профосъ. Бродяга-цыганъ, который, впрочемъ, родился и выросъ здѣсь. Онъ сидитъ въ тюрьмѣ уже цѣлыхъ девять лѣтъ.
Герцогъ. Какъ же могло случиться, что отсутствующій герцогъ его не помиловалъ или не велѣлъ казнить? Вѣдь онъ всегда держался такого правила.
Профосъ. Друзья постоянно выхлопатывали ему отсрочки. А сверхъ того, преступленье до перехода власти въ руки Анжело не было вполнѣ доказано.
Герцогъ. А теперь?
Профосъ. Подтвердилось полнѣйшимъ образомъ; да онъ не отрицаетъ его и самъ.
Герцогъ. Доведенъ ли онъ заключеньемъ въ тюрьмѣ до какого-нибудь раскаянія?
Профосъ. Напротивъ, это человѣкъ, для котораго смерть не страшнѣй, чѣмъ сонъ съ перепоя. Пустой, грубый, безпечный — онъ не боится ни здѣшней жизни ни будущей. Страшный для другихъ, для себя не хочетъ онъ знать никакого страха.
Герцогъ. Его надо наставить.
Профосъ. Да онъ ничего не слушаетъ. Въ тюрьмѣ была ему предоставлена нѣкоторая свобода, но онъ не дѣлалъ попытки даже для бѣгства. Онъ напивается по нѣскольку разъ въ день, а иногда лежитъ пьяный цѣлые дни сряду. Мы часто будили его будто бъ для того, чтобъ вести на казнь; показывали ему ложный приговоръ, но онъ и на это не обращалъ ни малѣйшаго вниманія.
Герцогъ. Мы поговоримъ о немъ въ другой разъ… А теперь скажу вамъ вотъ что: я прочелъ въ вашемъ лицѣ честность и рѣшимость. Если это не такъ, то, значитъ, мнѣ измѣнило мое старое умѣнье узнавать людей. Во всякомъ случаѣ я пойду наудачу. Клавдіо, котораго вы должны казнить, виновенъ предъ закономъ не болѣе самого Анжело, произнесшаго приговоръ. Для того, чтобъ доказать это самымъ яснымъ образомъ, мнѣ нужно не болѣе четырехъ дней; а потому я прошу васъ сдѣлать мнѣ дружескую, хотя и небезопасную услугу.
Профосъ. Скажите, какую.
Герцогъ. Отсрочить его казнь.
Профосъ. Увы! Какъ я могу это сдѣлать, если назначенъ не только часъ казни, но я долженъ, подъ страхомъ строгой отвѣтственности, отослать къ Анжело даже голову казненнаго? Уклонясь отъ этого приказа, я накличу участь Клавдіо на себя самого.
Герцогъ. Клянусь обѣтомъ моего святого ордена, я сумѣю васъ защитить, если вы только въ точности послѣдуете моимъ словамъ. Велите казнить Бернардина и отправьте его голову къ Анжело вмѣсто головы Клавдіо.
Профосъ. Анжело видѣлъ обоихъ и узнаетъ обманъ по чертамъ лица.
Герцогъ. О, смерть великій мастеръ измѣнять лица, и мы можемъ ей еще въ этомъ помочь. Пусть преступника обстригутъ и обреютъ, сказавъ Анжело, что таково было желаніе самого казненнаго. Подобныя просьбы не рѣдки. Если послѣдствіемъ вашего поступка будетъ что-нибудь иное, кромѣ благодарности и милостей, то, клянусь святымъ, имя котораго ношу, я защищу васъ, хотя бы это мнѣ стоило жизни.
Профосъ. Простите, святой отецъ, но вѣдь такой поступокъ будетъ противенъ данной мною присягѣ.
Герцогъ. Кому присягали вы: герцогу или его намѣстнику?
Профосъ. Герцогу и тѣмъ, кто его замѣняетъ.
Герцогъ. А если герцогъ одобритъ вашъ поступокъ, то будете вы его считать также предосудительнымъ?
Профосъ. Но какое же въ этомъ вѣроятіе?
Герцогъ. Не вѣроятіе, а полная достовѣрность… Видя что ни мой санъ, ни честь, ни убѣжденія не могутъ разсѣять вашего страха, я пойду далѣе, чѣмъ хотѣлъ. Смотрите: вотъ подпись и печать герцога. Я надѣюсь, вы знаете и то и другое.
Профосъ. О, конечно.
Герцогъ. Это извѣщеніе о томъ, что герцогъ скоро вернется назадъ. Можете, если хотите, прочесть бумагу и тогда убѣдитесь сами, что это должно случиться не позже двухъ дней. Анжело ничего объ этомъ не будетъ знать, потому что получитъ сегодня же письмо совсѣмъ иного и совершенно неожиданнаго содержанія. Въ немъ, можетъ-быть, будетъ сказано, что герцогъ, или умеръ, или поступилъ въ монастырь; но никакъ не то, что написано здѣсь… Смотрите однако, утро близко, и предразсвѣтная звѣзда уже будитъ пастуховъ. Не пытайтесь узнать, что произойдетъ въ будущемъ, но помните только, что даже трудное дѣлается легкимъ, когда мы знаемъ, въ чемъ оно состоитъ… Зовите палача, и пусть онъ немедленно снесетъ Бернардину голову. Я сейчасъ его исповѣдую и приготовлю къ переселенію въ лучшія мѣста… Кажется, вы недоумѣваете до сихъ поръ; но сказанное должно васъ успокоить… Идемте, ужъ совсѣмъ разсвѣло. (Уходятъ).
Клоунъ. Я обдержался здѣсь такъ хорошо, что иной разъ мнѣ кажется, будто живу въ своемъ старомъ гнѣздѣ, въ домѣ почтенной госпожи Клячи, и занимаюсь прежнимъ ремесломъ… Сколько здѣсь встрѣтилъ я нашихъ старыхъ гостей! Вотъ хоть бы господинъ Торопышка. Получилъ вмѣсто взятыхъ въ долгъ денегъ на сто восемьдесятъ семь фунтовъ оберточной бумаги да стараго имбиря и выручилъ отъ продажи того и другого пять марокъ! Оно и понятно, потому что старухи которымъ нуженъ имбирь, всѣ перемерли. А вотъ извѣстный Прыгунчикъ: — сидитъ по иску какого-то аршинника за шелковыя платья персиковаго цвѣта. Дальше юные Олухъ, Горлодеръ, Мѣдюшка и Голодуха: — все забіяки перваго сорта. А молодой Плѣшакъ, что укокошилъ веселаго Пуддинга; удалой кулакъ Бей-въ-зубы; храбрый Подметка; дикій Жбанъ, зарѣзавшій Косушку! Да мало ли сидитъ ихъ здѣсь еще! Все нашего поля ягоды… И привелось же теперь всѣмъ клянчить, не будетъ ли что на бѣдность 58)! (Входитъ Абхорсонъ).
Абхорсонъ. Эй, подайте сюда Бернардина.
Клоунъ. Господинъ Бернардинъ, просимъ покорно на висѣлицу.
Абхорсонъ. Эй, Бернардинъ!
Бернардинъ (за сценой). Чума вашимъ глоткамъ! Кто тамъ оретъ?.. Кто вы такіе?
Клоунъ. Ваши пріятели-палачи. Имѣйте любезность позволить васъ повѣсить.
Бернардинъ (за сценой). Убирайтесь къ чорту; я хочу спать.
Абхорсонъ. Пойди, подними его.
Клоунъ. Сдѣлайте одолженье, господинъ Бернардинъ, проснитесь, чтобъ мы могли васъ повѣсить, а тамъ можете завалиться спать, если угодно, снова.
Абхорсонъ. Поди растряси его хорошенько.
Клоунъ. Да вотъ онъ ползетъ и самъ; — солома зашевелилась.
Абхорсонъ. Готовы ли колода и топоръ?
Клоунъ. Въ наилучшемъ видѣ.
Бернардинъ. Чего вамъ? Что случилось?
Абхорсонъ. Случилось то, что торопись молиться. Видишь — приговоръ твой готовъ.
Бернардинъ. Что ты мнѣ городишь, бездѣльникъ! Я пропьянствовалъ всю ночь и потому умирать не готовъ.
Клоунъ. Какого тебѣ еще лучше приготовленья? Кто ночью пилъ, а утромъ попалъ на висѣлицу, можетъ проспать потомъ хоть весь день:
Абхорсонъ. Смотри, идетъ твой духовникъ. Увидишь самъ, шутили ли мы съ тобой. (Входитъ герцогъ въ платьѣ монаха).
Герцогъ. Услышавъ, добрый другъ, что скоро ты долженъ покинуть міръ, я, по христіанскому чувству, пришелъ наставить тебя, успокоить и съ тобой помолиться.
Бернардинъ. Со мной тебѣ молиться нечего! Я пилъ всю ночь и потому, чтобъ приготовиться какъ надо, мнѣ должны дать больше времени. Теперь же изъ моихъ мозговъ ничего не вышибешь даже дубиной… Сегодня я умирать не согласенъ.
Герцогъ. Однако долженъ — потому, прошу я,
Взгляни на путь, которымъ ты пойдешь.
Бернардинъ. Я тебѣ побожился, что сегодня умирать не хочу, что бы мнѣ про это ни напѣвали.
Герцогъ. Но послушай…
Бернардинъ. Слушать ничего не стану! Хочешь со мной разговаривать, такъ приходи въ мою конуру. Самъ я оттуда не двинусь. (Уходитъ Бернардинъ, входитъ профосъ).
Герцогъ. Негоденъ ни для жизни ни для смерти!:
О, гнусный скотъ!.. Ведите подъ топоръ
Его сейчасъ. (Уходятъ Абхорсонъ и клоунъ).
Профосъ. Ну, какъ его нашли вы?
Герцогъ. Презрѣнное созданье! Умирать
Нельзя въ подобномъ видѣ.
Профосъ. Здѣсь, въ тюрьмѣ,.
Сегодня ночью умеръ отъ горячки
Разбойникъ Рагозинъ. Лѣтами, видомъ
И даже самымъ цвѣтомъ бороды
Походитъ онъ на Клавдіо. — Что, если
Мы подождемъ, покамѣстъ Бернардинъ
Придетъ въ себя и будетъ приготовленъ,
А Рагозина голову отправимъ
Къ Анжело вмѣсто Клавдіо?
Герцогъ. Самъ
Послалъ намъ этотъ случай. Торопитесь:
Указный часъ насталъ; отправьте тотчасъ
Къ Анжело голову, а я покамѣстъ
Весь трудъ мой приложу, чтобъ этотъ звѣрь
Покаялся какъ должно передъ смертью.
Профосъ. Исполню тотчасъ. Но вѣдь Бернардинъ
Казненъ быть долженъ въ полдень; — что жъ потомъ
Намъ дѣлать съ Клавдіо, и какъ спасти
Себя мнѣ отъ бѣды, когда узнаетъ
Анжело, что онъ живъ?
Герцогъ. Мы все устроимъ.
Вы запереть велите Бернардина
И Клавдіо куда-нибудь подальше;
Когда жъ затѣмъ пройдутъ два краткихъ дня —
То сами вы увидите, что вамъ
Бояться нечего.
Профосъ. Я довѣряюсь
Всему, что вы сказали.
Герцогъ. Поспѣшите жъ
Сейчасъ отправить голову. (Уходитъ профосъ). А мнѣ
Покамѣстъ надо написать Анжело.
Профосъ отдастъ письмо, въ которомъ я
Увѣдомлю, что возвращаюсь въ городъ,
И что намѣренъ по соображеньямъ,
Извѣстнымъ мнѣ, вступить на этотъ разъ
Въ него торжественно. Пусть потому
Меня Анжело встрѣтитъ за стѣной
Близъ мѣста, гдѣ течетъ святой источникъ:
Оттуда же, устроивъ должный чинъ,
Мы оба съ нимъ войдемъ съ тріумфомъ въ городъ.
Профосъ. Вотъ голова; — я отнесу ее
Къ Анжело самъ.
Герцогъ. Прекрасно. Возвращайтесь
Лишь поскорѣй; мнѣ надо сообщить
Еще вамъ два-три слова по секрету.
Профосъ. Я поспѣшу. (Уходитъ профосъ).
Изабелла (за сценой). Пошли Богъ дому миръ!
Герцогъ. А, кажется, я слышу Изабеллу.
Спѣшитъ бѣдняжка поскорѣй узнать,
Спасенъ ли братъ; но я нарочно скрою
Пока предъ нею то, что рѣшено.
Пускай восторгомъ райскимъ озарится
Ея душа, услышавъ счастья вѣсть,
Когда придетъ она всего нежданнѣй. (Входитъ Изабелла).
Изабелла. Что скажете?
Герцогъ. Привѣтъ и добрый день,
Дочь кроткая моя!
Изабелла. Изъ добрыхъ устъ
Людей, какъ вы, привѣтъ цѣннѣе вдвое.
Но что мой братъ? Прощенъ ли онъ?
Герцогъ. Свершилось!
Освободилъ намѣстникъ навсегда
Его отъ узъ земныхъ! Твой братъ казненъ,
И голова отослана къ Анжело.
Изабелла. Не можетъ быть!..
Герцогъ. Однако такъ случилось.
Должна теперь ты выказать терпѣнье
И здравый умъ.
Изабелла. О я бѣгу вцѣпиться
Ему въ глаза!..
Герцогъ. Тебя къ нему не пустятъ.
Изабелла. О, Клавдіо несчастный!.. Злобный міръ!..
О, я страдалица! Злодѣй Анжело!..
Герцогъ. Тебѣ нѣтъ пользы клясть его: — смирись
И предоставь отмщенье волѣ неба.
А между тѣмъ замѣть, что я скажу.
Услышавши, поймешь ты, что скажу я
Лишь истину. Не нынче-завтра долженъ
Вернуться герцогъ; осуши же слезы
И выслушай: о томъ, что онъ вернется,
Извѣщены Анжело и Эскалъ
Его духовникомъ, который то же:
Сказалъ и мнѣ. Намѣстники пойдутъ
Встрѣчать, монарха за городъ и тамъ
Ему сдадутъ обратно полномочья.
Когда меня согласна ты послушать
И сдѣлаешь, что я тебѣ скажу 59),
То ты тогда не только что отмстишь
Презрѣнному злодѣю, но заслужишь
Еще и милость герцога, а также
Почетъ отъ всѣхъ.
Изабелла. Исполню все, что вы
Ни скажите.
Герцогъ. Возьми письмо, которымъ
Мнѣ сообщилъ монахъ, почтенный Петръ,
О скоромъ въѣздѣ герцога. Отдай
Его ему обратно и прибавь,
Что повидаться я желаю съ нимъ
Сегодня ночью въ домѣ Маріанны.
Тамъ я ему подробно сообщу
О вашемъ общемъ дѣлѣ. Онъ обѣимъ
Поможетъ вамъ пробраться чрезъ толпу
До герцога, чтобъ обвинить Анжело
Лицомъ къ лицу. Что до меня, то долженъ
Исполнить я одинъ священный долгъ
И самъ не буду съ вами… Вотъ письмо.
Возьми его и со спокойнымъ сердцемъ
Отри глаза. Когда тотъ путь, который
Тебѣ намѣтилъ я, не приведетъ
Къ желанной нашей цѣли — то не вѣрь,
Пожалуй, въ то, что святъ мой славный орденъ.
Но кто идетъ? (Входитъ Луціо).
Луціо. Прошу Принять привѣтъ мой,
Святой отецъ! Скажите, гдѣ профосъ?
Герцогъ. Его здѣсь нѣтъ.
Луціо. Ахъ, милѣйшая Изабелла! Если бъ вы знали, какъ мнѣ прискорбно видѣть ваши покраснѣвшіе главки! Ну да что дѣлать, надо терпѣть. Вѣдь вотъ и мнѣ пришлось сѣсть на сухоядѣніе. Представьте, что я питаюсь одной водой съ отрубями! Вѣдь хорошій обѣдъ, того и гляди, возбудить кровь и толкнетъ на глупость, за которую нынче, того гляди, расплатишься головой. Говорятъ, что завтра вернется герцогъ. Будь онъ здѣсь прежде, я увѣренъ, что вашъ братъ, котораго я такъ любилъ, остался бы въ живыхъ. Вѣдь герцогъ былъ старикъ себѣ на умѣ и также любилъ дѣлишки, которыя справляются въ потемкахъ. (Уходитъ Изабелла).
Герцогъ. Не поблагодарилъ бы васъ герцогъ за это мнѣніе; но, къ счастью, оно совершенно ложно.
Луціо. Полноте, отче, вы не можете знать герцога такъ хорошо, какъ зналъ его я. Повѣрьте, что онъ проказничалъ больше, чѣмъ вы предполагаете.
Герцогъ. Отвѣтите вы когда-нибудь за такія рѣчи, — а теперь прощайте.
Луціо. Нѣтъ, постойте: пойдемте вмѣстѣ, — я поразскажу вамъ кое-что о герцогѣ на дорогѣ.
Герцогъ. Вы и здѣсь наболтали слишкомъ много. Если разсказы ваши вѣрны — пусть будетъ такъ; а если нѣтъ — то не стоило и говорить.
Луціо. Нѣтъ, да вы послушайте: — разъ меня потребовали къ нему за то, что я сдѣлалъ одной дѣвушкѣ ребенка.
Герцогъ. Неужели это случилось дѣйствительно?
Луціо. Ну, конечно; но я отперся, — иначе меня женили бы на гнилой сливѣ.
Герцогъ. Разговаривать съ вами, можетъ-быть, забавно, но неприлично. Желаю вамъ всякихъ благъ. (Хочетъ итти).
Луціо. Нѣтъ, нѣтъ, я все-таки пройдусь съ вами до конца улицы. Если вы не любите скоромныхъ словъ, то я, пожалуй, замолчу… Я вѣдь очень похожъ на репейникъ: цѣпляюсь за все, что ни встрѣчу. (Уходятъ).
Эскалъ. Всѣ его письма противорѣчатъ одно другому.
Анжело. И притомъ самымъ страннымъ образомъ. Поступки его обличаютъ чуть не помѣшательство, и я усердно молю Бога, чтобъ умъ его не оказался поврежденнымъ дѣйствительно. Что за сумасбродная мысль, чтобъ мы встрѣтили его торжественно за городомъ и тамъ возвратили наши полномочья.
Эскалъ. Не понимаю.
Анжело. А сверхъ того, зачѣмъ должны мы обнародовать, что каждый желающій жаловаться на какую-нибудь несправедливость, можетъ подать ему просьбу прямо на улицѣ?
Эскалъ. Ну, это понятно: онъ хочетъ рѣшить всѣ жалобы разомъ, чтобъ оградить насъ отъ какихъ-либо обвиненій потомъ, не придавая имъ значенья.
Анжело. Пожалуй, такъ. Велите жъ объявить
Объ этомъ тотчасъ; — я пришлю за вами
Пораньше утромъ. Прикажите также
Дать знать всѣмъ, тѣмъ, которые должны,
Какъ слѣдуетъ, пойти ему навстрѣчу.
Эскалъ. Исполню все, — прощайте.
Анжело. Доброй ночи! (Уходшпъ Эскалъ)
Смущенъ совсѣмъ я глупымъ этимъ дѣломъ!
Лишился силы умъ! Осквернена
Честь дѣвушки, и кѣмъ же? Тѣмъ, кому
Судьба вручила именно оружье,
Чтобы карать подобныя дѣла!
Не будь ей стыдъ помѣхой, чтобъ открыто
Въ лицо мнѣ бросить жалобу — въ какую бъ
Попался я бѣду! А что, когда
Она рѣшится!.. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ: разсудокъ
Въ ней все же есть: — пойметъ она. что слишкомъ
Высоко я поставленъ для того,
Чтобъ очернить могли меня навѣты,
Не погубивъ самихъ клеветниковъ.
А братъ ея!.. Оставить можно было бъ
Его въ живыхъ, когда бъ я не боялся,
Что сгоряча, по молодости лѣтъ,
Затѣетъ мстить онъ въ будущемъ за милость,
Добытую позоромъ и стадомъ.
А все-таки, пожалуй, лучше было бъ
Его простить… О, я не знаю самъ,
Чего хочу! У тѣхъ, кто палъ — безслѣдно
Вѣдь меркнетъ смыслъ судить о томъ, что вредно!
Герцогъ. Отдашь ты эти письма мнѣ, когда
Придетъ пора. Профосу все извѣстно,
Равно какъ и тебѣ, а потому
Исполни все согласно наставленьямъ,
Какія мной даны. Преслѣдуй цѣль
Въ главнѣйшемъ лишь, а что до мелочей,
То ты поймешь и самъ, что надо сдѣлать,
Что пропустить. Отправишься сейчасъ
Ты къ Флавію, чтобъ сообщить ему,
Гдѣ я остановился. Знать должны
Равно о томъ Валенцій, Крассъ и Роуландъ.
Имъ надобно явиться съ трубачами
Къ воротамъ города. Но прежде ихъ
Придетъ пусть Флавій.
Мон. Петръ. Все исполню точно.
Герцогъ. Благодарю за скорый твой приходъ!
Иди за мной. Навѣрно скоро встрѣтятъ
Съ привѣтомъ насъ и прочіе друзья. (Уходятъ).
Изабелла. Не по душѣ мнѣ говорить притворно,
Когда не въ силахъ правды скрытъ языкъ!
Но обвинить въ лицо его досталось
На долю вамъ… Я покоряюсь волѣ
Того, кто такъ рѣшилъ. Сказалъ онъ, будто
Достигнемъ цѣли мы тогда вѣрнѣй 60).
Маріанна. Ему должны вы вѣрить.
Изабелла. Онъ сказалъ,
Чтобъ я была спокойна, если даже
Онъ поведетъ для вида рѣчь свою
И противъ насъ: — что это будетъ средствомъ,
Похожимъ на цѣлебное питье,
Чей горекъ вкусъ, но благотворна сила.
Маріанна. Пускай братъ Петръ…
Изабелла. Да вотъ и онъ.
Мон. Петръ. Идемте.
Я мѣсто вамъ нашелъ, гдѣ герцогъ долженъ
Замѣтить васъ навѣрно. Трубы дали
Ужъ дважды знакъ. Толпа знатнѣйшихъ гражданъ
Стоить и ждетъ у входа… Герцогъ близко;
Идемте же занять свои мѣста. (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
правитьГерцогъ (Анжело). Достойный брать, какъ радъ тебя я видѣть!
(Эскалу) Прими и ты привѣтъ, мой старый другъ.
Анжело и Эскалъ. Счастливымъ будь день вашего возврата!
Герцогъ. Сердечно вѣсъ благодарю обоихъ!
Дошли до насъ извѣстья, какъ вели вы
Безъ насъ дѣла; какъ правосудны были,
Рѣшая ихъ. Все это насъ приводитъ
Въ такой восторгъ, что мы не знаемъ даже,
Какой почтить достойной васъ наградой
Предъ всѣми здѣсь, помимо той, какая
Васъ ждетъ еще впередъ.
Анжело. Вы, государь,
Усугубить мою хотите ревность
На службѣ вамъ.
Герцогъ. О, эта ревность слишкомъ
Извѣстна всѣмъ, чтобъ промолчать рѣшился
О ней и я. Не въ сокровенномъ сердцѣ
Ей мѣсто — нѣтъ, — упрочиться должна
Она на твердомъ мраморѣ иль мѣди,
Чтобъ вѣчно жить въ сознаніи людскомъ.
Дай руку мнѣ: — пусть подданные видятъ,
Въ наружномъ этомъ знакѣ, какъ высоко
Цѣню въ душѣ твои заслуги я.
Эскалъ равно былъ твердой мнѣ опорой, —
А потому пускай войдетъ онъ также
Со мной объ руку въ городъ.
Мон. Петръ (выступая впередъ съ Изабеллой). Наше время
Теперь, пришло: возвысьте громче голосъ,
Склонивъ съ мольбой колѣни передъ нимъ.
Изабелла (падая на колтіи). Молю, молю тебя о правосудьѣ,
Великій, славный герцогъ! Удостой
Взглянуть на оскорбленную… хотѣла бъ,
Увы, сказать я — дѣвушку! — Не долженъ
Твой свѣтлый взоръ смотрѣть на что-нибудь,
Пока не разберешь и не обсудишь
Моей ты горькой жалобы 61). Ищу
Съ мольбою я лишь правды, правды, правды!..
Герцогъ. Скажи, кто оскорбилъ тебя? Когда
И гдѣ случилось это? Говори
Безъ лишнихъ словъ. Намѣстникъ мой Анжело
Исполнитъ все, что должно; — передай
Твой искъ ему.
Изабелла. О, благородный герцогъ!
Ты обратиться къ дьяволу велишь
Съ моею просьбой! — Выслушай, молю,
Меня сначала самъ! То, что услышишь
Ты отъ меня, должно навлечь мнѣ кару,
Когда я лгу, иль правое возмездье,
Коль скоро мнѣ повѣришь ты!.. Склони же
Ко мнѣ твой слухъ! Склони, склони, молю!..
Анжело. Я, государь, боюсь, что повредился
У ней отъ горя умъ. Она недавно
Ко мнѣ являлась съ просьбой, чтобъ прощенъ
Былъ братъ ея, чья казнь на этихъ дняхъ
Свершилась по закону.
Изабелла. По закону!..
Анжело. Немудрено, что отъ нея услышимъ
Мы дерзкую, заносчивую рѣчь.
Изабелла. Дерзка! Да, рѣчь дерзка, но справедлива!
Не дерзко ль въ самомъ дѣлѣ объявить,
Что виноватъ Анжело въ ложныхъ клятвахъ?
Что злой убійца онъ! что онъ развратникъ!
Что онъ въ душѣ коварный лицемѣръ!
Что опозорена безстыдно имъ,
Честь дѣвушки! Все это дерзко, дерзко!
Не правда ли?..
Герцогъ. Да, дерзко десять разъ.
Изабелла. Но въ то же время вѣрно! Вѣрно такъ же.
Какъ вѣрно то, что предъ тобой стоитъ
Анжело самъ. — О, правда будетъ правдой
Всегда во всемъ!
Герцогъ. Пусть уведутъ ее.
Несчастная, какъ вижу я, лишилась
Подъ гнетомъ горя разума.
Изабелла. О, герцогъ,
Тебя молю я! Коли вѣришь ты,
Что есть для насъ иная жизнь за гробомъ —
Не принимай слова мои за рѣчь
Помѣшанной! не почитай невѣрнымъ,
Что намъ такимъ лишь кажется. — Вѣдь ты
Способенъ допустить, что и послѣдній
Изъ низкихъ негодяевъ на землѣ
Порой намъ можетъ показаться также
Высокимъ, честнымъ, правымъ и святымъ,
Какъ и Анжело? Почему же не вѣришь
Ты и тому, что можетъ твой Анжело
Равно быть негодяемъ вопреки
Своимъ наружнымъ качествамъ и виду?
Повѣрь, достойный принцъ, что если онъ
На іоту лучше, чѣмъ изобразила
Его въ моихъ словахъ я, то возьму
Я ихъ назадъ 62); но хуже, хуже онъ
Во много разъ, чѣмъ я придумать даже
Могу позорныхъ словъ, чтобъ показать,
Какъ низокъ онъ!..
Герцогъ. Клянусь, когда она
Помѣшана (въ чемъ я не сомнѣваюсь),
То все жъ въ ея словахъ видны разумность
И связный смыслъ. Въ рѣчахъ безумныхъ я
Подобныхъ свойствъ не замѣчалъ.
Изабелла. О, добрый,
Достойный принцъ, не отрицай разсудка
Во мнѣ лишь потому, что заподозрѣть
Ты склоненъ ложь въ моихъ словахъ! Направить
Свой умъ, напротивъ, долженъ ты на то,
Чтобы узнать въ постыдномъ этомъ дѣлѣ
Всю истину и устранить неправду,
Принявшую видъ правды!
Герцогъ. Видѣлъ я
Не разъ людей, хоть и вполнѣ разумныхъ,
Но въ чьихъ рѣчахъ отсутствіе ума
Замѣтно было больше. — Что жъ ты просишь?
Изабелла. Я — Клавдіо сестра; онъ за развратъ
Былъ присужденъ Анжело въ смертной казни;
А я, живя тогда въ монастырѣ,
Пришла просить намѣстника за брата,
Чья просьба мнѣ была передана
Чрезъ Луціо.
Луціо. Да, да, черезъ меня.
Я, ваша свѣтлость, точно передалъ
Ей просьбу Клавдіо и надоумилъ
Пойти самой къ намѣстнику съ мольбою
За бѣдняка.
Изабелла. Да, это было такъ
Дѣйствительно.
Герцогъ (Луціо). Тебя болтать не просятъ.
Луціо. Такъ точно, ваша свѣтлость; но вѣдь также
Не просятъ и молчать.
Герцогъ. Ну, такъ теперь
Прошу объ этомъ я! — Не забывай,
Что очень скоро, можетъ-быть, придется
Тебѣ болтать за самого себя;
Такъ помолись найти слова въ то время.
Луціо. Могу увѣрить вашу свѣтлость — …
Герцогъ. Будь
Увѣренъ самъ въ себѣ; а то, что я
Сказалъ тебѣ, замѣть.
Изабелла. Онъ, государь,
Вамъ сообщилъ часть моего разсказа.
Луціо. Ну, вотъ: я правъ, какъ видите.
Герцогъ. Быть-можетъ,
Но лишь не въ томъ, что развязалъ не кстати
Опять языкъ… (Изабеллѣ). Ты можешь продолжать.
Изабелла. Я, государь, отправилась къ злодѣю
Намѣстнику.
Герцогъ. Опять сквозитъ безумье
Въ ея словахъ.
Изабелла. Простите; но слова
Ведутъ и въ дѣлу.
Герцогъ. Такъ скорѣе къ дѣлу.
Изабелла. Скажу я кратко. Пользы нѣтъ большой
Разсказывать, какъ тщетно на колѣняхъ
Молила я; какъ возражалъ онъ мнѣ;
Какіе вновь напрасно приводила
Я доводы (все это было бъ длинно), —
А потому, съ печалью горькой въ сердцѣ,
Перехожу я къ гнусному концу!
Онъ обѣщалъ изрѣчь прощенье брату
Лишь въ случаѣ, коль скоро я рѣшусь
Предать себя его презрѣнной страсти!..
Боролось долго сердце со стыдомъ
Въ моей душѣ, — но сердце одолѣло…
Я отдалась!.. И что жъ? Едва успѣлъ
Онъ утолить чудовищную прихоть,
Какъ полученъ былъ отъ него приказъ
Казнить въ тюрьмѣ немедля брата смертью!
Герцогъ. Какъ! — это вѣроятно все?
Изабелла. О, если бъ
Равнялась вѣроятность этихъ словъ
Съ ихъ истиной!
Герцогъ. Клянусь, ты иль не помнишь,
Что говоришь, иль кѣмъ-нибудь нарочно
Подкуплена, чтобъ бросить подозрѣнье
На честь Анжело. Слишкомъ высоко
Поставленъ онъ, чтобъ злая тѣнь навѣта
Могла его коснуться. Разсуди:
Ужель пришла бы мысль ему такъ строго
Преслѣдовать порокъ, въ которомъ онъ
Виновенъ самъ? Будь онъ преступенъ точно
Въ подобномъ дѣлѣ — неужели сталъ бы
Онъ осуждать за то на казнь другихъ?
Нѣтъ, вижу, ты подкуплена, и я
Строжайше требую, чтобъ ты сказала
Всю правду мнѣ, открывъ, кто далъ тебѣ
Совѣтъ явиться съ жалобой.
Изабелла. И это
Все то, чего достигла я!.. О, вы,
Благія силы Неба! Подкрѣпите
Меня въ моемъ терпѣньи и, когда
Признаете вы нужнымъ — сбросьте прочь
Покровъ фальшивой святости, какою
Облекся злой обманъ!.. Храни Господь
Васъ, государь, отъ горести, съ какою
Должна уйти я, не добившись вѣры
Въ мои слова!
Герцогъ. О, да! Ты, вижу я,
Уйти готова!.. Взять ее подъ стражу!
Ты думаешь позволимъ мы, чтобъ ядъ
Такой презрѣнной клеветы коснулся
Того, кто близокъ къ намъ? Тутъ безъ сомнѣнья
Коварный заговоръ. Отвѣть сейчасъ
Кто зналъ о томъ, что дерзко такъ явилась
Кто мнѣ ты съ просьбой?
Изабелла. Тотъ, кого желала бъ
Я видѣть здѣсь: — братъ Лудовико.
Герцогъ. Вѣрно,
Твой духовникъ? Кто съ нимъ изъ васъ знакомъ?
Луціо. Я, ваша свѣтлость: — предрянной монахъ!
Суетъ свой носъ вездѣ. Когда бы не былъ
Монахомъ онъ — Я съ нимъ бы посчитался
За кой-какія сплетни противъ васъ,
Какія онъ распространялъ пренагло,
Пока васъ не было.
Герцогъ. Ужель позорилъ
Онъ и меня?.. Хорошъ монахъ, должно-быть! —
И надо жъ было выдумать такую
Нелѣпѣйшую ложь!.. такъ натравить
Заблудшее созданье на особу
Намѣстника!.. Пусть приведутъ монаха.
Луціо. Я видѣлъ ихъ въ тюрьмѣ вчера обоихъ —
Монаха и ее. — Пренаглый плутъ!
Могу увѣрить васъ.
Мон. Петръ. (Подходя). Благослови
Господь васъ, государь!.. Я долго слушалъ,
Какъ васъ хитро хотятъ здѣсь обмануть,
Но знать должны вы правду. Вашъ намѣстникъ
Позорно оклеветанъ. Онъ, повѣрьте,
Виновенъ съ этой дѣвушкой въ грѣхѣ
Не больше, чѣмъ съ младенцемъ, не рожденнымъ
Еще на свѣтъ.
Герцогъ. Такъ думаю я самъ.
Скажи, ты знаешь брата Лудовико?
Мон. Петръ. Прекрасно знаю: онъ вполнѣ достойный
И честный человѣкъ. Соваться дерзко,
Куда не должно 63), какъ увѣрить васъ
Старался этотъ господинъ, не будетъ
Онъ никогда, и я вамъ поручусь
Что никогда не говорилъ дурного
Онъ и про васъ.
Луціо. И какъ еще!.. Предерзко.
Мон. Петръ. Вы такъ сказали? Хорошо! Онъ самъ,
Когда придетъ сюда, себя сумѣетъ,
Какъ должно, отстоять; но, по несчастью,
Теперь онъ боленъ. Я сюда явился
Съ тѣмъ именно, чтобъ по его желанью
Сказать все то, что знаетъ онъ объ этомъ
Прискорбномъ дѣлѣ. Онъ успѣлъ услышать,
Что на Анжело подаютъ доносъ,
И подтвердитъ, когда прикажутъ, клятвой,
Гдѣ въ этомъ дѣлѣ истина, гдѣ ложь.
Начну я съ этой женщины; — вы сами
Увидите, что я ее заставлю
Сознаться въ томъ, что дерзко оклеветанъ
Былъ ею этотъ честный человѣкъ.
Герцогъ. Послушаемъ, достойный братъ… Начните.
Что жъ не смѣешься ты, Анжело?.. Вотъ вѣдь
Какъ могутъ необдуманно попасться
Впросакъ глупцы!.. Пускай намъ подадутъ
Мѣста, чтобъ сѣсть… Я буду безпристрастенъ.
Тебя, Анжело, назначаю я
Судьей въ твоемъ же дѣдѣ. Разбери,
Его, какъ знаешь, самъ. (Увидя Маріанну). Ее, должно-быть,
Вы привели, святой отецъ, чтобъ дать
Предъ вами показанье… Пусть откроетъ
Она свое лицо.
Маріанна. Прошу прощенья,
Достойный принцъ, но я открыть лицо
Могу лишь въ случаѣ, когда прикажетъ
Мнѣ это мужъ.
Герцогъ. Ты замужемъ?
Маріанна. Нѣтъ, принцъ.
Герцогъ. Дѣвица, значитъ?
Маріанна. Нѣтъ.
Герцогъ. Ну, такъ вдова?
Маріанна. И не вдова.
Герцогъ. Такъ что же ты такое?
Ни замужемъ, ни дѣва, ни вдова!
Луціо. Должно-быть, изъ гуляющихъ, ваша свѣтлость. Изъ нихъ вѣдь многія ни жены, ни дѣвицы, ни вдовы.
Герцогъ. Велите замолчать ему. Желаю,
Чтобъ такъ же смѣло онъ болтать сумѣлъ
И за себя.
Луціо. Исполню, ваша свѣтлость!
Маріанна. Я, государь, должна вамъ повторить,
Что точно я не замужемъ, но также
Не дѣвушка. Мой мужъ извѣстенъ мнѣ;
Но, какъ жену, меня онъ не признаетъ 64).
Луціо. Былъ пьянъ, когда женился; — объяснить
Вопросъ нельзя иначе.
Герцогъ. Самъ напейся,
Чтобъ не болтать.
Луціо. Исполню, ваша свѣтлость!
Герцогъ. Такъ что жъ сказать ты можешь за Анжело?
Маріанна. Скажу сейчасъ. Когда предъ вами былъ
Анжело обвиненъ въ прелюбодѣйствѣ
Той женщиной, то оклеветанъ ею
Въ развратѣ былъ мой мужъ… Да, оклеветанъ,
Затѣмъ, что не она въ его объятьяхъ
Была, а я въ пылу счастливой страсти.
Анжело. А ты другихъ не обвиняешь въ томъ?
Маріанна. Другихъ не знаю.
Герцогъ. Нѣтъ?.. Но говорила
Ты что-то здѣсь о мужѣ.
Маріанна. Это я
Предъ всѣми повторю: мой мужъ — Анжело.
Онъ думалъ, что не зналъ своей жены,
А между тѣмъ, лаская Изабеллу
Въ своихъ мечтахъ — на дѣлѣ обнималъ
Свою жену.
Анжело. Ужъ это что-то странно.
Открой лицо.
Маріанна. Мужъ хочетъ — повинуюсь.
Взгляни въ лицо, жестокій, той, кому
Клялся когда-то ты, что наглядѣться
Не могъ ты на нее! Вотъ та рука,
Которая была по обѣщанью
Почти твоей, и я сама вѣдь та,
Кого ласкалъ со страстью ты въ бесѣдкѣ,
Обманутый мечтой, что держишь ты
Въ объятьяхъ Изабеллу.
Герцогъ (Анжело). Зналъ ли точно
Ты эту женщину?
Луціо. Слегка, на ощупь.
Герцогъ. Пришей языкъ.
Луціо. Исполню, ваша свѣтлость!
Анжело. И, государь, сознаюсь въ томъ, что точно
Былъ съ ней знакомъ тому назадъ пять лѣтъ,
И что вели мы даже рѣчь о бракѣ;
Но онъ не могъ устроиться отчасти
По спорамъ о приданомъ, а главнѣйше
Затѣмъ, что оказалось кое-что
Запятнаннымъ въ ея прошедшей жизни.
Съ тѣхъ поръ прошло пять лѣтъ, и я ни разу
Не только съ ней не говорилъ, но даже
Ни разу не видалъ ее и въ этомъ
Готовъ поклясться честью.
Маріанна (преклоняя колтш). Славный герцогъ!
Я подтверждаю вамъ: — какъ вѣрно то
Что свѣтъ нисходитъ съ неба, что слова
Родятся отъ дыханья, а добро
Навѣки слито съ правдой — такъ же вѣрно
И то, что я жена ему! Скрѣпленъ
Нашъ съ нимъ союзъ такою прочной клятвой,
Какую только могутъ произнесть
Слова людей!.. Въ прошедшій вторникъ, ночью,
Въ своей бесѣдкѣ, обнималъ меня
Онъ, какъ жену. Пусть навсегда останусь
Я преклоненной, какъ стою теперь,
И превращусь въ холодный, твердый мраморъ,
Когда я лгу!
Анжело. До этихъ поръ я только
Смѣялся, но терпѣнью моему
Пришелъ конецъ, и долженъ я просить
Дать волю правосудью. Эти двѣ
Безумныхъ женщины, конечно, только
Орудіе въ рукахъ кого-нибудь,
Кто ихъ умнѣй и ловко подготовилъ
Весь заговоръ. Прошу васъ, государь,
Позвольте мнѣ разслѣдовать все дѣло.
Герцогъ. Отъ всей души согласенъ; — можешь самъ
Придумать имъ какую хочешь кару.
(Петру). А ты, монахъ, равно какъ и твои
Сообщницы — (одна, что здѣсь стоитъ,
Другая жъ, уведенная подъ стражей) —
Ужель могли вы думать, что когда бы
Вы клятвами заставили сойти
Хоть всѣхъ святыхъ съ небесъ — я далъ бы вѣру
Презрѣнной вашей лжи на честь того,
Кто облеченъ такъ былъ моимъ довѣрьемъ?
Тебѣ, Эскалъ, я поручаю быть
Помощникомъ Анжело. Оба вы
Откроете, откуда зародилась
Сѣть этихъ гнусныхъ козней. Мнѣ сказали,
Что подстрекнулъ на это ихъ какой-то
Другой монахъ; — пусть приведутъ его.
Мон. Петръ. Я самъ желаю, государь, чтобъ этотъ
Монахъ былъ здѣсь. Онъ точно научилъ
Обѣихъ этихъ женщинъ обратиться
Къ вамъ съ жалобой… Профосъ вашъ знаетъ, гдѣ
Его найти.
Герцогъ (профосу). Ступай за нимъ сойчасъ же.
(Анжело). А ты, испытанный и честный братъ,
Кому всего желательнѣй, я знаю,
Добиться, чтобъ открылась въ этомъ дѣлѣ
Вся истина, — суди и дѣйствуй, какъ
Признаешь лучшимъ самъ; а я покамѣстъ
На время удалюсь. Не прерывайте жъ
Своихъ трудовъ, пока не будетъ вами
Открыто все и не получитъ кары
Достойной ложь.
Эскалъ. Исполнимъ, государь.
Прошу васъ подойти, синьоръ Луціо. Это вы, кажется, сказали, что отецъ Лудовико безчестный человѣкъ?
Луціо. Cucullus non fecit monachuxn 65). Онъ честенъ только своей одеждой; — что жъ до его словъ, то онъ отзывался о герцогѣ самымъ непристойнымъ образомъ.
Эскалъ. Мы просимъ васъ остаться здѣсь до его прихода и обличить при всѣхъ. Кажется, онъ точно порядочный негодяй.
Луціо. Величайшій!.. Могу васъ увѣрить. Другого такого не сыщите въ цѣлой Вѣнѣ.
Эскалъ. Пусть приведутъ также Изабеллу; намъ надо допросить и ее. (Анжело). Позвольте сдѣлать это мнѣ. Вы увидите, какъ я ее обработаю.
Луціо (въ сторону). Ужъ, вѣрно, не лучше, чѣмъ исполнилъ это, по ея собственному показанію, самъ почтенный намѣстникъ.
Эскалъ. Что вы сказали?
Луціо. Я?.. Ничего, синьоръ, ничего!.. Я замѣтилъ только, что лучше было бы вамъ допросить ее съ глазу на глазъ; а то публично она, пожалуй, удовлетворить васъ своимъ показаньемъ затруднится. (Возвращается Изабеллла подъ стражей).
Эскалъ. Я начну издалека, съ темныхъ намековъ.
Луціо. И прекрасно! Вѣдь женщины бываютъ откровенны именно въ потемкахъ.
Эскалъ (Изабеллѣ). Приблизьтесь, сударыня. Вотъ здѣсь стоитъ женщина, опровергшая всѣ ваши показанія.
Луціо. Смотрите, господинъ судья, смотрите: вотъ идетъ мошенникъ, о которомъ я вамъ говорилъ. Профосъ его отыскалъ.
Эскалъ. Дойдемъ и до него. Прошу только васъ не болтать съ нимъ до времени.
Луціо. Я нѣмъ.
Эскалъ (герцогу). Подойдите сюда. Правда ли, что вами данъ этимъ двумъ женщинамъ совѣтъ оклеветать намѣстника? Онѣ въ этомъ сознались.
Герцогъ. Это ложь.
Эскалъ. Что?.. Прошу васъ помнить, предъ кѣмъ вы стоите.
Герцогъ. Я уважать не хуже васъ умѣю
Законъ и власть; но облеченъ почетомъ
Бываетъ вѣдь и дьяволъ за его
Горящій тронъ. Гдѣ герцогъ? Отвѣчать
Я буду лишь ему.
Эскалъ. Онъ въ насъ, и ты
Отвѣтишь намъ! — отвѣтишь все, какъ должно.
Герцогъ. И смѣло вмѣстѣ съ тѣмъ.
Но вы! Ужель,
Несчастныя созданья, вамъ могло
Прійти на мысль, что возвратитъ лисица
Ягненка вамъ? Проститесь навсегда
Съ такой надеждой: — удалился герцогъ —
Исчезъ для васъ и справедливый судъ!
Неправъ и герцогъ самъ, такъ отклонивши
Рѣшенье вашей просьбы и отдавъ
Ее во власть того же негодяя,
Котораго пришли мы обвинить.
Луціо. Вотъ тотъ бездѣльникъ, про кого я вамъ.
Здѣсь говорилъ.
Эскалъ. Какъ! наглый клеветникъ,
Позорящій свой санъ! — не только ты
Сбилъ съ толку этихъ женщинъ, но забылся
Ужъ до того, что смѣешь обвинять
Намѣстника; клеймить его въ лицо
Подобнымъ именемъ; подозрѣваешь
Въ неправдѣ даже герцога! — Эй, взять
Его въ тюрьму. Мы вытянемъ тебѣ
На пыткѣ членъ за членомъ. — Каково?
Неправъ самъ герцогъ!
Герцогъ. Успокойте пылъ.
Не вытянетъ вашъ герцогъ мнѣ ни пальца,
Такъ точно, какъ не сдѣлаетъ того же
Онъ и себѣ. Ему я не подвластенъ.
Я даже не изъ здѣшнихъ. Я пріѣхалъ
Въ его владѣнья по своимъ дѣламъ
И получилъ возможность видѣть много,
Что здѣсь творится въ Вѣнѣ: какъ развратъ
Кипитъ ключомъ и льется черезъ край;
Какъ, несмотря на то, что есть законы.
Свободный путь находитъ зло вездѣ;
Законы же, какъ правила въ цирюльняхъ 66),
Прибиты лишь для смѣха на стѣнахъ.
Эскалъ. Ужъ это клевета на государство!
Эй, взять его въ тюрьму!
Анжело. Сказать хотѣлъ
Намъ что-то противъ этого монаха
И Луціо. — Признали ль вы, синьоръ,
Въ немъ то лицо?
Луціо. Еще бы не признать! Онъ самый! — Подойди-ка сюда, почтенный плѣшакъ. Скажи, знаешь ты меня?
Герцогъ. Припоминаю по голосу. Мы видѣлись въ тюрьмѣ во время отсутствія герцога.
Луціо. Такъ! А помнишь, что ты мнѣ тогда про герцога говорилъ?
Герцогъ. Какъ нельзя лучше.
Луціо. Такъ! — Значитъ, ты и теперь подтверждаешь, что герцогъ развратникъ, глупецъ, трусъ, словомъ — все, что говорилъ тогда?
Герцогъ. Чтобъ подтвердить это, мы должны помѣняться именами. Это вы все о немъ говорили, съ прибавкой многихъ вещей еще хуже.
Луціо. Ахъ, проклятый плутъ! Да знаешь ли ты, что я за такія слова оторву тебѣ носъ?
Герцогъ. Я подтверждаю, что люблю герцога, какъ самого себя.
Анжело. Слышите, какъ этотъ бездѣльникъ хочетъ -увильнуть отъ своихъ измѣнническихъ рѣчей?
Эскалъ. Съ такимъ негодяемъ не стоитъ разговаривать. Гдѣ профосъ? Пусть его сейчасъ же отправятъ въ тюрьму и тамъ покрѣпче закуютъ. Этихъ мерзавокъ захватите также вмѣстѣ съ ихъ другими сообщниками.
Герцогъ. Погодите немного.
Анжело. Какъ! Онъ вздумалъ сопротивляться? Луціо, помогите его взять.
Луціо. Иди, любезный, иди, не упирайся! Да для чего ты, плѣшивый бездѣльникъ, закуталъ свою голову? Покажи намъ твою плутовскую рожу, и пусть изгрызетъ ее оспа! Покажи, покажи, а затѣмъ повиси часокъ на висѣлицѣ. Не хочешь? Такъ я жъ тебя! (Срываетъ съ герцога капюшонъ).
Герцогъ. Вотъ первый случай, что наглецъ возвелъ
Въ санъ герцога. — Оставь, профосъ, въ покоѣ
Трехъ этихъ честныхъ.
Ты жъ, постой; останься:
Ты хочешь увильнуть; — монахъ съ тобой
Еще поговоритъ. Пускай возьмутъ
Его сейчасъ подъ стражу.
Луціо. Ай, ай, ай!
Пожалуй, пахнетъ хуже тутъ, чѣмъ петлей!
Герцогъ (Эскалу). Твои слова прощаю я; — садись!
(Анжело). А на твоемъ судейскомъ мѣстѣ сяду
Теперь ужъ я! — Ну, что жъ ты мнѣ отвѣтишь?
Найдется ль у тебя довольно словъ
И наглости, чтобы сказать въ защиту
Себѣ хоть что-нибудь? — Спѣши, подумай!
Все выскажи, затѣмъ, что если рѣчь
Начну я самъ — то лгать ужъ будетъ поздно.
Анжело. О, грозный повелитель, былъ бы я
Преступнѣе, чѣмъ само преступленье,
Въ какое впалъ, когда бъ почелъ возможнымъ
Скрыть что-нибудь! Какъ Божьимъ окомъ, вы
Прозрѣли все въ моей прошедшей жизни!
Прошу я объ одномъ васъ: не томите
Меня позоромъ! Пусть въ признаньи будетъ
Мой приговоръ. Ищу я скорой смерти,
Какъ милости.
Герцогъ. Приблизься, Маріанна.
(Анжело). Сказали мнѣ — ты былъ помолвленъ съ ней?
Анжело. Былъ, государь.
Герцогъ. Поди жъ и обвѣнчайся
Съ ней тотчасъ же. (Монаху Петру). Исполните обрядъ,
Святой отецъ, и возвратитесь съ ними
Сюда назадъ. — Сведи, профосъ, ихъ въ церковь.
Эскалъ. Я, государь, сраженъ его безчестьемъ
Не меньше, чѣмъ нежданносгью, съ какою
Случилось все.
Герцогъ. Приблизься, Изабелла.
Теперь ты видишь — бывшій твой монахъ
Сталъ герцогомъ; но, измѣнивъ одежду,
Не измѣнилъ онъ сердца своего
И потому останется, какъ прежде,
Ревнителемъ усерднымъ за твои
Права и честь.
Изабелла. Простите, государь,
Покорной вашей подданной, что дерзко
Она вамъ докучала такъ, не зная,
Что это вы.
Герцогъ. Прощаю, Изабелла!
Но ты должна, прелестное созданье,
Быть тоже снисходительной ко мнѣ.
Смерть брата, знаю я, тяжелымъ гнетомъ
Томитъ тебя. Ты спросишь, можетъ-быть,
Зачѣмъ же я, стараясь такъ усердно
Его спасти, не обнаружилъ власти,
Которую бы могъ предотвратить
Его конецъ? — О, милая, виновна
Во всемъ была печальная поспѣшность
Его несчастной казни. Я ее
Не могъ предугадать, и тѣмъ разрушенъ
Былъ весь мой планъ. — Но миръ ему! Насъ ждетъ
Иная жизнь на небѣ! Не страшна
Угроза ей ежеминутной смерти,
И эта жизнь счастливѣе земной!
Утѣшься жъ этой мыслью.
Изабелла. Постараюсь.
Герцогъ. А, вотъ нашъ новобрачный! — Грязный умыслъ
На честь твою, которую умѣла
Ты такъ прекрасно охранить, должна
Ему простить ты ради Маріанны.
Но такъ какъ онъ сугубо виноватъ
Тѣмъ, что казнилъ другого за проступокъ,
Въ которомъ грѣшенъ самъ, и, сверхъ того,
Коварно не исполнилъ обѣщанья,
Какое далъ: простить его — то этимъ
Онъ преградилъ дорогу милосердью
И для себя! — За Клавдіо — Анжело,
Отсрочка за отсрочку, спѣхъ за спѣхъ,
За смерть — такая жъ смерть, за мѣру — мѣра!
(Анжело). А потому, въ виду, что твой проступокъ
Настолько очевиденъ, что его
Нельзя и отрицать — я присуждаю,
Что ты умрешь подъ тѣмъ же топоромъ,
Какимъ казненъ былъ Клавдіо, и также
Безъ всякихъ проволочекъ. — Пусть ведутъ
Его на смерть.
Маріанна. О, государь, ужели
Вы посмѣялись только надо мной,
Давъ мужа мнѣ?
Герцогъ. Смѣялся надъ тобой
Не я, а онъ 67). Твой бракъ считалъ я нужнымъ,
Чтобъ оградить отъ нареканій свѣта
Тебя въ дальнѣйшей жизни, чѣмъ была бы
Навѣрно ты запятнана за твой
Внѣбрачный съ нимъ союзъ. Хотѣлъ я также
Тебѣ при этомъ обезпечить средства
Для жизни впредь. Имущество Анжело
Должно пойти въ казну, но я отдамъ
Его тебѣ, какъ вдовій твой участокъ,
Чтобъ могъ тебѣ сыскаться лучшій мужъ.
Маріанна. О, государь, мнѣ лучшаго не надо…
Герцогъ. Не возражай: — словамъ отмѣны нѣтъ.
Маріанна. Я васъ молю!..
Герцогъ. Теряешь трудъ. — Ведите
Его на казнь. — (Луціо) Ну, а теперь, синьоръ,
Займемся съ вами.
Маріанна (падая на колѣни). Государь!.. молю васъ.
О, Изабелла, выкажи участье
Ко мнѣ хоть ты!.. Склони твои колѣни… 68)
Всю жизнь мою клянусь я посвятить
Тебѣ за доброту твою!
Герцогъ. Мольба
Твоя безумна: можетъ ли, подумай,
Она просить объ этомъ? Братній духъ
Расторгнулъ бы тогда въ негодованьи
Могильный сводъ и удалилъ бы силой
Ее отсюда прочь.
Маріанна. О, Изабелла!..
Молю тебя, склони твои колѣни…
Не нужно словъ — сложи съ мольбой лишь руки!
Скажу все я! — Вѣдь каждый человѣкъ,
Мы знаемъ, сотканъ весь изъ недостатковъ;
Но, сдѣлавъ разъ дурное, можетъ онъ
Исправиться и стать впередъ хорошимъ;
Такъ отчего жъ не можетъ оказаться
Такимъ мой мужъ? — Ужель ты, Изабелла,
Откажешь мнѣ?
Герцогъ. Онъ долженъ умереть
За Клавдіо.
Изабелла (преклоняя колтми). Достойный, государь!
Прошу, взгляните на того, кто вами
Приговоренъ, какъ будто бъ братъ мой былъ
Еще въ живыхъ! Готова вѣрить я,
Что жилъ онъ честной, праведною жизнью,
Пока меня не зналъ. Когда жъ слова
Мои вѣрны — то отмѣните строгій
Вашъ приговоръ. Мой братъ въ своемъ проступкѣ
Былъ точно виноватъ и искупилъ
Свою вину законно; но Анжело
Виновенъ только въ умыслѣ, который
Исполненъ не былъ — такъ пускай исчезнетъ
О немъ и память! Мысли не дѣла,
Намѣренья жъ не болѣе, какъ мысли!
Маріанна. Не болѣе…
Герцогъ. Напрасны просьбы; — встаньте.
Я кстати долженъ разъяснить еще
Одно дурное дѣло. Какъ случиться
Могло, профосъ, что Клавдіо казненъ
До времени?
Профосъ. Я получилъ особый
На то приказъ.
Герцогъ. Какъ должно? Предписаньемъ?
Профосъ. Нѣтъ, государь, простымъ письмомъ.
Герцогъ. За это
Лишёнъ твоей ты должности. Отдай
Ключи тюрьмы.
Профосъ. Простите, государь.
Я самъ, признаюсь вамъ, считалъ неправымъ
Такой приказъ и колебался, должно ль
Его исполнить. Доказать могу
Я это тѣмъ, что изъ двоихъ, кого
Я долженъ былъ казнить, одинъ остался
Еще въ живыхъ.
Герцогъ. Кто жъ это?
Профосъ. Бернардинъ.
Герцогъ. Жалѣю я, что ты того жъ не сдѣлалъ
Для Клавдіо. — Пусть приведутъ его. (Уходитъ профосъ).
Эскалъ (Анжело). Какъ горько мнѣ, Анжело, что такой
Разумный человѣкъ, какимъ казались
Вы мнѣ всегда — могъ грубо такъ забыть
И здравый смыслъ и должное умѣнье
Владѣть собой.
Анжело. А мнѣ еще прискорбнѣй,
Что этимъ я надѣлалъ столько зла.
Я каюсь такъ глубоко, что и смерть
Желаннѣй мнѣ, чѣмъ жизнь. Моя судьба
Заслужена, и я ей покоряюсь.
Герцогъ. Кто Бернардинъ?
Профосъ. Вотъ, государь.
Герцогъ. Я помню,
Мнѣ говорилъ объ этомъ человѣкѣ
Одинъ монахъ. — (Бернардину) Сказали мнѣ, что ты
Великій негодяй и цѣнишь въ жизни
Одни ея земныя лишь приманки
И помыслы 69). Ты осужденъ, но я
Тебѣ прощаю прежніе проступки,
Когда за эту милость дашь ты слово
Себя исправить въ будущемъ. (Монаху Петру) Возьмитесь,
Святой отецъ, его руководить
(Указывая на Клавдіо). Но кто еще стоитъ здѣсь, вижу я,
Закутанный?
Профосъ. Другой преступникъ; — онъ
Избавленъ былъ отъ смерти въ ту минуту,
Когда казненъ былъ Клавдіо. Взгляните
На сходство ихъ другъ съ другомъ.
Герцогъ (Изабеллѣ) Если точно
Похожъ онъ такъ на брата твоего,
То я его прощаю! — Дай мнѣ руку,
Прелестное созданье! — Хочешь стать
Моей навѣкъ? — скажи лишь только слово,
И назову я брата твоего
Равно моимъ. — Мы, впрочемъ, рѣчь объ этомъ
Отложимъ до поры. — Анжело взглядъ
Сверкнулъ, я вижу, радостью: почуялъ
Онъ милость и себѣ. Судьба свела
Игру съ нимъ снисходительно, пославши
Ему добро за зло 70). Смотри жъ, всѣмъ сердцемъ
Люби жену: — она не меньше стоитъ,
Чѣмъ стоишь ты. — Расположенъ теперь
Прощать я всѣхъ; но есть одинъ безпутникъ,
Котораго простить я не могу
Уже никакъ. — (Луціо) Поди сюда — Скажи,
Съ чего ты вздумалъ называть меня
Развратникомъ, глупцомъ и негодяемъ?
Чѣмъ заслужить я могъ наборъ подобныхъ
Хвалебныхъ словъ?
Луціо. Простите, ваша свѣтлость! Могу увѣрить, что я все это говорилъ только по современной модѣ на такого рода рѣчи. Если вамъ угодно будетъ меня повѣсить, то ваша на это воля, но я предложилъ бы: не соблаговолите ли вы лучше велѣть меня выпороть?
Герцогъ. Повѣсить, выпоровъ! Вели профосъ
Публично объявить, что если въ Вѣнѣ
Есть женщина, обиженная этимъ
Безпутникомъ (а онъ мнѣ клялся самъ,
Что у одной есть отъ него ребенокъ),
То пусть она придетъ, и мы тогда
Немедля обвѣнчаемъ ихъ; а тамъ
Пускай его повѣсятъ, угостивъ
Сперва хорошей поркой.
Луціо. Умоляю вашу свѣтлость, не жените меня на потаскушкѣ! Вы сами изволили сказать, что я возвелъ васъ въ санъ герцога. Будьте жъ милостивы и не награждайте меня за то чиномъ рогоносца!
Герцогъ. Клянусь моею честью, что на ней
Ты женишься! — Что до вранья, въ которомъ
Попался ты — то я тебѣ его
Ужъ, такъ и быть, прощу, освободивъ
И отъ другихъ наложенныхъ взысканій.
Что жъ до женитьбы, то исполнятъ это
Въ тюрьмѣ сейчасъ.
Луціо. Жениться на потаскушкѣ! Ваша свѣтлость! Да вѣдь это хуже, чѣмъ быть выпоротымъ, задушеннымъ и повѣшеннымъ разомъ.
Герцогъ. Та клевета, какую ты возвелъ
На герцога — достойна этой кары. —
Ты, Клавдіо, возстановить обязанъ
Честь женщины, которую увлекъ
Съ собою въ грѣхъ. — Желаю Маріаннѣ
Счастливыхъ много дней! — Люби, Анжело,
Ее всегда. Мнѣ хорошо извѣстна
Ея душа, какъ бывшему ея
Духовнику — Спасибо, другъ Эскалъ,
За то, что былъ ты добрымъ мнѣ слугою!
Найду я, чѣмъ тебя вознаградить
За это впредь. — Благодарю равно,
Профосъ, тебя за трудъ и за умѣнье
Хранить секретъ. Тебя назначу я
На должность выше. — Извини, Анжело,
За то, что вмѣсто Клавдіо тебѣ
Онъ голову отправилъ Рагозина.
Подобный грѣхъ прощаетъ самъ себя. —
Теперь съ тобой два слова, Изабелла:
Отвѣть сердечно мнѣ на мой вопросъ:
Даешь ли ты отъ всей души согласье
Твое съ моимъ связать навѣки счастье?
Теперь за мной идемте во дворецъ,
Гдѣ дѣла вы узнаете конецъ.
ПРИМѢЧАНІЯ.
править1. Нѣкоторыя изъ собственныхъ именъ дѣйствующихъ лицъ этой пьесы имѣютъ нарицательное значеніе. Такъ, констэбль Elbow, значитъ — локоть; дурачокъ Froth — пѣна; сводня Over-done — разбитая или, точнѣе — перевернутая (въ смыслѣ никуда не годной дряни). Буквальный переводъ этихъ именъ не имѣлъ бы смысла, а потому они названы въ переводѣ такими русскими словами, которыя имѣютъ значеніе, подходящее къ смыслу подлинника. Elbow — Колотушка, Froth — Слякоть, а Over-done — Кляча. Слово Elbow употребляется въ англійскомъ языкѣ иносказательно, въ смыслѣ мѣшающаго или сующагося куда не спрашиваютъ предмета. Такъ, «въ королѣ Лирѣ» есть выраженіе: «his shame elbows him», т.-е. стыдъ толкаетъ его локтемъ. Нѣкоторыя тому подобныя имена встрѣчаются и далѣе, о чемъ сказано въ прим. 58.
2. Въ подлинникѣ выраженіе: «we have witk special soul elected him», т.-е. я избралъ его спеціальной душой (въ смыслѣ: глубоко обсудивъ вопросъ въ моей душѣ).
3. Въ подлинникѣ сказано: but I do beut my speech to one, that can my part in him advertise", т.-е. буквально: зачѣмъ мнѣ говорить съ тѣмъ, кто можетъ вмѣстить часть меня въ себѣ (въ смыслѣ: можетъ говорить то же самое).
4. Это довольно смѣлая метафора, въ которой герцогъ вмѣсто выраженія: обдуманный выборъ — называетъ его перебродившимъ, передана буквально. Вотъ текстъ подлинника: «we have with leaven’d and prepared choice proceeded to you», т.-е. я перебродившимъ и готовымъ выборомъ остановился на тебѣ.
5. Здѣсь намекъ на молитву, составленную въ 1564 году по повелѣнію королевы Елисаветы. Вотъ ея текстъ: Deus servet Ecclesiam, Begem vel Beginam custodiat; consiliarios eius regat. Populum Universum tueatur et pacem nobis donet perpetuam, т.-е. да защититъ Богъ церковь, да спасетъ короля или королеву, да наставитъ ихъ совѣтниковъ, да охранитъ весь народъ и да даруетъ намъ вѣчный миръ.
6. Въ подлинникѣ мысль выражена иначе: there went but а pair of sheers between us", т.-е. буквально: между нами и тобой прошла одна пара ножницъ.
7. Въ этомъ монологѣ намекъ на сифилисъ, который назывался въ то время французской болѣзнью. Преждевременное выпаденіе волосъ было однимъ изъ его послѣдствій.
8. Луціо продолжаетъ острить въ томъ же тонѣ: онъ не хочетъ пить изъ одного стакана съ дворяниномъ во избѣжаніе заразы.
9. Въ подлинникѣ Луціо называетъ сводню — «madame Mitigation», т.-е. буквально: госпожа смягченіе или снисходительность.
10. Въ подлинникѣ игра значеніемъ словъ: crown — крона (монета) и ecown — плѣшь (см. прим. 7).
11. Потогонныя лѣченія противъ сифилиса длились долгое время и потому, заставивъ сидѣть дома, лишали возможности посѣщать увеселительныя заведенія.
12. Въ подлинникѣ пословица, имѣющая тотъ же смыслъ: «good connsellors lack not clients», т.-е. хорошіе адвокаты не будутъ лишены кліентовъ.
13. Въ Шекспирово время бракъ считался законнымъ до церковнаго обряда, если было сдѣлано формальное оглашеніе. Объ этомъ упоминается даже въ біографіи самого Шекспира, чья старшая дочь родилась спустя всего пять мѣсяцевъ послѣ вѣнчанія своихъ родителей.
14. При игрѣ въ триктракъ надо было попадать шарикомъ въ отверстія, пробитыя въ доскѣ.
15. Изъ этой рѣчи герцога можно заключить, что онъ и монахъ входятъ, продолжая начатый разговоръ, при чемъ монахъ выразилъ мнѣніе, что герцогъ, вѣроятно, ищетъ пристанища въ монастырѣ вслѣдствіе несчастной любви.
16. Въ подлинникѣ Изабелла говоритъ: «make me not your story», т.-е. буквально: не разсказывайте мнѣ вашихъ сказокъ. Колльеръ въ своемъ изданіи, исправленномъ по найденному имъ старому экземпляру (in folio), ставитъ вмѣсто слова storу — scorn, и тогда смыслъ словъ Изабеллы будетъ: не оскорбляйте меня. Едва ли эта поправка улучшаетъ текстъ. Въ то время разговоръ съ дѣвицами о подобныхъ предметахъ вовсе не считался оскорбительнымъ, и Изабелла сама, въ дальнѣйшихъ словахъ, очень спокойно распространяется о томъ же предметѣ.
17. Въ подлинникѣ сказано просто: «t’is my familiar sin with maids to seem the lapwing», т.-е. буквально: мой грѣхъ въ томъ, что я съ дѣвицами разыгрываю кулика. — Куликъ, когда опасность грозила его гнѣзду, нарочно отлеталъ дальше и начиналъ кричать, чтобъ отвлечь вниманье охотника. Луціо хочетъ сказать, что вздоръ, который онъ болтаетъ, точно также далекъ отъ того, что онъ думаетъ. Буквальный переводъ безъ распространенія и разъясненія потерялъ бы всякій смыслъ.
18. Весь комизмъ этой сцены основанъ на томъ, что дѣйствующія лица, по глупости, перевираютъ безпрестанно слова. Такъ, полицейскій Колотушка называетъ себя — «pour duke’s constable», т.-е., констэбль бѣднаго герцога, вмѣсто — «the duke’s pour constable», т.-е. бѣдный герцогскій констэбль. Далѣе говоритъ вмѣсто — «malefactors» — злодѣи, «benefactors», т.-е. добродѣтельные люди и т. п. Буквальный переводъ былъ бы положительно безсмысленъ, да и вообще вся эта довольно пошлая сцена (уже по одной своей чрезмѣрной длиннотѣ) заставляетъ сомнѣваться, точно ли она принадлежитъ перу Шекспира. Очень можетъ быть, что непрошенные передѣлыватели прибавили многое изъ угожденія вкусу тогдашней публики. Комическій пріемъ перевиранья словъ, впрочемъ, встрѣчается у Шекспира во многихъ пьесахъ.
19. Въ подлинникѣ каламбуръ основанъ на имени полицейскаго Elbow — локоть. Клоунъ говорить, что онъ не можетъ продолжатъ рѣчь, потому что у него прорванъ рукавъ на локтѣ.
20. Въ подлинникѣ Колотушка говоритъ о своей женѣ: «whom I detest», т.-е. которую я ненавижу, вмѣсто — «attest», т.-е., за которую ручаюсь.
21. Въ подлинникѣ игра словами «respected» уважительный и «suspectod» — подозрительный.
22. Вмѣсто Каннибалъ.
23. Въ подлинникѣ этотъ смыслъ реплики Эскала выраженъ нѣсколько иначе и не совсѣмъ ясно, а именно: «if he took you а box o’th’ear, you might have your action of slander too», т.-е., если онъ ударить тебя по уху, то ты можешь жаловаться на него и за клевету. — Этими словами онъ смѣется надъ намѣреніемъ Колотушки жаловаться за оскорбленіе дѣйствіемъ, тогда какъ клоунъ только оклеветалъ его жену.
24. Въ этихъ словахъ Эскала насмѣшка надъ тогдашней модой носить панталоны, безобразно набитые ватой въ верхней части, что мѣшало носившимъ такой костюмъ сидѣть.
25. Въ подлинникѣ слово «sects», т.-е. званіе. Нѣкоторые издатели замѣняютъ его словомъ «sex» — подъ. Тогда смыслъ будетъ: оба пола.
26. Въ подлинникѣ: «mine were the very cipher of а fonction», т.-е. я былъ бы только пустой цифрой. Смыслъ тотъ, что если бы, по словамъ Изабеллы, стали осуждать проступки, не наказывая виновныхъ, то должность судей свелась бы на пустую формальность.
27. Выраженіе это переведено буквально: «there’s the vein».
28. Въ подлинникѣ: «like man new made», т.-е. буквально: какъ вновь сдѣланнаго человѣка. Выраженіе «new man» можно понять двояко: «вновь рожденный», т.-е. младенецъ и «новый человѣкъ», т.-е. измѣнившійся. Въ редакціи перевода принятъ первый смыслъ.
29. Намекъ на то, что тогдашніе колдуны и предвѣщатели предсказывали будущее, смотря въ волшебное зеркало.
30. Въ подлинникѣ: «his glassy essence», т.-е. буквально: свою стеклянную сущность, въ смыслѣ хрупкой или непрочной.
31. Нельзя не замѣтить, что этотъ монологъ Изабеллы, совершенно ясный самъ по себѣ, не совсѣмъ вяжется съ ея предыдущими мыслями, когда она говоритъ о ничтожествѣ людей и о томъ, что они не имѣютъ права гордиться и злоупотреблять своей властью. То же самое должно замѣтить и о слѣдующихъ ея словахъ. Съ нѣкоторой натяжкой можно предположить, что въ обоихъ этихъ монологахъ она подъ именемъ высшихъ и подъ словомъ: полководецъ подразумѣваетъ не людей, а болѣе высшія существа, и этимъ связываетъ свою мысль съ предыдущей, когда говоритъ о людскомъ ничтожествѣ.
32. Въ подлинникѣ: «love» — любовь. Ганмеръ предложилъ поправку: «law», т.-е. законъ. Въ редакціи перевода принято это выраженіе, такъ какъ слово любовь дѣйствительно здѣсь неумѣстно.
33. Въ подлинникѣ: «anchors on Isabel», т.-е. буквально: прицѣпляются къ Изабеллѣ, какъ якорь.
34. Въ подлинникѣ просто сказано: «blood, thon art blood», т.-е. кровь всегда кровь. Словами этими Анжело хочетъ сказать, что если внѣшностью можно обмануть кого угодно, то съ желаньями собственной крови никто не въ состояніи справиться.
35. Анжело этой рѣчью намекаетъ на свое желанье, чтобъ Изабелла пожертвовала для спасенья Клавдіо своей честью, а она, въ отвѣтной рѣчи, понимаетъ его слова въ томъ смыслѣ, что онъ считаетъ грѣхомъ его простить, и спрашиваетъ, выкупитъ ли доброе дѣло милости этотъ грѣхъ.
36. Весь этотъ монологъ Анжело и всѣ сравненія, какія онъ дѣлаетъ, явно имѣютъ смыслъ, какой заключенъ въ приведенной русской пословицѣ, а потому я позволилъ себѣ добавить ею его рѣчь, чтобъ рельефнѣе выразить смыслъ всего монолога.
37. Буквальный смыслъ подлинника здѣсь не совсѣмъ ясенъ. Анжело въ предыдущей репликѣ говоритъ: «women are frail too», т.-е. женщины слабы (или, вѣрнѣе, хрупки) тоже. А Изабелла отвѣчаетъ: Ay, as the glasses where they view themselves", т.-е. буквально: да, какъ зеркала, въ которыхъ онѣ (they) видятъ себя. — Если подъ словомъ they (онѣ) понять смыслъ: женщины, то сравненіе женщинъ съ зеркалами не имѣло бы смысла; если жъ подставить слово — мужчина (какъ я допустилъ это въ редакціи моего перевода), то метафора получаетъ гораздо болѣе ясное значеніе.
38. Въ подлинникѣ: «by putting on the destin’d livery», т.-е. облекшись въ предназначенную вамъ ливрею.
39. Здѣсь одно изъ тѣхъ неистовыхъ Шекспировыхъ выраженій, которыя невозможны для буквальнаго поэтическаго перевода. Изабелла говоритъ, что она будетъ кричать — «with an outstretch’d throat», т.-е., съ горломъ, вывернутымъ наизнанку. Выраженіе это похоже на опредѣленіе клятвы въ драмѣ Генриха IV: «А mouthfillmg oath», т.-е. клятва, наполняющая весь ротъ.
40. По медицинскимъ понятіямъ того времени, фазамъ луны приписывали вліяніе на болѣзни.
41. Слово: синьоръ нѣсколько разъ встрѣчается въ этой пьесѣ, изъ чего можно заключить, что авторъ предполагалъ дѣйствіе происходящимъ въ Италіи; а между тѣмъ въ текстѣ пьесы прямое указаніе, что оно происходитъ въ Вѣнѣ. Вѣроятно, это одинъ изъ мелочныхъ недосмотровъ Шекспира. Можно однако замѣтить, что, какъ по общему тону всей пьесы, такъ равно и по характерамъ липъ, мѣсто дѣйствія подходило бы къ Италіи больше. На это намекаютъ и имена лицъ, имѣющія итальянскія окончанія: Клавдіо, Анжело, Луціо и др. Точно также Пушкинъ въ свой передѣлкѣ драмы въ поэму «Анжело» начинаетъ стихами: «Въ одномъ изъ городовъ Италіи счастливой когда-то властвовалъ предобрый старый Дукъ».
42. Въ подлинникѣ здѣсь неудобное выраженіе для того тона, въ какомъ ведется разговоръ. Изабелла говоритъ, что Анжело совлечетъ съ Клавдіо одежду чести и — «leave yon naked», т.-е. оставить его голымъ.
43. Здѣсь одна изъ самыхъ удачныхъ поправокъ текста, какія сдѣлалъ въ своемъ изданіи Колльеръ. Въ первомъ in folio напечатано — «prenzie guards» — что совершенная безсмыслица, такъ какъ въ англійскомъ языкѣ слово prenzie не существуетъ. Въ позднѣйшихъ изданіяхъ напечатано «princely guards», т.-е. княжеская стража, что тоже не имѣло смысла. Колльеръ поправилъ — «priestly garb», т.-е. священная одежда, и тогда отвѣтъ Изабеллы, что не самъ Анжело святъ, но только прячется подъ святой одеждой, становится совершенно понятенъ.
44. Картины Дантова ада явно сквозятъ въ этомъ монологѣ Клавдіо.
45. Здѣсь совершенно непереводимая игра значеніемъ слова «bastard». Въ подлинникѣ сказано: «we shall have all thy world drink brown and white bastard», т.-е. мы увидѣли бы весь міръ распивающимъ темный и бѣлый бастардъ. Такъ назывался одинъ сортъ густого испанскаго вина; но bastard въ то же время значитъ незаконнорожденный. Слова клоуна можно понять, что весь міръ сталъ бы пьянъ или сдѣлался незаконнорожденнымъ.
46. Смыслъ этого монолога клоуна тотъ, что преслѣдуемому закономъ сводничеству, какъ самому веселому промыслу, онъ противополагаетъ не менѣе предосудительное ростовщичество, которымъ свободно занимались даже именитые граждане, щеголявшіе въ подбитыхъ мѣхомъ мантіяхъ.
47. Буквальный переводъ этой мысли былъ бы несогласенъ съ духомъ разговорнаго русскаго языка. Вотъ текстъ подлинника: «is he a whoremonger and comes before him, he were as good а mile on his errand», т.-е. буквально: если онъ торгуетъ развратными женщинами и покажется передъ нимъ (намѣстникомъ), то лучше было бъ ему убѣжать для какого-нибудь дѣла за милю.
48. Статуя Пигмаліона была обращена его страстной любовью въ женщину. Луціо намекаетъ, что клоунъ своимъ сводническимъ ремесломъ также превращалъ невинныхъ дѣвушекъ въ женщинъ.
49. При тогдашнемъ потогонномъ лѣченіи отъ сифилиса бочки употреблялись, какъ ванны.
50. Въ подлинникѣ: «а sea-maid spawn’d him». — Sea maid — значитъ сирена, а spawn — метать икру. Слово сирена, очень обыкновенное въ то время, когда миѳологическія имена безпрестанно употреблялись въ разговорномъ языкѣ, звучало бы крайне неумѣстно въ грубой уличной болтовнѣ, какою представляется вся эта сцена, а потому въ редакціи перевода употреблено другое выраженіе, имѣющее тотъ же смыслъ.
51. Эта пѣсня, съ небольшими измѣненіями, помѣщена въ трагедіи Флетчера: «Кровавый братъ». — Вотъ буквальный переводъ подлинника: «Прочь, прочь эти губы, обманувшія меня сладкими рѣчами! Прочь и эти глаза, обманувшіе своимъ блескомъ утро, принявшее ихъ за свѣтъ зари. Но возврати мнѣ поцѣлуи, эти печати любви, не могшія ее запечатать».
52. Смыслъ этой фразы довольно теменъ. Въ подлинникѣ сказано: «though music oft hath such а charm, to make bad good and good provoke to harm». — Буквальный переводъ будетъ: хотя музыка имѣетъ такую чародѣйную силу, что дѣлаетъ дурное хорошимъ, а хорошее побуждаетъ къ дурному. Чѣмъ музыка можетъ побуждать къ дурному, въ текстѣ не объяснено.
53. Смыслъ этой фразы въ подлинникѣ выраженъ довольно неясно. Герцогъ говоритъ: «are there no other tokens between you greed conceming her observance?», т.-е. буквально: Не было ли между вами другихъ разговоровъ относительно ея поведенія (т.-е. какъ она должна себя держать). Слово: ея (her) относится къ Маріаннѣ. Въ переводѣ смыслъ нѣсколько распространенъ для ясности.
54. Здѣсь совершенно непереводимая игра значеніемъ слова «favour», которое означаетъ милость и физіономія. Клоунъ называетъ Абхорсона — «your good favonr», т.-е., ваша добрая милость, и прибавляетъ, что favour (физіономія) у него безъ сомнѣнія хороша, несмотря на видъ висѣльника.
55. Этотъ монологъ клоуна переведенъ буквально. Его совершенная безсмысленность и отсутствіе всякой связи съ предыдущимъ разговоромъ не были объяснены ни однимъ комментаторомъ. Всего вѣрнѣе предположить, что въ монологѣ этомъ намеки на какія-нибудь тогдашнія пословицы, смыслъ которыхъ потерянъ.
56. Въ Англіи существовалъ обычай, что палачъ передъ совершеніемъ казни просилъ у приговореннаго прощенія.
57. Герцогъ, ожидая Изабеллу, говоритъ постоянно во множественномъ числѣ: «придутъ, явились». — Смыслъ, вѣроятно, тотъ, что вмѣстѣ съ Изабеллой онъ ожидаетъ приказа о помилованіи Клавдіо.
58. Весь этотъ монологъ клоуна, вѣроятно, наполненъ намеками на тогдашнихъ извѣстныхъ кутилъ, съ намѣреннымъ искаженіемъ ихъ именъ. Вотъ имена подлинника, которыя я, по возможности, старался приноровить къ ихъ грамматическому смыслу. Bash — Торопышка, Caper — Прыгунчикъ, Dizzy — Олухъ, Deepvow — Горлодеръ, Copper-spur — Мѣдюшка, Starke-lackey — Голодуха, Drop-heir — Плѣшакъ, Forthright — Бей въ зубы, Shoe-tie — Подметка, Half-can — Жбанъ, Pots — Косушка.
59. Въ подлинникѣ здѣсь довольно натянутое выраженіе, основанное на созвучіи словъ: расе — пойти и path — путь. Герцогъ говоритъ: «if you can расе your wisdom in that good path, that I would wish it go», т.-е. если ты можешь пойти умомъ по тому пути, по которому я желаю, чтобъ онъ пошелъ.
60. Этотъ монологъ Изабеллы относится до условій, которыя монахъ Петръ, по приказанію герцога, поставилъ ей для подачи жалобы на Анжело, при чемъ Маріаннѣ предоставлено обличить его первой. Изъ дальнѣйшаго хода дѣйствія видно однако, что Шекспиръ не исполнилъ этого намѣренія, и что въ 1-й сценѣ 5-го дѣйствія, при встрѣчѣ герцога, Изабелла жалуется на Анжело раньше Маріанны.
61. Въ подлинникѣ эта мысль выражена не довольно ясно однимъ словомъ: dishonour not your eyes", т.-е. не безчесть своихъ глазъ, глядя на что-нибудь другое.
62. Смыслъ подлинника этой фразы Изабеллы довольно теменъ по своей сжатости: «if he be less, he’s nothing», т.-е. буквально: если онъ (Анжело) меньше (противъ того, что сказано), то онъ ничто. Я распространилъ въ переводѣ этотъ смыслъ согласно тому, какъ мнѣ кажется его слѣдуетъ понимать.
63. Въ подлинникѣ выраженіе: — «а temporary meddler», т.-е. свѣтскій посредникъ. Этимъ монахъ хочетъ именно сказать, что Лудовико, какъ духовное лицо, не вмѣшивается не въ свои (т.-е. свѣтскія) дѣла.
64. Этотъ отвѣтъ Маріанны основанъ на двойномъ значеніи слова: «know» — «кого-нибудь знать» и «познать» (въ библейскомъ смыслѣ) жену.
65. Клобукъ не дѣлаетъ монахомъ.
66. Цырюльни были въ то время мѣстомъ сборищъ и разговоровъ, при чемъ происходили нерѣдко скандалы. Для предупрежденія такого рода безпорядковъ на стѣнахъ вывѣшивались объявленія, какъ публика должна была себя вести; но на это мало обращалось вниманія.
67. Въ подлинникѣ здѣсь довольно неясный оборотъ. Буквально Маріанна говоритъ: «ужели вы посмѣялись надо мной мужемъ?» (with а husband), а герцогъ отвѣчаетъ: — «твой мужъ посмѣялся надъ тобою мужемъ» (with а husband). Смыслъ, безъ сомнѣнія, тотъ, который переданъ въ редакціи перевода.
68. Въ подлинникѣ неудобное для перевода выраженіе: «lend me your knees», т.-е. ссуди меня твоими колѣнами (въ смыслѣ: преклонись вмѣстѣ со мной).
69. Буквальный переводъ этой фразы былъ бы неясенъ. Вотъ текстъ подлинника: «thou apprehends no further than this world and squarts thy life according», т.-е. буквально: ты признаешь только этотъ (земной) міръ и согласно съ этимъ устраиваешь свою жизнь.
70. Въ подлинникѣ эта мысль выражена довольно темно. Герцогъ, обращаясь къ Анжело, говоритъ: «your evil quits you well», т.-е. буквально: твое зло (въ смыслѣ зло, тобой сдѣланное) поквиталось съ тобой хорошо.