Одинъ венгерскій графъ — краса степей суровыхъ,
Тотъ самый, что носилъ два перстня бирюзовыхъ
И въ битвѣ съ Турціей меча не обагрялъ —
Богатства ленныя безумно расточалъ.
Однажды, говорятъ (онъ былъ на то не промахъ), —
Графъ задалъ чудный пиръ въ наслѣдственныхъ хоромахъ
И вышелъ къ данникамъ почтительнымъ своимъ
Въ кафтанѣ бархатномъ, съ оплечьемъ золотымъ,
Горя каменьями на шубѣ драгоцѣнной,
Едва пришитыми, съ той цѣлью сокровенной,
Чтобъ могъ онъ ихъ ронять, танцуя межъ гостей, —
Чтобъ ихъ достало всѣмъ, на тысячи горстей.
Конечно, бѣдняки сбирали тѣ даянья.
Но балъ окончился. Въ минуту разставанья,
Заносчивый магнатъ, минуя длинный залъ,
Замѣтилъ старика: тотъ пасмурно взиралъ
На пиръ изъ уголка, скрестивъ худыя руки.
То истый былъ мадьяръ. Кругомъ затихли звуки
Рѣчей и музыки, когда надменный графъ
Окликнулъ старика, насмѣшливо сказавъ:
«Ты, кажется, ни съ чѣмъ остался, мой любезный!
Мнѣ жаль! Но жалобы теперь ужъ безполезны.
Рубиновъ, яхонтовъ ужъ нѣтъ ни одного…
Ты ихъ не подбиралъ: скажи мнѣ — отчего?»
И пасмурный вассалъ отвѣтилъ господину:
«А видишь: мнѣ для нихъ сгибать пришлось бы спину».
См. также одноимённые страницы.