Один венгерский граф — краса степей суровых,
Тот самый, что носил два перстня бирюзовых
И в битве с Турцией меча не обагрял —
Богатства ленные безумно расточал.
Однажды, говорят (он был на то не промах), —
Граф задал чудный пир в наследственных хоромах
И вышел к данникам почтительным своим
В кафтане бархатном, с оплечьем золотым,
Горя каменьями на шубе драгоценной,
Едва пришитыми, с той целью сокровенной,
Чтоб мог он их ронять, танцуя меж гостей, —
Чтоб их достало всем, на тысячи горстей.
Конечно, бедняки сбирали те даянья.
Но бал окончился. В минуту расставанья,
Заносчивый магнат, минуя длинный зал,
Заметил старика: тот пасмурно взирал
На пир из уголка, скрестив худые руки.
То истый был мадьяр. Кругом затихли звуки
Речей и музыки, когда надменный граф
Окликнул старика, насмешливо сказав:
«Ты, кажется, ни с чем остался, мой любезный!
Мне жаль! Но жалобы теперь уж бесполезны.
Рубинов, яхонтов уж нет ни одного…
Ты их не подбирал: скажи мне — отчего?»
И пасмурный вассал ответил господину:
«А видишь: мне для них сгибать пришлось бы спину».