Я полагалъ, что Король любитъ Герцога Альбани болѣе нежели Корнваля.
Такъ всегда намъ казалось; но теперь, при раздѣлѣ Королевства, вовсе незамѣтно, котораго онъ предпочитаетъ: равенство удѣловъ взвѣшено такъ вѣрно, что вся утонченность Герцоговъ затруднилась-бы въ выборѣ лучшаго.
Это, Графъ, никакъ сынъ вашъ?
Да, Графъ, онъ воспитанъ мною; я такъ часто краснѣлъ признавая его, что наконецъ уже и не краснѣю болѣе.
Я васъ не понимаю.
Мать этого юноши не только меня понимала…. Дѣло было не совсѣмъ красиво; не правда-ли?
Бѣда не велика, если такъ красиво его послѣдствіе.
У меня есть и другой сынъ, законный, но не болѣе близкій къ моему сердцу, чѣмъ этотъ проказникъ… но мать его была красавица… и усыновишь негодяя долженъ я хотя нехотя. Знаешь-ли ты этого Лорда, Эдмондъ?
Нѣтъ, Графъ.
Графъ Кентъ. Прошу видѣть въ немъ почтеннѣйшаго моего друга.
Покорнѣйшій слуга вашъ, Графъ.
Я буду любить васъ, и короче узнать желаю.
Я потщусь, Графъ, сдѣлаться того достойнымъ.
Онъ былъ въ отлучкѣ девять лѣтъ, и уѣзжаетъ опять. Идетъ Король!
Побудь съ Королемъ и Бургундскимъ Герцогомъ, Глостеръ.
Слушаю, Государь.
А мы разскажемъ свой дальнѣйшій замыслъ.
Подайте карту! На три части дѣлимъ
Мы Королевство; наша воля — сбросить
Съ преклонныхъ нашихъ лѣтъ правленья бремя
И сдавъ его юнѣйшимъ силамъ, вѣкъ
Дожить свой беззаботно. Сынъ нашъ, Корнваль
И столько-же любезный сынъ Альбани!
Мы разсудили, будущіе споры
Предупреждая, дать теперь-же вѣно
Всѣмъ дочерямъ; соперники въ любви
Къ Принцессѣ нашей младшей, здѣсь
Французскій Король съ Бургундскимъ Герцогомъ, давно ужь
По ней вздыхая, ждутъ отъ насъ отвѣта.
И такъ скажите дочери (мы все
Сдаемъ вамъ, власть, правленье и доходы),
Которая насъ любитъ, такъ сказать,
Сильнѣе? Да простремъ мы по заслугамъ
И щедрость дара. Гонерилла, ты,
Какъ старшая, начни.
Я, Государь,
Люблю васъ больше, чѣмъ могу сказать то,
Чѣмъ свѣтъ очей, свободу и просторъ,
Чѣмъ все, что цѣнно, рѣдко и богато;
Какъ жизнь съ здоровьемъ, красотой и честью,
Какъ только можетъ дочь любить! превыше
Всѣхъ мѣръ! любовь, для выраженья коей
Дыханье бѣдно и безсильно слово.
Чтожь дѣлать мнѣ? любить и быть безмолвной.
Всю область мы отъ сей черты до этой,
Ея лѣса тѣнистые, поля
Богатыя, и воды, и луга,
Тебѣ даемъ и твоему супругу,
Изъ рода въ родъ. А что вторая скажетъ,
Любезная намъ дочь, Регана Корнваль?
Изъ одного съ сестрою я металла,
Одной цѣны. Точь въ точь, я нахожу,
Она мои къ вамъ выразила чувства
Не всѣ однакъ: себя я объявляю
Врагомъ иныхъ всѣхъ радостей, живѣйшихъ
Всѣхъ наслажденій и отрады чувствъ,
И вашу лишь любовь считаю полнымъ,
Единымъ счастьемъ.
Бѣдная Корделія!
Какъ, бѣдная? ни чуть: во мнѣ богаче
Любовью сердце, чѣмъ уста словами.
Тебѣ съ твоими, въ вѣчное наслѣдство
Дастся эта Королевства треть,
Не худшая участка Гонериллы
Объемомъ и цѣной. — Ну, наша радость,
Меньшая, но не меньшая, чьей ищутъ
Младой любви Бургундіи богатства
И вертограды Франціи! Что скажешь,
Чтобъ болѣе стяжать отъ насъ, чѣмъ сестры?
Я, ничего, родитель.
Ничего?
Да, ничего.
Изъ ничего и быть
Ничто не можетъ: говори опять.
Несчастная! я не имѣю сердца
На языкѣ! я, Государь, люблю насъ
Такъ, какъ должна, ни болѣе, ни меньше.
Возможно-ли, Корделія? образумься,
Иль отъ того потерпитъ твой участокъ.
Вы, Государь, отецъ мой; вы меня
Вскормили и любили: я плачу вамъ
Покорностью, любовью, уваженьемъ.
Чтожь для сестеръ мужья, когда любовь ихъ
При васъ одномъ? Нѣтъ, если мнѣ женою
Быть суждено, къ супругу перейдетъ
Моей любви и долга половина:
Тогда не буду я любить какъ сестры,
Лишь одного отца.
И такъ тебѣ
Внушаетъ сердце?
Сердце, Государь.
Такъ молода, и чувства такъ холодны!
Такъ молода, но искренна.
Прекрасно!
Пусть искренность тебѣ и вѣномъ будетъ!
А я, клянусь священнымъ дня сіяньемъ,
Таинствами Гекаты, мракомъ ночи,
Свѣтилъ небесныхъ силой и вращеньемъ,
Чрезъ кои мы живемъ и умираемъ,
Что это всей родительской пріязни,
Отъ узъ родства и крови отрекаясь,
Я чуждой чту тебя навѣкъ отнынѣ
И мнѣ, и сердцу моему. Свирѣпый
Скиѳъ, иль тотъ, кто утоляетъ плотью
Своихъ исчадій голодъ, такъ-же сыщетъ
Въ груди моей участье, жалость, помощь,
Какъ ты, въ которой дочь имѣлъ я прежде.
Но, Государь.
Молчи, Кентъ! не ходи
Между дракономъ и дракона гнѣвомъ!
Ее любилъ я больше всѣхъ, почить
Мнилъ при ея заботливыхъ прислугахъ!
Прочь съ глазъ моихъ!
Будь такъ мнѣ миръ во гробѣ,
Какъ отчее отъ ней беру я сердце!
Эй! Короля зовите и Бургунда!
Зятья! и третью вѣна часть даю вамъ!
Пусть будетъ гордость съ искренности титломъ
Ея супругомъ! Васъ мы облекаемъ
Правами, властью, достояньемъ сану
Монарха сроднымъ; сами-же, и съ нами
Сто человѣкъ, на вашемъ содержаньѣ
По мѣсяцу гостить у обоихъ васъ
Поперемѣнно станемъ. Для себя мы
Беремъ лишь имя Короля и почесть,
Правленье-жь,
Доходы, все, любезные сыны,
Предъ вами: въ знакъ чего сію корону
Вамъ раздѣляемъ.
Лиръ! о ты, кого
Я слушался, какъ моего владыки;
Чтилъ, какъ монарха; какъ отца любилъ;
Какъ благодѣтеля въ молитвахъ помнилъ —
Лукъ напряженъ — не стой противъ стрѣлы!
Бросай стрѣлу! пусть остріе проникнетъ
Мнѣ въ область сердца! Грубъ да будетъ Кентъ,
Когда безуменъ Лиръ. О, что творишь ты, старецъ!
Не мни, что въ страхѣ смолкнетъ долгъ, когда
Власть передъ лестью гнется! Честный смѣлъ на правду…
Перемѣни свой приговоръ, поправь
Поспѣхъ зловредный! Отвѣчаю жизнью,
Меньшая дочь тебя не меньше любитъ:
Не пусто сердце тѣхъ, чей слабый голосъ
Не отдается пустотой.
Ни слова,
Коль жизнь ты любишь!
Жизнь моя — твой скарбъ,
Которымъ благо я купить твое
Всегда готовъ.
Прочь съ глазъ моихъ!
О Лиръ! смотри вѣрнѣе!
Позволь мнѣ быть по прежнему, зѣницей
Твоихъ очей.
Клянуся Аполлономъ…
Клянуся Аполлономъ, Государь,
Что ты клянешься всуе.
Дерзкій рабъ!
Остановитесь, Государь…
Рази!
Убей врага и мзду его отдай
Недугу злому! О, возми обратно
Свой даръ, или пока во мнѣ есть голосъ,
Я говорю: ты сдѣлалъ худо.
Слушай!
Какъ подданный, монарха слушай!
За мысль: привесть насъ къ нарушенью слова
(Чего во вѣкъ мы не дерзали), гордо
Межь приговоромъ нашимъ стать и властью
(Чего не сносятъ правила и санъ нашъ),
Прими суда монаршаго награду:
Пять дней даемъ тебѣ на сготовленье
Отъ нуждъ мірскихъ потребныя защиты,
Въ шестой пойдешь ты, ненавистный, вонъ
Изъ Королевства; если-жь здѣсь въ десятый
Изгнанная глаза твоя найдется,
Тотъ мигъ и смерть тебѣ. Поди, вотъ Зевсъ,
Что слово свято!
Государь, прости!
Когда таковъ ты, вѣрь, что мнѣ, отнынѣ,
Изгнанье здѣсь, свобода на чужбинѣ.
Да приметъ Богъ тебя подъ свой покровъ
За правость мыслей и неложность словъ.
А вы, да дѣломъ явите, что сильны
И чувства тамъ, гдѣ рѣчи такъ обильны.
Простите! Кентъ изъ стороны родной
Идетъ въ край новый старою ступой.
Вотъ, Государь, Король и Герцогъ.
Съ васъ,
Бургундъ, соперникъ этого Монарха
Въ исканьи нашей дочери, начнемъ мы:
Скажите, что за ней согласны вы
Приданымъ взять, и безъ чего отъ ней
Откажетесь?
Я, Государь, не больше,
Какъ сказано, прошу, а меньше сами
Вы не дадите.
Было такъ, когда мы
Ее любили; но теперь цѣна
Ея упала. Посмотрите, если
Показное созданьице вотъ это,
Иль чѣмъ либо, иль всѣмъ собой, безъ всякой
Придачи, кромѣ нашей непріязни,
Вамъ нравится, оно и ваше.
Я
Не знаю, что и отвѣчать вамъ.
Словомъ:
Хотите-ль, нѣтъ-ли, взять ее съ приданымъ
Ея пороковъ, отчаго проклятья,
Отринутую, ненависти цѣлью
Намъ ставшую?
Простите, Государь!
Условія уничтожаютъ выборъ.
Оставьте-же ее: Творецъ свидѣтель,
Тутъ все ея богатство.
Вы, Король,
По дружбѣ дать вамъ то я не хотѣлъ-бы,
Что ненавижу самъ. Ищите лучше
Кого либо достойнѣе сей твари,
Которую признать своимъ созданьемъ
Природѣ стыдно.
Непонятно! Какъ,
Она доднесь ближайшая вамъ къ сердцу,
Предметъ похвалъ, преклонныхъ лѣтъ отрада,
Милѣйшая и лучшая, вдругъ впала
Въ столь тяжкій грѣхъ, что сорванъ съ ней мгновенно
Покровъ широкій отческой любви?
Ея проступокъ долженъ быть неслыханъ,
Чудовищенъ, иль прежняя любовь къ ней
Безсмысленна. Чтобъ тутъ не усомниться,
Потребна вѣра, коей мнѣ разсудокъ
Не дастъ безъ чуда.
Государь! мнѣ чуждо
Искуство плавно выражать и сладко
Мнѣ чуждое, но дѣло у меня
Идетъ предъ словомъ; и за тѣмъ прошу васъ
Здѣсь объявить, что не убійство, срамный,
Преступный шагъ или безчестный, вашей
Любви меня и милости лишили,
Но только бѣдность (въ ней мое богатство)
На взгляды нѣжные, и на языкъ,
Какого, рада я что не имѣю,
Хоть безъ него я вамъ противна.
Лучше
Тебѣ не жить-бы вовсе, чѣмъ не жить
Со мною лучше.
Только то? Природы
Медлительность, хранящей часто втайнѣ
Сказанье дѣлъ своихъ грядущихъ! Какъ, вы
Рѣшились, Герцогъ? Истинной любви
До постороннихъ дѣлъ нѣтъ разсчетовъ.
Берете-ли Принцессу вы? она
Сама себѣ приданое.
Когда,
Почтенный Лиръ обѣщанное дастъ,
Она теперь-же Герцогиня.
Нѣтъ!
Я поклялся и не нарушу слова.
Жаль! но отца вы потеряли такъ,
Что мужа съ нимъ теряете.
Богъ съ вами,
Бургундъ! любви богатство вашей мило…
Я не жена вамъ.
О Корделія! мы
Наибогаче въ бѣдности; любви,
Презрѣнная, оставленная, нынѣ,
Напдостойнѣй! я тебя беру
За добродѣтель чистую, беру
Торжественно, отверженную всѣми.
О боги! странно. Ненависть другихъ
Усугубляетъ пламень чувствъ моихъ.
Король! безцѣнной дочери мы вашей
Даемъ во власть себя и царство наше:
Всѣ Герцоги на свѣтѣ, никакой
Ея не купятъ у меня цѣной.
Простись съ отцомъ Корделія и сестрами
Здѣсь все теряя, все найдешь ты съ нами
Возми ее, Король! она твоя!
Она не дочь намъ; и ее отнынѣ
Мы не увидимъ. — Удались! иди!
Безъ отчаго иди благословенья!
Пойдемъ, Бургундъ!
Простись съ сестрами.
Вы,
Сокровища отца! я со слезами
Васъ оставляю: знаю каковы вы,
И, какъ сестра, назвать по именамъ
Стыжуся ваши качества. Простите!
Любви хваленой вашей поручаю
Родителя — живите хорошо съ нимъ!
Но, ахъ, будь имъ любима я, съ нимъ жить
И предпочла-бъ всему.
Не безпокойся
Предписывать намъ долгъ нашъ.
Угождать
Старайся мужу, нищую тебя
Призрѣвшему. За непокорность нрава
Наказана ты строгимъ наказаньемъ.
Что кроетъ хитрость, то откроетъ время,
И будетъ стыдъ наградою порока.
Живите счастливо!
Пойдемъ, Корделія!
Сестра! я много имѣю говорить съ тобою о многомъ, касающемся равно до насъ обѣихъ. Отецъ нашъ вѣрно уѣдетъ сегодня.
Безъ сомнѣнія, и къ вамъ, а на слѣдующій мѣсяцъ ко мнѣ.
Видишь какъ онъ на старость сталъ перемѣнчивъ — это бросается въ глаза: всегда предпочиталъ намъ меньшую сестру, а по какому жалкому поводу теперь отъ ней отрекся, и говорить стыдно.
Это причуды старости; впрочемъ онъ и никогда не былъ очень отчетистъ.
Обдуманности не доставало ему и въ лучшее его время; а теперь надобно ожидать отъ старика не только давно вкоренившихся недостатковъ, но и безпокойной брюзгливости, неразлучной съ возрастомъ причудъ и недуговъ.
И вѣрно не разъ увидимъ такія вспышки, какъ изгнаніе Кента.
Теперь онъ прощается съ Французскимъ Королемъ. Станемъ дѣйствовать совокупно: если съ теперешнимъ нравомъ своимъ старикъ будетъ имѣть въ рукахъ власть, то отрѣченіе его отъ короны обида для насъ.
Объ этомъ надобно подумать обстоятельнѣе.
И предпринять что нибудь — да и скоро.
Природа, ты моя богиня! твой
Законъ, законъ мнѣ. Почему я долженъ
Быть жертвою обычая, терять
Наслѣдство отъ причуды глупой свѣта,
За то одно, что дюжиною лунъ я
Моложе брата? Онъ побочный, подлый!
Не такъ, жаль, строенъ тѣломъ, благороденъ
Душой и сносенъ видомъ я, какъ всякій
Сынъ честной женщины? За что пятнать насъ
Названьемъ подлыхъ и побочныхъ? Подлый?
. . . . . . . . . . . . .Право,
Законный Эдгаръ, я имѣю нужду
Въ твоемъ наслѣдствѣ! и побочный Эдмондъ
Любимъ отцемъ, какъ ты, законный: мило
Словцо законный! Ну, законный, если
Письмо пойдетъ и выдумка удастся,
Тебя поддѣнетъ подлый Эдмондъ! Славно
Я заживу! Теперь за насъ, побочныхъ,
Постойте боги!
Изгнанъ Кентъ, уѣхалъ
Король Французскій въ гнѣвѣ; Лиръ уѣхалъ,
Сдалъ власть, жить будетъ милостью дѣтей —
И все такъ скоро сдѣлано! Ну, Эдмондъ,
Что новаго?
Ничего, Графъ.
Зачѣмъ ты такъ старательно прячешь это письмо?
Я, право, не знаю ничего новаго.
Что читалъ ты?
Ничего, Графъ.
Право? Зачѣмъ-же это ничего отправилось въ карманъ твой такъ поспѣшно? Никакое ничего не имѣетъ нужды прятаться. Покажи: если это въ самомъ дѣлѣ ничего, то мнѣ и очковъ не нужно будетъ.
Простите мнѣ, родитель мои! Это письмо отъ брата, которое я не прочелъ еще; но сколько могу судить по началу, оно не съ тѣмъ писано, чтобы вы его видѣли.
Прошу подать его сюда.
Худо скрыть, худо и показать его: содержаніе, сколько я понимаю, предосудительно.
Посмотримъ, посмотримъ.
Я надѣюсь, оправдывая брата, что это только испытаніе моей добродѣтели.
«Власть стариковъ и уваженіе къ нимъ, отравляютъ намъ свѣтъ въ лучшее время жизни, не даютъ намъ въ руки богатства, пока старость не сдѣлаетъ насъ неспособными имъ пользоваться. Въ угнетеніи престарѣлаго тиранства, я начинаю видѣть только пустое и постыдное иго, которое лежитъ на насъ не по праву, а единственно потому, что оно терпимо. Приходи ко мнѣ — поговоримъ болѣе. Еслибъ нашъ отецъ могъ проспать, пока-бы я не разбудилъ его, ты-бы пользовался половиною его доходовъ и жилъ любимцемъ брата твоего Эдгара.» Га! заговоръ! «Проспать, пока-бы я не разбудилъ его — ты-бы пользовался половиною его доходовъ!» — Сынъ мои Эдгаръ! И рука его могла написать, сердце и умъ задумать это? Когда получилъ ты письмо? Кто принесъ его?
Оно не принесено мнѣ, въ томъ и хитрость: я нашелъ его на окнѣ въ моей комнатѣ.
Это почеркъ твоего брата?
Будь содержаніе похвально, я-бы поклялся, что это его почеркъ; но теперь желалъ-бы думать противное.
Его почеркъ, его!
Его почеркъ, конечно, но содержаніе вѣрно чуждо его сердцу.
Не вывѣдывалъ-ли онъ когда либо твоихъ мыслей по сему предмету?
Никогда, Графъ по вообще говаривалъ часто, что когда сынъ въ совершенныхъ лѣтахъ, а отецъ старъ, то отцу прилично быть на содержаніи сына, а сыну владѣть имѣніемъ отца.
О извергъ, извергъ! точно тоже и въ письмѣ! Чудовищный, презрѣнный, звѣрскій извергъ! пуще, чѣмъ звѣрскій! Эй, ищите Эдгара! я примусь за него! Негодный извергъ! гдѣ онъ?
Право не знаю. Не угодно-ли вамъ будетъ удержать свое на брата негодованіе, пока найдется вѣрнѣйшее свидѣтельство его замысла! Дѣло будешь вѣрнѣе. Напротивъ, если вы станете преслѣдовать его, а подозрѣніе окажется ложнымъ, это сдѣлаетъ подрывъ собственной вашей чести и разобьетъ на части сердце его повиновенія. Жизнь моя порукой, что письмо писано только для испытанія моей къ вамъ привязанности, а не съ другимъ какимъ либо злымъ намѣреніемъ.
Ты думаешь?
Если вамъ угодно, я найду мѣсто, откуда вы услышите нашъ разговоръ объ этомъ, и увѣритесь въ истинѣ сами, и это безъ дальняго отлагательства, нынѣшнимъ-же вечеромъ.
Нѣтъ, онъ не можетъ быть такимъ чудовищемъ!
О, вѣрно нѣтъ.
Отца, который любилъ его такъ горячо отъ всего сердца! Эдмондъ, найди его! вывѣдай его, распоряди дѣломъ по собственному благоразумію. Не знаю, чего-бы я не далъ за безсомнѣнную извѣстность.
Я тотчасъ-же пойду искать его, поведу дѣло смотря по удобности, и обо всемъ васъ увѣдомлю.
Недавнія затмѣнія солнца и луны не предвѣщаютъ ничего хорошаго; объясняй ихъ мудрецы такъ или иначе, Природа всегда чертитъ послѣ нихъ бѣдствія: любовь хладѣетъ, дружба разрывается; братья враждуютъ; въ городахъ возмущенія, въ селахъ раздоры, при Дворахъ измѣна; и распадаются узы, связующія отца съ сыномъ. Извергъ мой тоже подходитъ подъ предсказаніе — сынъ противъ отца. Король отрекся отъ врожденной склонности къ дочери — отецъ противъ дитяти; лучшее время наше миновалось. Пронырство, обманъ, предательство и всѣ гибельные безпорядки сопровождаютъ насъ, безпокоя, ко гробу. Отыщи этого изверга, Эдмондъ! ты чрезъ то ничего не потеряешь. Будь остороженъ при томъ. — И благородный, праводушный Кентъ въ изгнаніи, и вся вина его — честность. Странно, странно!
Это не послѣдняя изъ глупостей свѣта! При всякомъ недугѣ нашего благосостоянія (происходящемъ обыкновенно отъ нашей-же невоздержности), мы обвиняемъ въ бѣдѣ своей солнце, луну и звѣзды; какъ будто мы негодяи по необходимости; глупцы, по ниспосланію свыше; мошенники, воры и обманщики отъ обращенія небесныхъ тѣлъ; пьяницы, лжецы и прелюбодѣи отъ вліянія планетъ. Прекрасная отговорка… возлагать вину своей склонности на дѣйствіе какой либо звѣзды! . . . . . . . — Эдгаръ.
Но вотъ и онъ. Какъ при развязкѣ старинной Комедіи, прибѣгнемъ къ мошеннической меланхоліи; станемъ вздыхать, какъ Томъ-дурачекъ. О, затмѣнія предвѣщаютъ всѣ сіи перевороты! Фа, соль, ла, ми.
Что съ тобою, Эдмондъ? Въ какія важныя созерцанія ты такъ погрузился?
Я занятъ, любезный братъ, предсказаніемъ, которое читалъ недавно на счетъ затмѣній.
Тебя это занимаетъ?
Послѣдствія, о которыхъ тамъ написано, несчастливыя: вражда между родителями и дѣтьми, смертность, дороговизна; разрывъ старинной дружбы, безпокойствія въ народѣ; угрозы и проклятія Королю и вельможамъ; пустые раздоры, изгнаніе друзей, разсѣяніе войскъ, нарушеніе супружеской вѣрности, и Богъ знаетъ что еще.
Давно-ли ты сдѣлался приверженцемъ звѣздочетства?
Ну, полно! Давно-ли ты видѣлъ нашего отца?
Давно-ли? Вчера вечеромъ.
Говорилъ съ нимъ?
Цѣлые два часа.
И разстался съ нимъ въ добромъ согласіи? И онъ не показалъ неудовольствія, словомъ или видомъ?
Ни малѣйшаго.
Припомни, чѣмъ ты могъ огорчить его такъ сильно, и прошу тебя не показывайся ему на глаза, пока время не охладитъ жара негодованія, которое теперь въ немъ такъ бунтуетъ, что примиреніе стоило бы тебѣ дорого.
Вѣрно какой либо наушникъ наговорилъ на меня.
Того-то и боюсь я. Устраняйся, прошу тебя, пока гнѣвъ его не утихнетъ; пойдемъ въ мою комнату, изъ которой я дамъ тебѣ средство услышать, что говоритъ онъ. Иди, прошу тебя, вотъ ключъ. Еще одно: не выходи безъ оружія.
Безъ оружія?
Я совѣтую къ лучшему; не выходи безъ оружія. Или я нечестный человѣкъ, или на тебя умышляютъ злое. Я только намекнулъ тебѣ о томъ, что видѣлъ и слышалъ: ничего не можетъ быть ужаснѣе. Иди, прошу тебя.
Но мы увидимся скоро?
Я твой слуга въ семъ дѣлѣ.
Легковѣрный
Отецъ, и братъ съ душою благородной,
Столь чуждый зла, что зла онъ и не можетъ
Подозрѣвать — мнѣ на руку такая
Безсмысленная честность. Дѣло въ шляпѣ!
Пусть дастъ мнѣ умъ, когда не родъ, наслѣдство:
Что нужды, дурно-ль, хорошо-ли средство?
Отецъ мой ударилъ придворнаго за то, что онъ бранилъ Дурака?
Такъ точно, Герцогиня.
Клянуся днемъ и ночью, мнѣ обидно!
Что шагъ, то вспышка новая; что мигъ,
То ссора! Нѣтъ терпѣнья больше! Свита
Его буянитъ; самъ-же онъ за всякій
Бранится вздоръ. Когда съ охоты онъ
Пріѣдетъ, я не покажусь; скажи
Что я больна: да меньше будь услужливъ
При немъ; вину беру я на себя.
Рога трубятъ, онъ возвратился.
Можешь
Быть такъ небрежнымъ, какъ тебѣ угодно;
Другіе тожъ; чтобъ это онъ замѣтилъ.
Не нравится ему, пусть уѣзжаетъ
Къ сестрѣ; она со мной согласна: править
Не дастъ собой. Безсмысленный старикъ!
Отдавши власть другимъ, повелѣвать
Еще задумалъ! Право, старые глупцы
Какъ дѣти: съ ними надо ладить лестью,
А болѣе журьбою. Не забудь,
Что я сказала.
Слышу, Герцогиня.
Да холоднѣй къ его кажитесь свитѣ,
Ты и другіе, чтобы изъ того
Ни вышло. Я предлогъ найдти желаю
Поговоришь съ нимъ. Напишу къ сестрѣ,
Чтобъ тоже дѣлала. Пора обѣдать.
Когда-бы могъ занять я и чужой,
Притворный голосъ, мой-бы добрый замыслъ
Достигнулъ цѣли, для которой такъ я
Перерядился. Ну, изгнанный Кентъ!
Когда тебѣ попасть удастся въ службу
Того, кого ты любишь, кѣмъ ты изгнанъ —
Усерднаго въ тебѣ слугу найдетъ онъ.
Не заставляйте меня ждать ни сколько — обѣдать е но минуту!
Эй, ты кто?
Человѣкъ.
Какой человѣкъ?
Такой, который не хуже того чѣмъ кажется; служитъ вѣрно тому, кто ему довѣряетъ; любитъ того, кто честенъ; бесѣдуетъ съ тѣмъ, кто уменъ, и говоритъ мало, боится суда; дерется, когда не можетъ избѣжать того, и не ѣстъ рыбы.
Но кто ты?
Человѣкъ съ честною душею, и бѣдный, какъ Король нашъ.
Если ты такъ-же бѣденъ между подданными, какъ онъ между Королями, то ты вправду бѣденъ. Чего ты ищешь?
Службы.
А кому служить желалъ-бы ты?
Вамъ.
Ты меня знаешь?
Нѣтъ; но въ вашей наружности есть нѣчто такое, чтобы я охотно назвалъ своимъ господиномъ.
А что это такое?
Повелительность.
Что ты можешь дѣлать?
Могу хранить правую тайну, ѣздить, ходить, испортить дурнымъ разсказомъ хорошую сказку, и смѣло высказать до слова смѣлое къ кому либо посланіе. Ко всему, что дѣлають люди обыкновенные, способенъ и я; но самое лучшее во мнѣ — рачительность.
Какихъ ты лѣтъ?
Не такъ молодъ, чтобы полюбить женщину за одно пѣніе, и не такъ старъ, чтобы сойдти съ ума отъ ней за чтобы то ни было. На плечахъ моихъ уже усѣлось сорокъ восемь лѣтъ.
Ступай за мною — я тебя принимаю. Понравься мнѣ столько-же послѣ обѣда, и мы разстанемся нескоро. Эй! обѣдать. — Гдѣ мой негодяй, Дуракъ мой? — Позвать мнѣ сюда Дурака!
Эй, ты! гдѣ дочь моя?
Не прогнѣвайтесь.
Что говоритъ онъ? — Воротите эту деревянную башку! Гдѣ Дуракъ мой, слышите-ли? Здѣсь, кажется, всѣ заснули! — Что-же, гдѣ этотъ выродокъ?
Онъ говоритъ, Государь, что дочь ваша нездорова.
Но почему негодяй не воротился, когда я позвалъ его.
Онъ отвѣчалъ, что не хочетъ, и очень грубо.
Не хочетъ?
Не знаю, Государь, что все это значитъ; но кажется съ вами обходятся не съ тѣмъ услужливымъ уваженіемъ, къ которому мы привыкли. Заботливость уменьшается видимо, не только въ служителяхъ, но и въ самомъ Герцогѣ, и въ вашей дочери.
Га! въ самомъ дѣлѣ.
Простите, Государь, если я ошибаюсь. Молчаніе противно моему долгу, когда я полагаю, что оскорблено Ваше Величество.
Нѣтъ! ты только напоминаешь собственныя мои догадки. Я уже началъ замѣчать величайшую во всѣхъ небрежность; но бранилъ свой подозрѣнія какъ пустыя причуды, вовсе не относя замѣченнаго къ чьему либо умыслу. Надобно быть внимательнѣе. Но гдѣ Дуракъ мой? Я не видѣлъ его цѣлые два дни.
Съ тѣхъ поръ, какъ уѣхала младшая Принцесса, Дуракъ что-то отощалъ.
Ни слова болѣе, я очень это замѣтилъ. Поди, скажи моей дочери, что я хочу говорить съ нею. А ты, позови ко мнѣ Дурака.
А, это ты,
Пріятель! Поди-ка сюда! Знаешь-ли ты, кто я?
Отецъ моей Госпожи.
Отецъ твоей Госпожи? — Ахъ ты бездѣльникъ твоего господина! Ты выродокъ, мерзавецъ, собака!
Прошу извинить, это не мои имена.
Ты смѣешь еще на меня коситься, негодная тварь. (Бьетъ его).
Я не намѣренъ сносить побоевъ, съ позволенія вашего!
Ни толчковъ также, ты грязная харя?
Благодарю тебя, пріятель! вотъ такъ, люблю за это!
Ну, вставай, мерзавецъ, да и вонъ! Я научу тебя вѣжливости! Вонъ, говорю я! Если хочешь смѣрить еще разъ длину пошлой твоей фигуры, то постой здѣсь, а не то, вонъ! ну, проворнѣе! А! принялся за умъ! вотъ такъ!
Благодаренъ, другъ мой, благодаренъ! Вотъ тебѣ за услугу,
И я заплачу ему. Вотъ калпакъ мой!
А, ты здѣсь, мой милый! Каково поживаешь?
А право, ты лучше-бы взялъ калпакъ мой.
За что, Дуракъ?
За то, что держишь сторону человѣка, который въ немилости. Если ты не умѣешь одѣваться смотря по погодѣ, то скоро озябнешь, пріятель. Возми лучше калпакъ мой. Подумай: вотъ этотъ старикъ прогналъ двухъ дочерей, а третьей далъ благословеніе противъ своей воли; ты хочешь быть при немъ, такъ нельзя-же тебѣ не носить дурацкаго калпака. — Знаешь-ли, дядюшка? я-бы желалъ имѣть два калпака и двухъ дочерей.
Зачѣмъ-бы, напримѣръ?
За тѣмъ, чтобы отдавши дочерямъ все имѣніе, оставишь калпаки у себя. Вотъ одинъ калпакъ, другаго попроси у дочерей своихъ.
Берегись, пріятель — плеть не далеко.
Конечно! правда похожа на дворную собаку: ее выгоняютъ изъ избы плетью, между тѣмъ какъ госпожа моська изволитъ вонять на почетномъ мѣстѣ.
Ядовитая желчь для меня!
Хочешь-ли, дядюшка, я скажу тебѣ поговорку?
Скажи.
Послушай:
Меньше хвастай, а больше имѣй;
Меньше умничай, больше умѣй;
Больше вѣдай, а меньше болтай;
Больше въ долгъ забирай чѣмъ давай;
Больше выигрывай, меньше играй;
Больше ѣзди., а меньше ходи,
Не пей, не шали,
Да дома сиди,
И подастъ наконецъ
Тебѣ больше Творецъ,
Чѣмъ въ одномъ двадцати,
Больше двухъ десяти.
Это не значитъ ровно ничего, Дуракъ!
Право! стало быть оно похоже на даровую рѣчь стряпчаго: ты мнѣ ничего и не далъ за это. Можешь-ли ты, дядюшка, сдѣлать что нибудь изъ ничего?
Разумѣется нѣтъ: изъ ничего ничего не сдѣлаешь.
Пожалуйста, скажи ему, что точно столько-же составляютъ теперь его доходы: дураку онъ не повѣритъ.
Злой ты дуракъ.
А знаешь-ли ты, дядюшка, разницу между, злымъ дуракомъ и добрымъ?
Нѣтъ, не знаю; поучи меня.
Кто далъ тебѣ совѣтъ благой
Отречься отъ всего,
Того поставь передо мной,
Иль самъ стань за него.
Тогда и добрый здѣсь и злой,
Два будутъ дурака:
Одинъ ужъ съ калпакомъ, другой
Еще безъ калпака.
Ты называешь меня дуракомъ., пріятель?
Вольно-жь тебѣ было отказаться отъ всѣхъ другихъ названій, съ которыми ты на свѣтъ родился[2].
Это сказано, Государь, не совсѣмъ по-дурацки.
Разумѣется нѣтъ! Люди знатные никакъ не позволяютъ мнѣ одному быть совершеннымъ дуракомъ. Еслибъ я даже получилъ на то исключительную привиллегію, они-бы пристали въ часть ко мнѣ; а наши знатныя дамы, Боже упаси, и совсѣмъ-бы ее у меня отняли. Дай мнѣ яйцо, дядюшка, а я тебѣ дамъ двѣ короны.
Какія-же это будутъ короны?
Какія? Я разрѣжу яйцо, съѣмъ его, и дамъ тебѣ двѣ половины скорлупы. Знаешь-ли, когда ты, разломавши свою корону, отдавалъ обѣ ея части, ты походилъ на человѣка, который не переѣзжаетъ на ослѣ черезъ лужу, а переноситъ на себѣ осла черезъ нее. Мало, братъ, было ума въ твоей плѣшивой коронѣ, когда ты отдавалъ золотую! Не по дурацки-ли и это сказано?
Плешью того, кто первый такъ подумаетъ.
(Поетъ). Теперь невзгодье для глупцовъ:
Изъ умныхъ люди стали
Похожи такъ на дураковъ,
Что различишь едва-ли.
Давно-ли ты сталъ такимъ охотникомъ до пѣсенъ?
Съ тѣхъ поръ, какъ ты изъ дочерей своихъ вздумалъ сдѣлать себѣ нянюшку: когда ты далъ имъ въ руки розги…
Въ восторгѣ всплакались онѣ,
А я запѣлъ съ печали,
Что ужь и вы, подобно мнѣ,
Здѣсь въ дураки попали.
Мнѣ-бы очень хотѣлось научишься лгать. Найми мнѣ, дядюшка, учителя.
Нѣтъ, дружокъ! за ложь будутъ плети.
Удивительно, что ты считаешься роднею дочерямъ своимъ: онѣ сулятъ мнѣ плети за правду, а ты за ложь; да плети-же достаются мнѣ иногда и за то, что держу языкъ за зубами. Я-бы охотнѣе былъ всякою другою тварью, нежели дуракомъ; однако не тобою, дядюшка! Ты обрѣзалъ умъ свой съ обѣихъ сторонъ, а въ срединѣ не оставилъ ровно ничего. Но, вотъ идетъ и одинъ изъ обрѣзковъ.
Что это значитъ, Гонерилла? Къ чему такой наморщенный лобъ? Ты начинаешь хмуриться слишкомъ часто.
Славный ты былъ малый, дядюшка, когда могъ не заботиться объ ея хмуреньѣ! Теперь ты нуль безъ цифры. Я все таки лучше тебя: я хоть дуракъ; а ты ничто. Но надобно прикусить языкъ.
Мнѣ это приказывается ясно ужимкою вашего личика.
Кто корочекъ не ѣстъ, а мякиша не любитъ,
Тотъ наконецъ въ кулакъ отъ голода затрубитъ.
Посмотрите, это вылущенный гороховый стручокъ.
Не только ужь Дуракъ — ему все можно —
Но и другіе въ вашей дерзкой свитѣ
Шумятъ у насъ и вздорятъ ежечасно,
И предаются гнусному буянству.
Я думала, что вы, узнавши, это
Поправите; но нынѣ опасаюсь,
Поступки ваши разсмотрѣвъ и рѣчи,
Что вамъ угодно одобрять самимъ
Такіе безпорядки. Если такъ:
То противъ зла проснутся мѣры, кои
Для общаго всѣхъ блага причинить
Вамъ непріятности, какихъ-бы всякой
Стыдился, если-бъ къ нимъ не принуждала
Необходимость.
Знаешь-ли, дядюшка?
Кукушку птичка вывела, кормила,
А ей кукушка голову скусила.
Да! свѣчу унесли, и мы въ потьмахъ.
И ты дочь моя?
Полноте! Желательно, чтобы вы вели себя съ тѣмъ благоразуміемъ, какое, я знаю, вамъ сродно, и оставили причуды, которыя начинаютъ васъ дѣлать непохожимъ на самого себя.
Когда тѣлежка перетягиваетъ лошадку, это и ослу замѣтно.
Ты вѣдаешь, Дженни, сама,
Что я отъ тебя безъ ума.
Узнаютъ-ли здѣсь меня? Нѣтъ, я не Лиръ! Такъ-ли ходитъ Лиръ? Такъ-ли говоритъ? Гдѣ глаза его? Въ немъ или разумъ ослабѣлъ, или окаменѣли чувства. Не спитъ-ли онъ? — Скажите, кто я? Не тѣнь-ли Лира? Я-бы желалъ узнать это, ибо признаки власти, память и разсудокъ готовы увѣрить меня въ ложной мысли, что я имѣлъ дочерей.
Которыя хотятъ имѣть въ тебѣ ихъ покорнаго отца.
Ваше имя, прекрасная дама?
Ахъ, полно! это совершенно въ родѣ Другихъ, вамъ столь-же неприличныхъ шутокъ. Поймите, что я говорю, прошу васъ.
Старикъ почтенный, вы должны съ умомъ быть:
При васъ здѣсь сотня цѣлая людей,
Столь дерзкая развратная толпа,
Что Дворъ нашъ, ихъ безчинствомъ оскверненный,
Содомомъ сталъ: въ немъ буйство и развратъ
Какъ въ студномъ домѣ, иль въ харчевнѣ подлой,
А не въ палатахъ царскихъ. Самый стыдъ
О исправленьи вопіетъ! И такъ,
Прошу васъ (я, которая могу
Все сдѣлать и безъ просьбы) уменьшать
Число ненужной свиты и оставить
Людей, приличныхъ вашимъ лѣтамъ, кои
Себя и васъ-бы знали.
Мракъ и бѣсы!
Сѣдлайте лошадей! сзывайте свиту!
Проклятое исчадіе! я въ тягость
Тебѣ не буду! я имѣю дочь!
Вы бьете слугъ моихъ, а ваша сволочь
Достойнѣйшихъ себѣ людей считаетъ
Слугами.
Горе кающимся поздно!
Вы здѣсь? И это ваша воля? Да? —
Эй, лошадей! — Неблагодарность, демонъ
Съ гранитнымъ сердцемъ! въ дѣтяхъ ты ужаснѣй,
Чѣмъ въ злѣйшемъ изъ чудовищъ!
Успокойтесь.
Прошу васъ.
Гнусная сова, ты лжешь!
Мои прислужники отличныхъ правилъ!
Они подробно знаютъ святость долга,
И въ точности поддерживаютъ славу
Именъ своихъ. О, сколь большимъ малѣйшій
Корнеліи мы простунокъ представляли?
Какъ пышка ты расторгнула составъ
Моей природы, извлекла изъ сердца
Любовь и желчь влила въ него! о Лиръ!
Бей въ эту дверь! въ нее вошло безумство,
Илъ ней разсудокъ улетѣлъ! — Пойдемъ!
Я, Государь, невиненъ въ этомъ; даже
Причины гнѣва вашего не знаю.
Быть можетъ! — О, услышь меня, Природа!
Услышь, богиня! измѣни свой замыслъ,
Когда дѣтей судила ты сей твари!
Безплодіемъ казни ея утробу!
Да въ ней изсякнутъ соки! Да потомства
Изъ звѣрскаго ей не изыдетъ лона,
Въ отраду лѣтъ преклонныхъ! Иль да будетъ
Чудовищно чудовища исчадье!
Да станетъ лютой мукой ей, бразды
На молодомъ челѣ ея нарѣжетъ,
Изроетъ щеки жаркихъ слезъ ручьями,
Воздастъ за ласки ненавистью ей
И посмѣяньемъ! О, она узнаетъ,
Что ядовитѣй, чѣмъ эхидны жало,
Неблагодарность дѣтища! — Пойдемъ!
Что это значніт, всемогущій Боже?
Не безпокойся узнавать причину!
Пускай идетъ дорогой, по которой
Ведутъ его безумныя причуды.
Какъ, пятьдесятъ изъ нашей свиты, разомъ?
Въ полмѣсяца?
Въ чемъ дѣло, Государь?
Въ чемъ дѣло? Жизнь и смерть! О, я стыжусь,
Что ты меня поколебать такъ властна,
Потоки слезъ изъ глазъ моихъ исторгнуть!
Да поразятъ тебя всѣ скорби! Душу
Тебѣ и сердце да расторгнутъ стрѣлы
Отеческихъ проклятій! О, не плачьте,
Безумные глаза! Иль васъ я вырву;
Изъ васъ и слезъ постыдныхъ вашихъ съ прахомъ
Смѣшаю грязь! — И до того дошло!
Да будетъ такъ! — Еще имѣю дочь я:
Она добра, я знаю, и правдива!
Узнавъ такое варварство, она
Ногтями волчій издеретъ твой ликъ!
О, ты найдешь меня опять въ томъ видѣ,
Какой, ты мыслишь, я на вѣкъ оставилъ!
Найдешь, повѣрь мнѣ!
Слышишь-ли, мой Другъ?
Я не могу быть ослѣпленъ такъ сильно
Къ тебѣ любовью, Гонерилла…
Полно,
Прошу тебя. Эй, Освальдъ!
Ты, дуракъ,
А больше плутъ! И ты за нимъ-же, слышишь?
Дядюшка Лиръ, дядюшка Лиръ! постой, возми съ собою дурака.
Лиса въ сѣтяхъ и дочь такая
Не долго-бъ жили припѣвая,
Когда-бы могъ я кое-какъ,
Хотъ на послѣдній свой калпакъ
Купитъ веревочку съ петлею!
И такъ я вслѣдъ за дядюшкой!
Конечно, онъ смышленъ! Сто человѣкъ!
Разсчетливо, умно при немъ оставить
Сто человѣкъ, чтобы при всякомъ вздорѣ,
При всякой вспышкѣ гнѣва и причудѣ,
Вооруженной силою владѣя,
Онъ нашу жизнь въ рукахъ держать могъ! — Освальдъ!
Не слишкомъ-ли боишься ты?
Нѣтъ, слишкомъ
Ты довѣряешь. Безопаснѣй зло
Предупредить, чѣмъ въ страхѣ быть всегдашнемъ.
Его я сердце знаю. Я пишу
Къ сестрѣ о всемъ, и все узнавъ, она
Сто человѣкъ съ нимъ не потерпитъ. — Освальдъ!
Написано-ль письмо къ моей сестрѣ!
Готово, Государыня.
Возми
Кого нибудь съ собой, и на коней!
Вполнѣ мои представь ей опасенья,
И подкрѣпи ихъ отъ себя, чѣмъ только
Придумать можешь. Отправляйся; будь
Назадъ скорѣе.
Нѣтъ, мой другъ! твою
Уступчивую кротость, я, конечно,
Не осуждаю; но, позволь сказать,
Оплошности твоей смѣются больше,
Чѣмъ хвалятъ нрава пагубную тихость.
Не знаю, право-ль судишь ты, иль ложно:
За лучшимъ гнавшись, все утратить можно.
Но посуди…
Хорошо, хорошо: увидимъ.
Заѣзжай сперва съ этими письмами къ Глостеру. Не увѣдомляй дочь мою ни о чемъ, тебѣ извѣстномъ, кромѣ того, что она увидитъ изъ письма. Если ты не поспѣшишь, то я буду у нея прежде тебя.
Я не сомкну глазъ, не отдавши ей письма.
Если-бъ умъ сидѣлъ у человѣка въ пяткахъ, не правда-ли, что на немъ можно-бы было натереть мозоли?
Конечно правда.
Однакожь не безпокойся: ты можешь носить башмаки попросторнѣе.
Ха, ха, ха!
Увидишь, другая дочь приметъ тебя хорошо. Хотя она похожа на эту, какъ лѣсное яблоко на садовое, но я знаю, что я знаю.
А что, напримѣръ, ты знаешь?
Что вкусомъ она похожа на эту, какъ лѣсное яблоко на лѣсное. Знаешь-ли ты, зачѣмъ носъ въ серединѣ лица?
Нѣтъ, не знаю.
За тѣмъ, чтобы глаза были по сторонамъ носа, и человѣкъ-бы довидѣлъ то, чего не можетъ пронюхать.
Я оскорбилъ ее.
Какъ, дядюшка, устрица дѣлаетъ себѣ раковину?
Я не могу сказать этого.
И я также; но я знаю, зачѣмъ у улитки есть свой домикъ.
Зачѣмъ-же?
За тѣмъ, чтобы прятать туда свою головку, а не отдавать его дочерямъ и самой оставаться безъ пріюта.
Я наконецъ забуду самого себя! — Столь нѣжнаго отца. Готовы-ли мои лошади?
Ихъ снаряжаютъ ослы твои. Причина, по которой въ семи звѣздахъ не болѣе звѣздъ какъ семь, преважная причина!
Не потому-ли что ихъ не восемь?
Угадалъ! О, ты могъ-бы хорошо играть роль Дурака!
Насильственно взять назадъ… чудовище неблагодарность!
Если-бъ ты былъ моимъ дуракомъ, дядюшка, досталось-бы твоей спинѣ за преждевременную твою старость.
Какъ такъ?
Тебѣ слѣдовало поумнѣть сперва, а старѣться послѣ.
Молю тебя, не дай мнѣ обезумѣть,
Не дай мнѣ, Царь небесный, обезумѣть!
Пошли мнѣ силы. горько быть безумнымъ!
Что, готовы-ли лошади?
Готовы, Государь.
Пойдемъ[3].
- ↑ Въ № 5-мъ Телеграфа мы помѣстили опытъ перевода Шекспирова Лира, сдѣланный Г-мъ Якимовымъ. Прочитавъ сей отрывокъ, Г-нъ Вронченко прислалъ намъ свой переводъ изъ той-же самой трагедіи, изъявляя желаніе видѣть первое дѣйствіе оной напечатаннымъ въ Телеграфѣ. Съ особеннымъ удовольствіемъ исполняемъ сіе желаніе, думая, что и читателямъ принесенъ тѣмъ немалое наслажденіе. Вслѣдъ за симъ помѣстится въ Телеграфѣ переведенное Г-мъ Вронченко 1-е дѣйствіе МАКБЕТА. Изд. Тел.
- ↑ Въ подлинникѣ: All thy other titles thou hast given away; that thou wast born with. Точка съ запятою послѣ слова away измѣняетъ смыслъ сего мѣста; выходитъ, что Дуракъ говоритъ Лиру: ты рожденъ Дуракомъ. Достаточно одного замѣчанія Кента (это сказано не совсѣмъ по-дурацки), чтобы увѣриться въ ложности такого толкованія; и я не рѣшился назвать Лира урожденнымъ дуракомъ, опасаясь, чтобы тѣнь Шекспирова Дурака не закричала мнѣ: Thou had’st little wit in thy bald crown! Прим. Перев.
- ↑ Въ подлинникѣ послѣ сего Дуракъ говоритъ еще, уходя, два стиха, которыхъ смыслъ для меня очень не ясенъ. Не имѣя подъ рукою изданія Шекспира съ примѣчаніями комментаторовъ, я не могъ перевести сего мѣста, да и другія сомнительныя мѣста выразилъ такъ, какъ могъ понять ихъ съ помощію Glossary of Shakespeare, compiled Nares, Douce and others.