Король Ричард II (Шекспир; Костомаров)/ДО

Король Ричард II
авторъ Вильям Шекспир, пер. Всеволод Дмитриевич Костомаров

Оригинал: англійскій, опубл.: 1595. — Перевод опубл.: 1865. Источникъ: az.lib.ru

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ВИЛЛЬЯМА ШЕКСПИРА ВЪ РУССКОМЪ ПЕРЕВОДѢ.

ЧАСТЬ II.

ВИЛЛЬЯМЪ ШЕКСПИРЪ. КОРОЛЬ РИЧАРДЪ II ДРАМАТИЧЕСКАЯ ХРОНИКА ВЪ 5 ДѢЙСТВІЯХЪ ВЪ СТИХАХЪ. ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО В. Костомарова.

Als ich kan.

J. Van-Evck.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.

1865.

ВВЕДЕНІЕ.

Король Ричардъ не узурпаторъ, какъ Макбетъ, или какъ король Іоаннъ. Чтобъ достигнуть до престола онъ никого не убилъ. Онъ царствуетъ не въ силу преступленія, а по праву своего рожденія. Единственный сынъ знаменитаго Чернаго принца, который былъ старшимъ сыномъ побѣдоноснаго Эдварда III, онъ по неоспоримому праву носитъ корону Плантагенетовъ. Преданіе о наслѣдственности престола сдѣлало его законнымъ государемъ. Помазанный съ одиннадцати лѣтъ, Ричардъ II еще молодой человѣкъ, но уже старый тиранъ. Расточительный, вѣтренный, развратный, ненавидящій суровое ремесло войны по преданности къ чувственности, сладострастный и безжалостный, изобрѣтательный на развратъ и жестокости, опытный во всякаго рода удовольствіяхъ и хитростяхъ, страстный любитель маскарадовъ, ужасный и веселый, Ричардъ, по превосходству, король произвола. Пользоваться безъ милосердія своимъ правомъ, безъ умѣренности своими прерогативами, извлекать всѣ возможныя выгоды изъ своихъ королевскихъ удѣловъ, такова была до сихъ поръ его политика. И если случайно эта политика встрѣчала противорѣчія, король умѣлъ очень искусно уничтожать ихъ. Ват-Тайлеръ, во главѣ 60 т. инсургентовъ требовалъ уменьшенія налоговъ и освобожденія рабовъ. Король согласился на всѣ требованія Ват-Тайлера, потомъ пригласилъ его на дружеское свиданіе, и велѣлъ своимъ людямъ умертвить его, уничтоживши всѣ сдѣланныя уступки. — Одинъ изъ дядей короля, Герцогъ Глостеръ, задумалъ подчинить дворъ контролю Парламента. Однажды Ричардъ отправился ужинать къ дядѣ, въ помѣстье Плэши и, такъ какъ ужь довольно стемнѣло, онъ пригласилъ его проводить себя до береговъ Темзы; тамъ сбиры, разставленные маршаломъ Норфолькомъ, схватили Герцога Глостера, насильно бросили его въ лодку и перевезли въ крѣпостцу Калэ. «Тогда, разсказываетъ Фруассаръ, — четыре человѣка, заранѣе получивши приказаніе, накинули ему петлю на шею, и ставши по двое на сторонѣ, такъ крѣпко стянули веревку, что повалили герцога на землю и задушили его, а потомъ выкололи глаза; и уже мертваго отнесли на постель, сняли съ него платье и обувь, прикрыли простыней, положили голову на подушку, одѣли его мѣховымъ плащемъ; потомъ вышли изъ комнаты и пришли въ залу, наученные напередъ что имъ говорить, и что дѣлать: они сказали, что съ Герцогомъ Глостеромъ приключился апоплексическій ударъ, что они связали ему руки и насилу могли уложить его въ постель».

На другой день этого убійства начинается драма Шекспира. Поэтъ въ патетической сценѣ показываетъ намъ горесть Элеоноры Богунъ, вдовы убитаго Герцога. Герцогиня умоляетъ своего деверя, Джона Гоунтъ, отмстить смерть Глостера, наказавши его убійцъ. Джонъ Гоунтъ противится ея мольбамъ: по его мнѣнію, только король, единственный раздаватель правосудія, можетъ отмстить эту смерть; а накажетъ ли онъ преступленіе, имъ самимъ замышленное? Осудитъ-ли онъ убійцъ, сообщникомъ которыхъ былъ онъ самъ? И такъ должно смириться и ждать отъ Бога приговора, котораго люди не могутъ произнести. — «Возложимъ печаль нашу на Господа. Когда онъ увидитъ, что настало время на землѣ, онъ одождитъ огненнымъ мщеніемъ головы виновныхъ.»

Герцогиня настаиваетъ: что говорить о смиреніи во время отчаянія! терпѣніе Герцога Ланкастеръ кажется ей постыднымъ равнодушіемъ.

«Тебя сильнѣй не возбуждаетъ братство?

Не ужели любовь воспламенить

Уже не можетъ крови устарѣвшей?

— — — — — — — — — — — — --

Гоунтъ! кровь его была твоею кровью:

— — — — — — — — — — — ты

Еще живешь, но ты ужь въ немъ убитъ;

Какъ будто ты согласенъ въ полной мѣрѣ

На смерть отца, — взирая равнодушно,

На то, какъ былъ убитъ твой бѣдный братъ, —

Вѣрнѣйшее подобіе Эдварда…

— — — — — — — — — — — — --

— — — — — — — Что въ низшихъ

Терпѣніемъ мы называемъ, въ высшихъ

Становится трусливостью холодной».

Напрасный призывъ. Джонъ Гоунтъ не поколебался; ничто не можетъ заставить его отступить отъ того, что онъ считаетъ своимъ долгомъ; у короля нѣтъ судей на землѣ; онъ долженъ ждать суда свыше.

"Нѣтъ, — эта тяжба Богу одному

Принадлежитъ: мой братъ былъ умерщвленъ

Намѣстникомъ, помазанникомъ Бога;

Пускай Онъ самъ наказываетъ, если

Убійство это было беззаконно;

Я-жь никогда руки своей во гнѣвѣ

Не подниму на ставленника божья…

Герцогиня.

"Когожь теперь просить мнѣ?

Гоунтъ.

Небеса

Они — вдовицъ защита и опора.

Эта сцена между вдовой и братомъ убитаго Герцога Глостерскаго — прологъ настоящаго дѣйствія. Въ этомъ то разговорѣ авторъ излагаетъ свой предметъ и показываетъ намъ весь его объемъ. «Эта тяжба божія тяжба: God’s is the quarrel.»

Едва Глостеръ умеръ, какъ подготовка катастрофы уже начинается: Болингброкъ, сынъ Джона Гоунта, вызываетъ на поединокъ герцога Норфолька, того самаго, который былъ во главѣ ловушки, разставленной Глостеру; не будучи въ силахъ добраться до короля, онъ принялся за его министра. Онъ обвиняетъ маршала въ убійствѣ Глостера и по феодальному обычаю приглашаетъ его оправдаться торжественнымъ образомъ, посредствомъ суда Божія:

"Онъ источилъ потокомъ крови душу

Невинную его. И эта кровь,

Подобно крови Авелевой, — даже

Изъ нѣдръ нѣмыхъ земли къ намъ вопіетъ

И требуетъ возмездія. Клянусь

Вамъ славой предковъ нашихъ — я отмщу

Вотъ этою рукой — иль самъ погибну.

Норфолькъ поднимаетъ перчатку и принимаетъ вызовъ… — Назначенъ день для поединка. Предстанимъ себѣ роскошную сценическую постановку, указанную намъ хроникой. Поле битвы было огорожено въ долинѣ Госфорд-Гринъ, близь Ковентри; знамена развѣваются; герольды на своихъ постахъ. Стражи съ трудомъ расталкиваютъ толпу, собравшуюся со всѣхъ концовъ королевства. Звукъ трубъ возвѣщаетъ прибытіе Ричарда II, который какъ судья битвы, садится на возвышенной эстрадѣ, устроенной надъ загородкой. Великіе вассалы, во главѣ которыхъ почтенный Герцогъ Ланкэстеръ, садятся въ качествѣ асессоровъ ниже короля. Герцогъ Омерль, какъ коннетабль, и Герцогъ Сёррей, какъ маршалъ, помѣщаются внутри загородки, какъ блюстители порядка. Трубы звучатъ, другія имъ отвѣчаютъ. Вскорѣ появляются оба величественные противника, каждый предшествуемый своимъ герольдомъ. Томасъ Моубрэй, Герцогъ Норфолькъ на гнѣдой лошади, покрытой краснымъ бархатнымъ чепракомъ, съ вышитыми серебромъ львами и шелковичными вѣтками; его вооруженіе нарочно было заказано лучшему германскому мастеру. Генрихъ Болингброкъ, Герцогъ Гирфордъ, на бѣломъ аргамакѣ, покрытомъ синимъ съ зеленымъ бархатнымъ чепракомъ, съ вышитыми золотомъ лебедями и антилопами, одѣтый въ дивное всеоружіе, которое, по Фруассару, прислано ему мессиромъ Галеаццо, Герцогомъ Миланскимъ. Всѣ обычныя формальности выполнены. Копья вымѣрены. Оба сражающіеся поочередно проговорили свои титулы и каждый подтвердилъ клятвой правоту своего дѣла. Сигналъ поданъ; противники устремились одинъ на другаго, съ копьемъ въ рукѣ. Торжественная минута. За Болингброка — молитвы вдовы и трепетное сочувствіе цѣлой націи; за Норфолька — лицемѣрныя желанія короля. Вообразите безпокойство Ричарда въ эту минуту: что, если, небо судило побѣду Болингброку! что, если Богъ, опредѣлившій пораженіе Моубрэя, явно накажетъ преступленіе, тайно совершенное королемъ! Ричардъ затрепеталъ при мысли объ возможности видѣть себя осужденнымъ, въ лицѣ своего министра, приговоромъ свыше. Чего бы то-ни стоило, надо предупредить подобный конецъ, и вдругъ король бросаетъ свой жезлъ между двумя противниками. Судебный поединокъ остановленъ. Ричардъ ставитъ свою волю между вызывающимъ и защищающимся, и быстро переноситъ на свой судъ дѣло, которое обсуживалось судомъ небеснымъ и замѣняетъ небесное правосудіе королевскимъ судомъ…..

Фруассаръ со всѣмъ правдоподобіемъ современника разсказываетъ о дѣйствіи, произведенномъ въ Англіи изгнаніемъ Болингброка. Это былъ національный трауръ. Отечество плакало, какъ будто лишалось своего защитника. Изгнанника провожалъ при отъѣздѣ цѣлый народъ въ слезахъ. «Когда графъ Дерби (Болингброкъ) сѣлъ на лошадь и выѣхалъ изъ Лондона, больше сорока тысячъ народу было на улицахъ; всѣ кричали и плакали объ немъ такъ горько, что жаль было смотрѣть, они говорили: Ахъ милый графъ Дерби, неужто ты насъ оставляешь! Во всей странѣ не будетъ ни добра ни радости, покуда ты не вернешься; но до возвращенья твоего такъ долго. Черезъ сплетни и измѣну тебя высылаютъ изъ королевства…» Драматическій авторъ не могъ показать намъ такого зрѣлища; онъ не могъ показать огромную плачущую толпу, печально провожавшую изгнанника. Но онъ поставилъ на сцену изнанку картины. Едва только скрылся Болингброкъ, какъ Ричардъ обнаружилъ неумѣстную радость передъ своими приближенными. Онъ благосклонно выслушиваетъ циническій разсказъ Омерля, который хвалится тѣмъ, что проводилъ своего изгнаннаго кузена, не омочивши глазъ слезами. Онъ самъ видѣлъ, какъ уѣзжалъ Болингброкъ и насмѣхается надъ его любезностями съ чернью:

Какое онъ оказывалъ вниманье

Рабамъ: — -- — -- —

Передъ старухой, устричной торговкой,

Онъ шляпу снялъ. Счастливаго пути

Извозчики Гирфорду пожелали —

Его колѣна гибкія согнулись,

И онъ сказалъ: «Спасибо, землячки!»

Между тѣмъ печальная новость прекратила на время эти насмѣшки: старый Джонъ Гоунтъ умираетъ, убитый горемъ отъ потери сына и прежде кончины выразилъ желаніе видѣть короля. Самая смерть не могла заставить умолкнуть дикую радость Ричарда. Печальному вѣстнику онъ отвѣчалъ гнусной шуткой:

О, да внушитъ врачу его всевышній

Благую мысль спровадить поскорѣе

Его къ отцамъ! — -- — --

Поѣдемте къ нему, милорды, вмѣстѣ.

О, дай-то Богъ, чтобъ мы ужь, не смотря

На всю поспѣшность нашу, — не поспѣли!

Въ эту минуту, Ричардъ II становится такимъ же чудовищемъ какъ и Ричардъ III.

Здѣсь слѣдуетъ та прекрасная сцена, гдѣ геній поэта такъ ярко освѣтилъ разсказъ исторіи. «Около Рождества (1398) случилось, что Герц. Ланкэстеръ (который жилъ въ большихъ непріятностяхъ, причиненныхъ ему какъ разлукою съ сыномъ, такъ и правленіемъ племянника его, короля Ричарда: ибо онъ слишкомъ хорошо понималъ, что если такъ будетъ продолжаться, то королевство погибнетъ) занемогъ и умеръ; друзья очень жалѣли его. А король Ричардъ Англійскій (какъ было видно) немного заботился объ этомъ; да скоро и совсѣмъ забылъ объ немъ.» Кончина Герцога Ланкастерскаго, бывшая слѣдствіемъ двойной раны: любви къ отечеству и къ сыну, трогательна даже въ короткомъ разсказѣ Фруассара. Но, чтобы впечатлѣніе стало на высоту драмы, нужно было, чтобъ жертва въ послѣднія минуты встрѣтилась лицомъ къ лицу съ своимъ палачемъ. Нужно, чтобы страдалецъ излилъ передъ царственнымъ мучителемъ всю анаѳему своей агоніи.

Вотъ для чего поэтъ приводитъ Ричарда II къ смертному одру Джона Гоунта. Голосъ умирающаго принца становится нѣкоторымъ образомъ голосомъ самой націи. Страданія отечества находятъ послѣдній отголосокъ въ священныхъ словахъ, произнесенныхъ коснѣющимъ языкомъ умирающаго:

. . . . . . . . . . . .И царственно-прекрасный

Престолъ, и этотъ островъ вѣнценосный,

Земля величья, царство мира, — этотъ

Другой эдемъ, нашъ полурай, твердыня

Которую природа создала

Самой себѣ въ защиту отъ войны

И отъ заразы; эти поколѣнья

Людей счастливыхъ, маленькій мірокъ,

Сокровище, — какъ камень самоцвѣтный,

Оправленный въ серебряное море,

— — — — — — — — — — — — --

И это царство, Англія святая,

— — — — — — — — — — — — --

И эта-то отчизна душъ великихъ,

— — — — — — — — — — — — --

— — — — — — — — — нынѣ отдана —

(О, я умру отъ этого!) — въ аренду,

Какъ жалкое, ничтожное помѣстье!

— — — — — — — — — — — — --

Та Англія, которая привыкла

Порабощать другія Государства, —

Теперь сама себя поработила,

И какъ постыдно!….

Ричардъ II прерываетъ эту патріотическую рѣчь, спросивши герцога, какъ онъ чувствуетъ себя. Но старикъ не поддался на эту хитрую, ироническую заботливость. Лежа на смертномъ одрѣ, онъ всматривается въ Ричарда умирающимъ взоромъ и, (какъ будто загробная жизнь придала ему двойное зрѣніе), замѣчаетъ въ чертахъ молодаго короля признаки убійственной болѣзни, грызущей его. Будущій конецъ тирана представляется ему во всемъ его неизбѣжномъ ужасѣ. Болѣе больной здѣсь не Джонъ Гоунтъ: этотъ молодой король, гордый здоровьемъ, силою и могуществомъ — вотъ умирающій:

— — — — — — — — — я вижу,

Какъ боленъ ты; — -- — --

Твой смертный одръ великъ какъ королевство,

Гдѣ страждешь ты потерей доброй славы.

И ты, больной, настолько былъ безпеченъ,

Что царственно-помазанное тѣло

Довѣрилъ ты лечить тѣмъ самымъ людямъ,

Которые разстроили тебя.

— — — — — — — — — — — —

— — — О, когдабъ твой дѣдъ

Пророчески предугадалъ, что сынъ

Его роднаго сына — уничтожитъ

Его сыновъ, — тогда-бы отъ позора

Избавилъ онъ тебя, лишивъ наслѣдства

Еще тогда, когда ты не вступалъ

На тотъ престолъ, съ котораго себя

Ты свергнешь самъ. — — — --

— — — — — — — — — — — —

Ты не король ужь Англіи; — --

И власть твоя — раба закона; ты же —

Ричардъ.

А ты — глупецъ, лунатикъ слабоумный!

Ты, на права горячки полагаясь,

Осмѣлился своими ледяными

И дерзкими совѣтами заставить

— — — — — — — — — — — —

Отъ гнѣва наши щоки поблѣднѣть!

Не будь ты сыномъ брата Эдуарда

Великаго, — языкъ твой наглый скоро-бъ

Съ надменныхъ плечъ снесъ голову твою….

Гоунтъ.

О не щади меня…

— — — — Благородный Глостеръ,

Мой братъ, — прямая, честная душа,

— — — — — — — — — — — —

— — — — есть образецъ того,

Что проливать святую кровь Эдварда

Тебѣ не значитъ ровно ничего.

Сойди въ союзъ съ болѣзнями моими

И пусть жестокосердіе твое,

Какъ сгорбленная старость, скоситъ цвѣтъ

Давно увядшій! ты живи въ позорѣ,

Но твой позоръ да не умретъ съ тобою, —

И всѣ мои предсмертныя слова

Въ мучителей твоихъ да обратятся!

Торжественный приговоръ, который должно было выполнить будущее! Проклятіе Джона Гоунга имѣло на судьбу Ричарда II такое же дѣйствіе, какъ проклятіе королевы Маргериты на судьбы Ричарда III. Будущая катастрофа гремитъ въ каждомъ обвиненіи. Тутъ поэтъ сосредоточилъ, какъ въ небесной молніи, всѣ громы развязки. Чтобы ни дѣлалъ съ этихъ поръ Ричардъ II, онъ не можетъ укрыться отъ роковаго удара. Проклятіе умирающаго поразило его, какъ громомъ.

Сильный своимъ всемогуществомъ, Ричардъ думаетъ, что можетъ необращать никакого вниманія на проклятіе, исходящее изъ могилы. Мало того: — онъ мститъ Джону Гоунту, лишая Болингброка наслѣдственнаго имѣнія. Подъ предлогомъ издержекъ на войну съ Ирландіей, онъ конфискуетъ въ казну всѣ владѣнія Ланкастера. Но этотъ указъ есть послѣднее дѣйствіе деспотизма. Онъ вызываетъ наконецъ сопротивленіе всей націи. Каждый почувствовалъ себя оскорбленнымъ въ своихъ личныхъ правахъ подобнымъ приговоромъ, лишающимъ наслѣдства Болингброка; каждый готовится отстаивать поруганный принципъ собственности. Въ томъ же самомъ дворцѣ Эли, гдѣ только что скончался Джонъ Гоунтъ, знаменитѣйшіе члены англійскаго дворянства составили тайное общество и объявили себя противъ деспотизма, сдѣлавшагося невыносимымъ. Элементы феодальнаго общества вступаютъ въ борьбу. Аристократія отказывается отъ повиновенія своей верховной властительницѣ, монархіи, выражаясь при этомъ съ удивительной смѣлостью:

Нортомбэрлэндъ.

Нѣтъ! стыдно намъ, что сносимъ мы такую

Неправосудность. — — — — —

— — — — — — — — — — — —

Король — не самъ король. Имъ управляютъ

Развратные и подлые льстецы;

И чтобъ они на каждаго изъ насъ

Не донесли: — -- —

А ужъ Ричардъ готовъ карать и насъ,

И нашихъ женъ, наслѣдниковъ, дѣтей…

Россъ.

Тяжелыми налогами народъ

Онъ разорилъ, — и ужь совсѣмъ лишился

Его любви; дворянъ всѣхъ обложилъ

Онъ пенями за старыя ихъ распри

И навсегда утратилъ ихъ любовь.

Виллоуби.

И каждый день все новые поборы

Изобрѣтаютъ — въ формѣ ассигнацій,

Пожертвованій, богъ знаетъ на что…

Чѣмъ, ради бога, кончится все это?

Нортомберлэндъ.

И все это не войны пожираютъ;

Онъ ни одной войны еще не велъ;

— — — — — — — — — — — —

Они (его предки) на войны меньше издержали,

Чѣмъ издержалъ во время мира онъ.

Виллоуби.

— — — Нашъ король банкрутъ.

Нортомберлэндъ.

Надъ нимъ отяготѣло разоренье.

Такое краснорѣчивое обвиненіе деспотизма всегда дѣйствительной всегда справедливо; но странно, что оно пришлось какъ разъ ко времени для слушателей Шекспира! Толпа, приходившая ежедневно рукоплескать своему поэту, приняла всѣ его слова за намеки на мщеніе. По странному совпаденію, въ которомъ не трудно впрочемъ видѣть преднамѣренность автора, это порицаніе правленія Ричарда II заключало, въ короткихъ словахъ, обвиненіе, носившееся въ народѣ противъ правленія Елизаветы. Перемѣнены только имена, а поводы къ жалобамъ тѣже: конфискаціи, щедрость къ любимцамъ, подозрительность и шпіонство, народъ, изнуренный налогами, дворянство систематически разоренное, придумываніе безпрерывныхъ поборовъ, насильственные займы, называемые какъ-бы въ насмѣшку добровольными пожертвованіями, мирное время, требующее больше издержекъ чѣмъ военное. Очень понятно, что королева Елизавета почувствовала, что личность ея задѣта въ этой драмѣ. Понятно, что даже не задолго до смерти, она еще съ горечью говорила объ успѣхѣ «этой трагедіи Ричардъ II, игранной сорокъ разъ въ публичныхъ театрахъ»……

Тотъ же вѣтеръ, задержавшій по волѣ провидѣнія Ричарда II и его войско на берегахъ Ирландіи, принесъ суда Генриха Ланкэстера къ берегамъ Йоркшэйра. Изгнанный и лишенный наслѣдства герцогъ возвращается требовать обратно и свое наслѣдіе и свое отечество. Его торжественная высадка въ Равенспоргѣ есть одно изъ удивительнѣйшихъ чудесъ, какимъ когда нибудь оскорбленное право проявляло свое могущество. Это право, которое изъ вѣка въ вѣкъ изумляло исторію своими чудесами, это право, которое должно будетъ низпровергнуть впослѣдствіи династіи Стюарта и Бурбона, возстаетъ нынѣ противъ династіи Плантагенета. Противъ Ричарда, этого Іакова Втораго XIV вѣка, стоитъ Болингброкъ, — Вильгельмъ Оранскій. Передъ невидимой силой революціи падаютъ одна за другой бастиліи тиранніи. Обрадованныя цитадели опускаютъ свои подъемные мосты: восхищенные города сдаются. Войска, посланныя противъ мятежниковъ, обезоруживаются невѣдомо какой волшебной силой; вэлльзскія дружины, набранныя графомъ Сольсбёри, разбѣгаются; Англійская армія, подъ начальствомъ герцога Йоркскаго, переходитъ безъ боя подъ знамена мятежника. Между тѣмъ Ричардъ II возвратился изъ Ирландіи и высадился на берегъ Вэлльза. Королю извѣстна только часть истины; онъ знаетъ, что возстаніе разразилось, но не знаетъ, какіе оно приняло размѣры. Ктому же онъ ослѣпленъ своею властью; онъ убѣжденъ, что никакая человѣческая сила не въ состояніи вырвать у него скипетръ. Не помазанникъ ли онъ божій? Не принадлежитъ ли ему Англія по праву божественному? Не связана ли она съ нимъ таинственными узами, которыхъ никакія человѣческія усилія не могутъ разорвать? Эта земля, которую мы попираемъ ногами, какъ вещество безчувственное и неодушевленное — для короля существо живое, страстное, любящее, преданное ему по самой природѣ, по принципу монархической власти. Король владѣетъ не однимъ тѣломъ отечества, но и душой его. Въ этомъ-то убѣжденіи онъ такъ нѣжно заклинаетъ Англійскую землю и проситъ ее защитить его отъ мятежа:

«О, не питай, прекрасная земля,

Моихъ враговъ, — и сладостью твоею

Не услаждай ихъ хищническихъ чувствъ!

Нѣтъ; но усѣй весь путь ихъ пауками,

Что изъ тебя высасываютъ ядъ;

И пусть неповоротливыя жабы

Кишатъ вокругъ измѣнническихъ ногъ….

— — — — — — — — — — — — --

Пусть на тебѣ мой врагъ одну крапиву

Найдетъ, и если вздумаетъ сорвать

Съ твоей груди какой нибудь цвѣтокъ, —

Прошу тебя — укрой подъ нимъ эхидну…

— — — — — — — — — — — — --

Не смѣйтесь, лорды, надъ моимъ безумнымъ

Заклятіемъ: скорѣй проснется чувство

Въ сырой землѣ, и обратятся камни

Въ вооруженныхъ воиновъ, — чѣмъ я,

Ея король законный, покорю, ея

Преступному оружью мятежа.»

Напрасно немногіе придворные, оставшіеся вѣрными королю, уговариваютъ его выйдти наконецъ изъ этой роковой безпечности. Ричардъ II упорно остается въ своемъ величественномъ бездѣйствіи. Онъ царствуетъ милостію божіею: дѣло милости божіей и хранить его. Не одна земля, но и само небо должно сражаться за короля:

Нѣтъ! всей водою бурныхъ океановъ

Не смыть съ чела помазаннаго — мѵра,

И смертнаго дыханіе — не свергнетъ

Намѣстника, поставленнаго Богомъ.

На каждаго — повѣрьте — человѣка,

Котораго измѣнникъ Болингброкъ

Поднять заставитъ злобное желѣзо

Противъ короны золотой —

Богъ, своего Ричарда защищая,

По свѣтлому Архангелу поставитъ! —

Но въ то время, какъ Ричардъ, ослѣпленный призракомъ своего божественнаго права, воображаетъ, что тамъ на небеси, собирается огненное войско ангеловъ, — дѣйствительность тяжело налагаетъ на него свою руку и указываетъ здѣсь на землѣ толпы бѣгущихъ людей. Сольсбёри весь запыхавшись прискакалъ съ извѣстіемъ, что вэлльзская армія разбѣжалась. Это извѣстіе смутило на минуту Ричарда: онъ поблѣднѣлъ. Но его замѣшательство было мгновенно.

« — Да, я забылся. Развѣ не король я?

Величіе сонливое мое,

Ты спишь? Проснись! Иль имя короля

Не равносильно тысячамъ именъ?

Возстань, возстань-же царственное имя:

Ничтожный рабъ величью твоему

Теперь грозитъ!»

Между тѣмъ произшествія были еще упорнѣе, чѣмъ легковѣріе Ричарда. Они не даютъ ему отдохнуть до тѣхъ поръ, покуда онъ не разувѣрится. Новый гонецъ наноситъ новый ударъ его суевѣрію: вся нація возстала; даже женщины и дѣти. Отпали отъ него; и ужь любимцы его величества — Вильтширъ, Бэготъ, Беши, Гринъ — схвачены и обезглавлены. На этотъ разъ ударъ былъ слишкомъ жестокъ……… Въ ясномъ, страшномъ видѣніи, передъ растерявшимся Ричардомъ совершаются всѣ династическія катастрофы, ускорявшія кончину королей:

"Во имя неба — сядемте мы на-земь

И станемте разсказывать другъ другу

Исторіи о смерти королей:

Какъ эти были свергнуты съ престола,

Другіе-же убиты на войнѣ;

Какъ этого терзали привидѣнья

Лишенныхъ имъ престола королей;

Какъ женами отравлены иные

И многіе зарѣзаны во снѣ, —

Убиты всѣ! А почему? — въ коронѣ,

Вѣнчающей ихъ смертное чело —

Гнѣздится смерть. Тамъ старая шутиха

Надъ саномъ ихъ глумится; скалитъ зубы

На блескъ, который тронъ ихъ окружаетъ,

И позволяетъ нѣсколько минутъ

Разъигрывать коротенькую сцену

Даренія, мертвитъ единымъ взоромъ,

И наполняетъ сердце Государей

Обманчивой и суетной мечтой,

Что будто ихъ помазанное тѣло,

Служащее оплотомъ бренной жизни —

Ничѣмъ непроницаемая мѣдь!

Но наконецъ, ужь вдоволь наглумившись,

Приходитъ смерть, и крошечной булавкой

Проколетъ стѣны крѣпости его —

Прощай король!.. Ну, головы накройте;

Не издѣвайтесь чествованьемъ пышнымъ

Надъ тѣмъ, что есть лишь только — кровь и тѣло!

Отбросьте весь почетъ и уваженье,

Церемоньялъ: — меня все это время

Вы принимали не за то, что есть:

Я, также какъ и вы, питаюсь хлѣбомъ;

Я ощущаю горе, недостатки, —

Въ друзьяхъ нуждаюсь. Какъ-же это мнѣ,

Который самъ отъ столькаго зависитъ,

Вы говорите, будто — я король?

Но король можетъ еще владѣть мечемъ, стать во главѣ остатковъ арміи, можетъ сразиться и попробовать побѣдить.

--«Да, я иду, надменный Болингброкъ,

И пусть мечи рѣшаютъ участь нашу.

Я не дрожу — боязни лихорадка

Прошла совсѣмъ. И такъ легко намъ будетъ

Все то, что наше, вновь завоевать!

Скажи-же, Скрупъ, гдѣ дядя нашъ съ своими

Дружинами?»

Напрасное желаніе. Чтобъ спасти свою корону, у Ричарда недостаетъ мужественной энергіи, этого послѣдняго прибѣжища въ несчастій. Скрупъ открываетъ ему истину, какъ она есть: у короля нѣтъ больше арміи. Войска, которыми начальствовалъ герцогъ Йоркъ, присоединились къ Болингброку и самъ правитель вступилъ въ союзъ съ изгнанникомъ. Послѣ этого окончательнаго удара, Ричардъ не сопротивляется больше; онъ склонился подъ тяжестью несчастія; онъ не хочетъ больше слышать ни о борьбѣ, ни объ условіяхъ; не хочетъ, чтобъ его отвели отъ «сладкаго пути отчаянія.» Онъ отдалъ свой мечъ судьбѣ.

Рѣшившись на бездѣятельность, Ричардъ отдался Болингброку передъ замкомъ Флитъ. Это отреченіе отъ дѣятельности довершаетъ его полнѣйшее нравственное преобразованіе. Король, отъ котораго истекала нѣкогда вся иниціатива, кажется, теперь ужь не имѣетъ даже свободной воли. Онъ будетъ отнынѣ страдательной жертвой обстоятельствъ; его покорность готова на все, чего не потребуетъ мятежное счастье: —

Ну что-жъ, король вашъ долженъ покориться?

Онъ покорится. Долженъ отъ престола

Король отречься? чтожь, онъ отречется.

Иль потерять названье короля?

Такъ что-жь — Господь съ нимъ! Вымѣняю четки

На всѣ свои брильянты; промѣняю

Свои дворцы роскошные на скитъ;

— — — — — — — — — — — — --

Всѣхъ подданныхъ моихъ — на двѣ иконы;

Всѣ области въ обширномъ королевствѣ —

Отдамъ я имъ за землю для могилы, —

Для маленькой, для маленькой могилы

Для безъизвѣстной…

Здѣсь король отрекается больше чѣмъ отъ власти, онъ отрекается отъ воли. Онъ отрекается отъ короны, отъ свободы, отъ свѣта, отъ жизни. Лицо его преобразилось внезапной перемѣной. Кто узнаетъ въ его аскетической рѣчи вчерашнее царское слово? Здѣсь говоритъ не король — а отшельникъ. Благодаря этой метаморфозѣ, ужасъ, который до сихъ поръ внушалъ онъ, превратился въ состраданіе. Ричардъ сталъ выше послѣ своего паденія: въ своемъ униженіи онъ нашелъ величіе.

Непоправимость дѣла дѣлаетъ побѣжденнаго необыкновенно смиреннымъ. Наступаетъ время, когда Ричардъ долженъ наконецъ сложить съ себя корону и отдать достойнѣйшему свой скипетръ, который онъ отнялъ у себя неисполненіемъ своей обязанности и преступленіями. Когда король рѣшительно неспособенъ царствовать, инсуррекція завладѣваетъ правленіемъ….. «И такъ пришелъ герцогъ Ланкастеръ, съ своими дворянами, герцогами, прелатами, графами, баронами, рыцарями и другими именитыми людьми Лондона въ замокъ и позвалъ короля Ричарда въ Тоуэръ, и взошелъ онъ въ залу, одѣтый и убранный какъ король, въ открытой мантіи, держа въ рукѣ скипетръ и съ короной на головѣ, и говорилъ такъ, во всеуслышаніе: „я былъ королемъ Англіи, герцогомъ Аквитанскимъ, и господиномъ Ирландіи, около XXII лѣтъ; это королевство, сеньорію, скипетръ, корону и все наслѣдіе, я уступаю единственно и нераздѣльно, кузену моему Генриху Ланкастеру, и прошу его, въ присутствіи всѣхъ, принять скипетръ.“ И за тѣмъ онъ подалъ скипетръ герцогу Ланкастеру, который и взялъ его, а потомъ передалъ архіепископу Кэнторберійскому, и тотъ принялъ его. Вовторыхъ король Гичардъ снялъ съ головы своей корону и держа ее передъ собою обѣими руками, сказалъ: кузенъ Генрихъ, герцогъ Ланкэстеръ, я даю и подношу тебѣ эту корону (по которой я назывался королемъ Англійскимъ) и вмѣстѣ съ ней всѣ права, съ нею соединенныя. Герцогъ Ланкэстеръ взялъ ее; и стоялъ подлѣ него Архіепископъ Кэнторберійскій въ полномъ облаченіи который и принялъ ее изъ рукъ герцога Ланкастера. Кончивши эти два дѣла и условившись въ сдачѣ сана, герцогъ Ланкэстеръ позвалъ публичнаго нотаріуса, и пожелалъ имѣть все письменно, и чтобы прелаты и дворяне тутъ бывшіе, были свидѣтелями, и скоро послѣ этого Ричардъ Бордосскій возвратился во свояси; а герцогъ Ланкэстеръ и всѣ дворяне съ нимъ прибывшіе, сѣли на коней…»^[1]. Шекспиръ перенесъ въ самый Вестминстеръ эту сцену, которая, по Фруассару, разъигрывалась въ залѣ лондонскаго Тоуэра. Эта историческая невѣрность многозначительна. Авторъ отважно придалъ блескъ публичной церемоніи отреченію Ричарда II. Тутъ не мѣсто двусмысленности. Нужно, чтобъ наказаніе было также явно, какъ и преступленіе. Отреченіе не должно быть мгновеннымъ насиліемъ, совершеннымъ въ четырехъ стѣнахъ uосударственной тюрьмы; оно должно быть совершено актомъ торжественнымъ, передъ лицомъ цѣлаго міра. Не частная коммисія должна требовать отъ Государя отреченія, а Парламентъ. — Пренія были шумны. Противъ графа Нортомберлэнда, который держалъ въ рукѣ обвинительный актъ революціи, Шекспиръ поставилъ Епископа Карлэйльскаго, неустрашимаго поборника права божественнаго. Но защитительная рѣчь почтеннаго Епископа не устояла противъ сокрушительной логики его противника. Напрасно Епископъ взывалъ къ правосудію народа, говоря «что подданный не можетъ произносить приговора надъ своимъ королемъ……….»

Приговоръ, произнесенный публично долженъ быть и исполненъ публично. Должно было, чтобъ Ричардъ II отрекся всенародно: король дѣлаетъ и это….. Мы присутствуемъ при этомъ трогательномъ зрѣлищѣ, придуманномъ поэтомъ: низложеніи короля. Ничто не можетъ сравниться съ этой торжественно-печальной сценой. Въ минуту разставанья съ блестящими украшеніями, ослѣпляющими вселенную и которыя здѣсь на землѣ составляютъ символы силы, чести, правды и могущества, Ричардъ испытываетъ невыразимое страданіе. Уста соглашаются, но сердце протестуетъ. Ричардъ отрекается съ отчаяніемъ. Рыданія прерываютъ его голосъ въ ту торжественную минуту, когда онъ снимаетъ съ себя вещь за вещью свою августѣйшую одежду: онъ осыпаетъ насмѣшками своего кузена, котораго самъ-же сдѣлалъ королемъ; онъ привѣтствуетъ его насмѣшливыми восклицаніями и передаетъ ему власть съ сарказмомъ:

"Подайте-мнѣ корону! Вотъ кузенъ,

Возьми ее. Я съ этой стороны

Ее держу, — а ты съ другой. Теперь

Корона эта — точно какъ колодезь

Съ двумя бадьями, что одна другую

Водой поперемѣнно наполняютъ:

Порожняя качается вверху,

Другая-же внизу виситъ: она

Невидима, наполнена водою;

Та нижняя и полная слезъ — я,

Печалью упивающійся; ты-же —

Возносишься, другой подобно — къ верху.

Но драма еще не кончена. Мрачная башня Помфретъ ждетъ низложеннаго короля. «Богъ, (какъ говорилъ старый герцогъ Йоркъ), для какой нибудь великой цѣли ожесточилъ сердца людей: God has for some strong purpose steel’d the heart of men.» Ричардъ долженъ до конца вынести предназначенное ему испытаніе. — Ричардъ лишилъ наслѣдства Болингброка, и за это самъ лишенъ престола Болингброкомъ. Ричардъ убилъ своего родственника и за это долженъ быть самъ убитъ своимъ родственникомъ.

Таковъ законъ возмездія, безпощадно прилагаемый исторіей. Но этотъ мстительный законъ кажется жестокимъ милосердой душѣ Шекспира. Связанный исторической строгостью, поэтъ вынужденъ принять кровавую развязку, которую предлагаетъ лѣтописецъ; но принимаетъ ее съ горестью, вполнѣ признавая, что «во всѣхъ событіяхъ видѣнъ перстъ Божій:

Heaven hath а hand in these events.»

Очевидно, что если-бы авторъ могъ противопоставить свой приговоръ, приговору провидѣнія, онъ измѣнилъ-бы наказаніе Ричарда и избавилъ-бы сверженнаго короля отъ этого ужаснаго страданія….. Авторъ не скрываетъ своего чувства. До сихъ поръ онъ громко одобрялъ революцію, здѣсь онъ громко порицаетъ ее. Его великодушная поэзія возстаетъ противъ неумолимой развязки, къ которой его принудила исторія. Ричардъ II царствовавшій приводилъ его въ ужасъ; Ричардъ сверженный — возбуждаетъ въ немъ состраданіе. Покуда Ричардъ царствовалъ, Шекспиръ видѣлъ въ немъ только тирана, лицемѣра, грабителя, эгоиста; когда Ричардъ палъ, онъ видитъ въ немъ только человѣка. И, какъ тиранъ возмущалъ его своими жестокостями, такъ человѣкъ обезоружилъ его своею безпомощностью.

Вотъ отчего въ концѣ драмы идетъ рядъ картинъ, которыя вызываютъ все наше сочувствіе къ низверженному королю.

Рѣшившись насъ тронуть, поэтъ дѣлаетъ насъ свидѣтелями раздирающаго душу прощанія Ричарда съ его женой:

« — -- — -- Добрая моя, —

Пора сбираться бывшей королевѣ

Во Францію; вообрази, что я

Ужь умеръ; здѣсь, какъ у постели смертной,

Ты приняла послѣдній мой привѣтъ

Когда нибудь въ осенній долгій вечеръ,

Ты будешь слушать, сидя у огня

Разсказы добрыхъ, набожныхъ старушекъ

О бѣдствіяхъ временъ давно прошедшихъ: —

Но прежде чѣмъ ты пожелаешь имъ

Покойной ночи, — ты, въ отвѣтъ на ихній

Разсказъ печальный, — разскажи

Печальную исторію Ричарда;

И ужь потомъ, рыдающихъ, ко сну

Ихъ отошли.»

Потомъ, когда король ужь сидѣлъ въ темницѣ, поэтъ вводитъ къ нему преданнаго добряка конюшаго, оплакивающаго въ такихъ трогательныхъ словахъ неблагодарность Бербэри, любимаго коня Ричарда.

«Какъ? — съ горечью восклицаетъ вѣнчанный узникъ, выслушавъ простой разсказъ своего вѣрнаго слуги:

— — — — И эта лошадь ѣла

Хлѣбъ изъ моихъ скиптродержавныхъ рукъ,

Гордилась тѣмъ, что царскою рукою

Ее ласкалъ Ричардъ и — неспоткнулась!»

Наконецъ, когда преступленіе было совершено, когда Экстонъ, умертвивши плѣнника, пришелъ за наградой въ Вестминстерскій дворецъ, негодующій Шекспиръ властительными устами Генриха IV проклинаетъ цареубійство:

Какъ человѣкъ, нуждающійся въ ядѣ,

Не любитъ яда: — точно такъ и я

Презрѣннаго убійцу ненавижу.

Хоть и желалъ я смерти королю, —

Теперь его, убитаго, люблю;

Къ тебѣ-жь питаю ненависть какъ къ яду.

Лишь угрызенье совѣсти въ награду

Возьми за трудъ, — но отъ меня не жди

Ни милости, ни похвалы. Иди,

Во мракѣ ночи съ Каиномъ скитайся!…

— — — — — — — — — — — — --

Такъ говоритъ Шекспиръ въ своей драмѣ, и поэтъ правъ. Милосердіе не только самая благородная, но и самая вѣрная политика. Не забудемъ, что «месть за месть». Исторія слишкомъ хорошо это доказываетъ….. Привидѣніе убитаго Ричарда будетъ вѣчно преслѣдовать увѣнчаннаго его короною Болингброка, оно будетъ созывать противъ него непрерывные мятежи, оно нашепчетъ лозунгъ всѣмъ заговорщикамъ; оно будетъ преслѣдовать безъ устали новую династію и неудовлетворится до тѣхъ поръ, покуда внукъ его убійцы не будетъ убитъ. Монархія Ланкастера, окрещенная въ крови, въ крови и погибнетъ. Семьдесятъ лѣтъ спустя послѣ убійства, совершеннаго въ Помфретѣ, Герцогъ Глостеръ подниметъ кинжалъ, выпавшій изъ рукъ Экстона и вонзитъ его въ сердце Генриха VI.

Мстителемъ Ричарда II будетъ Ричардъ III.

ТРАГЕДІЯ о КОРОЛѢ РИЧАРДѢ ВТОРОМЪ СЪ НОВЫМЪ ПРИБАВЛЕНІЕМЪ сцены Парламента и низложенія

КОРОЛЯ РИЧАРДА,

какъ она недавно была представлена служителями Его Величества короля, въ Глобусѣ. Соч. Вилльяма Шек-спира. ВЪ ЛОНДОНѢ.

1608.

ДѢЙСТВУЮЩІЕ. (¹)

Король Ричардъ II.

Эдмондъ Лэнгли, герцогъ йоркскій.

Іоаннъ Гентскій (Джонъ Гоунтъ) герцогъ ланкастерскій, — дядя короля.

Генрихъ, прозванный Болингброкомъ, герцогъ Гирфордскій, сынъ Джона Гоунта, впослѣдствіи король Генрихъ IV (²).

Герцогъ Омерль, сынъ герцога Йоркскаго.

Моубрэй, герцогъ Норфолькскій.

Герцогъ Сёррей.

Графъ Сольсбёри.

Графъ Бэркли.

Бёши, Бэготъ, Гринъ — приверженцы Ричарда.

Графъ Нортомберлэндъ.

Генрихъ Перси, прозванный Горячкой, его сынъ.

Лордъ Россъ.

Лордъ Виллоуби.

Лордъ Фицватеръ.

Епископъ Карлэйльскій.

Аббатъ Вестминстерскій.

Лордъ Маршалъ и другой лордъ.

Сэръ Пирсъ Экстонъ.

Сэръ Стэфенъ Скрупъ.

Капитанъ отряда вэлльзцевъ.

Королева, супруга Ричарда II.

Элиноръ Богунъ, герцогиня Глостерская, вдова Томаса Глостера, сына Эдуарда III.

Герцогиня Йоркъ.

Лэди изъ свиты королевы.

Лорды и джентльмены, герольды. Офицеры, солдаты, два садовника, тюремщикъ, гонецъ, конюшій и другіе служители. ДѢЙСТВІЕ въ различныхъ частяхъ Англіи и въ Уэлльзѣ.

ДѢЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Комната но дворцѣ. Входятъ; король Ричардъ, со свитой, Джонъ Гоунтъ и съ нимъ другіе лорды.

Король Ричардъ.

Старый Джонъ Гоунтъ, почтенный лордъ Ланкастеръ,

Привезъ-ли ты, согласно данной клятвѣ,

Къ намъ Генриха Гирфорда, своего

Отважнаго и доблестнаго сына, —

Чтобъ доказалъ теперь онъ справедливость

Недавнихъ и жестокихъ обвиненій,

Взведенныхъ имъ на герцога Норфолька,

Томаса Моубрей? Выслушать его

Мы времени до сихъ поръ не имѣли.

Гоунтъ.

Да государь.

Король Ричардъ.

Скажи-же мнѣ: увѣрился-ли ты,

Что не по старой ненависти Генрихъ

Норфолька обвиняетъ, а по долгу,

Какъ подданный, узнавшій объ измѣнѣ?

Гоунтъ.

На сколько я могъ вывѣдать — отнюдь

Не по враждѣ, а лишь по очевидной

Опасности, которая грозитъ

Вамъ, государь.

Король Ричардъ.

Ну, такъ введите къ намъ ихъ. Мы хотимъ

Чтобъ обвинитель сталъ здѣсь съ обвиненнымъ

Лицомъ къ лицу и, — грозное чело

Противъ чела, — свободно говорили.

Нѣкоторые изъ свиты уходятъ.

Надменные, запальчивые оба,

Они во гнѣвѣ глухи, словно море

И въ ярости быстрѣе, чѣмъ огонь.

Нѣкоторые изъ свиты возвращаются съ Болингброкомъ и Норфолькомъ.

Болингброкъ.

Пусть много, много лѣтъ счастливыхъ дней

Пошлетъ Господь тебѣ, мой государь,

Возлюбленный король и повелитель!

Норфолькъ.

Чтобъ каждый день былъ счастливѣй другаго,

Покуда не придастъ твоей коронѣ

Безсмертія завистливое небо.

Король Ричардъ.

Благодарю обоихъ. Но одинъ

Изъ васъ намъ льститъ, что совершенно ясно

Доказываетъ самая причина

Къ намъ вашего пріѣзда: обвиненье

Въ измѣнѣ государственной. Братъ Гирфордъ,

Что ты имѣешь объяснить намъ противъ

Томаса Моубрэй, герцога Норфолька?

Болингброкъ.

Во-первыхъ, лордъ — да будетъ само небо

Свидѣтелемъ правдивости того,

Что я скажу. Нѣтъ, — не по гнусной злобѣ,

Не по враждѣ старинной, — а по долгу

Правдиваго и вѣрнаго вассала,

Которому свята и драгоцѣнна

Жизнь короля — предсталъ какъ обвинитель

Я предъ ваши царственныя очи.

Теперь къ тебѣ я обращаюсь, Моубрэй:

Ты вникни хорошенько въ мой привѣтъ,

Что я скажу, за то здѣсь на землѣ

Я поручусь вотъ этимъ грѣшнымъ тѣломъ, —

Или моя безсмертная душа

За это все отвѣтитъ тамъ, на небѣ.

Да, Моубрей, ты — измѣнникъ и злодѣй:

Но, чтобъ имъ быть, ты черезчуръ прекрасенъ,

И слишкомъ гадокъ, мерзокъ, — чтобы жить:

Такъ, чѣмъ прекраснѣй, чѣмъ свѣтлѣе небо,

Тѣмъ безобразнѣй кажутся намъ тучки,

Которыя его заволокаютъ.

И чтобъ еще сильнѣе заклеймить

Тебя позоромъ, — я тебя до-сыта

Названіемъ мерзавца накормлю,

И, если то угодно королю —

Тебѣ докажетъ этотъ мечъ правдивой,

Что все, что я сказалъ здѣсь — справедливо.

Норфолькъ.

По моему холодному отвѣту

Я, государь, прошу васъ не судить

О силѣ моего негодованья.

Не бабьей бранью, не сварливымъ крикомъ

Двухъ раздраженныхъ глотокъ — порѣшить

Такое дѣло, — хоть пылаетъ кровь,

Что за него охолодѣетъ скоро.

Но все-же похвалиться не могу

И я такимъ смиреньемъ терпѣливымъ,

Чтобъ онѣмѣть — и не сказать ни слова.

Во-первыхъ — уваженье къ государю

Мнѣ не позволитъ, опустивъ поводья,

Пришпоривать свободу словъ моихъ,

А иначе — они-бы все бѣжали,

Пока-бъ Гирфорду глотку не заткнули

Названіемъ измѣнника двойнаго.

Но отстраните царственность его,

Пусть онъ не будетъ родственникомъ вашимъ,

Мой государь, — тогда я смѣло стану

Противъ него, въ глаза ему наплюю

И назову его клеветникомъ,

Бездѣльникомъ и непотребнымъ трусомъ.

Чтобъ доказать ему все это, — даже

Давъ переда, настигъ-бы я его,

Хотя-бъ пришлось за нимъ пѣшкомъ мнѣ гнаться

На льдистыя вершины Альповъ снѣжныхъ,

Иль даже и во всякое другое

Ни кѣмъ необитаемое мѣсто,

Куда еще ни разу не ступала

Нога британца. А пока лишь клятву

Прими въ защиту вѣрности моей —

Клянуся вамъ надеждою своей

Клянуся всѣмъ, чѣмъ только клясться можно,

Что Гирфордъ лжетъ — коварно и безбожно!

Болингброкъ.

Дрожащій, блѣдный трусъ! Вотъ я бросаю

Тебѣ залогъ мой! Отъ родства съ Ричардомъ

Я отрекаюсь, и отъ царской крови,

Которая тебѣ предлогомъ служитъ

Для подлаго отказа: ты сослался

Изъ трусости, а не изъ уваженья

На царственный мой родъ! и если только

Въ тебѣ тоска и ужасъ преступленья

Оставили еще на столько силы,

Чтобы поднять залогъ мой — подними.

По этому, да и по всѣмъ возможнымъ

Обычаямъ всѣхъ рыцарей, — готовъ

Я доказать, съ тобой въ единоборствѣ,

Что все, что я сказалъ, и все, что можешь

Ты худшаго замыслить — справедливо.

Норфолькъ.

Я принимаю вызовъ и клянусь

Мечемъ, которымъ въ рыцари меня

На самомъ полѣ битвы посвятили —

Что я готовъ тебѣ согласно съ всѣми

Обычаями рыцарства отвѣтить;

И пусть живымъ я не сойду съ коня,

Когда, назвавъ измѣнникомъ меня, —

Ты не солгалъ!

Король Ричардъ.

Но въ чемъ же обвиняетъ

Братъ нашъ — Моубрэя? О, его вина

Должна ужасна быть, чтобъ насъ заставить

Объ немъ подумать что нибудь дурное.

Болингброкъ.

Послушайте: — и я ручаюсь жизнью

За справедливость словъ моихъ: лордъ Мбубрэй

Займообразно восемь тысячъ ноблей (³)

Для жалованья войску получилъ

И, какъ подлецъ, бездѣльникъ и измѣнникъ,

Онъ беззаконно деньги тѣ истратилъ

Для надобностей личныхъ. Во-вторыхъ

Я говорю (и доказать готовъ

Моимъ мечемъ, — здѣсь, или гдѣ угодно,

До самыхъ отдаленнѣйшихъ предѣловъ,

Которыхъ глазъ британца открывалъ

Когда-либо): что этотъ лживый Моубрэй —

Источникъ и начало всѣхъ измѣнъ,

Которыя въ послѣднія восьмнадцать

Лѣтъ — замышлялись въ этомъ государствѣ.

Я говорю потомъ — (и это также

Его презрѣнной жизнью докажу), —

Что герцогъ Глостеръ по его интригамъ

Былъ умерщвленъ; онъ, Моубрэй, возбудилъ

Довѣрчивыхъ противниковъ его,

И стало-быть, какъ самый подлый трусъ,

Онъ источилъ потокомъ крови душу

Невинную его. И эта кровь,

Подобно крови авелевой, — даже

Изъ нѣдръ нѣмыхъ земли къ намъ вопіетъ

И требуетъ возмездія. Клянусь

Вамъ славой предковъ нашихъ — я отмщу

Вотъ этою рукой — иль самъ погибну!

Король Ричардъ.

Какъ высоко паритъ его рѣшимость!

Томасъ Норфолькъ, что скажешь ты на это?

Норфолькъ.

О, отврати лицо свое; вели

Своимъ ушамъ оглохнуть на мгновенье,

Покуда я вотъ этому живому

Позору крови царственной твоей,

Не выскажу, въ глаза, какъ Богъ и люди

Гнушаются столь низкими лжецами!

Король Ричардъ.

Глаза и слухъ нашъ, — Моубрэй, — безпристрастны

Будь онъ мнѣ братъ родной, — нѣтъ, мало:

Будь онъ наслѣдникъ нашего престола,

(А онъ всего — сынъ дяди моего)

Клянусь величьемъ царственнаго сана,

Что даже это близкое родство

Съ священной кровью нашею — нисколько

Его-бы отъ меня не защитило,

И твердости души моей правдивой

Поколебать оно-бы не могло.

Онъ подданный нашъ, Моубрэй, — какъ и ты;

И потому — свободно, безъ боязни

Все говори: я это разрѣшаю.

Норфолькъ.

Ну, Болингброкъ, — такъ пусть мое: ты лжешь!

Пройдетъ сквозь глотку лживую твою

До глубины испорченнаго сердца!

Три четверти того, что получилъ

Я для Калэ, — какъ должно, выдалъ войску;

Четвертую-же часть я удержалъ

Съ согласія монарха, — потому что

Мой повелитель долженъ мнѣ остался

По счету неуплаченныхъ расходовъ

Моей поѣздки за его супругой

Во Францію. Ложь эту проглоти.

А что до смерти Глостера… не мною

Онъ былъ убитъ; но къ моему стыду,

Я въ этомъ отношеньи пренебрегъ

Обязанностью клятвенной своею.

Что-же до васъ, свѣтлѣйшій лордъ Ланкастеръ,

Васъ, — моего врага отецъ почтенный, —

На вашу жизнь когда-то замышлялъ я:

И этотъ грѣхъ терзалъ мнѣ душу скорбью,

Но предъ моимъ послѣднимъ причащеньемъ

Покаявшись, я самъ просилъ у васъ

Прощенія, — которое, надѣюсь,

И получилъ. Вотъ все, что въ чемъ я виновенъ,

А остальное выдумано злобой

Гнуснѣйшаго, развратнаго и злаго

Измѣнника. Слова мои готовъ

Я защищать безстрашно; — потому-то

И я бросаю свой залогъ къ ногамъ

Клеветника надменнаго, — за тѣмъ,

Чтобъ самой лучшей кровью, что струится

Въ его груди — измѣннической, скверной, —

Вамъ доказать, что я слуга вашъ вѣрный;

И у меня теперь одно желанье,

Чтобы скорѣй насталъ день испытанья.

Король Ричардъ.

Я попросилъ-бы лордовъ раздраженныхъ

Очистить жолчь свою, не прибѣгая

Къ кровопусканью. Мы хоть и не врачъ,

Но вамъ даемъ совѣтъ сей, потому что

Глубоко вкоренившая злоба

Наноситъ слишкомъ пагубныя раны.

Забудьте все, простите все другъ другу

И помиритесь; наши доктора

Намъ говорятъ, что для кровопусканій

Теперь не время (⁴). Вотъ что, добрый дядя —

Пускай все это кончится началомъ;

Мы успокоимъ герцога, — а ты

Уговори и помири съ нимъ сына.

Гоунтъ.

Къ моимъ лѣтамъ идетъ быть миротворцемъ.

Сынъ, брось перчатку герцога Норфолька.

Король Ричардъ.

А ты, Норфолькъ, отдай его залогъ.

Гоунтъ.

Ну что-же, Гарри? своего приказа

Я не люблю произносить два раза.

Король Ричардъ.

Что-жь ты, Норфолькъ, не бросишь свой залогъ —

Я приказалъ: и ты меня не могъ

Ослушаться.

Норфолькъ.

О, нѣтъ! къ твоимъ ногамъ,

Мой государь, я брошусь лучше самъ —

Вы у меня отнять хотите — честь!

Я въ жертву вамъ всю жизнь готовъ принесть;

Но честь мою — и доблестное имя…

Ни для кого я не разстанусь съ ними,

И на позоръ ихъ черный не отдамъ!

Когда въ гробу двигать я буду самъ,

То честь моя и на моей могилѣ

Все будетъ жить — во всей красѣ и силѣ!

Я обвиненъ въ присутствіи твоемъ —

И клевета отравленнымъ копьемъ

Пронзила сердце гордое Норфолька!

И эту рану вылечитъ лишь только

Одинъ бальзамъ — та кровь, что этотъ ядъ

Произвела.

Король Ричардъ.

Отдай ему назадъ

Его залогъ; — преодолѣй свой гнѣвъ.

Не то смиритъ и леопарда левъ. (⁵);

Норфолькъ.

Да, но стереть съ него не можетъ пятенъ.

Что-жь, если гнѣвъ тебѣ мой непріятенъ

Сними съ меня мое безчестье самъ,

И я тогда назадъ залогъ отдамъ.

Чистѣйшее сокровище всей жизни

Есть наша незапятнанная честь;

А безъ нея — становимся мы глиной

Раскрашенной, позолоченной грязью;

Безстрашный духъ въ безтрепетной груди —

Алмазъ въ ларцѣ, подъ десятью замками.

Честь — жизнь моя; онѣ срослися вмѣстѣ,

И жизнь моя — уже не жизнь безъ чести.

А потому, возлюбленный король,

Молю тебя — ты честь мою позволь

Мнѣ отстоять; — я весь жилъ въ ней, и вѣрьте

Что за нее не убоюсь я смерти.

Король Ричардъ.

Братъ, ты начни: отдай его залогъ.

Болингброкъ.

Нѣтъ, не отдамъ! и да поможетъ Богъ

Не осквернитъ такимъ грѣхомъ мнѣ душу.

Не уже-ли я такъ позорно струшу

Передъ тобой и предъ моимъ отцемъ?

Предъ этимъ-ли презрѣннымъ подлецомъ

Свой санъ боязнью нищенской унижу?

Нѣтъ, прежде чѣмъ такой позоръ увижу

И мой языкъ такой уступкой низкой

Поранитъ честь мою, — то эти зубы

Откусятъ это рабское орудье

Трусливаго отказа отъ борьбы,

И выплюну его окровавленный

Въ лицо Моубрэя, — вывѣску всего,

Что только есть поганаго на свѣтѣ.

Гоунтъ уходитъ.

Король Ричардъ.

Повелѣвать рожденъ я — не просить.

И потому, не могши васъ сдружить —

Подъ смертной казнью мы повелѣваемъ

Явиться вамъ въ день Ламберта святаго

Подъ Ковентри: пусть тамъ копье и мечъ

Рѣшаютъ споръ вражды неукротимой.

Мы не могли васъ помирить — пусть небо

Разсудитъ васъ: кто правъ, тотъ побѣдитъ.

Лордъ-Маршалъ — вы, согласно нашей волѣ

Готовьте тамъ для поединка поле.

Уходятъ.

СЦЕНА 2.

Лондонъ. Комната ко дворцѣ герцога Ланкэстерскаго. (⁶) Входятъ Гоунтъ и герцогиня Глостеръ.

Гоунтъ.

Единокровность съ Глостеромъ меня

Сильнѣй твоихъ стенаній возбуждаетъ

Противъ убійцъ его и палачей.

Но что-же дѣлать тутъ намъ, — если право

Возмездія теперь попало въ руки,

Свершившія то подлое убійство,

Котораго не можемъ наказать

Мы сами; тяжбу нашу предоставимъ

На волю неба: и — придетъ пора,

Когда оно на главы всѣхъ виновныхъ

Своимъ отмщеньемъ грознымъ задождитъ.

Герцогиня.

Тебя сильнѣй не возбуждаетъ братство?

Не уже-ли любовь воспламенить

Уже не можетъ крови устарѣвшей?

Семь сыновей Эдварда, — въ томъ числѣ

И ты, Джонъ Гоунтъ, — были вы семью

Фіалами его священной крови; (⁷)

Семь отпрысковъ прекрасныхъ одного

Могучаго и царственнаго корня.

Одни изъ этихъ отпрысковъ засохли,

Другіе были сломаны судьбой;

Но Томасъ — мой супругъ и повелитель,

Мой Глостеръ, этотъ царственный фіалъ

Эдвардовой священной крови полный,

Цвѣтущій отпрыскъ царственнаго корня

Разбитъ рукою зависти — и нѣтъ въ немъ

Уже ни капли влаги драгоцѣнной;

И срубленъ онъ кровавымъ топоромъ

Убійства: листья юные завяли…

Гоунтъ! кровь его была твоею кровью;

Все тѣже тѣло, духъ, утроба, ложе,

Что дали жизнь тебѣ, — вѣдь человѣкомъ

Его они-же сдѣлали; пусть ты

Еще живешь — но ты ужь въ немъ убитъ.

Какъ будто ты согласенъ въ полной мѣрѣ

На смерть отца, взирая равнодушно

На то какъ былъ убитъ твой бѣдный братъ, —

Вѣрнѣйшее подобіе Эдварда.

О, нѣтъ, Джонъ Гоунтъ! ты этого терпѣньемъ

Не называй; — отчаяніе это:

Перенося убійство брата — ты

Имъ отдаешь и собственную жизнь

И палачей безчеловѣчныхъ учишь,

Какъ умертвить тебя. Вѣдь то что въ низшихъ

Терпѣніемъ мы называемъ, — въ высшихъ

Становится трусливостью холодной.

Что мнѣ сказать? Смерть Глостера отмстивъ

Ты собственную жизнь обезопасишь.

Гоунтъ.

Нѣтъ, эта тяжба Богу одному

Принадлежитъ: мой братъ былъ умерщвленъ

Намѣстникомъ, помазанникомъ Бога;

Пускай Онъ самъ наказываетъ, если

Убійство это было беззаконно;

Я-жь никогда руки своей во гнѣвѣ

Не подниму на ставленника божья.

Герцогиня.

Кого-жь теперь просить мнѣ?

Гоунтъ.

Небеса:

Они — вдовицъ защита и опора.

Герцогиня.

Ну хорошо. Я къ небесамъ прибѣгну.

Прощай, Джонъ Гоунтъ. Ты ѣдешь въ Ковентри,

Смотрѣть, какъ будетъ твой племянникъ Гирфордъ

Сражаться съ злобнымъ извергомъ Моубрэемъ.

О, пусть кровь мужа моего направитъ

Копье Гирфорда прямо въ грудь Моубрэя!

Иль, если первый натискъ не удастся, —

Пускай грѣхи Моубрэя будутъ такъ

Его гнести, — что тяжестью своей

Они хребетъ его коня надломятъ

И всадника онъ выбьетъ изъ сѣдла,

Швырнувъ его стремглавъ къ ногамъ Гирфорда.

Прощай, Джонъ Гоунтъ. И вѣрно ужь женѣ

Того, кто былъ тебѣ когда-то братомъ —

Господь судилъ не разставаясь съ грустью,

Ея подругой вѣрной — умереть.

Гоунтъ.

Прощай, сестра. Мнѣ надо въ Ковентри.

Пусть счастіе останется съ тобою,

Сопутствуя и мнѣ въ моемъ пути.

Герцогиня.

Еще два слова: падая на душу,

Печаль гнететъ ее не пустотой,

А тягостью. Простилась я съ тобой,

А между тѣмъ еще и не успѣла

Сказать того, что я сказать хотѣла.

Печали нѣтъ конца, хоть иногда

И кажется, что кончилась она.

Прошу тебя я, поклониться брату,

Эдмонду-Йоркъ. Ну кажется, ужь все;

А впрочемъ, нѣтъ; — не уходи такъ скоро —

Я что-нибудь еще, бытъ-можетъ, вспомню…

Скажи ему… да что-жь ему сказать…

А!.. попроси его пріѣхать въ Плэши.

Ахъ, Боже мой! да что-же тамъ увидитъ

Мой добрый Йоркъ? Однѣ пустыя залы,

Безлюдныя переднія; ступени,

Ни кѣмъ непопираемыя; стѣны

Пустыя — безъ обоевъ и ковровъ… (⁸)

И встрѣчу тамъ его я не привѣтомъ,

А воплями… нѣтъ — только поклонись;

Пусть лучше онъ ко мнѣ не пріѣзжаетъ!

Вѣдь кромѣ скорби ровно ничего

Онъ не найдетъ; а скорбь и безъ того

Живетъ вездѣ. Я-жь — скорбной, безутѣшной,

Уйду домой, и скоро съ жизнью грѣшной

Разстанусь тамъ, — и слезы этихъ глазъ

Вамъ говорятъ «прости» въ послѣдній разъ.

СЦЕНА 3.

Равнина Госфорд-Гринъ близь Ковентри. Огороженное мѣсто для поединка. Тронъ. Герольды и другія дѣйствующія лица поединка въ ожиданіи. Входятъ Лордъ Маршалъ (⁹) и герцогъ Омерль (¹⁰).

Лордъ Маршалъ.

Милордъ Омерль, готовъ-ли Генрихъ Гирфордъ?

Омерль.

Совсѣмъ, и битвы ждетъ нетерпѣливо.

Лордъ Маршалъ.

И герцогъ Норфолькъ, добрый и веселый

Ждетъ лишь, чтобъ трубы подали сигналъ.

Омерль.

Такъ стало-быть борцы уже готовы;

Мы только ждемъ прибытія Его

Величества.

Трубные звуки. Входитъ король Ричардъ и садится на тронъ; Джонъ Гоунть и многіе другіе лорды размѣщаются но своимъ мѣстамъ. — Раздается трубный звукъ, на который за сценой тотчасъ-же отвѣчаетъ другой. Тогда входитъ Норфолькь, въ полномъ вооруженіи, предшествуемый герольдомъ.

Король Ричардъ.

Спросите, Маршалъ, этого бойца,

Зачѣмъ сюда въ вооруженьи полномъ

Явился онъ; спросите также — имя;

Потомъ, согласно правиламъ, заставьте

Его присягу дать, что это дѣло,

Которое онъ станетъ защищать,

Есть правое.

Лордъ Маршалъ.

И такъ, во имя Бога

И короля, скажи намъ, рыцарь, кто ты;

Зачѣмъ пришелъ сюда ты въ этомъ полномъ

Вооруженьи рыцарскомъ, и противъ

Кого пришелъ, и что виною распри?

По рыцарству и по своей присягѣ,

Скажи намъ правду, — и да защититъ

Тебя Господь и мужество твое!

Норфолькъ.

Я Томась Моубрэй и Норфолькскій герцогъ;

Пришелъ сюда по данной мною клятвѣ,

(Отъ нарушенья-жь клятвы да хранитъ

Господь того, кто рыцаремъ зовется!…)

Чтобъ защищать здѣсь честь и вѣрность къ Богу,

И королю, и моему потомству

Противу Гарри, герцога Гирфордъ,

Который насъ въ измѣнѣ обвиняетъ;

И чтобы здѣсь, при помощи господней

И моего меча, — всѣмъ доказать,

Что самъ Гирфордъ измѣнникъ противъ Бога,

И короля, и самаго меня.

Да дастъ мнѣ Богъ успѣхъ въ сей правой битвѣ!

Садится на свое мѣсто. Трубы. Входитъ Болингброкъ, въ полномъ вооруженіи, предшествуемый герольдомъ.

Король Ричардъ.

Спросите, Маршалъ, рыцаря сего

Въ вооруженьи — кто онъ и зачѣмъ

Пришелъ сюда въ воинственномъ доспѣхѣ;

И вслѣдъ за тѣмъ, по нашему закону,

Пусть присягнетъ онъ въ томъ, что право дѣло,

Которое онъ будетъ защищать.

Лордъ Маршалъ.

Скажи намъ, кто ты, рыцарь, и зачѣмъ

Явился здѣсь передъ лицо монарха,

Предъ королевскимъ полемъ поединка?

Противъ кого пришелъ сюда, и что

Виною распри? Говори, какъ рыцарь, —

И небеса тебя да защитятъ!

Болингброкъ.

Герцогъ Гирфордъ, Ланкастерскій и Дерби —

Зовутъ меня. Въ вооруженьи полномъ

Явился я, чтобъ съ помощію Бога

И собственной отваги, доказать

Въ единоборствѣ съ Томасомъ Моубрэемъ,

Герцогомъ Норфолькъ, — то, что онъ опасный

И мерзостный измѣнникъ противъ Бога,

И короля Ричарда, и меня; —

Да дастъ мнѣ Богъ успѣхъ въ сей битвѣ правой!

Лордъ Маршалъ.

Пусть знаютъ всѣ: подъ страхомъ смертной казни

Никто да не осмѣлится вступить

На площадь огороженную, кромѣ

Лордъ Маршала и прочихъ ассистентовъ,

Обязанныхъ распоряжать сей битвой.

Болингброкъ.

Позволь мнѣ, маршалъ, руку короля

Облобызать, и преклонить колѣно

Передъ его Величествомъ: мы оба,

Моубрэй и я, теперь уже подобны

Двумъ путникамъ, что обрекли себя

На странствованье долгое, въ которомъ

Насъ много ждетъ опасностей: позволь намъ

Въ послѣдній разъ торжественно проститься

И съ нашими друзьями.

Лордъ Маршалъ.

Обвинитель

Привѣтствуетъ почтительнѣйше Ваше

Величество, и проситъ позволенья

Поцѣловать смиренно вашу руку.

Король Ричардъ.

О, мы сойдемъ, чтобы его обнять.

Кузенъ Гирфордъ, да даруетъ побѣду

Тебѣ Господь, по мѣрѣ правоты!

О, кровь моя! прольешься ныньче ты —

Такъ объ тебѣ мы будемъ плакать только,

Но за тебя не можемъ мстить Норфольку!

Болингброкъ.

Нѣтъ, лорды, нѣтъ! пускай никто изъ васъ

Не унижаетъ благородныхъ глазъ

Своихъ слезой, — когда копье Моубрэя

Меня пронзитъ. На битву я храбрѣе

Орла иду, когда онъ съ облаковъ

На голубя низринуться готовъ.

Лордъ-маршалу.

Прощайте вы, мой благородный лордъ,

И ты, мой братъ, мой добрый лордъ Омерль;

Я не больной — а юный, полный силы

Готовъ ступить на край моей могилы.

Джону Гоунту.

Какъ за обѣдомъ англійскимъ всѣ сласти

Гостимъ разносятъ только подъ конецъ, —

Такъ я къ тебѣ, о мой земной творецъ,

Съ привѣтствіемъ послѣднимъ обратился.

Во мнѣ твой духъ могучій возродился

И силою двойной одушевилъ

Меня схватить блестящую побѣду,

Парящую надъ головой моей.

О мой отецъ! молитвами своими

Ты укрѣпи мой воинскій доспѣхъ,

И закали твоимъ благословеньемъ

Мое копье, чтобы оно пробило,

Какъ мягкій воскъ, стальной доспѣхъ Моубрэя;

Чтобъ новой славой имя Дисона Гоунта

На имени Гирфорда заблестѣло.

Гоунтъ.

Да даруетъ Господъ тебѣ успѣхъ!

Какъ молнія будь быстръ при нападеньи,

Мой милый сынъ, и пусть твои удары

Удвоенные дважды — разразятся

Какъ божій громъ на шлемѣ твоего

Опаснаго противника, Моубрэя.

Пусть мужество кипитъ въ твоей крови;

Будь доблестенъ, отваженъ и — живи.

Болингброкъ.

Святый Георгъ мнѣ даруетъ побѣду!

Садится.

Норфолъкъ.

Какъ не рѣшало-бъ небо или счастье

Мою судьбу: паду я, или нѣтъ —

Но и въ живыхъ останусь, и умру

Не измѣнивъ престолу государя,

Какъ дворянинъ прямой и благородный.

Ни разу съ большей радостію плѣнникъ

Не сбрасывалъ съ себя цѣпей неволи,

Привѣтствуя свободу золотую, —

Съ какой теперь ликующій мой духъ

Привѣтствуетъ и торжествуетъ этотъ

Военный пиръ съ противникомъ моимъ (¹¹).

Вы, государь, и вы, друзья, примите

Изъ устъ моихъ — желанье многихъ, многихъ

Счастливыхъ дней. На битву я иду

Такъ радостно, какъ на веселый праздникъ;

Кто чистъ и правъ, — тотъ веселъ и покоенъ.

Король Ричардъ.

Прощай, милордъ; ты честный, храбрый воинъ.

Я вижу, какъ блеститъ въ твоихъ очахъ

Отваги пылъ; тебѣ невѣдомъ страхъ, —

Устройте все и начинайте, Маршалъ!

Король и лорды возвращаются на свои мѣста.

Лордъ Маршалъ.

Генрихъ Гирфордъ, Ланкастерскій и Дерби!

Прими копье твое; и да поможетъ

Тебѣ Господь по мѣрѣ правоты.

Болингброкъ.

Надеждой твердъ, какъ башня, — восклицаю:

Аминь!

Лордъ Маршалъ, одному изъ ассистентовъ.

Подай копье это Моубрэю.

Первый Герольдъ.

Генрихъ Гирфордъ, Ланкастерскій и Дерби

Стоитъ за Бога здѣсь, за короля

И за себя, — подъ страхомъ оказаться

Клеветникомъ и негодяемъ, если

Онъ не докажетъ то, что Томасъ Моубрэй,

Норфолькскій герцогъ, виноватъ въ измѣнѣ

Противъ него, и короля, и Бога,

И потому онъ смѣло вызываетъ

Томаса Моубрэй на единоборство.

Второй Герольдъ.

Томасъ Моубрэй, Норфолькскій герцогъ — здѣсь

Стоитъ, подъ опасеньемъ оказаться

Лжецомъ и негодяемъ, — если онъ

Не защититъ себя и не докажетъ,

Что Генрихъ Гирфордъ, Дерби и Ланкастеръ —

Измѣнникъ противъ Бога, короля

И самаго Моубрэя: потому

Онъ ждетъ безстрашно и нетерпѣливо

Лишь одного сигнала къ поединку.

Лордъ Маршалъ.

Трубите тушъ. Противники, впередъ!

Трубы подаютъ сигналъ къ нападенію. Король бросаетъ свой жезлъ на поле поединка. (¹²).

Остановитесь! бросилъ жезлъ король (¹³).

Король Ричардъ.

Вели имъ снять доспѣхи, бросить копья

И возвратиться на свои мѣста.

Джону Гоунтъ и другимъ лордамъ-ассесорамъ, отводя ихъ въ глубину сцены.

Пойдемъ сюда. Пускай играютъ трубы,

Покуда мы послѣдняго рѣшенья

Не возвѣстимъ милордамъ.

Продолжительный тушъ. Трубы замолкаютъ. Король обращается къ противникамъ.

Подойдите

Поближе къ намъ и выслушайте, что мы

Придумали теперь съ совѣтомъ нашимъ.

Затѣмъ, чтобы земля святой отчизны

Не обагрялась кровью драгоцѣнной,

Которую сама она вскормила:

Затѣмъ, что взорамъ нашимъ ненавистенъ

Ужасный видъ междоусобныхъ ранъ,

Распаханныхъ мечами двухъ сосѣдей:

И наконецъ, мы думаемъ, что только

Полетъ орлиный помысловъ надменныхъ,

Стремящихся честолюбиво къ небу,

Да завистью рожденная вражда

Ко всякому сопернику — и васъ

Побудила нарушить миръ, уснувшій

Въ своей уютной, теплой колыбели,

Покойнымъ сномъ невиннаго ребенка:

(Чтобъ, пробужденный громомъ барабановъ

И звукомъ трубъ, бряцаніемъ доспѣховъ —

Предѣловъ нашихъ онъ-бы не оставилъ

И не пришлось-бы въ родственной крови

Намъ утопать:) — поэтому обоихъ

Изъ государства мы васъ изгоняемъ.

Тебѣ, Гирфордъ, подъ страхомъ смертной казни,

Британіи прекрасной не видать

И по стезямъ изгнанія скитаться,

Покуда десять лѣтъ не уберутъ

Полей отчизны роскошью своею.

Болингброкъ.

О, государь, да будетъ ваша воля

Исполнена! Одно лишь остается

Мнѣ утѣшеньемъ: то, — что это солнце,

Которое васъ грѣетъ здѣсь, и мнѣ

Свѣтить тамъ будетъ; тѣ же золотые

Лучи, что здѣсь такъ ярко свѣтятъ вамъ,

Озолотятъ мое изгнанье — тамъ!

Король Ричардъ.

Норфолькъ, — тебя гораздо тяжелѣйшій

Ждетъ приговоръ. Хотя и неохотно,

Но долженъ я произнести его;

Лѣнивый ходъ часовъ не обозначитъ

Безсрочнаго изгнанія границъ:

Мы съ безнадежнымъ словомъ — «навсегда»

Тебя подъ страхомъ смерти изгоняемъ.

Норфолькъ.

Да, приговоръ жестокъ, мой повелитель,

И я его никакъ не ожидалъ

Отъ нашего величества услышать.

О, я отъ васъ заслуживалъ награды,

А не такой обиды злой, какъ это

Изгнаніе въ широкій міръ! Я долженъ

Теперь забыть мой англійскій языкъ,

Которому я сорокъ лѣтъ учился;

Теперь языкъ мой сталъ мнѣ безполезнѣй

Безструнной арфы; онъ — какъ инструментъ,

Что запертъ въ ящикъ, иль хотя и вынутъ

Изъ ящика, за то попавшій въ руки,

Которыя играть на немъ не могутъ.

Ты заключилъ языкъ мой за двойною

Рѣшеткою зубовъ моихъ и губъ;

И глупое, безплодное, тупое

Невѣжество — тюремщикомъ приставилъ.

Я слишкомъ старъ, чтобъ снова могъ ласкаться

Къ кормилицѣ, и вышелъ ужъ изъ лѣтъ,

Чтобъ снова сѣсть за азбуку, какъ школьникъ;

О! приговоръ твой есть нѣмая смерть,

Которая возможности лишила

Языкъ мой — жить роднымъ ему дыханьемъ.

Король Ричардъ.

Ты не возбудишь этимъ состраданья:

Твой приговоръ произнесенъ ужь нами

И отвратить нельзя его слезами.

Норфолькъ.

Прости-же свѣтъ моей отчизны милой!

Прости! прости! Я буду жить отнынѣ

Въ печальномъ мракѣ ночи безконечной!

Хочетъ удалиться.

Король Ричардъ.

Постой, Норфолькъ. Возьми съ собою клятву.

Обоимъ изгнанникамъ:

Вы прежде ваши изгнанныя руки

Положите на царственный нашъ мечъ,

И поклянетесь долгомъ вашимъ къ Богу, —

(За тѣмъ, что долгъ, которымъ вы престолу

Обязаны, — ужъ изгнанъ вмѣстѣ съ вами) (¹⁴):

Клянитесь мнѣ — и да поможетъ небо

Сдержать вамъ клятву — въ томъ, что никогда

Въ изгнаніи не станете сдружаться,

Ни видѣться, и даже въ письмахъ вашихъ

Не посылать привѣтствія другъ другу;

Не станете жалѣть и никогда

Не будете стараться успокоить

Грозу войны, на родинѣ возникшей,

Не станете соединяться вмѣстѣ,

Не замышлять и не предпринимать

Зла противъ насъ и нашего престола

И противъ нашихъ подданныхъ.

Болингброкъ.

Клянусь!

Норфолькъ.

И я — хранить условья этой клятвы.

Болингброкъ.

Я говорилъ съ тобою какъ съ врагомъ,

Милордъ Норфолькъ. И если-бы король

Не запретилъ, — одна изъ нашихъ душъ

Уже давно-бы въ воздухѣ блуждала,

Изгнанная изъ этой плоти бренной,

Какъ мы съ тобой изъ Англіи. Но прежде

Чѣмъ ты уйдешь, — сознайся намъ въ измѣнѣ;

Тебѣ идти далёко; не бери

Съ собой такого груза преступленій.

Норфолькъ.

Нѣтъ, Болингброкъ, нѣтъ! ежели я былъ

Когда нибудь измѣнникомъ — пусть имя

Мое сотрется въ Книгѣ-Живота;

И пусть я съ неба буду изгнанъ также,

Какъ и отсюда! Что-жь такое ты —

То знаютъ небо, ты и я: боюсь,

Что и король узнаетъ слишкомъ скоро.

Простите, лордъ. Теперь ужь мнѣ не сбиться

Съ моей дороги: цѣлый божій міръ

Моя дорога — только не въ отчизну

Уходить.

Король Ричардъ.

Мой добрый дядя! въ зеркалѣ очей

Твоихъ я вижу, — какъ твоя душа

Скорбитъ; твое печальное лицо

Изгнаніе Гирфорда сократило.

Болингброку.

Когда промчатся шесть морозныхъ зимъ —

На родину ты можешь возвратиться.

Болингброкъ.

Какъ много лѣтъ въ одномъ короткомъ словѣ!

Четыре утомительныхъ зимы

И столько-же веселыхъ, теплыхъ вёсенъ

Заключены въ томъ словѣ: столько силы

Къ себѣ имѣетъ слово государя!

Гоунтъ.

Благодарю тебя, мой повелитель,

Что для меня ты четырьмя годами

Изгнаніе Гирфорда сократилъ;

Но милостью высокою твоею

Едва ли мнѣ воспользоваться… прежде,

Чѣмъ совершатъ теченіе свое

Всѣ мѣсяцы годовъ его изгнанья —

Свѣтильникъ мой, почти лишенный масла,

Погаснетъ ужь, до капли истощенный

И старостью, и ночью безконечной…

Огарокъ мой совсѣмъ ужь догораетъ;

И смерть слѣпая мнѣ ужь не позволитъ

Увидѣть сына.

Король Ричардъ.

Полно, добрый дядя;

Ты много лѣтъ счастливыхъ проживешь.

Гоунтъ.

Нѣтъ, ни одной минуты не прибавишь

Ты, государь. Вотъ — дни мои печалью

Угрюмою ты можешь сократить;

Лишить меня ночей ты тоже можешь;

Но утра мнѣ не дашь ни одного.

Ты времени поможешь избраздить

Мое чело; но ты не остановишь

Движенья самыхъ маленькихъ морщинъ;

И, за одно со временемъ, ты можешь

Меня единымъ словомъ умертвить;

Но мертвому и вся твоя держава

Дыханія уже не возвратитъ!

Король Ричардъ.

Но сынъ твой изгнанъ мудрымъ приговоромъ,

Тобой самимъ отчасти утвержденнымъ;

Теперь-же ты, какъ видно, негодуешь

На правосудье наше.

Гоунтъ.

То, что сладко

На вкусъ — бываетъ очень часто горько,

Когда проглотишь. Вы меня судьей

Поставили — но я желалъ-бы лучше,

Чтобъ говорить мнѣ дали, какъ отцу.

Будь онъ чужой, — не сынъ мнѣ, — на проступокъ

Его я съ меньшей строгостью взглянулъ-бы,

Но тутъ хотѣлъ я избѣжать упрека

Въ пристрастіи — и этимъ приговоромъ

Разрушилъ самъ-же собственную жизнь.

Ахъ! я все ждалъ, чтобъ кто нибудь изъ лордовъ

Замѣтилъ мнѣ, что я ужь слишкомъ строгъ

Къ себѣ; но вы меня не удержали —

И произнесъ, хотя и поневолѣ,

Я надъ самимъ собою приговоръ.

Король Ричардъ.

Прощай, кузенъ… простись и ты съ нимъ, дядя.

Мы на шесть лѣтъ отсюда изгоняемъ

Его — и онъ ужь долженъ удалиться.

Трубы. Король Ричардъ и его свита уходитъ.

Омерль.

Прощай, кузенъ. Чего нельзя теперь

Пересказать — то намъ разскажутъ письма

Изъ той страны, гдѣ будешь жить.

Лордъ Маршалъ.

Милордъ,

Я не прощаюсь съ вами — я обязанъ

Васъ проводить до самыхъ кораблей.

Гоунтъ.

Къ чему, мой сынъ, ты бережешь слова

И на привѣтъ друзей не отвѣчаешь?

Болингброкъ.

О, на прощанье съ вами слишкомъ мало

Словъ у меня, — а надобно ихъ много,

Чтобъ выразить всю глубь моей печали.

Гоунтъ.

Сынъ; ты скорбишь о временной разлукѣ.

Болингброкъ.

О, грусть ужь тутъ, — а радость такъ далёко.

Гоунтъ.

Ну что шесть зимъ? онѣ промчатся скоро.

Болингброкъ.

Да, въ радости; а въ скорби — каждый часъ

Становится двѣнадцатью часами.

Гоунтъ.

Ну, назови свое изгнанье просто

Поѣздкою по собственной охотѣ.

Болингброкъ.

Названьемъ этимъ сердца не обманешь;

Оно, скорбя, все будетъ видѣть въ этой

Поѣздкѣ трудный, вынужденный путь…

Гоунтъ.

На мрачный ходъ томительныхъ часовъ

Смотри, мой сынъ, какъ на простую фольгу,

Въ которую впослѣдствіи оправишь

Ты драгоцѣнный камень возвращенья.

Болингброкъ.

Мнѣ каждый часъ томительный напомнитъ,

Какъ далеко я за собой оставилъ

Моей любви прекрасные алмазы.

Мнѣ предстоитъ учиться долго-долго

Какъ странствовать по чуждымъ мнѣ стезямъ;

Потомъ, когда я получу свободу,

Чѣмъ похвалиться мнѣ, кромѣ того,

Что я тамъ былъ — поденщикомъ печали?

Гоунтъ.

Вездѣ, гдѣ только свѣтитъ око неба,

Для мудраго найдется пристань счастья:

Ты научи свою необходимость

Такъ разсуждать: и даже добродѣтель

Тогда, повѣрь мнѣ, съ нею не сравнится!

Вообрази, что не король изгналъ

Тебя, а ты изгналъ его. О, горе

Гнететъ сильнѣе, ежели замѣтитъ,

Что человѣкъ съ трудомъ его несетъ.

Ты говори, что во-все не изгналъ

Тебя король, — а я тебя послалъ

Искать тамъ славы; или ты представь,

Что въ воздухѣ тлетворная зараза

Вдругъ развилась — и ты бѣжалъ отсюда

Искать страны, гдѣ воздухъ былъ-бы чище.

Увѣрь себя, что все, что только мило

И дорого душѣ твоей, — не тамъ,

Откуда ты надолго удалишься,

А тамъ, куда идешь ты. Слушай, Гарри,

Вообрази, что птицы — музыканты;

А мурава — полъ пиршественной залы;

Цвѣты — пестро-разряженныя лэди,

А странствіе — не болѣе, какъ танецъ.

Ворчунья-скорбь не такъ грызетъ того,

Кто самъ надъ ней смѣется, или будетъ

Не обращать вниманья на нее (¹⁵).

Болингброкъ.

Но кто-жь, держа въ рукахъ своихъ огонь,

Вообразитъ снѣга и льды Кавказа?

Иль голода убійственное жало

Одна лишь мысль о пиршествѣ притупитъ?

Кто по снѣгу валяться станетъ голый,

О знойномъ лѣтѣ думая? О, нѣтъ!

Мысль о прекрасномъ только заставляетъ

Еще живѣе чувствовать дурное;

Свирѣпый зубъ печали никогда

Не нагноитъ такой болячки страшной,

Какъ если онъ укуситъ не до раны.

Гоунтъ.

Идемъ, мой сынъ! Я покажу дорогу…

Будь я такъ молодъ, — я не сталъ-бы медлить!

Болингброкъ.

О, Англія! прекрасная земля, —

Прощай, прощай, моя родная мать,

Кормилица… Куда-бъ не завела

Меня судьба, — о, Англія, я всюду,

Всегда твоимъ достойнымъ сыномъ буду.

Уходятъ.

СЦЕНА 4.

Ковентри. Комната въ королевскомъ замкѣ. Входятъ король Ричардъ, Бэготъ и Гринъ; потомъ Омерль.

Король Ричардъ.

Замѣтили. — Братъ Омерль, далеко-ли

Ты проводилъ великаго Гирфорда?

Омерль.

Я проводилъ великаго Гирфорда, —

Ужь если вы такъ назвали его —

До перекрестка; тамъ мы съ нимъ разстались.

Король Ричардъ.

И слезъ прощальныхъ много пролито?

Омерль.

Нисколько. Если сѣверовосточный

Вѣтръ, рѣзко дувшій прямо въ наши лица,

Не разбудилъ солоноватой влаги

И нашего холоднаго прощанья

Случайною слезой не подарилъ.

Король Ричардъ.

Что нашъ кузенъ сказалъ при разставаньи?

Омерль.

Сказалъ — прости!

Но не хотѣло сердце, чтобъ языкъ

Унизилъ слово это, — научивъ

Прикинуться такъ сильно огорченнымъ,

Что всѣ слова мои, казалось, были

Погребены въ гробу моей печали.

Ну, да, — конечно, если-бъ это слово

Могло часы продолжить, — увеличить

На много лѣтъ короткое изгнанье —

О, я тогда ему наговорилъ-бы,

Пожалуй, книгу цѣлую «прости». —

Но такъ какъ это было невозможно,

Я не сказалъ ему — ни одного.

Король Ричардъ.

Братъ, онъ кузенъ намъ. Но — я сомнѣваюсь,

Чтобы ему пришлося увидать

Своихъ друзей, когда его изгнанье

Окончится. Мы сами, Бёши, Бэготъ

И Гринъ — давно замѣтили, какъ онъ

Къ простонародью, къ черни подольщался;

Какъ онъ старался вкрасться въ ихъ сердца

Пріятельскимъ, смиреннымъ обхожденьемъ;

Какое онъ оказывалъ вниманье

Рабамъ; какъ онъ ремесленниковъ бѣдныхъ

Сталъ подкупать своей улыбкой льстивой

И кроткою покорностью судьбѣ;

Какъ будто онъ желалъ съ собою вмѣстѣ

И ихъ любовь въ изгнанье унести.

Передъ старухой, устричной торговкой,

Онъ шляпу снялъ. Счастливаго пути

Извозчики Гирфорду пожелали —

Его колѣна гибкія согнулись (¹⁶)

И онъ сказалъ: «спасибо, земляки!

Благодарю васъ, добрые друзья!»

Какъ будто наша Англія должна

Ему достаться, — такъ что ужь единой

Надеждой нашихъ подданныхъ онъ былъ.

Гринъ.

Какъ хорошо, что онъ ужь удалился,

А вмѣстѣ съ нимъ и замыслы его.

Но, государь, — теперь пора подумать

О мятежѣ въ Ирландіи; какъ можно

Скорѣй принять рѣшительныя мѣры:

Чтобы не дать медлительностью нашей

Бунтовщикамъ возможности съискать

Сильнѣйшихъ средствъ къ ихъ выгодѣ и вмѣстѣ

Съ тѣмъ — ко вреду для вашего престола.

Король Ричардъ.

Мы собственной особою рѣшились

Отправиться въ Ирландію. Но такъ какъ

И содержанье нашего двора

И наша щедрость глупая — порядкомъ

Пооблегчили наши сундуки:

Мы вынуждены были королевство

Отдать въ аренду; (¹⁷) это обезпечитъ

Все нужное для нашихъ предпріятій.

А недостанетъ — мы оставимъ бланки (¹⁸)

Намѣстникамъ, которые въ нихъ впишутъ

На богачей значительныя суммы,

И перешлютъ ихъ къ намъ, на наши нужды.

Мы тотчасъ-же въ Ирландію идемъ.

Входитъ Беши.

Что новаго?

Беши.

Старикъ Джонъ Гоунтъ вдругъ сильно заболѣлъ

И къ вашему величеству прислалъ насъ

Просить, чтобъ вы больнаго навѣстили.

Король Ричардъ.

Гдѣ-жь онъ теперь?

Беши.

Онъ въ Эли-Гоузѣ, лордъ.

Король Ричардъ.

О, да внушитъ врачу его Всевышній

Благую мысль спровадить поскорѣе

Его къ отцамъ! Начинка сундуковъ

Его — какъ разъ одѣнетъ наше войско.

Поѣдемте къ нему, милорды, вмѣстѣ.

О, дай-то Богъ, чтобъ мы ужь, несмотря

На всю поспѣшность нашу — не поспѣли!

Уходить.

ДѢЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Комната въ Эли-Гоузѣ. Гоунтъ на постели; Герцогъ Йоркскій (¹⁹), и другіе стоятъ около него.

Гоунтъ.

Ну, что-жь, король ко мнѣ пріѣдетъ? Мнѣ-бы

Хотѣлось жизнь спою окончить добрымъ

Совѣтомъ пылкой юности его.

Йоркъ.

Не мучь себя, и груди понапрасну

Не утомляй: онъ не вонмётъ совѣтамъ.

Гоунтъ.

Но, говорятъ, предсмертныя слова

Вниманіе невольно возбуждаютъ,

Какъ тихая гармонія. Когда

Ужь такъ немного словъ намъ остается,

Они бываютъ рѣдко безполезны:

Слова того, кто говоритъ съ трудомъ

Переводя дыханье, — дышутъ правдой.

Того, кто самъ навѣки смолкнетъ скоро,

Послушаютъ скорѣе, чѣмъ того,

Въ комъ говоритъ болтливое здоровье

И молодость. На мигъ одинъ кончины

Всѣ обращаютъ большее вниманье,

Чѣмъ на года предшествовавшей жизни.

Вотъ видишь-ли: и солнечный закатъ,

И музыки послѣдніе аккорды —

(Такъ сладкаго послѣдніе, куски

Намъ кажутся гораздо слаще первыхъ)

Гораздо глубже врѣжутся намъ въ память,

Чѣмъ ставшее давно — уже прошедшимъ

Онъ не внималъ совѣтамъ жизни нашей —

Быть-можетъ голосъ грустныхъ истинъ смерти

Скорѣй ему на сердце западетъ.

Йоркъ.

О, нѣтъ! Ричардъ оглохъ ужь отъ другихъ,

Отъ льстивыхъ звуковъ: слухъ его ужь замкнутъ

Хвалами праздной роскоши его,

Напѣвами тѣхъ пѣсень сладострастныхъ,

Которыхъ ядъ впиваетъ жадно юность;

Разсказами о модахъ этой гордой

Италіи, за нравами которой

И нашъ неповоротливый народъ

Заковылялъ, точь-въ-точь какъ обезьяна,

Всему на свѣтѣ рабски подражая. (²⁰)

Появится-ль въ широкомъ божьемъ мірѣ

Хотя одна такая суета,

Которой-бы сейчасъ не передали

Ричарду? Пусть она хоть гнусной будетъ —

Все ничего: была-бы только новой.

Что-жь сдѣлаетъ совѣтъ твой запоздалый

Тамъ, гдѣ разсудкомъ прихоть управляетъ?

Ужь нечего руководить того,

Кто самъ себѣ дорогу избираетъ.

Мой милый братъ! немного ужь дыханья

Осталося въ тебѣ и безъ того —

Напрасно ты не расточай его!

Гоунтъ.

Мнѣ кажется, что я вновь-вдохновлённый

Пророкъ, и въ часъ предсмертный — предвѣщаю.

Да! пылъ его безумнаго распутства

Не можетъ длиться долго: потому что

Большой огонь перегараетъ скоро.

Лишь мелкій дождь накрапываетъ долго,

Но коротка бурливая гроза.

Кто пустится во весь опоръ сначала,

Тотъ утомитъ до времени коня,

Кто жадно ѣстъ — тотъ давится за пищей.

Тщеславіе и суетная роскошь

Какъ ненасытный коршунъ, истощивъ

Свои запасы, жадно пожираютъ

Самихъ себя. И царственно-прекрасный

Престолъ, и этотъ островъ вѣнценосный,

Земля величья, царство Марса, — этотъ

Другой эдемъ, нашъ полурай, твердыня,

Которую природа создала

Самой себѣ въ защиту отъ войны

И отъ заразы; эти поколѣнья

Людей счастливыхъ, маленькій мірокъ,

Сокровище, — какъ камень самоцвѣтный,

Оправленный въ серебряное море,

Которое ему защитой служитъ,

Какъ замку — ровъ, отъ зависти другихъ

Поменѣе счастливыхъ государствъ, —

И этотъ островъ нашъ благословенный,

И это царство — Англія святая,

Кормилица, мать нашихъ королей,

Своимъ потомствомъ страшныхъ и могучихъ,

Своимъ рожденьемъ славнымъ знаменитыхъ, —

Стяжавшихъ славу службой христіанству

И честнымъ, истымъ рыцарствомъ своимъ,

Тамъ, далеко, въ упрямой Іудеѣ,

Гдѣ гробъ святой, гдѣ жилъ, и поучалъ,

И распятъ Сынъ Маріи благодатной: —

И эта-то отчизна душъ великихъ,

И эта драгоцѣнная страна,

Что драгоцѣнна славою своею

Вселенной цѣлой — нынѣ отдана —

(О, я умру отъ этого!) — въ аренду,

Какъ жалкое, ничтожное помѣстье…

Да, Англія, которая объята

Со всѣхъ сторонъ побѣдоноснымъ моремъ,

Та Англія, которой берега

Скалистые — отважно отбиваютъ

Мятежный натискъ влажнаго Нептуна —

Она теперь окружена позоромъ,

Забрызгана чернилами подъячихъ,

Завернута въ пергаменты гнилые.

Та Англія, которая привыкла

Порабощать другія государства, —

Теперь сама себя поработила,

И такъ постыдно! О, когда-бы этотъ

Позоръ исчезъ съ моею жизнью вмѣстѣ —

Какъ счастливъ былъ-бы близкій мой конецъ!

Входятъ король Ричардъ, королева (²¹), Омерль, Веши, Гринъ, Бэготъ, Россъ (²²) и Виллоуби (²³).

Йоркъ.

Король пріѣхалъ. Будь къ нему не такъ

Суровъ и строгъ — онъ молодъ. Жеребята

Горячіе, когда ихъ понуждаютъ —

Отъ этого бѣснуются сильнѣе.

Королева.

Что, лучше-ль вамъ, мой благородный дядя?

Король Ричардъ.

Ну, какъ дѣла? Что съ нашимъ старымъ Гоунтомъ?

Гоунтъ.

О, какъ ко мнѣ пристало это имя! (²⁴)

Я въ самомъ дѣлѣ Гоунтъ — я одряхлѣвшій;

А одряхлѣлъ я потому что, старъ,

Печаль по мнѣ постилась слишкомъ долго;

А кто-жъ, постясь, не исхудаетъ? Долго

Я бодрствовалъ для Англіи уснувшей;

Безсонница рождаетъ худобу,

А худоба есть тоже изнуренье.

Да, для меня и то тяжелый постъ,

Что дѣлаетъ другихъ отцовъ жирнѣе —

(Я разумѣлъ присутствіе дѣтей,

Котораго лишенъ я); предписавъ

Мнѣ этотъ постъ, — ты изнурилъ меня.

Я исхудалъ совсѣмъ ужъ для могилы,

И какъ могила — тощъ; ея утроба

Наслѣдуетъ мои пустыя кости.

Король Ричардъ.

Ну, могутъ-ли же такъ замысловато

Играть своимъ прозваніемъ больные?

Гоунтъ.

О, это забавляется сама

Болѣзнь моя насмѣшкой надъ собою.

Съ тѣхъ поръ какъ самъ ты началъ хлопотать,

Чтобы убить во мнѣ мое прозванье,

Въ угоду вамъ, великій нашъ король,

Надъ именемъ моимъ я издѣваюсь.

Король Ричардъ.

Но развѣ-жь остающимся въ живыхъ

Когда нибудь льстятъ тѣ, что умираютъ?

Гоунтъ.

На оборотъ: оставшійся въ живыхъ

Тому, кто къ смерти близокъ — угождаетъ.

Король Ричардъ.

Но ты вѣдь къ смерти близокъ, — между тѣмъ

Сейчасъ сказалъ, что мнѣ ты угождаешь.

Гоунтъ.

О, нѣтъ, король: хоть я больнѣй тебя,

Но умираешь — ты.

Король Ричардъ.

Какъ? я здоровъ,

Дышу легко; а ты, я вижу, боленъ.

Гоунтъ.

Кто создалъ насъ, тотъ знаетъ, что я вижу,

Какъ боленъ ты: и, самъ больной, я вижу

Болѣзнь въ себѣ, но вижу и въ тебѣ.

Твой смертный одръ великъ какъ королевство,

Гдѣ страждешь ты потерей доброй славы;

И ты, больной, на столько былъ безпеченъ,

Что царственно-помазанное тѣло

Довѣрилъ ты лечить тѣмъ самымъ людямъ,

Которые разстроили тебя.

Въ твоей коронѣ тысячи льстецовъ

Сидятъ, — хотя объемъ ея не больше

Твоей вѣнчанной ею головы.

Замкнутые въ такомъ пространствѣ тѣсномъ,

Они съумѣли, впрочемъ, разорить

Все государство. О, когда-бъ твой дѣдъ

Пророчески предъугадалъ, что сынъ

Его родного сына уничтожитъ

Его сыновъ, — тогда-бы отъ позора

Избавилъ онъ тебя, лишивъ наслѣдства

Еще тогда, когда ты не вступалъ

На тотъ престолъ, съ котораго себя

Ты свергнешь самъ. Племянникъ! Если-бъ ты

Владѣлъ вселенной всею — и тогда-бы

Ты запятналъ себя и опозорилъ,

Отдавъ въ аренду это королевство.

Но изо всей вселенной ты владѣешь

Лишь Англіей, — и опозоривъ такъ

Ее, — себя ты больше опозорилъ.

Ты не король ужъ Англіи, — а мызникъ,

И власть твоя — раба закона; (²⁵) ты-же — --

Король Ричардъ.

А ты — глупецъ, лунатикъ слабоумный!

Ты, на права горячки полагаясь,

Осмѣлился своими ледяными

И дерзкими совѣтами заставить

Отхлынуть къ сердцу царственную кровь

И поблѣднѣть отъ гнѣва наши щеки!

Клянусь величьемъ нашего престола,

Не будь ты братомъ сына Эдуарда

Великаго, — языкъ твой наглый скоро-бъ

Съ надменныхъ плечъ снесъ голову твою!

Гоунтъ.

О, не щади меня,

Сынъ брата моего Эдварда, — только

За то лишь, что Эдвардова отца

Я — сынъ… Вѣдь ты, какъ великанъ, пустилъ

Ужь кровь его, и до-пьяна упился

Родною кровью… Благородный Глостеръ,

Мой братъ, — прямая, честная душа

(Пускай она блаженствуетъ на небѣ

Межъ праведныхъ!) — есть образецъ того,

Что проливать святую кровь Эдварда

Тебѣ не стоитъ ровно ничего.

Войди въ союзъ съ болѣзнями моими

И пусть жестокосердіе твое,

Какъ сгорбленная старость, скоситъ цвѣтъ,

Давно увядшій. Ты — живи въ позорѣ;

Но твой позоръ да не умретъ съ тобою!

И всѣ мои предсмертныя слова

Въ мучителей твоихъ да обратятся!

Въ постель меня снесите. Пусть боятся

Могилы тѣ, кто любитъ жизнь, чью кровь

Еще волнуютъ слава и любовь!

Служители его уносятъ.

Король Ричардъ.

И пусть умрутъ всѣ тѣ, кѣмъ овладѣли

Ворчба и старость. Въ немъ — сошлися обѣ,

А съ ними быть всего приличнѣй — въ гробѣ.

Йоркъ.

О, государь, — молю васъ, припишите

Слова его — брюзгливому недугу.

Онъ высказалъ вамъ скорбь свою какъ другу,

И я клянусь, что онъ васъ такъ любилъ,

Какъ Гирфорда, когда-бы здѣсь онъ былъ.

Король Ричардъ.

Ты правъ; любовь у нихъ одна и та же:

У нихъ равна любовь ко мнѣ. Моя-же —

Какъ и у нихъ. Все будетъ такъ, какъ есть.

Входитъ Нортомберлэндъ. (²⁶)

Нортомберлэндъ.

Лордъ, — вашему величеству Джонъ Гоунтъ

Въ послѣдній разъ привѣтъ свой посылаетъ.

Король Ричардъ.

Что-жь говоритъ онъ?

Нортомберлэндъ.

Ровно ничего:

Все сказано. — Языкъ его теперь

Сталъ инструментъ безструнный. Слово, жизнь,

И все утратилъ старый лордъ Ланкастеръ.

Йоркъ.

Пусть на меня, сейчасъ-же послѣ брата,

Такая-же обрушится утрата!

Какъ смерть намъ всѣмъ не кажется страшна —

Кончаетъ скорбь смертельную она.

Король Ричардъ.

Спѣлѣйшій плодъ и упадаетъ первый —

Вотъ такъ и онъ. Онъ — путь свой совершилъ;

Мы — странствіе свое лишь начинаемъ.

Но что объ этомъ. Лучше о походѣ

Въ Ирландію теперь поговоримъ.

Необходимо будетъ уничтожить

Неугомонныхъ, грубыхъ мужиковъ,

Какъ ядъ живущихъ тамъ, гдѣ кромѣ ихъ

Не смѣетъ жить ничто, что ядовито. (²⁷)

А такъ какъ это дѣло очень важно

И требуетъ огромнѣйшихъ издержекъ,

То мы и конфискуемъ въ нашу пользу

Все серебро, доходы, деньги, вещи

И всѣ пожитки дяди Джона Гоунта.

Йоркъ.

О, долго-ли еще терпѣть мнѣ? Долго-ль,

Обязанности нѣжной покоряясь,

Переносить его несправедливость?

Смерть Глостера, изгнанье Болингброка,

Помѣха браку бѣднаго Гирфорда, (²⁸)

Обида Гоунта, тайныя страданья

Отчизны, угнетенье самаго

Меня: — пока еще ничто ни разу

Не заставляло нашего чела

Нахмуриться, и я на государя

Не покосился даже никогда.

Я — младшій сынъ великаго Эдварда,

А старшимъ былъ — принцъ вэльзскій, твой отецъ.

О! на войнѣ и левъ страшнѣе не былъ;

Во время-жь мира — кроткая овечка

Не такъ смирна, какъ кротокъ и послушенъ

Вылъ этотъ юный, царственный вельможа.

Ты на него похожъ, когда онъ былъ

Въ твоихъ лѣтахъ: но ежели онъ хмурилъ

Свое чело — его мрачила только

Одна вражда къ французамъ ненавистнымъ,

А не къ друзьямъ. Рукою благородной

Пріобрѣталъ онъ то, что расточалъ,

Не трогая того, что пріобрѣлъ

Его отецъ, Эдвардъ побѣдоносный.

Не родственною кровью обагрялась

Его рука, а кровію враговъ

Его семьи. О, Ричардъ! скорбь меня

Превозмогла — иначе никогда-бы

Я не прибѣгнулъ къ этому сравненью!

Король Ричардъ.

Что это значитъ, дядя?

Йоркъ.

Государь!

Прости мнѣ, если хочешь; если-жь нѣтъ —

Я всѣмъ доволенъ. Ты присвоить хочешь

Себѣ права и достоянье Гарри,

Изгнанника. Но развѣ Гоунтъ не умеръ;

Не живъ Гирфордъ? Гоунтъ развѣ не былъ честенъ,

А Болингброкъ не вѣренъ? развѣ Гоунтъ

Не заслужилъ наслѣдника имѣть,

А сынъ его достойный — не наслѣдникъ?

Когда права Гирфорда уничтожить

Ты захотѣлъ, — то прежде отними

У времени всѣ хартіи и всѣ

Его права обычныя, и сдѣлай

Такъ, чтобы завтра шло не за сегодня;

И болѣе самимъ собой не будь:

Вѣдь ты король все по тому-же праву

Наслѣдія, преемничества. Богомъ

Клянусь — (и дай Господь, чтобъ не сбылись

Мои слова!) — когда ты завладѣешь

Правами Гарри такъ несправедливо

И уничтожишь акты, по которымъ

Онъ своего наслѣдственнаго лена

Потребуетъ, — и если ты откажешь

Гирфорду въ немъ, — ты этимъ навлечешь

На голову свою мильоны бѣдствій;

Любовь утратишь тысячи сердецъ,

Да и мое пристрастное терпѣнье

Заставишь этимъ думать то, чего

Не позволяютъ подданному думать

Ни честь, ни вѣрность.

Король Ричардъ.

Думай, что угодно.

А мы беремъ себѣ его владѣнья,

И всю посуду, деньги и пожитки.

Йоркъ

Я не хочу при этомъ быть. Что выйдетъ

Изъ этого — того никто не знаетъ;

Но то, что зломъ добра не достигаютъ —

Извѣстно всѣмъ. Прощайте, государь!

Уходитъ.

Король Ричардъ.

Бёши, ступай сейчасъ-же къ графу Вильтширъ

И передай ему, чтобъ онъ явился

Немедленно для описи въ Эли-Гоузъ.

А завтра мы отправимся въ походъ,

Въ Ирландію, — я думаю пора ужъ,

Давно пора. На время моего

Отсутствія — правителемъ назначенъ

Нашъ дядя Йоркъ: онъ честенъ и всегда

Былъ преданъ намъ. Идемте, королева:

Что ждетъ насъ завтра — нынче мы забудемъ;

Не плачь… не долго вмѣстѣ мы пробудемъ.

Трубы. Король, королева, Омерль, Беши, Гринъ и Бэготъ уходятъ.

Нортомберлэндъ.

И такъ, милорды, умеръ старый герцогъ

Ланкэстерскій.

Россъ.

И живъ онъ — потому что

Теперь Гирфордъ сталъ герцогомъ.

Виллоуби.

По титлу,

Не по доходамъ.

Нортомберлэндъ.

Былъ-бы по тому,

И по другому, — если-бъ справедливость

Была на свѣтѣ.

Россъ.

О, моя душа

Теперь полна, — и сердце разорвется

Отъ долгаго молчанья, прежде чѣмъ

Его языкъ свободный облегчитъ.

Нортомберлэндъ.

Такъ говори; и пусть тотъ языка

Совсѣмъ лишится, кто во вредъ тебѣ

Твои слова кому нибудь разскажетъ.

Виллоуби.

Касается-ли герцога Гирфорда,

Что ты сказать намъ хочешь? если такъ,

То говори намъ смѣло: я готовъ

Внимать всему, что для него полезно.

Россъ.

Полезно? нѣтъ! ни чѣмъ ему полезнымъ

Я не могу быть, — если вы полезнымъ

Не назовете жалости къ бѣднягѣ,

Лишенному наслѣдія отцовъ.

Нортомбеглэндъ.

Нѣтъ! стыдно намъ, что сносимъ мы такую

Несправедливость къ царственному принцу,

Да и къ другимъ, не меньше благороднымъ

Сынамъ страны, клонящейся къ упадку.

Король не самъ — король. Имъ управляютъ

Развратные и подлые льстецы;

И чтобъ они на каждаго изъ насъ

Не донесли, изъ ненависти только: —

А ужь Ричардъ готовъ каратъ и насъ,

И нашихъ женъ, наслѣдниковъ, дѣтей.

Россъ.

Тяжелыми налогами народъ

Онъ разорилъ, — и ужь совсѣмъ лишился

Его любви; дворянъ всѣхъ обложилъ

Онъ пенями за старыя ихъ распри

И навсегда утратилъ ихъ любовь.

Виллоуби.

И каждый день все новые поборы

Изобрѣтаютъ — въ формѣ ассигнацій,

Пожертвованій, богъ-знаетъ на что…

Чѣмъ, — ради-бога, — кончится все это?

Нортомберлэндъ.

И все это не войны пожираютъ;

Онъ ни одной войны не велъ; напротивъ,

Онъ уступилъ позорно все, что предки

Его — своимъ мечемъ завоевали.

Они на войны меньше издержали,

Чѣмъ издержалъ во время мира онъ.

Россъ.

Все королевство отдано въ аренду

Милорду Вильтширъ.

Виллоуби.

Нашъ король — банкрутъ.

Нортомберлэндъ.

Надъ нимъ отяготѣло разоренье.

Россъ.

Да, не смотря на всѣ его налоги,

У короля нѣтъ денегъ на войну —

И онъ ограбилъ изгнаннаго Гарри.

Нортомберлэндъ.

Почти-что брата! Выродокъ-король!

Однако-жь, лорды, — бури завыванье

Ужь слышимъ мы, не думая искать

Убѣжища; мы видимъ всѣ, какъ сильно

Надуло вѣтромъ наши паруса, —

И не спѣшимъ собрать ихъ! Мы безпечно

Идемъ на встрѣчу гибели своей!

Россъ.

Намъ угрожаетъ кораблекрушенье,

И потому, что мы его причину

Терпѣли — гибель наша неизбѣжна.

Нортомберлэндъ.

О, нѣтъ, напротивъ; всѣ мы видимъ смерть:

Но сквозь ея безглазыя очницы

Я вижу, какъ проглядываетъ жизнь.

Но и не смѣю высказать, какъ близко

Отъ насъ спасенье наше.

Виллоуби.

Раздѣли

Свой помыслъ съ нами. Трое — мы составимъ

Теперь — одно; и потому-то, — что-бы

Ты не сказалъ, — слова твои все тоже,

Что наши мысли; смѣло говори.

Нортомберлэндъ.

Такъ слушайте. (²⁹) Я получилъ извѣстье

Изъ Пор-ле-Блана, гавани бретонской,

Что Гарри Гирфордъ, Рейгнолдъ лордъ Кобхэмъ

(Сынъ Ричарда, Арондельскаго графа),

Недавно лишь отъ Экстера бѣжавшій,

И братъ его, Томасъ Арондель, бывшій

Архіепископомъ кентербэрійскимъ, (³⁰)

Сэръ Томасъ Эрпингёмъ, сэръ Джонъ Рамстонъ,

Сэръ Джонъ Норбри, сэръ Робертъ Ватертонъ

И Фрэнсисъ Койнтъ —

Спѣшатъ сюда, снабженные всѣмъ нужнымъ

Отъ герцога Бретани, — на восьми

Большихъ судахъ, съ трехтысячнымъ дессантомъ,

И думаютъ ужь высадиться скоро

На сѣверный нашъ берегъ. Можетъ-быть,

Они пристали-бъ ранѣе, но ждутъ

Пока король въ Ирландію уѣдетъ.

И если вы хотите свергнуть иго

И оперить ощипанныя крылья (³¹)

Родной земли, тираномъ истощенной,

И выкупить изъ гнуснаго залога

Корону нашихъ славныхъ королей;

Стереть ту пыль, которая покрыла

Всю позолоту царственнаго скиптра

И возвратить величеству монарха

Все прежнее значеніе его: —

Тогда скорѣй, со мною — въ Равенспоргъ;

А если вы боитесь — оставайтесь;

Но — это тайна: я одинъ поѣду.

Россъ.

Такъ на коней! Сомнѣніе оставьте

Тому, кто труситъ.

Виллоуби.

Ждать васъ не заставьте.

И если я не загоню коня,

Гирфордъ увидитъ перваго — меня.

Уходятъ.

СЦЕНА 2.

Лондонъ. — Комната во дворцѣ. Входятъ Королева, Беши и Бэготъ.

Беши.

Вы слишкомъ ужь печалитесь, Милэди.

Прощаясь съ королемъ, вы обѣщали

Веселой быть, — не предаваться скорби,

Которая такъ сокрушаетъ жизнь.

Королева.

Въ угоду королю я обѣщала;

Въ угоду-же себѣ — я не могу.

И я не вижу никакой причины

Быть ласковой съ такимъ печальнымъ гостемъ,

Какъ грусть моя… иль, развѣ, потому,

Что я съ такимъ возлюбленнѣйшимъ гостемъ

Простилася, какъ милый мой Ричардъ…

Однако, мнѣ все кажется, какъ-будто

Ко мнѣ близка какая-то бѣда,

Которая хотя и не родилась

Но ужь созрѣла въ нѣдрахъ Рока; сердце

Мое давно трепещетъ отъ чего-то;

Теперь его тревожитъ что-то кромѣ

Разлуки съ королемъ, моимъ супругомъ.

Беши.

У каждой скорби — двадцать отраженій,

Которыя, совсѣмъ не бывши скорбью,

Одну ея наружность принимаютъ.

Когда нашъ глазъ бываетъ охрусталенъ

Слѣпящими слезами — онъ дробитъ

Одинъ предметъ на множество. — Такъ, если

Мы на хрусталь граненый (³²) смотримъ прямо,

То видимъ что-то смутное; а съ боку

Все видно ясно: — на отъѣздъ супруга

И вы, Милэди, смотрите не прямо,

И видите не самую печаль

Разлуки съ нимъ, — а только отраженье

Печали этой: но взглянувши прямо,

Вы убѣдитесь въ томъ, что это — только

Все отблески чего-то не того.

И потому мы подаемъ совѣтъ

Прекрасной-трижды нашей королевѣ,

Оплакивать одну разлуку только.

Другихъ причинъ къ печали мы не видимъ;

А если вы ихъ видите — то это

Такъ кажется печалью омраченнымъ

Глазамъ, готовымъ призрачныя скорби

Оплакивать, какъ истинное горе.

Королева.

Быть можетъ такъ. Но въ глубинѣ души

Я, кажется, убѣждена въ противномъ.

Но какъ-бы тамъ что ни было, — мнѣ грустно;

Такъ грустно мнѣ, что и тогда, какъ эта

Печаль меня на время покидаетъ, —

Тяжелое «ничто» меня пугаетъ.

Беши.

Все это такъ, — фантазіи, Милэди.

Королева.

Ну, нѣтъ, милордъ, фантазіи родятся

Какой нибудь предшествовавшей скорбью.

Со мной не такъ; ничто не порождало

Моей тоски; но что-нибудь да есть

Въ томъ «ничего», что такъ меня пугаетъ.

Я это «что-то» — вижу, ощущаю; —

Но что оно такое — я не знаю,

И не могу назвать его пока;

Меня страшитъ безъ имени тоска.

Входить Гринъ.

Гринъ.

Да сохранитъ Всевышній насъ, Милэди!

Я радъ, что васъ нашелъ здѣсь, джентльмэны.

Надѣюсь, что король еще не отплылъ

Въ Ирландію?

Королева.

Надѣешься? — За чѣмъ-же?

Не лучше-ли надѣяться, что онъ

Теперь ужь тамъ. Успѣхъ его похода

Зависитъ отъ поспѣшности — въ ней вся

Его надежда. Для чего-же ты

Надѣешься, что онъ еще не отплылъ?

Гринъ.

Чтобъ онъ, надежда наша, обратилъ

Свои войска назадъ, и чтобъ развѣялъ

Онъ въ прахъ надежды дерзкаго врага,

Который ужь вступилъ въ его владѣнья.

Изгнанникъ Гирфордъ бросилъ самовольно

Свое изгнанье, — съ поднятымъ оружьемъ

Благополучно высадился ныньче

У Равенспорга.

Королева.

Боже сохрани!

Гринъ.

Милэди, — это слишкомъ справедливо.

Еще-же хуже то, что старый герцогъ

Нортомберлэндъ, и юный Гарри Перси,

И лорды Россъ, Бьюмонтъ, и Виллоуби

И ихъ друзья — къ нему перебѣжали.

Беши.

За чѣмъ-же ты измѣнниками ихъ

Не объявилъ?

Гринъ.

Мы сдѣлали и это.

За тѣмъ графъ Ворстсръ, жезлъ переломивъ,

Отъ своего гофмейстерства отрекся,

А вмѣстѣ съ нимъ и всѣ служителя

Придворные — бѣжали къ Болингброку.

Королева.

О, Гринъ! ты бабка горя моего,

А Болингброкъ — дитя моей печали.

Ну вотъ, душа моя и разродилась

Чудовищемъ — и надо мной, усталой,

Недавнею родильницей, — ужь горе

Скопляется за горемъ, скорбь за скорбью!…

Беши.

Милэди, не отчаивайтесь.

Королева.

Кто-же

Мнѣ запретитъ отчаяваться? Кто?

Да я хочу отчаяваться; я

Хочу съ надеждой лживой враждовать:

Зачѣмъ она намъ льститъ, какъ приживалка;

Зачѣмъ она задерживаетъ смерть,

Которая могла-бы незамѣтно

Намъ развязать, распутать узы жизни,

Когда-бы не затягивала ихъ

Коварная обманщица — надежда…

Входитъ Йоркъ.

Гринъ.

Вотъ герцогъ Йоркъ.

Королева.

Въ воинственномъ доспѣхѣ

На дряхлой выѣ! Господи, какъ взоры

Его полны заботливой тревоги!

О, дядя,

Хоть что-нибудь скажи мнѣ въ утѣшенье.

Йоркъ.

Я оболгалъ-бы собственную мысль,

Хоть что-нибудь подобное сказавши.

Мы на землѣ, а утѣшенье въ небѣ.

Мы на землѣ, гдѣ ничего нѣтъ, кромѣ

Однихъ крестовъ, лишеній и заботъ.

Король, твой мужъ, отправился далёко

Спасать свои владѣнья, — между тѣмъ,

Другой спѣшитъ его ограбить дома:

И здѣсь меня опорой королевства

Оставилъ онъ, — а я такъ обезсилѣлъ

Отъ старости, что ужь едва могу

Поддерживать и самого себя-то!…

Да! наступаетъ кризисъ той болѣзни,

Которую излишества его

Накликали — теперь онъ испытаетъ

Друзей, когда-то льстившихъ такъ усердно.

Входить слуга.

Слуга.

Милордъ, вашъ сынъ ужь до меня уѣхалъ.

Йоркъ.

Уѣхалъ? — что-жь! пусть все идетъ какъ хочетъ!

Бѣжали лорды; граждане, какъ видно,

Къ намъ равнодушны и, боюся, то же

На сторону Гирафорда перейдутъ. —

Эй, ты!

Скачи въ Плэши, (³³) къ моей невѣсткѣ Глостеръ,

И попроси, чтобъ тысячи двѣ фунтовъ

Немедленно ко мнѣ она прислала.

На, вотъ мой перстень.

Слуга.

Я позабылъ сказать вамъ, ваша свѣтлость,

Что -проѣзжая мимо, я заѣхалъ…

Но остальнымъ я опечалю васъ.

Что тамъ еще?

Йоркъ.

Слуга.

Почти за часъ до моего пріѣзда

Свѣтлѣйшая милэди умерла,

Йоркъ.

О, милосердый Боже! что за страшный

Приливъ скорбей на Англію нахлынулъ!

Ну, что тутъ дѣлать? Господомъ клянусь.

Мнѣ было-бъ лучше, если-бы король

Такъ, ни за что, какъ съ брата моего,

Снялъ голову! (³⁴) Что жь, посланы гонцы

Въ Ирландію? Гдѣ мы на эти войны

Достанемъ денегъ? Ну, — пойдемъ, сестра, —

Ахъ, извини: — племянница…..

Служителю

Отправься

Домой, — возьми тамъ нѣсколько повозокъ

И увези изъ замка все оружье.

Служитель уходитъ.

А вамъ, милорды, не угодно-ль будетъ

Собрать войска, — и ежели я знаю,

Какъ мнѣ устроить столько разныхъ дѣлъ,

Въ такомъ разстройствѣ переданныхъ мнѣ —

Вы никогда не вѣрьте Йорку. — Оба

Они мои племянники. Одинъ —

Мой государь: и защищать его

Велитъ мнѣ долгъ и клятва; а другой —

Такой-же близкій родственникъ, но только

Имъ оскорбленный: совѣсть и родство

Велятъ вступиться мнѣ и за него.

Но… надо-жь дѣлать что-нибудь. Идемъ,

Племянница, — я въ безопасномъ мѣстѣ

Тебя укрою. Лорды, соберите

Своихъ людей, — и тотчасъ-же ко мнѣ

Ихъ приведите въ Бэркли. Мнѣ-бъ хотѣлось

Заѣхать въ Плэши, —

Да некогда. Дѣла, милорды, гадки:

Вездѣ одно разстройство, безпорядки!…

Королева и Йоркъ уходятъ.

Беши.

Попутный вѣтеръ вѣсти переноситъ

Въ Ирландію: — оттуда-жь ни одной

Къ намъ не доходитъ. Гдѣ собрать намъ войско,

Которое-бы равносильно было

Войскамъ Гирфорда?

Гринъ.

И вотъ что: наша близость къ королю,

Который насъ такъ любитъ, — приближаетъ

Теперь насъ къ страшной ненависти тѣхъ,

Которые не любятъ короля…..

Бэготъ.

То есть, непостояннаго народа:

Его любовь — сокрыта въ кошелькахъ^-,

Кто ихъ опустошаетъ — наполняетъ

Его сердца непримиримой злобой.

Беши.

Да, короля всѣ въ этомъ обвиняютъ.

Бэготъ.

А стало-быть и насъ съ нимъ, потому-что

Всегда мы были близки къ королю.

Гринъ.

И потому — сейчасъ-же отправляюсь

Въ бристольскій замокъ; графъ Вильтширъ ужь тамъ.

Беши.

Я вмѣстѣ съ вами. Нечего намъ ждать

Добра отъ раздраженнаго народа.

Какъ песъ, онъ насъ на части разстерзаетъ. —

Вы съ нами, Бэготъ?

Бэготъ.

Нѣтъ, я къ его величеству поѣду

Къ Ирландію. — Прощайте, господа.

И ежели предчувствія — не вздоръ,

Намъ не видаться больше съ этихъ поръ.

Беши.

Да, если Йоркъ не отразитъ Гирфорда.

Гринъ.

Ахъ, бѣдный герцогъ! Онъ скорѣе-бъ могъ

На днѣ морскомъ пересчитать песокъ,

Иль выпить море цѣлое до суха!

Межъ тѣмъ какъ приметъ сторону Ричарда

Одинъ — его двѣ тысячи оставятъ.

Беши.

Прощайте-же — быть можетъ — навсегда.

Гринъ.

Увидимся.

Бэготъ.

Боюсь, что никогда.

Уходятъ.

СЦЕНА 3.

Дикое мѣсто въ Глостерширѣ. Входятъ Болингброкъ и Нортомберлэндъ съ войскомъ,

Болингброкъ.

А что, милордъ, далеко-ли до Бэркли?

Нортомберлэндъ.

Я право, благородный лордъ,

Рѣшительно не знаю Глостершира.

Тутъ дикіе, высокіе холмы,

Дурныя и неровныя дороги, —

Еще длиннѣй растягиваютъ мили

И дѣлаютъ замѣтнѣе усталость.

Но ваша, лордъ, пріятная бесѣда

Какъ сахаръ путь нашъ скучный усладила

И сдѣлала пріятнымъ для меня.

Воображаю, какъ несносно скученъ

Покажется тяжелый переходъ

Отъ Равенспорга до Котсвилда лордамъ

Россу и Виллоуби, — лишеннымъ вашей

Компаніи, — которая, повѣрьте,

На много уменьшила для меня

И трудности, и скуку. Услаждаютъ

Они свой путь надеждою на счастье,

Которымъ я давно ужь наслаждаюсь.

Надежда-же на близость наслажденья

Бываетъ намъ пріятна въ той-же мѣрѣ,

Какъ наслажденье самое. Она

Путь скоротаетъ лордамъ утомленнымъ,

Какъ ваша благородная бесѣда

Мнѣ сократила этотъ скучный путь.

Болингброкъ.

Моя бесѣда, право, не имѣетъ

Такой цѣны, милордъ мой благородный,

Какъ ваши благосклонныя слова.

Но кто это идетъ сюда?

Входитъ Генрихъ Перси.

Нортомберлэндъ.

Мой сынъ,

Мой юный Генрихъ Перси. Вѣроятно,

Его послалъ братъ Ворстеръ. — Что-же, Гарри,

Какъ поживаетъ дядя твой?

Перси.

Я думалъ

Отъ васъ, милордъ, узнать о вашемъ братѣ.

Нортомберлэндъ.

Какъ, развѣ онъ не съ королевой?

Перси.

Нѣтъ,

Мой добрый лордъ. Онъ ужъ оставилъ дворъ,

Переломилъ свой сенешальскій жезлъ (^З5)

И распустилъ служителей придворныхъ.

Нортомберлэндъ.

Что-жь это такъ? Когда въ послѣдній разъ

Я говорилъ съ нимъ, онъ былъ такъ далекъ

Отъ этого.

Перси.

Теперь онъ это сдѣлалъ

Лишь потому, что васъ провозгласили

Измѣнникомъ. Онъ въ Равенспоргъ уѣхалъ,

Чтобъ герцогу Гирфорду предложить

Свои услуги; а меня онъ въ Бэркли

Послалъ, чтобъ я развѣдалъ, сколько войска

Собралъ тамъ герцогъ Йоркскій, — и велѣлъ мнѣ

Потомъ явиться прямо въ Равенспоргъ.

Нортомберлэндъ.

Что, ты забылъ ужь герцога Гирфорда,

Мой мальчикъ.

Перси.

Нѣтъ, мой благородный лордъ.

Не могъ забыть я то, чего не помнилъ.

На сколько мнѣ извѣстно, я милорда

Еще ни разу въ жизни не видалъ.

Нортомберлэндъ.

Такъ познакомься — вотъ милордъ Гирфордъ.

Перси.

Вамъ, добрый лордъ, я предлагаю службу

Мою; конечно, это будетъ служба

Неопытнаго юноши, — покуда

Лѣта его не разовьютъ на столько,

Чтобъ дать ему возможность вамъ служить

Съ дѣйствительной, гораздо большей пользой.

Болингброкъ.

Благодарю тебя, мой милый Перси;

Повѣрь, — я счастливъ болѣе всего

Тѣмъ, что въ груди моей такое сердце,

Которое друзей не забываетъ;

Мое едва родившееся счастье

Съ твоей любовью вмѣстѣ зрѣя, — будетъ

Всегда наградой вѣрности твоей.

Союзъ, который сердце заключило,

Пускай скрѣпитъ теперь моя рука.

Нортомберлэндъ.

Далеко-ли до Бэркли? Что тамъ старый,

Почтенный Йоркъ подѣлываетъ съ войскомъ?

Перси.

Вонъ замокъ тамъ, сейчасъ за этой рощей;

Въ немъ, какъ я слышалъ, триста человѣкъ

Солдатъ, и лорды Йоркъ, Сеймуръ и Бэркли,

А кромѣ ихъ — нѣтъ никого изъ знати.

Входятъ Россъ и Виллоуби.

Нортомберлэндъ.

Вотъ лорды Россъ и Виллоуби, — ихъ шпоры

Въ крови, и лица красны, какъ огонь.

Болингброкъ.

Привѣтствую, милорды, васъ! Я знаю,

Вы ищите изгнанника. Но всю

Его казну покамѣстъ составляетъ

Лишь благодарность: но, разбогатѣвъ,

Онъ наградитъ достойнѣе за вашу

Любовь и ваше теплое участье,

Россъ.

Но мы, милордъ, награждены ужь вашимъ

Присутствіемъ.

Виллоуби.

И болѣе, чѣмъ стоятъ

Всѣ тѣ труды, которымъ мы подверглись,

Чтобъ навсегда соединиться съ вами.

Болингброкъ.

Но благодарность — все-таки пусть будетъ

Сохранною казною бѣдняка:

И я прошу принять ее въ поруки

Моихъ щедротъ и милостей, — до тѣхъ поръ,

Покуда счастье юное мое

Уже достигнетъ совершеннолѣтья. —

А это кто?

Входитъ Бэркли.

Нортомберлэндъ.

Да, кажется, лордъ Бэркли.

Бэркли.

Я посланъ къ вамъ, милордъ Гирфордъ.

Болингброкъ.

Милордъ,

Я отвѣчаю только лишь на имя

Ланкэстера. За нимъ-то возвратился

Я въ Англію; и до тѣхъ поръ, пока

Изъ вашихъ устъ его я не услышу, —

Я не отвѣчу, что-бъ вы ни сказали.

Бэркли.

Слова мои вы перетолковали

Не такъ, милордъ. Я во-все и не думалъ

Вычеркивать одно изъ титловъ вашихъ (³⁶).

Меня послалъ къ вамъ… лордъ… какой угодно, —

Нашъ доблестный правитель королевства,

Свѣтлѣйшій герцогъ Йоркскій, чтобъ узнать:

Что именно, отсутствіемъ монарха

Заставило воспользоваться васъ,

Чтобъ вторгнувшись съ оружіемъ въ рукахъ,

Спокойствіе страны родной нарушитъ?

Входитъ Йоркъ со свитой.

Болингброкъ.

Я не имѣю нужды черезъ васъ

Дать мой отвѣтъ: свѣтлѣйшій герцогъ самъ

Идетъ сюда. — Мой благородный дядя!

Преклоняетъ передъ нимъ колѣна

Йоркъ.

Ахъ, покажи, что мнѣ покорно сердце,

А не колѣна: — ихъ покорность лжива,

Обманчива…

Болингброкъ.

Мой добрый дядя…

Йоркъ.

Ну!

Меня ты словомъ добрый не задобришь.

Измѣннику я не хочу быть дядей;

А слово «добрый» дѣлается злымъ

Въ устахъ недобрыхъ. Какъ твои стопы

Изгнанныя осмѣлились коснуться

До самой пыли англійской земли?

И болѣе: какъ столько миль дерзнулъ ты

Пройти по лону мирному ея,

И устрашать блѣднѣющія сёла

Грабительствомъ и выставкой оружья?

Не потому-ль, что нашъ король державный

Въ отсутствіи? Ребенокъ неразумный!

Король остался; въ вѣрномъ сердцѣ Йорка

Хранится власть державная его;

И если-бъ я былъ также юнъ и пылокъ,

Какъ въ тѣ года, когда отважнымъ Гоунтомъ,

Твоимъ отцомъ и мною — черный принцъ,

Нашъ юный Марсъ, былъ изъ толпы французовъ

Освобожденъ: — какъ быстро наказала-бъ

Тебя вотъ эта самая рука,

Параличемъ окованная нынѣ!

Болингброкъ.

Скажи-же, добрый дядя, какъ и чѣмъ

Я провинился?

Йоркъ.

Страшнымъ преступленьемъ:

Возстаньемъ дерзкимъ, гнусною измѣной;

Ты сославъ и — до истеченья срока

Изгнанія — вернулся самовольно,

Поднявъ оружье противъ государя.

Болингброкъ.

Изъ Англіи я изгнанъ былъ какъ Гирфордъ,

А возвратился — герцогомъ Ланкэстеръ.

Мой благородный дядя, разсмотрите

Вины мои съ полнѣйшимъ безпристрастьемъ:

Вы мой отецъ; мнѣ кажется, что въ васъ

Живъ старый Гоунтъ, — и потому, отецъ мой,

Потерпите-ли вы, чтобъ я скитался

Бродягой осужденнымъ? чтобъ меня

Насильственно лишали и владѣній,

И титуловъ, — за тѣмъ, чтобъ ихъ раздать

Временщикамъ? такъ для чего-жь рожденъ я?

Когда кузенъ мой — англійскій король,

Я потому-же точно праву — герцогъ

Ланкастерскій. Вѣдь и у васъ есть сынъ,

Мой благородный родственникъ, Омерль;

И если-бъ вы скончались, и его-бы

Король Ричардъ сталъ такъ же угнетать —

Тогда Омерль нашелъ-бы въ дядѣ Гоунтѣ

Себѣ отца, который-бы спугнулъ

Обидчиковъ — и на-смерть ихъ загналъ-бы.

Меня лишаютъ лена, на который

Даютъ мнѣ право грамоты мои.

Имущество покойнаго отца

Расхищено, отобрано въ казну,

Распродано…что-жь оставалось дѣлать?

Я подданный, и требую того,

На что имѣю право по закону.

Повѣренныхъ моихъ не принимаютъ:

И потому я самъ пришелъ искать

Наслѣдія законно-родоваго.

Нортомберлэндъ.

Да, съ благороднымъ герцогомъ Ланкастеръ

Поступлено весьма несправедливо.

Россъ.

И вашей чести слѣдуетъ поправить

Несправедливость эту.

Виллоуби.

Подлецы

Имѣніемъ его обогатились.

Йоркъ.

Вотъ что, милорды Англіи, я вамъ

Теперь скажу: я сознавалъ, какъ дурно

Поступлено съ племянникомъ моимъ;

Отстаивалъ, на сколько я былъ въ силахъ,

Его права — но, онъ не долженъ былъ

Идти войной на родину и права

Отыскивать неправдою; — и вы,

Ему въ преступномъ дѣлѣ помогая, —

Мятежники, лелѣющіе бунтъ.

Норфолькъ.

Но благородный герцогъ далъ намъ клятву,

Что онъ пришелъ лишь собственность свою

Отыскивать — и такъ какъ онъ имѣетъ

На это право, — всѣ мы поклялись

Ему помочь, и кто нарушитъ клятву,

Пусть радости не знаетъ никогда!

Йоркъ.

Такъ, такъ! теперь я вижу хорошо,

Къ чему все это клонится. Къ несчастью, —

Я по неволѣ долженъ вамъ признаться —

Что не могу возстанья подавить:

Войскъ у меня немного, да и все

Находится въ ужасномъ безпорядкѣ;

Но если-бъ могъ, — клянуся тѣмъ, кто жизнь

Мнѣ даровалъ, — я захватилъ-бы всѣхъ,

И всѣхъ-бы васъ заставилъ преклониться

Предъ безъусловной волей короля.

Но не могу… и умываю руки.

За симъ, прощайте, — если не хотите

Заѣхать въ замокъ переночевать.

Болингброкъ.

Мы принимаемъ это приглашенье,

Мой добрый дядя. Но, мы непремѣнно

Васъ убѣдимъ поѣхать вмѣстѣ съ нами

Въ бристольскій замокъ. Говорятъ, что тамъ

Засѣли Бэготъ, Бёши и всѣ ихъ

Сообщники, — всѣ гусеницы эти,

Которыхъ я поклялся истребить.

Йоркъ

Ну… можетъ-быть, и я поѣду съ вами, —

Подумаю. Законъ страны нарушить

Противно мнѣ, и потому понятно,

Что дружба съ вами также непріятна,

Какъ и вражда. Непоправимость зла

Сама собой кончаетъ всѣ дѣла.

Уходитъ.

СЦЕНА 4.

Лагерь въ Уэльзѣ. (³⁷) Входятъ Сольсбёри и капитанъ. (³⁸)

Капитанъ,

Лордъ Сольсбёри, мы ждали десять дней.

Съ большимъ трудомъ удерживая вэльзецевъ

А между тѣмъ объ королѣ нѣтъ слуху.

Поэтому — прощай! — мы разойдемся.

Сольсбери.

Повремени еще одинъ денекъ,

Мой вѣрный вэльзецъ. Всю свою надежду

Лишь на тебя король нашъ полагаетъ.

Капитанъ.

Да говорятъ, что онъ ужь умеръ. Нѣтъ,

Мы не хотимъ ждать долѣе. У насъ

Засохли всѣ лавровыя деревья (³⁹)

И неподвижнымъ звѣздамъ — метеоры

Теперь грозятъ, и мѣсяцъ блѣдноликій

Облился кровью, чахлые пророки

Сулятъ намъ много страшныхъ перемѣнъ;

Богатые понурились; бродяги —

Поютъ и пляшутъ: первые боятся

Во время смутъ богатства потерять;

Послѣдніе — въ надеждѣ поживиться

Чужимъ добромъ во время безпорядковъ;

И это все — суть знаменія смерти,

А иногда — паденья королей.

Прощай. Мои уэльзцы разбѣжались,

Въ увѣренности твердой, что Ричардъ,

Ихъ государь, скончался.

Уходить.

Сольсбери.

Ахъ, Ричардъ!

Очами сердца грустнаго я вижу,

Какъ ужь летитъ величіе твое,

Подобное звѣздѣ падучей, — съ неба

Высокаго на низменную землю,

И солнце дней твоихъ уже на западъ

Идетъ въ слезахъ, по рдѣющей лазури,

И предвѣщаетъ бѣдствія и бури…

Твои друзья врагамъ передались —

И съ счастьемъ ты на вѣки ужь простись.

Уходитъ.

ДѢЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Лагерь Болингброка подъ Бристолемъ. Входятъ Болингброкъ, Йоркъ, Нортомберлэндъ, Перси, Виллоуби, Россъ; на ними офицеры съ Беши и Гриномъ, плѣнными.

Болингброкъ.

Эй, подведите плѣнныхъ. —

Ну, Гринъ и Бёши, — такъ какъ ваши души

Немедленно должны разстаться съ тѣломъ, —

Я не хочу ихъ утомлять разборомъ

Дѣлъ вашей жизни гнусной. Это было-бъ

Немилосердно. Но, чтобъ вашу кровь

Смыть съ рукъ моихъ, — я изложу здѣсь вкратцѣ

Лишь главныя причины вашей казни.

Вы развратили вашего монарха,

Который былъ и царственнымъ рожденьемъ,

И красотой тѣлесной осчастливленъ:

Вы сдѣлали его вполнѣ несчастнымъ

И безобразнымъ; мерзостнымъ распутствомъ

Вы короля съ супругой развели,

Осиротили царственное ложе,

И изъ очей прекрасной королевы

Обиды ваши выжали тѣ слезы,

Которыми краса ея ланитъ

Омрачена. Я, — самъ природный принцъ, —

Покуда вы меня не очернили,

Былъ къ королю по царской крови близокъ,

И близокъ былъ по родственной любви —

И я склонилъ отъ вашихъ козней выю,

И англійскимъ дыханіемъ моимъ

Я напоялъ туманъ небесъ мнѣ чуждыхъ,

Я долженъ былъ ѣсть горькій хлѣбъ изгнанья,

А вы въ моихъ владѣньяхъ пировали,

Въ старинныхъ паркахъ рушили ограды,

Мои лѣса рубили, выбивали

Мои гербы фамильные изъ оконъ; (⁴⁰)

Мои девизы стерли, уничтоживъ

Всѣ знаки правъ моихъ наслѣдныхъ, — кромѣ

Лишь одного — общественнаго мнѣнья,

Да этой крови въ жилахъ, что готова

Хоть передъ цѣлымъ міромъ доказать.

Мои права на званье джентльмена.

И это все, и большее еще,

Чѣмъ это все, помноженное на два,

Васъ осуждаетъ на-смерть. Отведите

Ихъ къ палачу, отдайте въ руки смерти.

Беши.

Смерть для меня — отраднѣе гораздо

Чѣмъ Болингброкъ для Англіи. — Прощайте!

Гринъ.

Меня теперь одно лишь утѣшаетъ:

Увѣренность, что наши души приметъ

Къ себѣ Господь, и страшно покараетъ

Несправедливыхъ муками геенны.

Болингброкъ.

Присутствуйте при казни ихъ, милордъ

Нортомберлэндъ.

Нортомберлэндъ и другіе уходятъ съ плѣнниками.

Вы, дядя, говорите,

Что королева въ замкѣ вашемъ. Я

Васъ именемъ господнимъ заклинаю

Смотрѣть, чтобъ съ ней какъ должно обращались.

Скажите ей, что я всегда готовъ

Къ ея услугамъ. — Не забудьте-жь, дядя,

Ей передать мой родственный поклонъ.

Йоркъ.

Я одного ужь изъ моихъ дворянъ

Послалъ съ письмомъ, въ которомъ я подробно

Твою любовь описываю ей.

Болингброкъ.

Благодарю, мой милый дядя! Ну, —

Теперь впередъ, сражаться съ Глендовэромъ.

Еще одинъ, послѣдній день труда —

И кончено. — Идемте, господа.

Уходятъ.

СЦЕНА 2.

Уэлльзскій берегъ. Вдали замокъ. Трубы и военная музыка. — Входятъ король Ричардъ, епископъ Карлэйльскій, Омерль и солдаты.

Король Ричардъ.

Вы Бэрклоули назвали этотъ замокъ?

Омерль.

Да, государь. — Ну что, какъ здѣшній воздухъ

Вамъ показался послѣ этой качки

На бурномъ морѣ?

Король Ричардъ.

Долженъ показаться

Прекраснымъ. Да! вотъ видишь-ли: — я плачу

Отъ радости, что привелось опять

Увидѣть мнѣ родное королевство.

Привѣтствую тебя моей рукой,

Земля моя, — хотя бунтовщики,

Копытами коней своихъ и взрыли

Тебя… Какъ мать, которая надолго

Съ своимъ дитей была разлучена,

Увидясь съ нимъ и плачетъ и смѣется

Отъ радости — такъ я, смѣясь и плача,

Привѣтствую тебя, моя земля,

И царственной рукой тебя ласкаю.

О, не питай, прекрасная земля,

Моихъ враговъ, и сладостью твоею

Не услаждай ихъ хищническихъ чувствъ!

Нѣтъ, — но усѣй весь путь ихъ пауками,

Что изъ тебя высасываютъ ядъ;

И пусть неповоротливыя жабы

Кишатъ вокругъ измѣнническихъ ногъ,

Которыя неправедной стопою

Твою святую почву попираютъ.

Пусть на тебѣ мой врагъ одну крапиву

Найдетъ, и если вздумаетъ сорвать

Съ твоей груди какой нибудь цвѣтокъ, —

Прошу тебя, — укрой подъ нимъ ехидну,

И пусть ея раздвоенное жало.

Дастъ смерть врагу владыки твоего!

Не смѣйтесь, лорды, надъ моимъ безумнымъ

Заклятіемъ, скорѣй проснется чувство

Въ сырой землѣ и обратятся камни

Въ вооруженныхъ воиновъ, — чѣмъ я,

Ея король законный, покорюся

Преступному оружью мятежа.

Епископъ Карлэйльскій.

Не бойтесь, лордъ. Та сила, что вѣнчала

Васъ королемъ — и сохранить возможетъ

Васъ королемъ на перекоръ всему.

Но средствами, дарованными небомъ,

Вы пользуйтесь, а не пренебрегайте.

Иначе, если небо хочетъ, — мы-же

Не захотимъ, — то этимъ отвергаемъ,

Какъ-будто, даже помощь провидѣнья.

Омерль.

Милордъ, онъ хочетъ этимъ вамъ сказать,

Что мы безпечны, между тѣмъ какъ врагъ,

Благодаря увѣренности нашей,

Растетъ друзьями, средствами и силой.

Король Ричардъ.

Братъ боязливый! развѣ ты не знаешь, —

Когда небесъ всевидящее око

Сокроется за шаръ земной за тѣмъ,

Чтобы свѣтить странамъ полярнымъ міра —

Тогда лишь всѣ разбойники и воры

Незримые, выходятъ изъ трущобъ

И рыскаютъ, обагренные кровью;

Но только-что, проглянувъ снова, солнце

Зазжетъ съ востока гордыя вершины

Дубовъ, и свѣтлый лучъ его проникнетъ

Въ преступныя ущелья — всѣ грѣхи,

Разбой, убійства, гнусныя измѣны,

Лишенные одежды черной ночи

Являются въ постыдной наготѣ

И устрашась самихъ себя, трепещутъ.

Вотъ такъ и этотъ гнусный Болингброкъ,

Измѣнникъ, воръ, во мракѣ пировавшій

Всю ночь, покуда странствовали мы

У Антиподовъ, — (⁴¹) только-что увидитъ,

Что мы взошли на нашъ востокъ — престолъ:,

Его чело окраситъ стыдъ измѣны,

Не вынесутъ глаза дневнаго свѣта;

Отъ гнусныхъ дѣлъ своихъ придетъ онъ въ ужасъ

И, самъ себя увидѣвъ, задрожитъ.

Нѣтъ! всей водою бурныхъ океановъ

Не смыть съ чела помазаннаго — мѵра,

И смертнаго дыханіе — не свергнетъ

Намѣстника, поставленнаго Богомъ.

На каждаго, — повѣрьте, — человѣка,

Котораго измѣнникъ Болингброкъ

Поднять заставитъ злобное желѣзо

Противъ короны нашей золотой —

Богъ, своего Ричарда защищая,

По свѣтлому архангелу поставитъ, —

И ангелы господни поразятъ

Моихъ враговъ преступныхъ и лукавыхъ —

Зане Господь заступникъ вѣчный правыхъ!

Входитъ Сольсбери.

А, здравствуйте! Далеко-ль ваше войско?

Сольсбери.

Не ближе и не дальше этой слабой

Руки, милордъ. Языкъ мой движетъ горе —

И потому онъ долженъ возвѣщать

Однѣ бѣды. — Мой благородный Лордъ, —

Боюсь того, чтобъ день одинъ просрочки

Не заволокъ-бы тучами всѣ дни

Счастливыя для васъ, здѣсь на землѣ.

О, призови вчерашній день назадъ!

Вели вернуться времени — и будетъ

Двѣнадцать тысячъ войска у тебя.

А нынче, — нынче… только вѣдь одинъ

Несчастный день, не много запоздавшій —

Лишаетъ васъ и счастья и друзей,

И государства — потому что вэльзсцы, —

Когда пронесся слухъ о вашей смерти,

Разсѣялись, — бѣжали къ Болингброку.

Омерль.

Утѣшьтесь, лордъ. Что вы такъ поблѣднѣли?

Король Ричардъ.

Еще сейчасъ въ лицѣ моемъ играла

Кровь двухъ десятковъ тысячъ человѣкъ,

Но ихъ ужь нѣтъ — и съ ними кровь сбѣжала…

Какъ хочешь ты, чтобъ мертвенности снѣгъ

Сошелъ съ меня — покуда эта кровь

Не притечетъ къ больному сердцу вновь.

Все, что не хочетъ гибели — отнынѣ

Отъ бѣднаго Ричарда убѣжитъ,

И на моей блѣднѣющей гордынѣ

Уже печать погибели лежитъ!

Омерль.

Лордъ, успокойтесь! вспомните, кто вы!

Король Ричардъ.

Да, я забылся. Развѣ не король я?

Величіе сонливое мое,

Ты спишь? — проснись! Иль имя короля

Не равносильно тысячамъ именъ?

Возстань, возстань-же, царственное имя,

Ничтожный рабъ величью твоему

Теперь грозитъ! Не потупляйте глазъ,

Мои друзья, любимцы государя…

Вѣдь мы велики — пусть и наши думы

Велики будутъ. О, у дяди Йорка

На службу намъ еще довольно войскъ. —

Кто это тамъ?

Входитъ Скрупъ.

Скрупъ.

Желаю благоденствіе и счастья

Вамъ болѣе, чѣмъ можетъ возвѣстить

Вамъ мой языкъ, настроенный бѣдами.

Король Ричардъ.

Мой слухъ отверзтъ, душа моя готова.

Все худшее, что можешь ты теперь

Мнѣ возвѣстить — не будетъ мнѣ ужъ ново,

Бывъ перечнемъ моихъ земныхъ потерь.

Ну, говори! утратилъ королевство?

Такъ что-жь? оно моей заботой было,

А что-же мы теряемъ, избавляясь

Отъ всѣхъ заботъ? Иль хочетъ Болингброкъ

Такимъ великимъ сдѣлаться, какъ мы?

Но выше насъ — онъ все-таки не будетъ.

Онъ служитъ Богу, — что-жь? мы также будемъ

Служить ему: сравняемся и тутъ.

Иль возмутились подданные наши?

Ну, этого поправить мы не можемъ:

Они тутъ точно также нарушаютъ

То, въ чемъ клялись не только мнѣ, — но Богу

Такъ возвѣщай-же — гибель, разрушенье

И даже смерть: ну, что страшнѣй ея?

А вѣдь она всегда возьметъ свое!

Скрупъ.

Я радъ, что вы вооружились такъ

Противу всякой вѣсти о несчастьи.

Какъ бурный день, который берега

Сребристыхъ рѣкъ нежданно затопляетъ,

Какъ-будто міръ весь въ слезы разрѣшился:

Такъ бѣшенство и злоба Болингброка,

Переступивъ отважно всѣ предѣлы,

Покрыло вашу трепетную землю

Не только сталью твердой и блестящей,

Но и сердцами — тверже всякой стали.

Сѣдые старцы черепъ безволосый

Вооружили противъ твоего

Величества, и дѣти, силясь сдѣлать

Грубѣе свой женоподобный голосъ,

Заковываютъ слабенькіе члены

Въ тяжелые и грубые доспѣхи;

Священники, — и тѣ ужь научились

Натягивать противъ твоей державы

Свой лукъ изъ дважды гибельнаго тисса (⁴²)

И даже пряхи, съ ржавымъ косаремъ,

И тѣ идутъ противъ твоей державы.

Да, противъ васъ и старъ и младъ возстали

И все идетъ гораздо хуже тамъ,

Чѣмъ я теперь разсказываю вамъ.

Король Ричардъ.

Нѣтъ, отчего-же? ты передаешь

Прекрасно эти гадкія извѣстья.

Но гдѣ-же графъ Вильтширскій? Гдѣ-же Бэготъ

Что сталось съ Бёши, съ Гриномъ? Какъ они

Позволили опасному врагу

Безъ всякаго препятствія измѣрить

Предѣлы наши! Смерть имъ! головами

Поплатятся они за это, если

Мы побѣдимъ. Ручаюсь, что они

Миръ съ Болингброкомъ гнуснымъ заключили.

Скрупъ.

Да, государь, они и въ самомъ дѣлѣ

Съ нимъ заключили миръ.

Король Ричардъ.

Ехидны! Гады!

Мерзавцы осужденные, — которымъ

Нѣтъ искупленья! Подлыя собаки,

Готовыя ко всѣмъ ласкаться! Змѣи,

Согрѣтыя моей сердечной кровью,

И сердце мнѣ язвящія теперь!

То — три Іуды, каждый втрое хуже,

Чѣмъ настоящій! Заключили миръ?

Такъ пусть-же адъ теперь войной возстанетъ

Противъ ихъ душъ, запятнанныхъ измѣной.

Скрупъ.

Такъ, измѣнившись, нѣжная любовь

Убійственною ненавистью стала.

Возьми назадъ проклятіе свое;

Миръ заключенъ — но только не руками,

А головой: ты проклялъ ихъ, — сраженныхъ

Ударомъ смерти, грозно-роковымъ,

И глубоко въ сырой землѣ зарытыхъ.

Омерль.

Какъ? Бёлли, Гринъ и графъ Вильтширскій — мертвы?

Скрупъ.

Имъ головы отрублены въ Бристолѣ.

Омерль.

Но гдѣ-же съ войскомъ — герцогъ, мой отецъ?

Король Ричардъ.

Что намъ за дѣло! Нѣтъ, — ни слова больше

Объ утѣшеньи. Будемъ говорить

Мы о могилахъ, надписяхъ надгробныхъ

И червякахъ. Прахъ — сдѣлаемъ бумагой

И нашу грусть — дождемъ своихъ очей

Мы на груди земли родной напишемъ.

Поговоримъ о нашихъ завѣщаньяхъ,

Найдемъ душеприкащиковъ себѣ…

Иль нѣтъ, къ чему? Что, кромѣ нашихъ труповъ,

И безъ того завѣщанныхъ землѣ,

Откажемъ мы? Вѣдь всѣ владѣнья наши

И наша жизнь — не намъ, а Болингброку

Принадлежатъ. Своимъ назвать не смѣемъ

Мы даже этотъ жалкій комъ суглинка,

Который наши кости прикрываетъ.

Во имя неба — сядемте мы на земь

И станемте разсказывать другъ другу

Исторіи о смерти королей:

Какъ эти были свергнуты съ престола,

Другіе-же убиты на войнѣ;

Какъ этого терзали привидѣнья

Лишенныхъ имъ престола королей;

Какъ женами отравлены иные

И многіе зарѣзаны во снѣ,

Убиты всѣ! А почему? въ коронѣ,

Вѣнчающей ихъ смертное чело —

Гнѣздится смерть. Тамъ старая шутиха

Надъ саномъ ихъ глумится; скалитъ зубы

На блескъ, который тронъ ихъ окружаетъ, —

И позволяетъ нѣсколько минутъ

Разъигрывать коротенькую сцену

Даренія; мертвитъ единымъ взоромъ

И наполняетъ сердце государей

Обманчивой и суетной мечтою,

Что будто ихъ помазанное тѣло,

Служащее оплотомъ бренной жизни —

Ни чѣмъ непроницаемая мѣдь!

Но, наконецъ, ужь вдоволь наглумившись,

Приходитъ смерть и крошечной булавкой

Проколетъ стѣны крѣпости его —

Прощай король!… Ну — головы накройте.

Не издѣвайтесь чествованьемъ пышнымъ

Надъ тѣмъ что есть лишь только — кровь и тѣло.

Отбросьте весь почетъ и уваженье,

Церемоньялъ — меня все это время

Вы принимали не за то, что есть:

Я, такъ-же какъ и вы, питаюсь хлѣбомъ;

Я ощущаю горе, недостатки;

Въ друзьяхъ нуждаюсь. Какъ-же это — мнѣ,

Который самъ отъ столькаго зависитъ,

Вы говорите, будто — я король?

Епископъ Карлэйльскій.

Лордъ, — мудрые не станутъ никогда

Сложивши руки сѣтовать надъ горемъ,

Постигшимъ ихъ, но тотчасъ пресѣкаютъ

Унынію всѣ новые пути.

Боязнь врага, какъ всякая боязнь,

Въ насъ подавляетъ нравственную силу.

Усилишь только слабостью твоею

Твоихъ враговъ; и ты теперь воюешь

Противъ себя своимъ-же неразумьемъ (⁴³).

Страхъ — убиваетъ; хуже не случится

И въ самой битвѣ. Умереть сражаясь —

Не значитъ-ли смерть смертью уничтожить?

А умереть отъ страха смерти — значитъ

Дыханьемъ рабскимъ дань ей заплатить.

Омерль.

У моего отца есть войско; вы спросите,

Гдѣ онъ? и часть учитесь дѣлать цѣлымъ,

И членъ одинъ да будетъ стройнымъ тѣломъ!

Король Ричардъ.

Вратъ, справедливъ и честенъ твой упрекъ.

Но я иду, надменный Болингброкъ;

И пусть мечи рѣшаютъ участь нашу.

Я не дрогну — боязни лихорадка

Прошла совсѣмъ. И какъ легко намъ будетъ

Все то, что наше — вновь завоевать!

Скажи-же, Скрупъ, гдѣ дядя нашъ съ своими

Дружинами? И радостны да будутъ

Твои слова, — какъ взоръ твой ни печаленъ.

Скрупъ.

По виду неба можно предсказать,

Что будетъ завтра — вёдро иль ненастье:

Такъ и тебѣ не трудно угадать,

Что я пришелъ — глашатаемъ несчастья.

Я, какъ палачъ, длю пытку, доходя

Такъ медленно до самаго дурнаго,

Которое должны-же, наконецъ,

И вы узнать. Твой дядя къ Болингброку

Передался; на сѣверѣ всѣ замки

Твои сдались; на югѣ все дворянство

Оружіе подняло за него.

Король Ричардъ.

Довольно.

Омерлю.

А тебѣ

Проклятіе за то, что ты меня

Совлекъ съ пути къ отчаянію! Что-же

Вы скажете? Какое утѣшенье

Вы для меня придумали? Клянусь,

Того я буду вѣчно ненавидѣть,

Кто и теперь еще насъ утѣшатъ

Осмѣлится. Мы въ Флитъ идемъ, и пусть

Насъ истомитъ въ томъ мрачномъ замкѣ грусть.

Король — въ раба несчастья превратится;

Но царственно несчастью покорится.

Остатокъ войскъ моихъ вы по домамъ

Распустите: пусть пашутъ землю тамъ

Гдѣ есть еще, хоть даже небольшая

Надежда на возможность урожая.

А у меня надежды этой нѣтъ!

Такъ я хочу. И ужь ни чей совѣтъ

Рѣшимости моей не перемѣнитъ.

Омерль.

Одно лишь слово — --

Король Ричардъ.

Вдвое намъ измѣнитъ

Тотъ, чей языкъ поранитъ лестью насъ.

Всѣхъ распустить. Мой день уже погасъ;

И всѣ бѣгутъ, спѣшатъ туда, гдѣ гордо

Восходитъ солнце новое Гирфорда.

Уходятъ.

СЦЕНА 3.

Уэльзъ. Передъ замкомъ Флинтъ. Входятъ съ барабаннымъ боемъ и распущенными знаменами: Болингброкъ съ войскомъ, Йоркъ, Нортомберлэндъ и другіе.

Болингброкъ.

По этой вѣсти — вэлльзцы разбѣжались,

А Сольсбёри отправился къ Ричарду,

Который вышелъ на берегъ недавно,

Съ немногими любимцами своими.

Нортомберлэндъ.

Отличное, прекрасное извѣстье,

Милордъ. — Ричардъ на-вѣрно гдѣ нибудь

Скрылъ голову свою здѣсь недалеко.

Йоркъ.

Милорду надо было-бы сказать —

Король Ричардъ. — Плохія времена,

Ужъ если и помазаннику божью

Приходится главу свою скрывать!

Нортомберлэндъ.

Но ваша свѣтлость поняли меня

Совсѣмъ не такъ: я титулъ опустилъ

Для краткости.

Йоркъ.

Давно-ли было время,

Что за такую краткость — поступилъ-бы

Король еще короче съ вами: то есть,

Укоротилъ-бы цѣлой головой.

Болингброкъ.

Мой милый дядя, не берите словъ

Его, не такъ какъ слѣдуетъ.

Йоркъ.

Любезный

Племянникъ мой — ты не бери чего

Не слѣдуетъ: чтобъ на душу грѣха

Себѣ не взять. Есть небо надъ тобою.

Болингброкъ.

Я знаю, дядя; я и не противлюсь

Его велѣнью. — Кто это идетъ?

Входить Перси.

А, это Гарри. Замокъ не сдается?

Перси.

Принцъ, этотъ замокъ занятъ королевски

И насъ не впуститъ.

Болингброкъ.

Занятъ королевски?

Но, вѣдь король не въ немъ?

Перси.

Въ немъ, добрый лордъ.

Король Ричардъ за этою оградой

Изъ извести и камня. Тамъ съ нимъ лорды

Омерль и Сольсбери; сэръ Стефэнъ Скрупъ,

Какая-то духовная особа;

Но кто, не знаю.

Нортомберлэндъ.

Можетъ-быть епископъ

Карлэйльскій.

Болингброкъ.

Вы, мой благородный лордъ,

Ступайте къ этимъ твердымъ ребрамъ замка

Стариннаго; призывъ къ переговорамъ

Пусть протрубитъ дыханье мѣдныхъ трубъ

Его полуразрушенному уху;

И объявите всѣмъ,

Что Болингброкъ, склонивъ свои колѣна,

Цѣлуетъ руку царскую Ричарда,

И посылаетъ искреннюю клятву,

Въ покорности и вѣрности сердечной

Его высокоцарственной особѣ;

Что Болингброкъ пришелъ сюда сложить

Къ его ногамъ оружіе и силу;

Конечно, если только добровольно

Отмѣнитъ онъ изгнаніе его

И возвратитъ сполна его владѣнья:

А если-жь нѣтъ, — то превосходствомъ силъ

Своихъ надъ нимъ воспользуется онъ;

И ужь всю пыль прибьетъ дождемъ кровавымъ

Изъ ранъ убитыхъ нами англичанъ.

А какъ противно сердцу Болингброка

Желаніе такимъ дождемъ пурпурнымъ

Окрасить зелень свѣжую прекрасной

Земли Ричарда, — это онъ докажетъ

Почтительной покорностью своей.

Ступайте-же и передайте это;

А между тѣмъ мы выдвинемъ войска

На травяной коверъ долины этой.

Нортомберлэндъ идетъ къ замку съ трубами.

Впередъ, — безъ шума грозныхъ барабановъ,

Чтобы со стѣнъ шатающихся замка

Они яснѣй разслышали слова

Великодушныхъ нашихъ предложеній.

Мнѣ кажется, что встрѣча съ королемъ

Моя — должна ужасной быть, какъ встрѣча

Воды съ огнемъ, когда ихъ столкновенье

Громовое, какъ будто раздираетъ

Покрытыя сѣдыми облаками

Ланиты неба. Будетъ онъ огнемъ —

И я явлюсь уступчивой водою;

А разъярись онъ — я паду дождемъ

На землю; — землю, но не на него.

Впередъ! и выраженіе лица

У короля Ричарда подмѣчайте.

Трубный вызовъ на переговоры, на которые изъ-за стѣнъ отвѣчаютъ тѣмъ же. — Тушъ. — На стѣну выходятъ: Король Ричардъ, епископъ Карлэйльскій, Омерль, Скрупъ и Сольсбери.

Йоркъ.

Смотрите: самъ король Ричардъ выходитъ,

Какъ-будто негодующее солнце,

Когда оно изъ алыхъ вратъ востока

Увидитъ, что завистливыя тучи

Хотятъ затмить его сіянья блескъ,

И запятнать блестящую стезю

Его теченья къ западу. Какъ все

Въ немъ царственно! Смотрите, взоръ его,

Какъ взоръ орла сверкаетъ также ярко

Величіемъ могущества. — Увы!

Не горе-ли, что этотъ дивный видъ

Невзгода страшныхъ бѣдствій помрачитъ!

Король Ричардъ, Нортомберлэнду.

Мы въ изумленьи. Мы стояли долго,

Отъ подданнаго нашего напрасно

Колѣнопреклоненья ожидая:

Ибо мы все до сей поры считали

Себя твоимъ законнымъ королемъ.

И если мы еще король — то какже

Осмѣлились забыть твои колѣни

Долгъ уваженья къ царственности нашей?

А если не король мы — докажи,

Что божія десница отрѣшила

Насъ отъ правленья; а рука изъ крови

И изъ костей — не можетъ взять нашъ скипетръ

За рукоять священную его,

Не сдѣлавшись виновною въ кощунствѣ,

Грабительствѣ и клятвопреступленьи;

Иль ежели ужь ты воображаешь,

Что всѣ, какъ ты, отпали отъ меня,

Что я лишенъ друзей и одинокъ —

Такъ знай, что мой Властитель всемогущій

На облакахъ своихъ ужь собираетъ

На помощь мнѣ — войска болѣзней чумныхъ,

Которыя погубятъ нерожденныхъ,

Незачатыхъ дѣтей моихъ вассаловъ,

Которые на голову мою

Подъемлютъ руки, дерзко угрожая

Величію державнаго вѣнца.

Скажи Гирфорду (кажется, я вижу

Его вонъ тамъ), что каждый шагъ его

Въ моей землѣ — есть гнусная измѣна.

Зачѣмъ пришелъ сюда онъ? или вскрыть

Багряныя печати завѣщанья

Войны кровоточивой? Да; но прежде

Чѣмъ на главу возложитъ онъ вѣнецъ,

Которымъ онъ владѣть мечтаетъ мирно, —

Десятки тысячъ Англіи сыновъ

Украсятся кровавыми вѣнцами,

Но Англіи цвѣтущее чело

Не скрасятъ: мира дѣвственная блѣдность

Измѣнится въ багровое, какъ кровь,

Негодованье; пастбища ея

Упьются вѣрной англійскою кровью.

Нортомберлэндъ.

Пусть нашего земнаго короля

Хранитъ нашъ царь небесный отъ такого

Возстанья негражданственнаго гражданъ!

Милордъ! кузенъ вашъ, трижды благородный

Лордъ Болингброкъ, смиренно вашу руку

Цѣлуетъ и — клянется вамъ честными

Гробницами вѣнчанныхъ предковъ вашихъ

И общей съ вами царственною кровью,

Которая, какъ два потока свѣтлыхъ

Изъ одного источника начало

Свое беретъ; клянется погребенной

Десницею воинственнаго Гоунта;

Клянется вамъ онъ собственною честью

И благородствомъ (что ужь совмѣщаетъ

Въ себѣ всѣ клятвы) — въ томъ, что онъ пришелъ

Единственно за тѣмъ, чтобъ возвратить

Свои права; за тѣмъ, чтобъ на колѣнахъ

Тебя молить о прекращеньи ссылки:

И если ты на это соизволишь —

Онъ ржавчинѣ блестящее оружье

Свое предастъ; коней, одѣтыхъ въ брони,

Поставитъ въ стойла; сердце-же свое

Онъ посвятитъ на службу твоему

Величеству. Онъ клятву далъ какъ принцъ,

Что это вѣрно; и, такъ какъ дворянинъ,

Ему я вѣрю.

Король Ричардъ.

Лордъ Нортомберлэндъ,

Вотъ мой отвѣтъ; — кузенъ нашъ благородный

Вернулся и… его мы рады видѣть.

Все, что онъ проситъ — проситъ справедливо,

И мы исполнимъ все безпрекословно.

Ты передашь нашъ дружескій привѣтъ

Ему — со всею, свойственной тебѣ

Любезностью.

Нортомберлэндъ отходитъ совѣщаться съ Болингброкомъ. — Ричардъ, продолжая, Омерлю:

Не правда-ли, кузенъ,

Себя мы унижаемъ? А, не такъ-ли?

Вѣдь мы такой уступчивостью жалкой,

Такою рѣчью сладкой — унижаемъ

Самихъ себя? А? не послать-ли вызовъ

Измѣннику и умереть, сражаясь?

Омерль.

Нѣтъ, государь. Пока сѣдое время

Насъ не снабдитъ друзьями, а друзья

Насъ не снабдятъ тяжелыми мечами —

Воюйте только сладкими рѣчами.

Король Ричардъ.

О, Господи! и тѣмъ-же языкомъ,

Что произнесъ такъ грозно приговоръ

Изгнанія надъ этимъ человѣкомъ,

Я отмѣняю ласковою рѣчью!

О, если-бы я также быль великъ,

Какъ скорбь моя, — или ужь былъ-бы ниже,

Гораздо ниже сана моего!

И отчего я не могу забыть

Того, чѣмъ былъ, или того не помнить,

Чѣмъ долженъ быть отнынѣ! А, и ты,

Ты, гордое, ты, царственное сердце

Вздымаешься?

Разстегиваетъ свою одежду.

Такъ бейся-же на волѣ,

Ужь если врагъ нашъ воленъ насъ убить!

Омерль.

Нортомберлэндъ идетъ отъ Болингброка.

Король Ричардъ.

Ну, что-жь, король вашъ долженъ покориться?

Онъ покорится. Долженъ отъ престола

Король отречься? что-жь, онъ отречется.

Иль потерять названье короля?

Такъ что-жь — Господь съ нимъ! Вымѣняю чотки

На всѣ свои брильянты, промѣняю

Свои дворцы роскошные на скитъ;

На рубище — богатыя одежды, (⁴⁴)

Чеканные и вычурные кубки —

На деревянный ковшъ; мой скипетръ царскій

На странническій посохъ пилигрима;

Всѣхъ подданныхъ моихъ — на двѣ иконы;

Всѣ области въ обширномъ королевствѣ —

Отдамъ я имъ за землю для могилы,

Для безъизвѣстной, маленькой… Иль нѣтъ!

Вы лучше ужь меня похороните

На столбовой дорогѣ, самой торной,

Чтобъ голову монарха своего

Почаще ноги подданныхъ топтали —

Вѣдь сердце мнѣ они еще при жизни

Ужь затоптали, — что имъ не топтать

Мнѣ головы, когда меня схоронятъ?

Омерль, ты плачешь, братъ мой мягкосердый!

Чтожъ? сдѣлаемъ ненастьемъ наши слезы

Презрѣнныя и вздохами своими

Побьемъ всѣ жатвы; голодъ породимъ

Мы въ этой возмутившейся странѣ.

А то — давай смѣяться надъ несчастьемъ

И наши слезы въ шутку повернемъ:

Ну, напримѣръ, заставимъ ихъ хоть капать

Все на одно какое-нибудь мѣсто,

Пока онѣ намъ выбьютъ двѣ могилы;

И вотъ, когда уляжемся мы въ нихъ,

Надъ нами и напишутъ: здѣсь лежатъ

Два родственника, выкопавшихъ ямы

Для двухъ могилъ — слезами глазъ своихъ.

Вотъ, видишь-ли — и горе можно въ пользу

Употребить. — Ну, ну, я вижу самъ,

Что вздоръ болтаю, и что ты смѣешься

Ужь надо мной.

Нортомбернэнду, который возвратился къ окопамъ замка.

Ну что, всесильный принцъ,

Благорожденный лордъ Нортомберлэндъ, —

Чѣмъ порѣшилъ король нашъ Болингброкъ?

Угодно-ли монарху соизволить

Ричарду жить, пока Ричардъ умретъ?

Тебѣ вѣдь стоитъ только шаркнуть ножкой —

И Болингброкъ сейчасъ-же скажетъ: да!

Нортомберлэндъ.

Онъ проситъ васъ придти на нижній дворъ;

Угодно вамъ, милордъ, сойти къ намъ внизъ?

Король Ричардъ.

Внизъ, внизъ, — сойду. — Сойду, какъ Фаэтонъ

Блистательный, но не умѣвшій править

Своими безпокойными конями.

Нортомберлэндъ возвращается къ Болингброку.

На нижній дворъ? Да, низокъ, низокъ дворъ,

Гдѣ короли, являясь на призывъ

Измѣнниковъ, свой санъ тѣмъ унижаютъ!

На нижній дворъ? внизъ? Такъ долой-же дворъ!

Долой король! Прочь! Потому что тамъ,

Гдѣ можно пѣть лишь высоко парящимъ

Жаворонкамъ — кричатъ ночныя совы.

Сходитъ внизъ.

Болингброкъ.

Что тамъ такое говоритъ его

Величество?

Нортомберлэндъ.

Сердечная печаль

Ему, какъ видно, разумъ помутила:

Онъ говоритъ какъ будто сумашедшій.

Но вотъ и онъ.

Входитъ Король Ричардъ и свита.

Болингброкъ.

Вы стойте въ сторонѣ

И относитесь съ уваженьемъ, должнымъ

Его особѣ.

Преклоняетъ колѣна.

Государь —

Король Ричардъ.

Кузенъ,

Не унижайте царственныхъ колѣней:

Вы слишкомъ много дѣлаете чести

Моей землѣ. Мнѣ было-бы пріятнѣй

Почувствовать привѣты ваши сердцемъ,

Чѣмъ видѣть огорченными глазами

Колѣнопреклоненья ваши. Встаньте!

Встань, мой кузенъ. Хоть до чела земли

Унизились теперь твои колѣна,

Но сердце… о, я знаю, — поднялось,

Покрайней мѣрѣ — (показываетъ на свою голову)

вотъ на столько.

Болингброкъ.

Я, государь, за собственностью только

Моей пришелъ.

Король Ричардъ.

Но собственность твоя —

Твоя; и я — твой; все теперь — твое.

Болингброкъ.

Такъ будьте-же моимъ, мой повелитель,

На сколько мнѣ моею вѣрной службой

Твою любовь удастся заслужить.

Король Ричардъ.

Ты заслужилъ ее, кузенъ. Кто знаетъ

Скорѣйшее, испытанное средство

Къ пріобрѣтенью, — тотъ уже конечно

И заслужилъ владѣть пріобрѣтеннымъ.

Дай руку, дядя! Полно, добрый мой,

Не плачъ! любовь показываютъ слезы;

Но не помогутъ. Братъ, я слишкомъ молодъ,

Чтобъ быть твоимъ отцомъ; хотя ты самъ

Ужь въ той порѣ, что можешь быть моимъ

Наслѣдникомъ. Чего ни пожелаешь —

Я все тебѣ съ готовностью отдамъ.

Да, мы должны уступчивы быть тамъ,

Гдѣ иначе мы поступить не властны.

Поѣдемъ въ Лондонъ. Вы, кузенъ, согласны?

Болингброкъ.

Поѣдемте.

Король Ричардъ.

Ну, на такой отвѣтъ

Я возразить не смѣю словомъ: нѣтъ!

Трубы. — Всѣ уходитъ.

СЦЕНА 4.

Лэнгли. Садъ герцога Йоркскаго. Входятъ королева и двѣ лэди.

Королева.

Какія-же мы выдумаемъ игры,

Чтобъ отогнать тяжелыя заботы?

1-я Лэди.

Въ шары играть —

Королева.

Мнѣ въ голову придетъ,

Что міръ препятствій полонъ — и что счастье

Мое теперь ужь покатилось противъ

Покатости.

1-я Лэди.

Такъ будемъ танцовать.

Королева.

Моимъ ногамъ не соблюсти вѣдь такта

Въ веселости, когда ужь сердце въ грусти

Не знаетъ мѣры. Нѣтъ, мои подруги,

Придумайте другое что-нибудь.

1-я Лэди.

Ну, повѣсти разсказывать вамъ будемъ.

Королева.

Веселыя иль грустныя?

1-я Лэди.

Пожалуй,

Тѣ и другія.

Королева.

Лучше ужь ни тѣхъ

И ни другихъ. Когда заговорите

О радости, которую совсѣмъ

Я потеряла, вы еще живѣе

Напомните мнѣ бѣдствія мои;

Заговорите если вы о горѣ,

Что совершенно мною овладѣло, —

Заставите меня еще сильнѣй

Почувствовать всѣхъ радостей утрату.

И такъ зачѣмъ мы будемъ повторять,

Чего у насъ и безъ того такъ много, —

Жалѣть о томъ, чего недостаетъ?

1-я Лэди.

Я стану пѣть.

Королева.

Пой, если распѣвать

Есть отъ чего. Но мнѣ-бы угодила

Ты болѣе, когда-бы стала плакать.

1-я Лэди.

И плакать я готова, — если слезы

Мои, милэди, могутъ вамъ помочь.

Королева.

Да, плакала и я-бы, если-бъ слезы

Могли помочь мнѣ; ни одной слезинки

Я-бъ у тебя не заняла. — Постойте,

Сюда идутъ садовники; скорѣе

Укроемтесь за этими кустами.

Входятъ садовникъ и два работника.

Закладую несчастіе мое

Противъ двухъ сотъ булавокъ — непремѣнно

Они о государственныхъ дѣлахъ

Заговорятъ. И кто-же не толкуетъ

О нихъ передо всякой перемѣной?

Вѣдь горе — есть всегдашній вѣстникъ горя.

Королева и лэди прячутся за деревья.

Садовникъ.

Ты подвяжи вотъ эти абрикосы

Повисшіе; — упрямые, какъ дѣти,

Они, роскошной тяжестью своею,

Гнетутъ отца; ты что-нибудь подставь

Подъ слишкомъ наклонившіяся вѣтви.

Другому работнику.

Ты, какъ палачъ, ссѣки верхи побѣговъ,

Которые поднялись слишкомъ скоро

И высоко надъ прочими: у насъ,

Въ владѣньи нашемъ, все должно быть ровно.

Покуда вы займетесь этимъ дѣломъ,

Я выполю всю вредную траву,

Которая въ ущербъ полезнымъ травамъ

Высасываетъ плодородье почвы.

1-й Работникъ.

Къ чему-же намъ, за этою оградой

Поддерживать законъ и соразмѣрность,

Какъ-бы въ примѣръ большому государству, —

Тогда какъ наша мощная страна,

Прекрасный садъ, морями обнесенный,

Сплошь плевелами сорными заросъ,

Всѣ лучшіе цвѣты его заглохли

И побѣги деревьевъ плодовитыхъ

Не срѣзаны; разрушены ограды,

Всѣ цвѣтники въ ужасномъ безпорядкѣ

И даже всѣ полезныя растенья

Покрыты тлёй?

Садовникъ.

Молчи… кто былъ виною

Всей этой безпорядочной весны —

Тотъ нынѣ дожилъ самъ до листопада.

И плевелы, которыя его

Развѣсистая листва защищала,

Которыя растенье подъѣдаютъ,

А кажутся поддержкою его, —

Всѣ выполоны на чисто теперь

И вырваны съ корнями Болингброкомъ.

Я разумѣю Бэгота и Грина

И графа Вильтширъ.

1-й Работникъ.

Умерли они?

Садовникъ.

Да, умерли. Въ рукахъ у Болингброка

Теперь нашъ расточительный король.

Какъ жаль, что онъ земли своей прекрасной

Не очищалъ, не ходилъ такъ какъ мы

Вотъ этотъ садъ! Въ извѣстное намъ время

И мы кору подрѣзываемъ, ранимъ

Мы кожицу деревьевъ плодовитыхъ,

Чтобъ соками и кровью переполнясь,

Они себя избыткомъ не губили.

Вотъ, если-бы и нашъ-то государь

Такъ поступалъ съ любимцами своими,

Которые ужь слишкомъ разживались —

Тогда они-бы жили и теперь,

Чтобъ приносить — а онъ, чтобъ наслаждаться

Плодами ихъ любви къ нему и долга.

Мы обсѣкаемъ лишніе побѣги,

Чтобъ болѣе дать жизни — плодоноснымъ.

Когда-бъ онъ дѣлалъ тоже, и теперь

Носилъ-бы все еще свою корону,

Которую своимъ распутствомъ онъ,

Быть-можетъ, сбросить будетъ принужденъ.

1-й Работникъ.

Ты думаешь его съ престола ссадятъ?

Садовникъ.

Его уже и такъ поосадили;

Но, безъ сомнѣнья, ссадятъ и совсѣмъ.

Одинъ пріятель нашего милорда

Прошедшей ночью письма получилъ,

Съ недобрыми вѣстями.

Королева, выходя изъ-за деревьевъ.

О, меня

Замучитъ горе, если я словами

Не облегчу измученнаго сердца!

А ты, подобье вѣтхаго Адама,

Приставленный ходить за этимъ садомъ,

Скажи, какъ смѣетъ дерзкій твой языкъ

Распространять такія злыя вѣсти?

Какая Ева здѣсь, или змѣя

Тебя ввела въ соблазнъ, что ты второе

Грѣхопаденье нынѣ совершилъ!

Ты говоришь, что ужь лишонъ престола

Король Ричардъ? Но какже смѣлъ ты, жалкій,

Не многимъ развѣ лучше этой глины,

Предсказывать паденье короля!

Когда, и гдѣ, какъ до тебя дошла

Такая вѣсть? Да говори, презрѣнный!

Садовникъ.

Не гнѣвайтесь — простите, королева!

И для меня не радостна та новость:

Но правда все, что я здѣсь говорилъ.

Король Ричардъ теперь въ рукахъ могучихъ

У Болингброка. Взвѣшены ужь ихъ

Судьбы; и въ чашѣ вашего супруга —

Лишь онъ одинъ, да суетностей много;

Но этимъ грузомъ только уменьшилъ онъ

И свой-то вѣсъ… А въ чашѣ Болингброка —

Кромѣ него — всѣ пэры королевства.

Съ такимъ придаткомъ вѣрно ужь Ричарда

Онъ перетянетъ. Въ Лондонъ поѣзжайте;

Увидите, что это такъ, — и я

То говорю, что всѣмъ давно извѣстно.

Королева.

О, бѣдствіе! — ты вѣстникъ быстроногій!

Иль, развѣ не касается меня

Твое посланье, — такъ, что я послѣдней

Его узнала? Или, можетъ-быть,

Ты мнѣ за тѣмъ послѣдней услужило,

Чтобъ зло твое я дольше всѣхъ носила!

Поѣдемте скорѣе, лэди, въ Лондонъ,

Чтобъ видѣть въ горѣ Лондона владыку.

Не ужь-ли я родилась для того,

Чтобы моей печалью украшать

Надменные тріумфы Болингброка? —

А за такую горестную вѣсть,

Твой трудъ, старикъ, да будетъ проклятъ мною!

Желаю я, чтобъ ты ужь никогда

Ни съ одного привитаго тобою

Растенія — не собиралъ плода!

Уходитъ съ лэди.

Садовникъ.

О, бѣдная! пусть надъ моимъ искусствомъ

Сбывается проклятіе твое —

Да только-бъ большихъ бѣдъ не испытала

Сама-то ты. Ахъ, вотъ ея слеза

Здѣсь канула: здѣсь посажу я руту

И горькою травою милосердья

Покроется то мѣсто, гдѣ отъ гнѣва

И скорби злой рыдала королева.

Уходитъ.

ДѢЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Лондонъ. — Вестминстерская Зала. По правую сторону трона лорды духовные; но лѣвую лорды мірскіе; внизу общины. Входятъ Болингброкъ, Омерль, Серрей (⁴⁵), Нортомберлэндъ, Перси, Фицватеръ и еще другой лордъ, епископъ Карлэйльскій, аббатъ Вестминстерскій и свита. Офицеры, сопровождающіе Бэгота, замыкаютъ шествіе.

Болингброкъ.

Ввести Бэгота.

Вводятъ Бэгота.

Ну, Бэготъ, говори теперь свободно

Все, что о смерти Глостера ты знаешь;

Кто королю помогъ ее задумать,

Кто оказалъ кровавую услугу

Ему — его безвременной кончиной?

Бэготъ.

Поставьте здѣсь, противъ меня — Омерля.

Болингброкъ.

Братъ, станьте рядомъ съ этимъ человѣкомъ.

Милордъ Омерль, — я знаю, что вашъ смѣлый

Языкъ не погнушается отречься

Того, что онъ когда-то произнесъ.

Еще тогда, какъ только замышлялась

Смерть Глостера, — я это слышалъ самъ —

Вы говорили: «развѣ-жь недовольно

Длинна рука моя, чтобы достать

Отъ этого сонливаго двора

Хоть до Калэ, гдѣ здравствуетъ мой дядя?»

Я въ то-же время слышалъ, между прочимъ,

Вы говорили сами, что скорѣе

Вы-бъ отказались отъ ста тысячъ кронъ, (⁴⁶)

Чѣмъ согласились вызвать Болингброка

Изъ Франціи; и къ этому тогда-же

Прибавили, что смерть его была-бы

Для Англіи большимъ благодѣяньемъ.

Омерль.

Какъ отвѣчать мнѣ, — принцы и милорды, —

На клеветы такого человѣка?

Узнали звѣзды свѣтлыя мои (⁴⁷)

Придется мнѣ унизить тѣмъ, что плута —

Какъ равнаго себѣ я накажу?

А между тѣмъ, — приходится; иначе

И честь мою, пожалуй, запятнаетъ

То обвиненье лживыхъ губъ его.

Вотъ мой залогъ, печать ручная смерти, —

Она тебя для ада отмѣчаетъ!

Я говорю: ты лжешь! и что все то,

Что ты сказалъ здѣсь — солгано тобою:

Я докажу твоею кровью подлой,

Хоть рыцарскій мой мечъ и потускнѣетъ!

Болингброкъ.

Не поднимай его залога, Бэготъ.

Омерль.

Желалъ-бы я, чтобъ оскорбленье было

Нанесено мнѣ — кромѣ одного —

Любымъ изъ членовъ этого собранья.

Фицватеръ.

Твоя отвага равенства желаетъ?

Вотъ мой залогъ, въ отвѣтъ на твой, Омерль!

Бросаетъ свою перчатку.

Клянуся этимъ солнцемъ лучезарнымъ,

По милости котораго я вижу,

Гдѣ ты стоишь, — я слышалъ самъ, какъ ты

Разсказывалъ — и даже хвасталъ тѣмъ, что

Тобой убитъ былъ герцогъ благородный.

Ты двадцать разъ солжешь, коль отопрешься;

И остріемъ вотъ этого меча

Я ложь твою впихну назадъ въ то сердце,

Которое задумало ее.

Омерль.

Не доживешь до этого, мерзавецъ!

Фицватеръ.

Клянусь душой, желалъ-бы я, чтобъ это

Сейчасъ-же было!

Омерль.

Ну, смотри, Фицватеръ, —

Тебя вѣдь это аду обрекаетъ!

Перси.

Омерль, ты лжешь! Онъ въ этомъ обвиненьи

На столько-жь чистъ, на сколько ты виновенъ;

Что это такъ — возьми и мой залогъ,

И я готовъ стоять противъ тебя

До моего послѣдняго дыханья,

За истину того, что я сказалъ.

Такъ подними-жь залогъ мой, если смѣешь!

Омерль.

О, если я не подниму его —

Да отгніетъ рука моя и пусть

Мой грозный мечъ ужъ больше не сверкаетъ

Надъ шлемами блестящими враговъ!

Одинъ изъ лордовъ.

И я готовъ въ свидѣтели того-же

Всю землю взять: — ты вѣроломный лгунъ!

И я тебѣ берусь напомнить столько

Лжей, — сколько ихъ умѣстится въ твоемъ

Измѣнническомъ ухѣ! Вотъ залогъ мой!

Возьми его на битву, если смѣешь!

Омерль.

Ну, кто-жь еще меня здѣсь вызываетъ?

Клянусь, я всѣмъ готовъ перчатку бросить!

Я чувствую въ себѣ на столько силы,

Чтобъ тысячѣ подобныхъ вамъ отвѣтить!

Серрей.

Милордъ Фицватеръ, — я вашъ разговоръ

Съ милордомъ Омерль помню хорошо.

Фицватеръ.

Да, въ самомъ дѣлѣ! вы вѣдь тутъ-же были —

И можете, конечно, поручиться

Въ правдивости всего, что я сказалъ.

Серрей.

Такъ лживо все, какъ небеса правдивы!

Фицватеръ.

Серрей, ты лжешь!

Серрей.

Молокососъ безчестный!

О, эта ложь на мечъ мой такъ наляжетъ,

Что онъ до тѣхъ поръ будетъ мстить и мстить

Покуда ты и самъ, лжи-раздаватель,

И ложь твоя не слягутъ въ ту-же землю

Гдѣ ужь сложилъ свой черепъ твой отецъ.

И вотъ залогъ правдивости моей!

Бросаетъ перчатку.

Возьми его на битву, если смѣешь!

Фицватеръ.

Конь быстръ и такъ, — зачѣмъ-же ты, безумецъ,

Его пришпорилъ? Если не боюсь

Я пить и ѣсть, дышать и жить — такъ ужь

Не побоюсь я встрѣтиться въ пустынѣ

Съ Сёрреемъ и — плевать ему въ лицо,

Кричать ему: ты лжешь! ты лжешь! ты лжешь!

Вотъ мой залогъ, — чтобъ имъ связать тебя

Съ жестокой карой. То-же, въ чемъ Омерля

Я обвинилъ правдиво — это вѣрно,

Какъ вѣрно то, что въ этомъ новомъ мірѣ (⁴⁸)

Я счастья жду. А сверхъ того, я слышалъ

Отъ изгнаннаго герцога Норфолька,

Что ты, Омерль, двухъ преданныхъ людей

Послалъ въ Калэ — и этими людьми

Убитъ былъ подло герцогъ благородный.

Омерль.

Не ввѣритъ ли мнѣ честный христіанинъ

Какой нибудь — залогъ для утвержденья,

Что Норфолькъ лжетъ? — Вотъ я его бросаю

На случай, если будетъ возвращенъ

Изъ ссылки онъ, для доказанья чести.

Болингброкъ.

Всѣ эти распри ваши подъ залогомъ

Останутся, пока Норфолькъ вернется:

А онъ изъ ссылки будетъ возвращенъ.

И пусть онъ врагъ мнѣ — но ему вернутся

Всѣ титулы и всѣ его владѣнья.

Когда-жъ прибудетъ онъ — мы отъ него

Потребуемъ съ Омерлемъ поединка.

Епископъ Карлэйльскій.

Нѣтъ, не настанетъ этотъ славный день!

Сражался долго изгнанный Норофолькъ

За нашего Спасителя — и долго,

Онъ знамя христіанскаго креста

Носилъ на славномъ полѣ христіанства,

Сражаясь противъ черныхъ сарациновъ,

Язычниковъ и турокъ. Утомленный

Воинственными подвигами — онъ

Въ Италію отправился, и тамъ

Въ Венеціи — ея землѣ прекрасной

Онъ отдалъ тѣло; чистую-же душу

Вручилъ военачальнику Христу,

Подъ знаменемъ котораго такъ долго

Сражался онъ.

Болингброкъ.

Какъ, лордъ епископъ? — умеръ?

Епископъ Карлэйльскій.

Такъ вѣрно это — какъ и то, что я

Живу, милордъ.

Болингброкъ.

О, пусть-же сладкій миръ

Сопутствуетъ душѣ его прекрасной

Туда — на лоно старца Авраама!

Всѣ ваши распри, лорды-апелланты,

Останутся залогами, пока

Мы не назначимъ дня для поединковъ.

Входитъ Йоркъ со свитой.

Йоркъ.

Великій и могущественный герцогъ

Ланкастерскій, — развѣнчанный Ричардъ

Прислалъ меня: онъ признаетъ охотно

Тебя своимъ наслѣдникомъ — и скипетръ

Свой царственный тебѣ передаетъ.

Взойди на тронъ, съ котораго сошелъ

Ричардъ вторый. Да здравствуетъ нашъ Генрихъ,

Четвертый имени сего!

Болингброкъ.

Во имя Бога

Вступаемъ мы на царственный престолъ.

Епископъ Карлэйльскій.

Богъ не попуститъ!… Пусть мои слова

Не нравятся высокому собранью,

Но истину вѣщать мнѣ подобаетъ;

О, если-бы Всевышній соизволилъ,

Чтобъ кто нибудь-хоть въ этомъ благородномъ

Собраньи былъ довольно благороденъ,

Чтобъ быть судьей правдивымъ надъ Ричардомъ —

То благородство истинное вѣрно-бъ

Заставило его не принимать

Участія въ семъ дѣлѣ беззаконномъ.

Судить монарха подданный не можетъ —

А кто изъ насъ не подданный Ричарда?

Воровъ — и тѣхъ нельзя судить за-очно,

Какъ не была-бъ вина ихъ очевидна;

А тутъ — подобье божьяго величья,

Его земной Намѣстникъ, Представитель,

Увѣнчанный, помазанный на царство

И уже долго царствовавшій — будетъ

Судимъ за-очно, низшими себя?

О, Господи! не дай, чтобъ христіане, —

Не варвары — рѣшились на такое

Противное и мерзостное дѣло!

Я подданнымъ все это говорю,

И говорю за своего монарха, —

Какъ подданный, самими небесами

Подвигнутый на этотъ подвигъ смѣлый!

Милордъ Гирфордъ, котораго зовете

Вы королемъ — измѣнникъ гнусный, противъ

Законнаго властителя Гирфорда,

И если вы помажете на царство

Измѣнника, я предвѣщаю вамъ:

Кровь англичанъ уточнитъ эту землю;

Столѣтія грядущія застонутъ

Отъ этого предательскаго дѣла;

Миръ спать уйдетъ къ язычникамъ и туркамъ;

А въ Англіи, — странѣ святаго мира,

Свирѣпая пробудится война:

На брата братъ и родъ на родъ возстанетъ;

Всѣ мятежи, всѣ ужасы, всѣ смуты

Здѣсь будутъ жить; и Англію — голгоѳой

И полемъ Убіенныхъ назовутъ.

О, если въ нѣдрахъ царственнаго дома

Посѣете раздоръ междоусобный —

Онъ породитъ ужаснѣйшія смуты,

Какихъ еще не видывала эта

Проклятая отъ Господа страна.

Предотвратите все… не допускайте,

Не дѣлайте вы этого, — чтобъ васъ

Не проклинали бѣдные потомки! (⁴⁹)

Нортомберлэндъ.

Вы такъ прекрасно, сэръ, все разсудили,

Что мы за этотъ трудъ васъ арестуемъ,

Какъ высшаго измѣнника. Милордъ

Вестминстерскій, — мы поручаемъ вамъ

Епископа, до дня его процесса (⁵⁰). —

Согласны-ль вы на просьбу общинъ, лорды?

Болингброкъ.

Позвать Ричарда. Пусть онъ мнѣ корону

Въ присутствіи всѣхъ лордовъ передастъ,

Чтобъ оградить меня отъ нареканья.

Йоркъ.

Я приведу его. (Уходитъ).

Болингброкъ.

Всѣ лорды, арестованные нами,

Представить намъ должны поруку въ томъ,

Что явятся немедленно къ отвѣту.

Епископу.

Твоей любви обязаны мы мало

И помощи не просимъ у тебя.

Йоркъ возвращается съ королемъ Ричардомъ и сановниками, несущими корону и другіе знаки королевскаго сана.

Ричардъ.

Зачѣмъ меня призвали къ королю,

Когда еще заглохнуть не успѣли

Въ моей груди тѣ царственныя мысли,

Которыми я царствовалъ? Покуда

Не научился льстить и подбиваться,

Гнуть голову и преклонять колѣна?

О, дайте-жь время скорби — научить

Меня такой покорности. Мнѣ слишкомъ

Всѣ эти лица памятны… что, развѣ

Они моими не были? И развѣ —

«Да здравствуетъ!» они мнѣ не кричали?

Такъ и Христа привѣтствовалъ Іуда;

Но вѣдь Христосъ въ двѣнадцати нашелъ

Лишь одного невѣрнаго… а я —

Предателей нашелъ двѣнадцать тысячъ,

А вѣрнаго — ни одного межь ними.

Да здравствуетъ король! — Что-жь, неужели

Никто «аминь!» не скажетъ? Неужели

Я и священникъ, я же и причетникъ?

Ну, такъ — Аминь! Да здравствуетъ король,

Хоть мы и не король ужь. Если-жь небо

Насъ все еще считаетъ королемъ —

Опять Аминь! — Ну, для какой послуги

Меня сюда потребовали вы?

Йоркъ.

Для передачи — вашимъ утомленнымъ

Величествомъ предложенной — престола

И государства лорду Болингброку,

Какъ этого вы сами пожелали.

Ричардъ.

Подайте-же корону. Вотъ, кузенъ,

Возьми ее. Я съ этой стороны

Ее держу, а ты съ другой. Теперь

Корона эта — точно какъ колодезь

Съ двумя бадьями, что одна другую

Водой поперемѣнно наполняютъ:

Порожняя качается вверху,

Другая-же внизу виситъ; она

Невидима, наполнена водою.

Та нижняя и полная слезъ — я,

Печалью упивающійся; ты-же —

Возносишься, другой подобно, — къ верху.

Болингброкъ.

Я думалъ, что вы сами пожелали

Отречься —

Ричардъ.

Да; отречься отъ короны;

Но скорбь моя — моею и осталась.

Лишить меня ты можешь государства,

Всѣхъ почестей, — но не скорбей моихъ;

Я навсегда — король ихъ.

Болингброкъ.

Вы съ короной

Мнѣ часть своихъ заботъ передаете.

Ричардъ.

Твои заботы, быстро возрастая,

Моихъ заботъ собой не уничтожатъ.

Моя забота — есть потеря старыхъ

Заботъ; твоя — пріобрѣтенье новыхъ. (⁵¹)

Заботы, отдаваемыя мною,

Меня не кинутъ даже и тогда,

Какъ ихъ отдамъ: сопутствуя коронѣ,

Онѣ остались все-таки при мнѣ….

Болингброкъ.

Угодно вамъ мнѣ уступить корону?

Ричардъ.

И да, и нѣтъ; и нѣтъ, и да; — вѣдь я

Теперь — ничто; а стало-быть и нѣтъ

Мое «ничто», — когда я уступаю

Тебѣ себя. Смотрите, какъ примусь

Я разорять себя: — слагаю съ головы

Корону, это тягостное бремя;

Изъ рукъ моихъ тяжелый этотъ скипетръ

Я отдаю и, выбросивъ изъ сердца

Гордыню власти царственной моей,

Слезами я помазанье смываю;

Руками я корону отдаю,

И собственнымъ моимъ-же языкомъ

Отъ правъ моихъ священныхъ отрекаюсь;

Я собственнымъ дыханіемъ моимъ

Освобождаю подданныхъ отъ клятвы;

Отъ почестей, торжественности царской

Отказываюсь я, и уступаю

Всѣ пошлины, всѣ лены и доходы;

Уничтожаю всѣ мои статуты,

Указы, акты. Да проститъ Господь

Всѣ клятвы, мнѣ нарушенныя! Пусть

Онъ сохранитъ всѣ, данныя тебѣ!

И пусть меня, лишеннаго всего,

Избавитъ Онъ отъ всякихъ огорченій;

Тебѣ, все получившему — пусть дастъ

Всего, всего… Да даруетъ тебѣ

Дни долгіе на Ричардовомъ тронѣ;

Ричарда-же да успокоитъ Онъ

Въ могилѣ. «Боже! Генриха храни!» —

Развѣнчанный Ричардъ къ тебѣ взываетъ!

И много-много Генриху пошли

Дней солнечныхъ! — Ну, что еще вамъ нужно?

Нортомберлэндъ, подавая ему бумагу.

Прочтите только это обвиненье

Въ тяжелыхъ преступленьяхъ противъ выгодъ

И блага государства, совершённыхъ

Временщиками вашими и — вами.

Пускай сознанье собственное ваше

Покажетъ всѣмъ, что вы не безъ причины

Лишаетесь престола своего.

Ричардъ.

Я и на это долженъ согласиться?

Я долженъ самъ распутывать узлы

Моихъ безумствъ! Милордъ Нортомберлэндъ,

Что если-бъ также подали и вамъ

Подробный списокъ вашихъ преступленій, —

Неужели-бы вы не постыдились

Ихъ прочитать передъ такимъ блестящимъ

Собраніемъ? — Читая этотъ списокъ,

Ты въ немъ нашелъ-бы — гнусное злодѣйство:

Сверженіе съ престола короля,

Страшнѣйшее изъ клятвопреступленій,

Которое въ священной книгѣ неба

Отмѣчено и предано проклятью.

Да и вы всѣ, что смотрите, какъ травятъ

Меня бѣды… Хоть многіе изъ васъ

И умываютъ руки какъ Пилатъ,

Съ такимъ-же лицемѣрнымъ состраданьемъ —

Вы всѣ — Пилаты! всѣ вы на пропятье

Меня предали! этого грѣха

И океанъ не смоетъ съ вашихъ рукъ!

Нортомберлэндъ.

Скорѣй, милордъ, прочтите этотъ списокъ.

Ричардъ.

Мои глаза слезъ полны… Я не вижу.

Но все-таки соленая вода

Ихъ до того еще не ослѣпила,

Чтобъ я толпы измѣнниковъ поганыхъ

Здѣсь не видалъ. На самаго себя

Ихъ обращу — и вижу, что и я

Такой какъ всѣ — измѣнникъ; потому что

Я согласился самъ разоблачить

Помазанное тѣло короля;

Унизить славу, рабствомъ сдѣлать власть,

И подданнаго сдѣлать государемъ,

А государя сдѣлать мужикомъ…

Нортомберлэндъ.

Мой государь —

Ричардъ.

Какой я государь,

И твой еще, — надменный оскорбитель!

Ни твой, ни чей! ни званія, ни сана

Нѣтъ у меня; осталось — только имя,

Что при крещеньи дали мнѣ; и то —

Чужое. — Да, проживши столько зимъ,

Теперь не знаю, какъ себя назвать!

Когда-бъ я былъ потѣшный царь изъ снѣга,

Поставленный предъ солнцемъ Болингброка: —

Растаялъ-бы слезами водяными! —

О, добрый мой, великій мой король, —

(Но не велико-добрый) — если слово

Мое еще имѣетъ здѣсь значенье —

Пусть зеркало оно велитъ мнѣ дать,

Чтобъ могъ взглянуть я, каково-то стало

Мое лицо, съ тѣхъ поръ, какъ своего

Величія лишилось.

Болингброкъ.

Принесите.

Одинъ изъ свиты уходитъ за зеркаломъ.

Нортомберлэндъ.

А вы пока бумагу прочитайте.

Ричардъ.

Чортъ! я еще покуда не въ аду, —

А ты меня ужь мучить начинаешь.

Болингброкъ.

Не принуждайте болѣе его,

Милордъ Нортомберлэндъ.

Нортомберлэндъ.

Но общинъ

Мы иначе не можемъ успокоить.

Ричардъ.

Я успокою общины. Прочту

Достаточно, — когда увижу книгу,

Въ которой честно всѣ мои грѣхи

Записаны; а эта книга — самъ я.

Одинъ изъ свиты возвращается съ зеркаломъ.

Дай, я прочту въ немъ. Какъ? мои морщины

Не стали глубже! Горе, разразившись

Такой грозой по этому лицу,

Не нанесло ранъ болѣе глубокихъ?

О зеркало! Ты все еще мнѣ льстишь.

Какъ въ счастіи мои любимцы льстили!

Такъ вотъ оно — то самое лицо,

Которое, бывало, ежедневно

Подъ кровлею дворца располагало

Аравой въ десять тысячъ человѣкъ? (⁵²)

Такъ вотъ лицо, которое какъ солнце

Всѣхъ щуриться отъ блеска заставляло?

Такъ вотъ лицо, что всякій вздоръ видало,

А просмотрѣло цѣлаго Гирфорда?

Да, бренное величіе блеститъ

Еще на немъ — такомъ-же точно бренномъ,

Какъ и величье это — потому что

Бросаетъ зеркало на полъ.

Оно — смотрите — въ дребезги разбито.

Замѣть, король безмолвствующій, — это

Нравоученье шутки: быстроту,

Съ которою разрушила печаль

Мое лицо.

Болингброкъ.

Но, только отраженье

Печали вашей — вашего лица

Одно лишь отраженіе разбило.;

Ричардъ.

Какъ? повтори. Печали отраженье

Да, такъ. Ты правъ. Вся скорбь моя внутри.

А эти всѣ наружныя примѣты

Моей печали — только отраженье

Невидимой, неизъяснимой скорби,

Которая волнуется безмолвно

Въ моей душѣ; а въ ней-то вся и сущность.

Благодарю тебя, король, за милость

Великую твою; ибо не только

Ты подаешь мнѣ самый поводъ къ скорби,

Но еще учишь, какъ мнѣ этотъ поводъ

Оплакивать. Прошу тебя еще

Объ милости — потомъ ужь я уйду

И болѣе уже ни чѣмъ не стану

Тебя тревожить. Ты мнѣ не откажешь?

Болингброкъ.

Что? говорите, мой прекрасный братъ.

Ричардъ.

Прекрасный братъ? Такъ стало-быть я выше

Сталъ, чѣмъ король. Когда я былъ король,

Тогда мнѣ только подданные льстили;

Теперь, когда сталъ подданнымъ я самъ —

Мнѣ льститъ король. — Ну, если я ужь такъ

Великъ, то мнѣ ужь и просить не нужно.

Болингброкъ.

Такъ требуйте.

Ричардъ.

И ты мнѣ не откажешь?

Болингброкъ.

Не откажу.

Ричардъ.

Позволь мнѣ удалиться.

Болингброкъ.

Куда?

Ричардъ.

Куда ты хочешь, только-бъ я

Не видѣлъ васъ.

Болингброкъ.

Эй, стража! проводите

Его въ Тоуэръ.

Ричардъ.

Прекрасно!.. проводите?

Да, провести вы всѣ меня умѣли;

И вижу я, какъ быстро вы успѣли

Возвыситься паденіемъ моимъ!

Король Ричардъ удаляется съ нѣкоторыми илъ лордовъ и стражей.

Болингброкъ.

Ту середу мы назначаемъ днемъ

Коронованья. Приготовьтесь, лорды.

Всѣ уходятъ, исключая аббата вестминстерскаго, Епископа Карлейльскаго и Омерля.

Аббатъ Вестминстерскій.

Печальнаго событія мы были

Свидѣтелями!

Епископъ Карлэйльскій.

Горе впереди!

О, этотъ день ужасный отзовется

Еще на нерожденныхъ поколѣньяхъ

И будетъ ихъ терзать какъ тернъ колючій.

Омерль.

Почтенные прелаты! неужели

Рѣшительно нѣтъ никакого средства

Спасти страну отъ этого позора?

Аббатъ Вестминстерскій.

Я откровенно выскажусь не прежде,

Какъ вы, Христовыхъ тайнъ пріобщившись,

Дадите мнѣ не только клятву скрыть

Мой замыслъ, — но поможете исполнить

Все, что бы я не выдумалъ. Я вижу, —

У васъ сердца полны негодованья,

Глаза-же слезъ. Пойдемте-ка ко мнѣ

Отужинать. Я сообщу вамъ средства —

И вѣрьте мнѣ, что только лишь они

Вернуть къ намъ могутъ радостные дни.

Уходятъ.

ДѢЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Лондонъ. Улица, ведущая къ Тоуэру. Входятъ Королева и двѣ лэди.

Королева.

Король пойдетъ здѣсь. Эта вѣдь дорога

Ведетъ къ той башнѣ злой, что Юлій цезарь

Соорудилъ (⁵³). Тамъ, каменныя нѣдра

Ея должны — по волѣ Болингброка —

Принять тебя, король мой осужденный!

Здѣсь отдохнемъ мы, ежели на этой

Землѣ мятежной — есть еще мѣстечко

Для отдыха законной королевѣ.

Входитъ король Ричардъ со стражей.

Вотъ, посмотрите — или, лучше, нѣтъ —

Нѣтъ, не смотрите, какъ завялъ мой розанъ…

Нѣтъ! поднимите очи, — поглядимте,

Растаемте росою состраданья,

Чтобы омыть его и освѣжить

Слезами теплой, искренней любви!

Ты, мѣсто, гдѣ стояла древле Троя,

Ты, образецъ величія и чести,

Ты, склепъ могильный короля Ричарда,

А ужь не самъ живой король Ричардъ,

Гостинница прекрасная, — зачѣмъ-же,

Зачѣмъ въ тебѣ остановилось горе,

А счастье стало гостемъ кабака?

Ричардъ.

О милая, зачѣмъ соединилась

Съ печалью ты, чтобъ мой конецъ ускорить?

Ты этого не дѣлай. Научись

Глядѣть на наше прежнее величье

Не болѣе какъ на счастливый сонъ…

Но вотъ теперь проснулись мы — и видимъ,

Что мы такое: я, сведёный братъ

Нужды жестокой; — этому союзу

Останемся до самой смерти вѣрны

Она и я. — Ты, добрая моя,

Во Францію спѣши скорѣй, — и тамъ

Въ монастырѣ какомъ-нибудь укройся.

Святая жизнь вѣнецъ иного міра

Пріобрѣтетъ намъ вмѣсто той короны,

Которую грѣховныя дѣла

Сорвали здѣсь съ Ричардова чела!

Королева.

Неужели Ричардъ мой измѣнился,

Ослабъ не только тѣломъ, но и духомъ!

Неужли Болингброкъ тебя лишилъ

И разума? Проникнулъ даже въ сердце?

Левъ, умирая, когти выпускаетъ

И въ бѣшенствѣ, что врагъ его осилилъ,

Онъ раздираетъ землю, если возлѣ

Чего нибудь другаго не находитъ.

А ты, король, какъ малый школьникъ, хочешь

Переносить смиренно наказанье!

Цѣлуешь розгу, льстишь злодѣйству съ низкой

Покорностью, — ты, левъ, — ты, царь звѣрей!

Ричардъ.

Да, царь звѣрей. Я былъ-бы и понынѣ

Еще людей счастливымъ королемъ,

Когда-бы люди были хоть немного

Получше звѣря. Добрая моя, —

Пора сбираться бывшей королевѣ

Во Францію; вообрази, что я

Ужь умеръ: здѣсь, какъ у постели смертной,

Ты приняла послѣдній мой привѣтъ.

Когда нибудь въ осенній, долгій вечеръ,

Ты будешь слушать, сидя у огня,

Разсказы добрыхъ, набожныхъ старушекъ

О бѣдствіяхъ временъ давно прошедшихъ: —

Но прежде чѣмъ ты пожелаешь имъ

Покойной ночи — ты, въ отвѣтъ на ихній

Разсказъ печальный — разскажи сама

Печальную исторію Ричарда,

И ужь потомъ, рыдающихъ, ко сну

Ихъ отошли. И грустный звукъ твоихъ

Печальныхъ словъ — растрогаетъ не только

Живыхъ людей, но даже головни

Изъ состраданья къ бѣдствіямъ Ричарда,

Зальютъ огонь горючими слезами,

Въ золу и черный уголь превратятся,

О королѣ низверженномъ печалясь.

Входитъ Нортомберландъ со свитой.

Нортомберлэндъ.

Лордъ, — Болингброкъ перемѣнилъ рѣшенье:

Не въ Тоуэръ вы отправитесь, а въ Помфретъ. —

А вы, милэди, ѣдете сейчасъ-же

Во Францію (⁵⁴).

Ричардъ.

Нортомберлэндъ! ты былъ

Той лѣстницей, по коей Болингброкъ

Возвысился до нашего престола.

Но погоди — немногими часами

Состарѣется время — и нарывомъ

Твое злодѣйство гнусное назрѣвъ,

Прорвется гноемъ. Если Боллигброкъ

И пополамъ съ тобою власть раздѣлитъ —

То и тогда покажется тебѣ,

Что это мало: потому что ты

Ему далъ все. — Подумаетъ и онъ,

Что, зная средство дѣлать незаконныхъ

Лже-королей, — ты, при малѣйшей ссорѣ,

Найдешь другія средства — и его

Стремглавъ столкнуть съ похищеннаго трона.

Да! дружба злыхъ — кончается боязнью;

Вслѣдъ за боязнью ненависть идетъ,

А ненависть — того или другаго,

Или обоихъ вмѣстѣ подвергаетъ

Заслуженной опасности и смерти.

Нортомберлэндъ.

Пусть грѣхъ падетъ на голову мою —

И кончено. Прощайтесь-ка съ супругой:

Вы тотчасъ-же отправитесь.

Ричардъ.

Вдвойнѣ

Я разведенъ! О, злые! вы расторгли

Двойной союзъ — межь мною и короной;

Межь мною и — моей женой законной.

Обнимаетъ королеву.

Такъ разрѣшимъ-же этимъ поцѣлуемъ

Другъ другу клятвы: этотъ поцѣлуй

Ужь не таковъ, какимъ мы ихъ скрѣпили!…

Нортомберлэндъ, теперь насъ разлучай!

Меня — на сѣверъ, гдѣ дрожащій холодъ

И немощи природу удручаютъ;

Жену мою — во Францію, откуда

Въ величіи пріѣхала она,

Какъ свѣтлый май, украшенная пышно;

Куда она назадъ поѣдетъ словно

День всѣхъ святыхъ, — кратчайшій день въ году (⁵³).

Королева.

И мы должны разстаться, — разлучиться?

Ричардъ.

Да, милая! И руку отъ руки,

Отъ сердца сердце надо оторвать!

Королева.

Такъ изгоните лучше насъ обоихъ,

И короля во Францію пошлите.

Нортомберлэндъ.

Да, это было-бъ очень милосердно,

Зато совсѣмъ ужь — не благоразумно.

Королева.

Ну, такъ пошлите и меня туда-же,

Куда его.

Ричардъ.

О, нѣтъ! Рыдая вмѣстѣ,

Мы общее съ тобой составимъ горе.

Плачь обо мнѣ во Франціи — я буду

Здѣсь, въ Англіи, оплакивать тебя.

О, лучше быть ужь дальше другъ отъ друга,

Чѣмъ близко быть, — да во-все не сближаться…

Ну, поѣзжай; ты вздохами измѣрь

Свой путь, а мой — я стонами измѣрю.

Королева.

Мой путь длиннѣй — мнѣ долѣе стенать.

Ричардъ.

Мой путь короче — правда; но за то

Вѣдь каждый шагъ на немъ два стона вырветъ

И скорбь его растянетъ далеко.

Оставимъ это сватанье за грустью,

Мы, сочетавшись съ ней, еще успѣемъ

Ее узнать: союзъ нашъ будетъ вѣченъ…

Разстанемся-жь безмолвно — и замкнемъ

Свои уста послѣднимъ поцѣлуемъ!

Цѣлуетъ ее.

Имъ отдалъ я мое больное сердце

И взялъ — твое.

Королева.

Отдай мое назадъ!

Ну, хорошо-ли, взявъ на сохраненье,

Убить его!

Цѣлуетъ Ричарда.

Теперь, когда я сердце

Взяла назадъ — разстанемся, чтобъ я

Могла убить его слезами вскорѣ.

Ричардъ.

Да, медленность усиливаетъ горе.

Прощай, прощай! а остальное — пусть

Безмолвная тебѣ доскажетъ грусть.

Уходятъ.

СЦЕНА 2.

Лондонъ. Комната во дворцѣ герцога Йоркскаго. Входятъ Гегцогъ и Гегцогиня Йоркскіе.

Герцогиня.

Милордъ, вамъ слезы помѣшали кончить

Разсказъ о томъ, какъ двое нашихъ милыхъ

Племянниковъ въѣзжали въ добрый Лондонъ.

Йоркъ.

На чемъ-же я тогда остановился?

Герцогиня.

На томъ, милордъ, какъ съ оконъ и балконовъ

Жестокіе и буйственные люди

Бросали соръ на голову Ричарда.

Йоркъ.

Ну, такъ какъ я сказалъ тебѣ ужъ, — герцогъ,

Нашъ Болингброкъ великій, — тихо ѣхалъ

На лошади горячей и прекрасной,

Которая, казалось, понимала,

Какой сѣдокъ могучій ею правитъ;

Народъ кричалъ: «Да здравствуетъ великій

Нашъ Болингброкъ!» — Тебѣ-бы показалось,

Что даже окна самыя кричали:

Такъ много было взоровъ любопытныхъ,

И молодыхъ, и старыхъ на него

Устремлено; имъ вторили, казалось,

Съ полотнами расписанными (⁵⁶), стѣны —

«Да сохранитъ Христосъ тебя! Добро

Пожаловать къ намъ, свѣтлый Болингброкъ!»

А Генрихъ, съ непокрытой головою

И ниже шеи гордаго коня,

Все кланялся народу, повторяя:

«Спасибо вамъ, сооттичи, спасибо!»

Герцогиня.

А что Ричардъ несчастный? гдѣ-же онъ

Все это время ѣхалъ?

Йоркъ.

Какъ въ театрѣ

Случается, когда актеръ любимый

Со сцены сходитъ: зрители лѣниво

И равнодушію смотрятъ на другаго,

Который вышелъ тотчасъ вслѣдъ за-нимъ;

Имъ кажется, что непомѣрно скучны

Должны быть рѣчи этого актера.

Вотъ, точно такъ, да только еще съ большимъ

Презрѣніемъ косились на Ричарда.

Ему никто не крикнулъ: Да хранитъ

Тебя Господь! Никто и не подумалъ

Его возвратъ привѣтствовать; напротивъ,

Они и соръ и землю на его

Помазанную голову бросали.

А онъ ее съ такою тихой грустью

Съ себя стряхалъ; и на его лицѣ

Съ улыбкою чередовались слезы —

Свидѣтели страданья и терпѣнья.

И если-бъ Богъ, быть-можетъ, съ высшей цѣлью,

Не закалилъ сердца людей, они-бы

Растаяли, смягчились по неволѣ;

Тогда-бъ къ нему почувствовало жалость

И самое кровавое злодѣйство. (⁵⁷)

Но этимъ всѣмъ руководили небо —

А мы должны его всевышней волѣ

Въ смиреніи и страхѣ подчиняться.

Мы въ подданствѣ клялися Болингброку,

И потому отнынѣ признаемъ

Его своимъ законнымъ королемъ.

Герцогиня.

Вотъ и нашъ сынъ, Омерль, сюда пріѣхалъ.

Йоркъ.

Онъ былъ Омерль: приверженность къ Ричарду

Его лишила имени Омерля.

Теперь его зовите Рутлэндъ. (⁶⁸) — Я

Въ парламентѣ ручался за его

Вассальную покорность Болингброку.

Входитъ Омерль.

Герцогиня.

А, здравствуй, сынъ мой! Кто теперь фіалка,

Которую на изумрудномъ лонѣ

Своемъ — лелѣетъ новая весна?

Омерль.

Не знаю кто. Да я-же вѣдь-объ этомъ

И не забочусь. Быть или не быть

Одной изъ нихъ — мнѣ, право все равно.

Йоркъ.

Вотъ и прекрасно. Да; веди себя

Получше съ этой новою весною —

Не то тебя подрѣжутъ прежде цвѣта.

Что новаго въ Оксфордѣ? Все турниры

Да праздники?

Омерль.

Да, сколько мнѣ извѣстно.

Йоркъ.

И ты, я знаю, вѣрно будешь тамъ?

Омерль.

Сбираюсь, если Господу угодно.

Йоркъ.

Что за печать виситъ тамъ у тебя

За пазухой? (⁵⁹) А-га, ты поблѣднѣлъ?

Подай сюда бумагу.

Омерль.

Но… Милордъ,

Въ ней ничего особеннаго нѣтъ.

Йоркъ.

Такъ стало-быть и видѣть можетъ всякій.

Я требую, чтобъ ты мнѣ показалъ.

Омерль.

Милордъ, простите. Какъ-бы не ничтожна

Она была, — но мнѣ-бы не хотѣлось

Показывать… на это есть причины.

Йоркъ.

А я хочу ее увидѣть, сэръ;

И у меня на это есть причины.

Боюсь, боюсь,

Герцогиня.

Чего-жь тебѣ бояться?

На вѣрное — росписка за наряды

Для праздниковъ.

Йоркъ.

Э, вздоръ! зачѣмъ къ нему

Зайдетъ росписка, выданная имъ-же?

Ты помѣшалась! — Покажи бумагу!

Омерль.

Нѣтъ, не могу, — простите.

Йоркъ.

Я хочу!

Я требую! подай сюда бумагу!

Вырываетъ ее и читаетъ.

А-га! измѣна! гнусная измѣна!

Подлецъ! измѣнникъ! рабъ!

Герцогиня.

Что это значитъ?

Йоркъ.

Эй, кто тамъ емть?

Входитъ слуга.

Эй! осѣдлать мнѣ лошадь!

О, Боже! что за гнусная измѣна!

Герцогиня.

Да что случилось?

Йоркъ.

Сапоги подай!

Сѣдлайте лошадь!

Слуга уходитъ.

Нѣтъ, клянуся честью,

Я донесу на этого мерзавца!

Герцогиня.

Да что такое?

Йоркъ.

Дура! замолчи!

Герцогиня.

Я не хочу молчать. Что это значитъ, сынъ мой?

Омерль.

Э, матушка… прошу васъ, успокойтесь…

Бездѣлица… мнѣ за нее придется

Отвѣтить лишь моею жизнью бѣдной!

Герцогиня.

Твоею жизнью? — Что-же это значитъ?

Йоркъ.

Эй, сапоги! я ѣду къ королю!

Слуга возвращается съ сапогами.

Герцогиня.

Прочь прогони его, Омерль! мой бѣдный,

Ты растерялся!

Служителю.

Вонъ поди, мерзавецъ!

И никогда не смѣй мнѣ на глаза

Являться!

Йоркъ, служителю.

Что-жь ты? дай мнѣ сапоги!

Герцогиня.

Зачѣмъ тебѣ ихъ? что ты хочешь дѣлать?

Неужели сыновняго проступка

Не скроешь ты? Да развѣ есть у насъ

Другіе сыновья иль хоть надежда

Другихъ имѣть? иль думаешь, что время

Не сдѣлало меня уже безплодной?

И въ эти лѣта хочешь ты отнять

У матери единственнаго сына,

И матери счастливаго названья

Меня лишить! Но развѣ-жь не похожъ

Онъ на тебя? Иль развѣ онъ не твой?

Йоркъ.

Какъ, женщина безумная, — ты хочешь

Скрыть этотъ гнусный, черный заговоръ?

Вѣдь ихъ — двѣнадцать! причастившись, дали

Они другъ другу письменную клятву

Въ томъ, чтобъ убить въ Оксфордѣ короля.

Герцогиня.

Онъ тамъ не будетъ. Мы его задержимъ

Здѣсь, у себя —

Йоркъ.

Прочь, глупая! пусти!

Да если-бъ онъ былъ двадцать разъ мой сынъ —

Я и тогда донесъ-бы на него!

Герцогиня.

Вотъ, если-бъ ты стеналъ объ немъ какъ я —

Ты былъ-бы сострадательнѣе. Впрочемъ,

Я знаю, что ты думаешь. Вѣдь ты —

Меня подозрѣваешь, что была

Я невѣрна супружескому ложу,

И что Омерль — незаконнорожденный,

Не твой? О, милый Йоркъ, не думай

Ты этого; супругъ мой милый, Йоркъ,

Онъ весь въ тебя! Взгляни: онъ не похожъ

Ни на меня, ни на мою родню, —

А все-таки, вѣдь я его люблю-же!

Йоркъ.

Да отвяжись, несносная! пусти!

Уходитъ.

Герцогиня.

За нимъ, Омерль! скорѣе, на коня!

Пришпоривай, гони во весь опоръ;

Предупреди его у короля

И вымоли прощенье, прежде чѣмъ

Онъ обвинитъ… И я не запоздаю.

Какъ ни стара я, — все-же прискакать

Съумѣю такъ-же скоро, какъ и Йоркъ:

И до тѣхъ поръ, покуда не проститъ

Тебя король, — не поднимусь съ колѣней…

Ступай, спѣши!

Уходятъ.

СЦЕНА 3.

Виндзоръ. — Комната въ замкѣ. Входятъ Болингброкъ (король Генрихъ IV), въ королевскомъ облаченіи, Перси и другіе лорды.

Болингброкъ.

Кто знаетъ, лорды, гдѣ мой блудный сынъ?

Три мѣсяца я не видалъ его.

Да, если есть у насъ большое горе —

Такъ это онъ. Милорды, мнѣ-бъ хотѣлось,

Чтобъ вы нашли его; пораспросите

Объ немъ въ грязнѣйшихъ лондонскихъ тавернахъ.

Мы слышали, что будто ежедневно

Онъ посѣщаетъ ихъ съ толпой буяновъ

Распутныхъ и безнравственныхъ, — такихъ,

Что шляются по узкимъ переулкамъ,

Бьютъ нашу стражу, грабятъ всѣхъ прохожихъ…

И онъ, повѣса, баловень-мальчишка,

За честь себѣ считаетъ быть поддержкой

Той сволочи! (⁶⁰)

Перси.

Милордъ, я видѣлъ принца

Два дня тому назадъ и говорилъ

О близости Оксфордскихъ каруселей.

Болингброкъ.

Что-жъ онъ сказалъ, повѣса?

Перси.

Что перчатку

Сорветъ съ руки распутнѣйшей изъ дѣвокъ

И, какъ залогъ любви отъ дамы сердца,

Ее носить онъ будетъ; и что онъ,

При помощи перчатки этой, ссадитъ

Храбрѣйшаго противника съ коня.

Болингброкъ.

Какъ бѣшенъ онъ и вмѣстѣ съ тѣмъ распутенъ!

Но сквозь его распутство — для меня

Еще порой проглядываютъ искры

Другихъ, гораздо лучшихъ упованій,

Которыя быть-можетъ, разовьются

Въ немъ съ лѣтами. Кто это къ намъ идетъ?

Входитъ Омерль, поспѣшно.

Омерль.

А гдѣ король?

Болингброкъ.

Чего кузенъ нашъ хочетъ?

Что онъ такъ смотритъ дико и пугливо?

Омерль.

Да сохранитъ Господь васъ! Умоляю

Васъ государь, — позвольте мнѣ два слова

На единѣ сказать вамъ.

Болингброкъ.

Выдьте, лорды.

Оставьте насъ однихъ.

Перси и лорды уходятъ.

Ну, въ чемъ-же дѣло?

Омерль, падая на колѣни.

Пускай мои колѣни приростутъ

Къ землѣ; пусть мой языкъ прилипнетъ къ гортани, —

Когда хоть слово я промолвлю, прежде

Чѣмъ получу прощенье.

Болингброкъ.

А проступокъ

Ужь совершонъ, или задуманъ только?

Послѣднее — какъ ни было-бы гнусно

Задуманное вами преступленье —

Прощаю я, чтобы пріобрѣсти

Твою любовь на будущее время.

Омерль.

Позвольте-же мнѣ двери запереть,

Чтобы никто не помѣшалъ намъ, прежде

Чѣмъ я окончу исповѣдь мою.

Болингброкъ.

Запри пожалуй.

Омерль запираетъ дверь.

Йоркъ, за дверью.

Генрихъ, берегись!

Съ тобой измѣнникъ!

Болингброкъ, обнажая мечъ.

А злодѣй! Да вотъ,

Я неопаснымъ сдѣлаю тебя.

Омерль.

Остановите мстительную руку;

Вамъ нечего бояться.

Йоркъ, за дворью.

Отвори,

Неосторожный, взбалмошный король,

До глупости довѣрчивый! Уже-ли

Я изъ любви къ тебѣ ругаться долженъ

Пусти меня! иль я замокъ сломаю!

Болингброкъ отпираетъ; входитъ Йоркъ.

Болингброкъ.

Въ чемъ дѣло, дядя?

Скажи! нѣтъ, духъ переведи сначала;

А ужь потомъ и разскажи, какъ близко

Опасность къ намъ, чтобъ мы ее могли

Съ оружьемъ встрѣтить.

Йоркъ.

На, прочти вотъ это. —

И ты узнаешь гнусную измѣну;

Мнѣ нѣкогда разсказывать.

Омерль.

Читая,

Припомни то, что обѣщалъ сейчасъ.

Ты пропусти мое здѣсь имя… я —

Раскаялся. Клянусь тебѣ, что сердце

Мое въ союзѣ не было съ рукой.

Йоркъ.

Нѣтъ, было!

И было прежде, чѣмъ твоя рука

Подъ договоромъ этимъ подписалась.

Я у него бумагу эту отнялъ —

За пазухой нашелъ ее… боязнь,

А не любовь заставила его

Раскаяться. Забудь о снисхожденьи,

Чтобы оно въ змѣю не превратилось

И въ сердце не ужалило тебя!

Болингброкъ.

Жестокій, гнусный, дерзкій заговоръ! —

Сынъ вѣроломный вѣрнаго отца!

Прозрачный, чистый, свѣтлый, серебристый

Источникъ и — начало далъ такому

Поганому и грязному ручью,

Который шелъ нечистыми путями

И самаго себя тѣмъ осквернилъ!

Разливъ добра въ тебѣ, мой милый дядя,

Сталъ бѣдствіемъ; но этотъ преизбытокъ

Твоей доброты ангельской — прощаетъ

Измѣнническій замыслъ твоего,

Съ пути добра совлекшагося сына.

Йоркъ.

Какъ? добродѣтель наша будетъ сводней

Его пороковъ! Какъ, — своимъ позоромъ

Онъ честь мою безпутно расточитъ,

Какъ золото расчетливыхъ отцовъ

Распутные проматываютъ дѣти?…

Нѣтъ! честь моя тогда лишь можетъ жить,

Когда умретъ безчестіе Омерля,

Которое всю жизнь мою позоритъ!

Даруя жизнь измѣннику отчизны —

Ты вѣрнаго лишаешь этимъ жизни.

Герцогиня, за сценой.

Велите отпереть мнѣ, — ради Бога!

Болингброкъ.

Кто это такъ пронзительно и рѣзко

Кричитъ, чтобъ мы его сюда впустили?

Герцогиня.

Я… я — король великій! ваша тетка;

Пустите — сжальтесь, сжальтесь надо мной!

Пусти меня! исполни просьбу нищей,

Которая до сей поры ни разу

Не нищила!

Болингброкъ.

Перемѣнилась сцена:

Мы отъ вещей серьозныхъ переходимъ

Къ комедіи «Король и попрошайка.» (⁶¹)

Опасный братъ, — впусти-ка мать свою;

Я знаю, вѣдь она сюда спѣшила

Просить меня за твой поступокъ гнусный.

Йоркъ.

Кто-бъ не просилъ — измѣна не простится;

Иль отъ прощенья этого родится,

Быть-можетъ, скоро цѣлый рядъ измѣнъ.

Нѣтъ! отсѣки загнившій этотъ членъ —

Тогда здоровы будутъ остальные;

Оставь его — и будутъ всѣ больные.

Входитъ Герцогиня

Герцогиня.

О, государь, не слушайте его!

Повѣрь, что тотъ, кто самъ себя не любитъ,

Ужь и другихъ не можетъ полюбить.

Йоркъ.

Что надобно здѣсь этой сумашедшей?

Иль хочешь ты измѣнника ещё-разъ

Вскормить своими старыми сосцами?

Герцогиня.

Позволь, — оставь меня, мой добрый Йоркъ.

Падаетъ на колѣни

Король великій! выслушай меня!

Болингброкъ.

Да встаньте, тетя!

Герцогиня.

Нѣтъ, молю тебя!

Я буду вѣчно ползать на колѣняхъ

И никогда я не увижу дней,

Которые счастливцы видятъ, — если

Ты, государь, не даруешь мнѣ счастья,

Простивъ дитя виновное мое,

Отдавъ мнѣ сына милаго, — Гутлэнда…

Омерлъ, преклоняя колѣна.

Услышь молитву матери моей

Прости!

Йоркъ, преклоняя колѣна.

И я, колѣна преклоняя,

Молю тебя, король, противъ обоихъ.

Погибъ ты, если даруешь прощенье!

Герцогиня.

Да развѣ онъ серьозно говоритъ?

Ты на него взгляни: нѣтъ ни слезинки

Въ его глазахъ; мольба его вѣдь — шутка;

Его слова выходятъ лишь изъ устъ,

А наши вырываются изъ груди;

Онъ боязливо молитъ, и отказа

Желаетъ; мы-же молимъ и душой

И сердцемъ нашимъ… вотъ, его колѣни

Утомлены; онъ съ радостію всталъ-бы;

А мы стоять все будемъ на колѣняхъ,

Пока онѣ корней не пустятъ въ землю;

Его мольбы — одно лишь лицемѣрье,

Тогда какъ наши — искренни, глубоки

И пламенны. О, наши превозмогутъ!

Награда теплой, искренней молитвы —

Есть милосердье: будь-же милосердъ!

Болингброкъ.

Прошу васъ, встаньте.

Герцогиня.

Нѣтъ, не говори —

«Прошу васъ, встаньте.» Прежде ты прости,

А ужь потомъ скажи мнѣ — встаньте! Если-бъ

Кормилицей твоею я была,

То было-бы прощенье первымъ словомъ,

Которому-бъ тебя я научила.

Я никогда и никакого слова

Еще такъ сильно слышать не желала.

Произнеси: «прощаю.» Состраданье

Тебя научитъ, какъ его сказать.

Оно коротко; но не такъ коротко,

Какъ сладостно. И никакое слово

Къ устамъ царей такъ не идетъ, какъ это!

Йоркъ.

Произнеси его хоть по-французски,

Король, скажи имъ: pardonnez-тоу.

Герцогиня.

Чему его ты учишь, старый Йоркъ?

Уничтожать прощенье извиненьемъ.

Ахъ, злой супругъ мой! Ахъ, жестокосердый

Мой властелинъ! Ты слово противъ слова

Возстановляешь!

Болингброку.

Нѣтъ! произнеси

Прощеніе по нашему: вѣдь мы

Французской болтовни не понимаемъ.

А! вотъ твой взоръ ужь началъ говорить —

Такъ сообщи-жь ему скорѣй твой голосъ,

Или дай слухъ твой сердцу, чтобъ оно,

Услыша наши стоны и мольбы,

Подвигло-бы тебя на снисхожденье

И произнести заставило: прощенье.

Болингброкъ.

Прошу васъ, встаньте, тетушка.

Герцогиня.

Но я вѣдь

Прошу у васъ не позволенья встать:

Прощеніе — вотъ все, чего молю я.

Болингброкъ.

Ну, я его прощаю, какъ Господь

Проститъ меня.

Герцогиня.

О, радостный успѣхъ

Колѣнопреклоненія! Но я

Еще страдаю страхомъ; повтори;

Вѣдь повторить прощеніе — не значитъ

Простить два раза: только подтвердить

Прощеніе, дарованное прежде.

Болингброкъ.

Я отъ души его прощаю.

Герцогиня.

Генрихъ,

Ты богъ земной!

Болингброкъ.

За то ужь остальные —

Любезно-вѣрный шуринъ нашъ, (⁶²) аббатъ (⁶³)

И прочіе мятежники о, гибель

Ужь гонится за ними по пятамъ!

Вы, дядя Йоркъ, отправьте войско въ Оксфордъ

И вообще во всѣ мѣста, гдѣ есть

Измѣнники. Клянуся, только-бъ мнѣ

Знать, гдѣ они — и больше въ этомъ мірѣ

Ужь имъ не жить! Прощайте, добрый дядя!

Прощай, кузенъ. Для матери твоей

Проступокъ твой забвенью нами преданъ:

Отнынѣ будь намъ всей душою преданъ

Герцогиня.

Теперь ты, сынъ, по прежнему мнѣ милъ;

Молись творцу, чтобъ духъ твой обновилъ! (⁶⁴)

Уходятъ.

СЦЕНА 4.

Виндзоръ. Входятъ Экстонъ и Слуга.

Экстонъ.

Ты слышалъ, что король сказалъ недавно?

«Не уже-ли нѣтъ друга у меня,

Который-бы отъ пугала живаго

Меня избавилъ?» Кажется, вѣдь такъ?

Слуга.

Такъ, слово въ слово.

Экстонъ.

"Не уже-ли нѣтъ друга у меня, " —

Такъ онъ сказалъ, и повторилъ два раза.

Вѣдь повторилъ?

Слуга.

Два раза.

Экстонъ.

Ну, вотъ, видишь.

И говоря, такъ на меня взглянулъ

Значительно, какъ будто этимъ взглядомъ

Хотѣлъ сказать: что, если-бъ этотъ страхъ

Ты оторвалъ отъ сердца моего…

На короля въ Помфретѣ намекая.

Идемъ. На эту важную услугу

Мнѣ слѣдуетъ отважиться какъ другу.

Уходятъ.

СЦЕНА 5.

Помфретъ. Темница въ Замкѣ. Входитъ Король Ричардъ.

Ричардъ.

Все думаю, какъ мнѣ сравнитъ-бы съ міромъ

Мою тюрьму — и не могу придумать…

Міръ многолюденъ; а въ моей темницѣ

Лишь я одинъ, и больше — ни души.

Но я добьюсь. Мой разумъ — будь отцомъ!

Будь матерью, моя душа! и пусть

Отъ брака ихъ родятся поколѣнья

Всегда вновь-зарождающихся мыслей;

Онѣ-то этотъ маленькій мірокъ

И населятъ — причудливы, какъ люди

Большаго міра: потому что такъ-же

Имъ не найти покоя въ разрѣшеньи

Своихъ сомнѣній. Даже въ самыхъ лучшихъ,

Такъ напримѣръ, хоть въ мысляхъ о предметахъ

Божественныхъ — рождаются сомнѣнья

И часто мы противопоставляемъ

Святымъ словамъ священнаго Писанья

Его-жь слова.

Вотъ напримѣръ, хоть это: «Пріидите

Ко мнѣ асѣ дѣти» — и потомъ: «Удобнѣй

Пройти верблюду сквозь ушко иглы,

Чѣмъ вамъ ко мнѣ.» — Такъ гордая мечта

И честолюбью преданныя мысли

О чудесахъ несбыточныхъ хлопочутъ: —

Какъ слабыми, ничтожными ногтями

Прорыть насквозь кремнистые бока

У этого безжалостнаго міра,

Путь проложить сквозь каменныя стѣны

Моей темницы скаредной и скверной;

И убѣдясь, что это невозможно —

Отъ собственной гордыни умираютъ.

Стремясь къ покою, мысль себя ласкаетъ

Тѣмъ, что вѣдь быть рабой слѣпаго счастья

Пришлось не первой ей и не послѣдней:

Точь-въ-точь какъ нищій глупенькій, который

Въ колодкѣ сидя, утѣшаетъ тѣмъ

Себя, — что въ ней ужь многіе сидѣли,

И послѣ будутъ многіе сидѣть:

Его какъ-будто облегчаетъ это

Перенесенье собственнаго горя

На плечи тѣхъ, которые тому-же

Несчастію подверглись до него.

Такъ, я одинъ разыгрываю много

Различныхъ лицъ, — и все ни одного

Довольнаго. Я иногда король;

Но вотъ меня измѣны заставляютъ

Желать быть нищимъ: — дѣлаюся нищимъ.

Но гнётъ нужды меня тутъ убѣждаетъ,

Что королемъ гораздо лучше быть:

И я король. То вдругъ мнѣ показалось,

Что будто я развѣнчанъ Болингброкомъ,

И я опять ничто. — Но, впрочемъ, чѣмъ-бы

Я не былъ: я — да и никто изъ смертныхъ —

Ни чѣмъ вполнѣ доволенъ не бываетъ,

Пока на вѣкъ въ ничто не перейдетъ….

Слышна музыка.

А, музыка! О, соблюдайте тактъ!

И сладостная музыка бываетъ

Невыносимой, — если такта въ ней

Не соблюдать и дѣлать диссонансы!

И нашей жизни музыка все то-же.

Да, у меня на столько тонокъ слухъ,

Чтобъ чувствовать въ разстроенной струнѣ

Малѣйшее несоблюденье такта:

И не было его, чтобы замѣтить

Полнѣйшую безтактность въ сочетаньи

Дѣлъ моего правленья съ духомъ вѣка.

Тогда я глупо время убивалъ;

Теперь меня вотъ — время убиваетъ…

Оно часами сдѣлало меня,

И мысль мою разбило на минуты.

Какъ колебанье маятника — вздохи

Теченье мыслей тѣхъ обозначаютъ

Въ моихъ глазахъ, — на этомъ циферблатѣ,

Гдѣ палецъ мой, стирающій слезу

Вслѣдъ за слезой — указываетъ горе,

Какъ стрѣлка. Сердце — колоколомъ стало;

Бой, что часы обозначаетъ — стоны.

Такъ стало-быть, часы, минуты, время

Показываютъ — вздохи, слезы, стоны…

Но горделивымъ счастьемъ Болингброка

Мои часы ужь всѣ изочтены, —

И я остался глупымъ автоматомъ, (⁶⁵)

Который лишь отсчитываетъ ихъ…

Однако-жь эта музыка меня

Сведетъ съ ума: ужь лучше-бъ перестали…

И хоть она не рѣдко возвращала

Умъ сумашедшимъ; но меня, напротивъ,

Какъ кажется, совсѣмъ лишитъ разсудка.

И все-таки, благословляю сердце,

Которое меня утѣшить ею

Задумало! Вѣдь это все любовь

Доказываетъ, — а любовь къ Ричарду,

Есть драгоцѣнность, рѣдкая на этомъ

Исполненномъ лишь ненавистью свѣтѣ.

Входитъ конюшій.

Конюшій.

Да здравствуетъ мой дорогой король!

Ричардъ.

Благодарю, мой благородный пэръ, —

Да только мы теперь подешевѣли. (⁶⁶)

Кто ты и какъ зашелъ ко мнѣ, — куда

Никто не входитъ, кромѣ злой собаки,

Которая сюда приноситъ пищу,

Чтобъ жизнь и скорбь поддерживать во мнѣ?

Конюшій.

Король, — когда ты былъ еще король,

Я конюхомъ сложилъ въ твоей конюшнѣ.

Проѣздомъ въ Йоркъ, я выпросилъ себѣ

(Не безъ труда, конечно) — позволенье

Взглянуть на очи свѣтлыя того,

Кто былъ моимъ царемъ и господиномъ.

Какъ больно было сердцу моему,

Когда я видѣлъ, въ день коронованья,

Какъ Болингброкъ въ одеждѣ царской ѣхалъ

По Лондону на вашемъ рыжечаломъ, —

На томъ, которомъ часто вы ѣзжали,

Котораго я холилъ и любилъ!

Ричардъ.

Такъ стало-быть онъ ѣхалъ на арабской,

На Бёрбэри? Скажи-же, другъ мой милый,

Какъ шла она подъ нимъ?

Конюшій.

Такъ горделиво,

Что, кажется, землей пренебрегала.

Ричардъ.

Гордилась тѣмъ, что на ея спинѣ

Былъ Болингброкъ! И эта лошадь ѣла

Хлѣбъ изъ моихъ скиптродержавныхъ рукъ,

Гордилась тѣмъ, что царскою рукою

Ее ласкалъ Ричардъ — и не споткнулась,

И не упала!.. (Гордость вѣдь должна-же

Когда нибудь споткнуться и упасть), —

И не сломила шеи горделивцу,

Усѣвшемуся на спину ея

Насильственно… Прости мнѣ, Бербэри!

Нѣтъ! я тебя и укорять не смѣю —

Ты рождена на службу человѣку,

Ты создана носить его! Вѣдь я

Не сотворенъ быть лошадью — а бремя

Свое несу покорно, какъ оселъ,

Хоть шпорами ободранъ весь и загнанъ

Во весь опоръ скакавшимъ Болингброкомъ.

Входитъ тюремщикъ съ блюдомъ кушанья.

Тюремщикъ, конюшему.

Проваливай-ка, милый мой, отсюда.

Здѣсь прохлажаться долго не велятъ.

Ричардъ.

Другъ, если любишь насъ — уйди отсюда.

Конюшій.

Чего не смѣетъ высказать языкъ,

То скажетъ сердце.

Уходитъ.

Тюремщикъ.

Кушайте, милордъ.

Ричардъ.

Но прежде самъ попробуй, — какъ всегда.

Тюремщикъ.

Не смѣю, лордъ. Мнѣ запретилъ Экстонъ,

Отъ короля пріѣхавшій недавно.

Ричардъ.

Ступай ты къ чорту съ Генрихомъ Ланкэстеръ!

Нѣтъ, лопнуло терпѣнье!… надоѣло!

Бьетъ тюремщика.

Тюремщикъ.

Ай! помогите, помогите!

Входитъ Экстонъ съ вооруженными служителями.

Ричардъ.

Такъ значитъ смерть напала ужь открыто?

А, негодяй! ты самъ-же мнѣ даешь

Орудіе своей презрѣнной смерти!

Вырываетъ мечъ у одного изъ служителей и убиваетъ его.

Займи и ты въ аду другое мѣсто!

Убиваетъ второго. Потомъ падаетъ самъ, сраженный Экстономъ.

О, пусть рука убійцы моего

Горитъ въ огнѣ неугасимомъ ада!

Экстонъ! твоей жестокою рукой

Ты обагряешь землю короля

Его-же кровью… О… лети, лети,

Моя душа! Престолъ твой тамъ, горе,

А грубое, безчувственное тѣло

Пусть здѣсь лежитъ-себѣ… и умираетъ!

Умираетъ.

Экстонъ.

И мужества и крови королевской

Такъ полонъ былъ, и подъ моимъ ножомъ

Утратилъ все — и сталъ холоднымъ тѣломъ!

Что если-бъ это не было злымъ дѣломъ

Дѣйствительно!… о, какъ-бы я желалъ!..

Злой духъ, который прежде мнѣ шепталъ,

Что мой поступокъ честенъ и прекрасенъ, —

Сталъ мнѣ шептать, что подлъ онъ, и ужасенъ

И душу я на вѣки имъ сгублю…

Но мертваго къ живому королю

Я отнесу…

Къ служителямъ.

Убитыхъ приберите.

И гдѣ нибудь ихъ здѣсь похороните.

Уходятъ. (⁶⁷)

СЦЕНА 6.

Виндзоръ. Комната въ замкѣ. Трубы. Входятъ Болингброкъ (король Генрихъ IV) и Йоркъ, съ лордомъ и со свитой.

Болингброкъ.

Любезный дядя Йоркъ, — по самымъ свѣжимъ

Извѣстіямъ, — бунтовщики до тла

Сожгли Сисестръ, нашъ городъ въ Глостершэйрѣ,

Но не слыхать, чтобъ кто нибудь изъ нихъ

Попался въ плѣнъ, иль былъ убитъ въ сраженьи.

Входитъ Нортомберлэндъ.

Привѣтствую васъ, доблестный милордъ.

Что новаго?

Нортомберлэндъ.

Во-первыхъ, я желаю

Священному царенью твоему

Всѣхъ благъ земныхъ; за тѣмъ, скажу я новость:

Я — головы Сольсбёри, Блёнта, Спенсера и Кэнта

Отправилъ въ Лондонъ. Въ этомъ донесеньи

Подробности ихъ взятія прочтешь.

Подаетъ ему бумагу.

Болингброкъ.

Благодаримъ тебя, любезный Перси, —

И за такія важныя услуги

Достойно мы тебя вознаградимъ.

Входитъ Фицватеръ.

Фицватеръ.

Я, государь, отправилъ изъ Оксфорда

Къ вамъ головы Брокаса и барона

Геннета Сили, — двухъ бунтовщиковъ,

Которые въ Оксфордѣ замышляли

Васъ умертвить.

Болингброкъ.

Твоей заслуги важной

Я никогда, Фицватеръ, не забуду,

И оцѣню вполнѣ все благородство

Твоихъ поступковъ.

Входитъ Перси съ епископомъ Карлэйльскимъ.

Перси.

Главный заговорщикъ,

Лордъ Вестминстерскій умеръ отъ печали

И угрызеній совѣсти. (⁶⁸) Но вотъ —

Карлэйль, живой: онъ ждетъ, чтобъ приговоръ

Твой царственный назначилъ воздаянье

Высокомѣрью дерзкому.

Болингброкъ.

Карлэйль —

Вотъ приговоръ мой: (⁶⁹) выбери себѣ

Убѣжище въ одномъ изъ самыхъ строгихъ

Монастырей; тамъ — наслаждайся жизнью;

И если ты покойно будешь жить,

То и умрешь покойно. Хоть и былъ ты

Моимъ врагомъ, — а все-таки я видѣлъ

Въ тебѣ нерѣдко проблескъ благородства.

Входитъ Экстонъ съ служителями, которые несутъ гробъ.

Экстонъ.

Король великій — страхъ твой погребенъ

Здѣсь, въ этомъ гробѣ. Мертвъ и бездыханенъ

Въ немъ заключенъ твой величайшій врагъ,

Ричардъ Бордосскій.

Болингброкъ.

Я не могу благодарить тебя,

Экстонъ. Своею гибельной рукою

Ты совершилъ такое преступленье,

Которое и голову мою

И эту землю славную покроетъ

Безславіемъ кроваваго злодѣйства.

Экстонъ.

Свершить его заставило меня

Милордъ, твое же собственное слово.

Болингброкъ.

Но человѣкъ, нуждающійся въ ядѣ,

Не любитъ яда — точно такъ и я

Презрѣннаго убійцу ненавижу.

Хоть и желалъ я смерти королю —

Теперь его, убитаго, люблю;

Къ тебѣ-жь питаю ненависть — какъ къ яду.

Лишь угрызенье совѣсти въ награду

Возьми за трудъ; но отъ меня не жди

Ни милости, ни похвалы. Иди,

Во мракѣ ночи съ Каиномъ скитайся,

И никогда, ни гдѣ не появляйся

При свѣтѣ дня, ни даже при огнѣ.

Клянусь вамъ, лорды, — грустно, больно мнѣ,

Что власть моя едва лишь укрѣпилась —

И ужь такою кровью окропилась.

Посѣтуйте со мной объ этомъ горѣ,

Которое оплакиваю я, —

Наденемте печальныя одежды…

Отправлюсь я потомъ въ Святую землю, —

Кровь эту смыть съ моихъ преступныхъ рукъ.

И вы почтите скорбь мою слезами

Надъ этою безвременной могилой!

Уходятъ. ПРИМѢЧАНІЯ.

1) Драма эта озаглавливается обыкновенно: Жизнь и смерть короля Ричарда II. Но она содержитъ въ себѣ исторію не много болѣе двухъ послѣднихъ лѣтъ жизни этого государя. Дѣйствіе драмы начинается вызовомъ, сдѣланнымъ Болингброкомъ герцогу Норфольку, въ 1398 году; а кончается убійствомъ короля Ричарда въ Помфрет-Кэстлѣ въ концѣ 1400 или въ началѣ слѣдующаго года. Теоеальдъ.

Изъ одного мѣста въ лѣтописи Кемдена видно, что была какая-то старинная піеса, имѣвшая сюжетомъ Ричарда II и представленная на театрѣ «Глобусъ», 7 февраля 1601, на канунѣ знаменитой инсуррекціи Эссекса. Одинъ изъ сообщниковъ Эссекса былъ, между прочимъ, обвиненъ въ томъ, «quod exoletam tragoediam de tragicâ abdicatione regis Riсardi Secundi in publico theatro coram conjuratis datâ pecnniâ agi curasset.»

Въ книжкѣ, заключающей въ себѣ сводъ обвиненій противъ сэръ Джилли Меррика, изданной въ 1601 году типографщикомъ королевы подъ редакціей лорда Бэкона, мы находимъ слѣдующее мѣсто; « — кромѣ того, въ доказательство, что онъ (Меррикъ) былъ посвященъ въ тайну заговора, было подтверждено свидѣтелями, чтобъ послѣобѣденное время дня, предшествовавшаго возстанію, Меррикъ, съ большой компаніей другихъ, которые впослѣдствіи всѣ оказались замѣшанными въ это дѣло, присутствовалъ при представленіи драмы о низложеніи короля Ричарда второго. И это было не очередное представленіе, а заказанное Меррикомъ. И, что еще важнѣе, когда однимъ изъ актеровъ ему было сказано, что піеса уже стара, и что поэтому ее смотрѣть придутъ немногіе, и театръ потерпитъ убытокъ, — онъ (Меррикъ) далъ сорокъ шиллинговъ съ тѣмъ, чтобы піесу эту съиграли; и такимъ образомъ она была съиграна. Такъ ему хотѣлось посмотрѣть еще разъ эту трагедію, — которую онъ мечталъ въ скоромъ времени увидѣть поставленною своимъ господиномъ (Эссексомъ) на сцену государства, но которую Господь обрушилъ на ихъ-же собственныя головы!» (The effect of that which passed at the arraignments of sir Christopher Blount….. sir Gilli Merrick and Henry Cuff, — London, in—4R, 1601, — 4. IV, стр. 412 Маллетовскаго изданія).

Уже съ 18 столѣтія между коментаторами Шекспира начался споръ о томъ, какой это «Ричардъ II» былъ игранъ 7 Февраля 16011 г. передъ заговорщиками? Была-ли это драма Шекспира, или какого-нибудь неизвѣстного автора? Большая часть коментаторовъ, — и между прочими Мэлонъ, Стивенсъ, Фермеръ, Тиррвитъ, Нэйтъ, Колльеръ, Стонтонъ — приняли и энергически поддерживаютъ послѣднее предположеніе. Только двое — Дракъ и Гарнерсъ поддерживаютъ, и то робко, первое. Доказать справедливость своихъ предположеній фактически, до сихъ поръ не удалось еще ни той ни другой партіи. Мы, съ своей стороны, не видимъ никакой причины, почему-бы Шекспиръ не могъ быть авторомъ этой драмы. Въ то время какъ народъ былъ погруженъ въ такое постыдное рабство, — кто лучше Шекспира съумѣлъ-бы напомнить этому народу, со всѣмъ суровымъ безпристрастіемъ генія, — великія и поучительныя преданія своего отечества?

2) Прозваніе Болингброка дано Генриху IV въ память о мѣстѣ его рожденія, Bolingbroke-Castle, въ графствѣ Линкольнскомъ. Послѣдніе остатки этого стариннаго зданія разрушились въ Маѣ 1845.

3) Noble, старинная золотая монета.

4) Прежде (и теперь въ простонародіи) полагали, что кровь можно было пускать только въ извѣстные мѣсяцы.

5) Фигура льва находится въ королевскомъ гербѣ Англіи, а золотой леопардъ въ гербѣ Норфольковъ.

6) Савойскій отель, старинное жилище графовъ и герцоговъ Ланкастерскихъ, находился на лѣвомъ берегу Темзы, недалеко отъ того мѣста, гдѣ теперь ватерлоосскій мостъ. Этотъ замокъ принадлежалъ въ XIII вѣкѣ Петру, графу Савойскому, дядѣ Элеоноры, супруги Генриха III. Королева, получивъ его въ наслѣдство послѣ своего дяди, завѣщала его своему второму сыну, Эдварду, графу Ланкастерскому, который и передалъ его своимъ преемникамъ.

7) Семь сыновей Эдварда были: 1R Эдвардъ Вудстокъ, прозванный чернымъ принцемъ, отецъ Ричарда II, 2R Вилльямъ Гэтфильдъ; 3R Лайонель, герцогъ Кларенскій; 4R Джонъ Гоунтъ, отецъ Генриха IV; 5R Эдмондъ Лэнгли, герцогъ Йоркскій. 6R Вилльямъ Виндзорскій; 7R Томасъ Вудстокъ, герцогъ Глостерскій, тотъ самый, который въ 1398 г. былъ убитъ по приказанію Ричарда II.

8) Въ старинныхъ замкахъ Англіи голыя каменныя стѣны завѣшивались просто коврами или обоями (orras), натянутыми посредствомъ крючьевъ на рамы, съ которыхъ ихъ удобно было снимать при каждомъ перемѣщеніи семейства. См. предисловіе къ Household Book of the Fifth Earl of Northumberland. begun in 1512. Стивенсъ.

9) Лордъ Маршалъ.] Шекспиръ сдѣлалъ здѣсь очень неосмотрительную ошибку. Должность Лорда-Маршала исполнялъ въ этомъ поединкѣ Томасъ Голландъ, герцогъ Сёррей. Нашъ авторъ по оплошности ввелъ этого нобльмэна въ настоящую драму какъ лицо, совершенно отдѣльное отъ маршала.

Лордомъ-Маршаломъ Англіи былъ Моубрей, герцогъ Норфолькскій; но такъ какъ онъ самъ былъ однимъ изъ единоборцевъ, то на этотъ день должность его была передана герцогу Сёррей. Мэлонъ.

10) Омерль.] Эдвардъ, герцогъ Омерль, возведенъ въ это достоинство родственникомъ своимъ королемъ Ричардомъ II въ 1397. Онъ былъ старшій сынъ Эдварда Лэнгли герцога Йоркскаго, пятаго сына короля Эдварда III и былъ убитъ въ 1415, при Азенкурѣ. Въ этотъ день онъ исполнялъ въ Ковентри должность великаго коннетабля (High Constable) Англіи. Мэлонъ.

Aumerle или Aumale. Французское названіе нормандскаго города, который по англійски называется Albermale. Старинные (англійскіе) историки вообще употребляли Француз скіе титулы. Стивенсъ.

11) — -- — celebrate

This feast of baltle with mine adversary]-- Стивенсъ замѣчаетъ, что выраженія бранный пиръ, пиръ смерти были общеупотребительными выраженіями того времени.

12) Вся эта сцена основана на разсказѣ лѣтописца Голиншеда. Выписываемъ изъ этого разсказа чрезвычайно живописное описаніе приготовленій къ судебному поединку, такъ неожиданно прерванному произвольнымъ вмѣшательствомъ короля Ричарда:

"Герцогъ Омерль, дѣйствуя въ этотъ день какъ коннетабль Англіи и герцогъ Сёррей, какъ маршалъ, — оба въ полномъ вооруженіи, первые вошли въ огороженное для поединка мѣсто, въ сопровожденіи множества людей, одѣтыхъ въ шелковыя матеріи, удивительно и богато вышитыя серебромъ; у каждаго была окованная желѣзомъ палка, для поддержанія судебнаго поля въ порядкѣ. Около перваго часа къ оградѣ поля подъѣхалъ герцогъ Гирфордскій, сидѣвшій на бѣломъ аргамакѣ, покрытомъ зеленымъ и синимъ бархатомъ, по которому были роскошно вышиты лебеди и антилопы, — и съ ногъ до головы одѣтый въ доспѣхи самой искусной работы.

"Коннетабль и маршалъ подошли къ оградѣ, спрашивая у него, кто онъ такой. Онъ отвѣчалъ: «Я Генрихъ Лэнкэстерскій, герцогъ Гирфордскій, который пришелъ сюда, чтобы исполнить долгъ свой противъ Томаса Моубрэя, герцога норфолькскаго, — какъ измѣнника, невѣрнаго богу, королю, его королевству и мнѣ.» Сказавъ это, онъ клялся святыми евангелистами, что распря его законна и праведна, и поэтому просилъ позволенія войти за ограду поля. Потомъ онъ вложилъ въ ножны свою шпагу, которую до тѣхъ поръ держалъ на-голо и опустивъ забрало, осѣнилъ своего коня знаменіемъ креста и, съ копьемъ въ рукѣ, въѣхалъ на судебное поле, сошелъ съ коня и сѣлъ на кресло обитое зеленымъ бархатомъ и поставленное на краю поля, тамъ онъ отдыхалъ, ожидая своего противника.

"Немного спустя, на долину, съ большою торжественностью въѣхалъ король Ричардъ, сопровождаемый всѣми пэрами королевства; въ свитѣ его находился графъ де Сен-Поль, поспѣшившій пріѣхать изъ Франціи, чтобы присутствовать на этомъ поединкѣ. Король Ричардъ взялъ съ собою болѣе десяти тысячъ вооруженныхъ людей, опасаясь, чтобы какая нибудь сумятица или драка не завязалась противъ его дворянъ, по поводу ихъ распрей или крамолъ. Когда король возсѣлъ на свое мѣсто, украшенное богатымъ навѣсомъ, герольдъ сдѣлалъ воззваніе, воспрещая всѣмъ, именемъ короля, и великаго коннетабля, и великаго маршала, всякое покушеніе проникнутъ въ какую либо часть огороженнаго мѣста, подъ страхомъ смерти, — исключая тѣхъ, кому поручено поддерживать порядокъ на полѣ поединка. Когда воззваніе было кончено, другой герольдъ провозгласилъ: "Вотъ Генрихъ Ланкастерскій, герцогъ Гирфордскій, истецъ, «который вышелъ на королевское поле поединка, чтобы исполнить долгъ свой противъ Томаса Моубрэя, герцога Норфолькскаго, — и защищать (честь свою) подъ опасеніемъ, что его признаютъ вѣроломнымъ и нечестивымъ.»

"Герцогъ Норфолькъ ждалъ у входа въ ограду, лошадь его была покрыта алымъ бархатомъ, богато вышитымъ золотыми леопардами и серебряными вѣточками шелковицы и, произнеся передъ коннетаблемъ и маршаломъ присягу въ томъ, что распря его законна и праведна, онъ въѣхалъ на судебное поле, отважно восклицая: «Богъ да поможетъ правому!» И тогда онъ сошелъ съ коня и сѣлъ на кресло обитое алымъ бархатомъ, съ балдахиномъ изъ бѣлой и красной камки. Лордъ Маршалъ осмотрѣлъ копья, чтобы удостовѣриться, одинаковой-ли они длины, и самъ подалъ одно копье герцогу Гирфордскому, а другое послалъ съ однимъ рыцаремъ герцогу Норфолькскому. Тогда герольдъ возгласилъ, чтобы кресла обоихъ противниковъ были вынесены, а самимъ имъ, именемъ короля, приказалъ сѣсть на копей и приготовиться къ поединку.

«Герцогъ Гирфордъ вскочилъ въ сѣдло, опустилъ свое забрало, взялъ на перевѣсъ копье и, какъ только протрубили трубы, отважно ринулся на своего противника и остановился въ шести или семи шагахъ отъ него. Герцогъ норфолькскій не былъ еще совершенно готовъ, когда король бросилъ на землю свой жезлъ и герольды провозгласили: „Остановитесь, остановитесь!“ Тогда король велѣлъ взять у противниковъ ихъ копья и приказалъ имъ возвратиться на свои кресла, гдѣ они оставались болѣе двухъ часовъ, между тѣмъ какъ король и его совѣтники разсуждали о томъ, какое слѣдуетъ принять рѣшеніе въ такомъ важномъ дѣлѣ.

„Наконецъ, когда они обсудили все какъ должно и окончательно рѣшили какъ должно поступить, — герольды воскликнули — Смирно! и сэръ Джонъ Бёши, королевскій секретарь, прочелъ постановленіе и окончательный приговоръ короля и его совѣта, — въ длинномъ свиткѣ, содержаніе котораго было таково, что Генрихъ, герцогъ Гирфордскій оставитъ королевство въ пятнадцать дней и возвратится въ него не ранѣе, какъ по истеченіи десяти лѣтъ, если только до окончанія этого срока не будетъ вызванъ самимъ королемъ, — и это подъ страхомъ смерти; и что Томасъ Моубрэй, герцогъ Норфолькскій, какъ человѣкъ, слова котораго посѣяли раздоръ въ королевствѣ, равнымъ-же образомъ оставитъ королевство и уже никогда не возвратится въ Англіи“, тоже подъ страхомъ смерти.» Голиншедъ.

13) Жезломъ — Warder — называлась родъ трости, которую имѣлъ въ рукахъ предсѣдательствующій на подобныхъ поединкахъ. Стивенсъ.

14) «Много было споровъ между законниками различныхъ націй, остается-ли изгнанникъ подвластнымъ законамъ того государства, которое его изгнало. Туллій и лордъ канцлеръ Кларендонъ утверждаютъ, что остается; Гоббсъ и Пуффендорфъ отрицаютъ. Нашъ авторъ, судя но этой строкѣ, кажется, раздѣляетъ мнѣніе послѣднихъ.» Барбортонъ.

15) Двѣ предшествующія реплики, содержащія въ себѣ (по подлиннику) 26 стиховъ — находятся только въ изданіяхъ in—4R, напечатанныхъ при жизни Шекспира. Изъ текста большаго посмертнаго изданія 1623 года онѣ исключены.

16) Въ то время мужчины присѣдали, какъ ныньче женщины, Стивенсъ.

17) «Въ этотъ 22-й годъ царствованія Ричарда распространился слухъ, что король отдалъ государство въ аренду (letten to farm) сэръ Вилльяму Скрупъ, графу Вильтшэйрскому и тогдашнему казначею Англіи, сэръ Джону Бёши, сэръ Джону Бэготь и сэръ Генриху Грину, рыцарямъ.» Хроника Фабіана.

18) Стове упоминаетъ, что «Ричардъ принудилъ все духовенство, дворянство и среднее сословіе приложить свои печати къ бланкамъ, чтобъ имѣть возможность, когда ему вздумается, угнетать ихъ всѣхъ вдругъ или по одиначкѣ. Нѣкоторые изъ средняго сословія платили по тысячѣ маркъ, иные даже по тысячѣ фунтовъ.» Гольтъ

19) Герцогъ йоркскій.-- Эдмондъ, сынъ Эдварда III.

20) Report of fashions in proud Italy:] нашъ авторъ, который придаетъ всѣмъ націямъ обычаи Англіи и всѣмъ вѣкамъ обычаи своего времени, — обвиняетъ эпоху Ричарда въ глупости, которой быть-можетъ она и не знала, но которая была очень распространена во время Шекспира. На это рабское подражаніе иноземнымъ обычаямъ горько жалуются умнѣйшіе и лучшіе изъ англичанъ стараго времени. Джонсонъ.

21) Шекспиръ уклонился отъ исторической вѣрности, выведя въ этой драмѣ супругу Ричарда уже взрослой женщиной. Анна, первая жена Ричарда, умерла еще до начала драмы; а Изабелла, вторая жена его, была еще ребенкомъ, когда его умертвили. Мэлонъ.

22) Россъ. Это Вилльямъ лордъ Роосъ (такъ слѣдуетъ писать это имя) Гамлэкскій, бывшій при Генрихѣ IV лордомъ казначеемъ Англіи. Вальполь.

23) Виллоуби (Willoughby) — Вилльямъ, лордъ Виллоуби Эресбійскій впослѣдствіи былъ женатъ на Іоаннѣ, вдовѣ Эдмонда герцога Йоркскаго. Вальполь.

24) Всѣ слова, напечатанныя курсивомъ, по англійски выражаются словомъ gaunt, — и имѣютъ созвучіе съ прозвищемъ, которое герцогъ ланкастерскій получилъ отъ города Гента (по англійски Gaunt), въ которомъ родился.

25) Джонсонъ это объясняетъ такъ: «сдѣлавъ свое королевство мызой, отдавъ его въ аренду какъ простое помѣстье, ты этимъ унизилъ свою королевскую власть; ты уже не король, а простой ланд-лордъ Англіи, подчиненный тѣмъ же самымъ ограниченіямъ, какъ и всѣ другіе помѣщики.»

26) Это былъ Генрихъ Перси, графъ Нортомберлэндскій.

27) Есть преданіе, что просвѣтитель Ирландіи, Св. Патрикъ, проклялъ всѣхъ ядовитыхъ пресмыкающихся, которыя съ тѣхъ поръ не смѣютъ жить на островѣ зеленаго Эрина.

28) Когда герцогъ Болингброкъ послѣ своего изгнанія пріѣхалъ во Францію, онъ былъ принятъ тамошнимъ дворомъ очень радушно, и навѣрно женился-бы на единственной дочери герцога Беррійскаго, дяди французскаго короля, если-бъ не помѣшалъ Ричардъ. Стивенсъ.

29) «Въ бретаньскихъ хроникахъ мы находимъ, что для него (герцога Ланкастерскаго) было зафрахтовано и приготовлено нѣсколько судовъ, въ одной нижнебретаньской гавани, называемой le Port-Blanc; и когда снаряженіе ихъ было окончено, онъ вышелъ въ море, вмѣстѣ съ упомянутымъ архіепископомъ кэнтерберійскимъ и его племянникомъ Томасомъ Эронделемъ, сыномъ и наслѣдникомъ покойнаго графа Эрондельскаго, обезглавленнаго, какъ вы уже слышали, въ Тоуэрѣ. Съ нимъ также были Регинальдъ лордъ Кобхэмъ, сэръ Томасъ Эрнингэмъ и сэръ Томасъ Рамстонъ, рыцари, Джонѣ Норбери, Робертъ Катертонъ и Фрэнсисъ Койнтъ, оруженосцы (écuyers). Другихъ — немного; ибо съ нимъ было не болѣе пятнадцати копій, какъ говорили тогда, т. е. людей, снаряженныхъ и вооруженныхъ по обычаю того времени. Но нѣкоторые пишутъ, еще герцогъ бретаньскій далъ ему три тысячи воиновъ, и что у него было восемь большихъ кораблей, хороша снаряженныхъ для войны, — хотя Фруассаръ говоритъ только о трехъ… Герцогъ Ланкастерскій, прокрейсировавъ нѣсколько времени около береговъ и удостовѣрившись, что жители расположены къ нему, высадился въ началѣ іюня въ Йоркшэйрѣ, въ мѣстѣ, называвшемся нѣкогда Ravenspur, между Гуллемъ и Бридмингтономъ; съ нимъ, пишутъ, было не болѣе 60 человѣкъ; но онъ былъ съ такой радостью принятъ лордами, рыцарями и дворянами этой страны, что нашелъ средство (при ихъ помощи) тотчасъ-же собрать большое число людей, пожелавшихъ принять его сторону. Первые пришли къ нему лорды изъ графства Линкольнскаго и другихъ окрестныхъ странъ, — какъ-то: лордъ Виллоуби, Россъ, Пэрси и Бьюмонтъ.» Голиншедъ.

30) Томасъ Эрондель (Arundel), архіепископъ кентерберійскій, брать графа Эрондельскаго, одинъ изъ самыхъ главныхъ предводителей партіи аристократической и парламентарной, былъ лишонъ своего сана папой, по просьбѣ Ричарда II!

31) То imp hawk] — выраженіе это часто встрѣчается у нашего автора. Оно принадлежитъ къ терминологіи соколиныхъ охотниковъ. Если соколъ лишился, какимъ нибудь образомъ, нѣсколькихъ перьевъ изъ крылъ, то ихъ замѣняли искусственно такимъ же количествомъ другихъ. Стивенсъ.

32) Perspectives.] Круглыя хрустальныя стекла, выпуклая поверхность которыхъ была огранена какъ брильянтъ, а нижняя, вогнутая, отполирована гладко. Эти стекла вставлялись въ коробочки и въ ларчики изъ черепахи или слоновой кости. Генгли.

33) Лордство Плэши, — городъ въ Эссексѣ, принадлежавшій герцогинѣ Глостерской. Теобальдъ.

34) Ни одинъ изъ братьевъ Норка не лишался головы; герцогъ Глостеръ, на котораго вѣроятно намекаетъ Шекспиръ, былъ (какъ уже сказано въ введеніи) тайно задушенъ въ Калэ, между двумя перинами. Ритсонъ.

35) Ворстеръ былъ сенешалемъ (Steward) или гофмаршаломъ при дворѣ Ричарда II. Сенешаль, переламывая свой жезлъ (staff of office), освобождалъ подчиненныхъ служителей отъ повиновенія.

36) Въ наказаніе за оскорбленіе королевскаго величества, имя или титла виновнаго вычеркивались (were crazed out) изъ списковъ. Мэлонъ.

37) "Въ то самое время, какъ герцогъ Гирфордскій или Ланкастерскій, — называйте его какъ угодно — высадился такимъ образомъ въ Англіи, моря были до такой степени взволнованы бурями, и вѣтры до такой степени были противны всякому переѣзду изъ Англіи въ Ирландію, гдѣ все еще оставался король, — что продолженіе цѣлыхъ шести недѣль, онъ не получалъ никакого извѣстія съ того берега. Наконецъ, когда моря успокоились и вѣтры сдѣлались нѣсколько болѣе попутными, пришелъ корабль, отъ котораго король узналъ всѣ обстоятельства высадки герцога. Поэтому онъ рѣшился немедленно возвратиться въ Англію, чтобъ помѣшать дальнѣйшимъ успѣхамъ герцога; но, по совѣту герцога Омерль, остался до тѣхъ поръ, пока всѣ его корабли и всѣ запасы будутъ совершенно готовы къ переѣзду.

"Между тѣмъ онъ послалъ графа Сольсбери въ Англію, собрать войска, при помощи друзей короли, въ Уэлльзѣ и Чеширѣ, со всевозможною скоростью, такъ чтобы они были уже готовы противостать герцогу еще до пріѣзда короли, который расчитывалъ явиться въ Англію шесть дней спустя послѣ графа. Графъ высадился въ Конвэ, въ Уэлльзѣ, и послалъ письма къ друзьямъ короля въ Уэлльзъ и Чеширъ, чтобъ они какъ можно скорѣе собрали своихъ людей и пришли помогать королю; эту просьбу исполнили всѣ чрезвычайно охотно и поспѣшно, надѣясь найти самого короля въ Конвэ, — такъ что въ какіе нибудь четыре дня, собралось до сорока тысячъ человѣкъ, готовыхъ идти противъ непріятеля съ королемъ, если-бъ онъ находился при войскѣ лично.

«Но когда они узнали объ отсутствіи короля, между ними прошелъ слухъ, что король на-вѣрно ужь умеръ; это произвело такое дурное впечатлѣніе на умы уэлльзцевъ и другихъ, что не смотря на всѣ настояніи графа Сольсбери, они не хотѣли идти съ нимъ прежде, чѣмъ увидятъ самого короля; они согласились только остаться пятнадцать дней, посмотрѣть, придетъ онъ или нѣтъ; но, такъ какъ но прошествіи этого времени онъ не явился, они отказались ждать болѣе и разошлись по домамъ; такъ что если-бъ король пришелъ прежде, чѣмъ войско это было распущено, оно вѣроятно принудило-бы Гирфорда положить оружіе. Такимъ-то образомъ замедленіе короля устроило все по желанію герцога и отняло у короля всякую возможность собрать впослѣдствіи силы, достаточныя для сопротивленія ему.» — Голиншедъ.

38) Salsbury, — Джонъ Монтекютъ, графъ Сольсбёри. Вальполь.

39) «Въ этомъ году почти во всемъ англійскомъ королевствѣ, старыя лавровыя деревья засохли, но впослѣдствіи, въ противность общему мнѣнію, зазеленѣли опять, — странное событіе, о которомъ предполагали, что оно предвѣщаетъ какое нибудь несчастіе.» Голиншедъ.

40) На цвѣтныхъ стеклахъ изображались гербы фамиліи. Джонсонъ.

41) Whilst we were wandering with the antipodes]-- стихъ этотъ выкинутъ изъ изданія 1623.

42) Дважды гибельный тиссъ, double fatal yeц] — т. е. гибельный по ядовитому свойству листьевъ и по употребленію дерева на орудіе смерти. Варбортонъ.

43) And do your follies fight against yourself — стихъ этотъ опущенъ въ изданіи 1623.

44) Dr. Грей замѣчаетъ, что «Ричардъ былъ чрезвычайно расточителемъ на одежду.» Голиншедъ говоритъ, что у него было «одно платье, вышитое золотомъ и украшенное брильянтами, — стоившее до 30000 маркъ.» Стивенсъ.

45) Surrey, Томасъ Голэндъ, графъ кентскій. Онъ былъ братъ Джона Голэндъ, герцога Экстерскаго и сдѣланъ герцогомъ Сёрреійскимъ въ XXI году царствованія Ричарда II, 1397. Герцоги Сёррей и Эксгеръ были сыновьями матери короля, Іоанны, (дочери Эдмонда графа Кентскаго) онъ ея второго брака съ лордомъ Томасомъ Голэндомъ, но смерти котораго она вышла (въ третій, разъ) замужъ за Эдварда чорнаго принца. Мэлоръ.

46) Крона — монета, равняющаяся пяти шиллингамъ.

47) Въ то время полагали, что на рожденіе человѣка имѣютъ вліяніе звѣзды. Джонсонъ думаетъ, что Шекспиръ, "съ своей обычной вольностью, " употребилъ здѣсь слово звѣзды вмѣсто рожденія.

48) «Въ этомъ новомъ мірѣ, in this new world:» Джонсонъ видитъ въ этомъ намекъ на слово молокососъ, которымъ Сёррей назвалъ Фицватера.

49) Эта легитимистская рѣчь приводитъ въ восторгъ критика-тори Джонсона, который въ пылу своего энтузіазма не задумывается приписать самому Шекспиру мнѣнія епископа Карлэйльскаго. «Вотъ другое доказательство, пишетъ знаменитый докторъ, что авторъ нашъ не при дворѣ Іакова выработалъ свои, такія возвышенныя понятія о правѣ королей. )\ не знаю ни одного придворнаго Стюартовъ, который высказалъ-бы это ученіе въ выраженіяхъ болѣе энергическихъ.» — Безъ всякой пощады разрушаетъ Стивенсъ это роялистское заблужденіе Джонсона, сдѣлавшаго такую странную ошибку, смѣшавъ мысль самого автора съ мыслью одного изъ дѣйствующихъ лицъ его драмы; на это замѣчаніе Стивенсъ отвѣчаетъ, что «Шекспиръ представилъ характеръ Карлэйла такимъ, какимъ его находимъ у Голиншеда, гдѣ сохранилась эта знаменитая рѣчь (заключающая въ себѣ, въ выраженіяхъ самыхъ точныхъ, ученіе о безпрекословномъ повиновеніи.») — Въ самомъ дѣлѣ, Шекспиръ, вѣрный исторической истинѣ, только развилъ, въ прекрасныхъ стихахъ, прозаическую рѣчь, приведенную Голиншедомъ. — Вотъ разсказъ лѣтописца:

"Въ слѣдующую середу общинами было представлено прошеніе касательно того, что — такъ какъ король Ричардъ отрекея и былъ законно лишенъ своего королевскаго достоинства, то, чтобы онъ былъ подвергнутъ суду, который нашелъ-бы его неспособнымъ управлять государствомъ и чтобы причины его низложенія были обнародованы во всемъ королевствѣ; чтобы удовлетворить народъ, просьба эта была принята. На что епископъ Карлэйльскій, человѣкъ, исполненный мудрости и отваги, смѣло высказалъ свое мнѣніе, относительно этого вопроса, утверждая, что изъ среды ихъ нѣтъ ни одного, кто былъ-бы достоинъ или способенъ произнести приговоръ, надъ танинъ благороднымъ государемъ какъ Ричардъ, который болѣе двадцати-двухъ лѣтъ былъ ихъ леннымъ государемъ и господиномъ.

«Я увѣряю васъ (сказалъ онъ), что нѣтъ такого отъявленнаго злодѣя, закоренѣлаго вора, ожесточеннаго убійцы, пойманнаго и содержащагося въ тюрьмѣ за свои преступленія, который-бы не былъ потребованъ къ суду, для выслушанія своего обвиненія; а вы, при обвиненіи короля, помазанника божія, не хотите выслушать ни его отвѣта, ни его оправданій! Я говорю, что герцогъ Ланкастеръ, котораго вы называете королемъ, гораздо болѣе виновенъ противъ короля Ричарда и его королевства, чѣмъ король Ричардъ виновенъ противъ него и противъ насъ: потому что, гласно и извѣстно, что герцогъ изгнанъ изъ королевства королемъ Ричардомъ, и Совѣтомъ его, и судомъ роднаго отца своего на десять лѣтъ, по извѣстной вамъ причинѣ; а между тѣмъ онъ возвратился въ королевство безъ разрѣшенія короля Ричарда (и что еще того хуже), похитилъ имя, титулъ и власть королевскую. А потому-то я и говорю, что вы дѣлаете явное оскорбленіе королю Ричарду, обвиняя его въ чемъ-бы то ни было, не призвавши его къ защищенію себя публично.»

«Только-что архіепископъ кончилъ свою рѣчь, какъ былъ арестованъ графомъ-маршаломъ и заключенъ подъ стражей въ Сент-Эльбанскомъ аббатствѣ.»

50) Послѣ этихъ словъ: Согласны-ль вы на просьбу общинъ, лорды, изданіе 1597, единственное, напечатанное въ царствованіе Елизаветы, выпускаетъ 154 стиха и продолжаетъ монологъ слѣдующими словами, которыя Болингброкъ говоритъ въ концѣ сцены: Ту середу мы назначаемъ днемъ коронованья. Послѣдствіемъ этого пропуска, на который издатель очевидно былъ вынужденъ политической причиной, было то, что низложеніе короля Ричарда не совершалось дѣйствительно и что прокламація новаго короля Генриха IV, безъ всякаго перехода, слѣдовала сейчасъ-же послѣ горячаго протеста епископа Карлэйльскаго. И такимъ образомъ смыслъ сцены и драмы совершенно искажался.

51) Играя словами, Шекспиръ очень часто затемняетъ своя мысли. Ричардъ, кажется хочетъ сказать здѣсь, что его заботы не уничтожатся тѣмъ, что возрастутъ заботы Болингброка; потому что его заботою будетъ отнынѣ отсутствіе заботъ, — прекращеніе тѣхъ царственныхъ заботъ, къ которымъ онъ такъ привыкъ во время своего долгаго царствованія.

52) Старыя лѣтописи говорятъ, что королю Ричарду приходилось кормить ежедневно до десяти тысячъ человѣкъ своихъ челядинцовъ (his household). Мэлонъ.

53) По преданію, лондонская башня (Тоуэръ) сооружена Юліемъ Цезаремъ. Джонсонъ.

54) Изабелла Французская, старшая дочь Карла VI, вышла замужъ, будучи восьми лѣтъ, 31 октября 1396, за англійскаго короля Ричарда II. Разлученная съ своимъ супругомъ революціей 1399, она торжественно была привезена во Францію въ 1402, послѣ заключенія лейнингенскаго трактата и вторично вышла замужъ за старшаго сына герцога Орлеанскаго. Младшая ея сестра Екатерина, которую мы скоро увидимъ какъ дѣйствующее лицо на шекспировской сценѣ, заступила впослѣдствіи ея мѣсто какъ англійская королева, супруга Генриха V.

55) День Всѣхъ Святыхъ, Athallows или Allhallowtide, или Hallowmas (т. е. All-saints) — 1-го Ноября, когда въ Англіи поздняя осень.

56) Шекспиръ говоритъ здѣсь вѣроятно о полотнахъ, которыя въ его время вывѣшивали на улицахъ при торжествахъ. Иногда изъ ртовъ фигуръ на нихъ изображенныхъ, выходили ерлыки съ поздравительными и привѣтственными фразами. Мэлонъ.

57) «Это описаніе такъ живо, слова его такъ патетичны, что я ничего подобнаго не знаю ни на какомъ языкѣ.» Драйденъ.

58) Герцоги Омерль, Сёррей и Экстеръ были лишены своихъ герцогствъ актомъ перваго парламента короля Генриха IV; но графства Рутлэндъ, Кентъ и Гонтингтонъ оставлены были за ними. Голиншедъ. Стр. 513, 514. Стивенсъ.

59) Въ прежнія времена печати не прикладывались къ самой бумагѣ, а, оттиснутыя изъ воска на отдѣльномъ лоскуткѣ пергамента, привѣшивались къ ней на шнуркѣ. Мэлонъ.

60) «Это очень искусная подготовка къ будущему характеру Генриха V, къ проказамъ его молодости и величію и его возмужалости.» Джонсонъ.

Иногда Шекспиръ бываетъ очень невнимателенъ къ хронологіи. Напр. въ это время принцу было всего двѣнадцать лѣтъ: такъ какъ онъ родился въ 1388 г. а заговоръ, составляющій содержаніе этой сцены, былъ открытъ въ началѣ 1400. — Едва-ли принцъ уже въ такомъ нѣжномъ возрастѣ сталъ посѣщать шинки и таверны. Мэлонъ.

61) Нищая и король;-- это была баллада, или лучше сказать, комическая сцена (interlude), очень извѣстная во время нашего автора. Читатель можетъ найти ее въ первомъ томѣ собранія Д-ра Перси. Тамъ она озаглавлена King Cophetua and the Beggar Maid. Объ этомъ королѣ и Кофетуа упоминается во 2-й части короля Генриха IV и и въ королѣ Генрихѣ V. (См. 86-е примѣчаніе къ Генриху IV и 50-е Генриху V).

62) Шуринъ, о которомъ говорится, былъ Джонъ герцогъ, Экстеръ графъ Гонтингтонъ, братъ Ричарда II и мужъ лэди Елизаветы, родной сестры Болингброка. Теобальдъ.

63) Т. е. аббатъ вестминстерскій.

64) Все это происшествіе историческое. Вотъ разсказъ Голиншеда, который Шекспиръ поставилъ на сцену.

«Графъ Рутлендъ выѣхалъ изъ Вестминстера, чтобъ повидаться съ своимъ отцомъ, герцогомъ Йоркомъ; и такъ какъ онъ засталъ отца за обѣдомъ, то и спряталъ за пазуху свой списокъ трактата о конфедераціи. Отецъ замѣтилъ это и пожелалъ узнать что это такое; сынъ очень вѣжливо отказался показать ему; но отецъ, еще болѣе подстрекаемый любопытствомъ, вырвалъ у него бумагу силою и узнавши содержаніе бумаги, пришелъ въ страшное бѣшенство, сейчасъ-же велѣлъ осѣдлать лошадей; и обвиняя въ измѣнѣ сына, за котораго онъ былъ порукой, вскочилъ въ сѣдло и поскакалъ по дорогѣ въ Виндзоръ, чтобъ довести до свѣдѣнія короля о злоумышленіи своего сына и его соучастниковъ. Графъ Рутлендъ, увидавъ какой опасности онъ подвергается, вскочилъ на лошадь и поскакалъ другою дорогой въ Виндзоръ, и скакалъ такъ быстро, что поспѣлъ туда прежде одна, спрыгнувши на землю у самыхъ воротъ замка, онъ велѣлъ запереть ворога, говоря, что долженъ отдать ключи отъ нихъ королю. Представши предъ лицо короля, онъ сталъ передъ нимъ на колѣни и умолилъ о помилованіи и милосердіи, разсказавъ ему все дѣло до малѣйшихъ подробностей. Онъ получилъ прощеніе; тогда-же пріѣхалъ отецъ его и будучи введенъ къ королю, подалъ ему бумагу, вырванную у сына. Король, согласившись съ истиной всего слышаннаго имъ отъ графа Рутленда, перемѣнилъ свое намѣреніе ѣхать въ Оксфордъ и отправилъ гонцовъ, чтобъ извѣстить великаго-конетабля графа Нортомберлэнда и великаго-маршала графа Вестморлэнда о великой опасности, отъ которой онъ избавился.»

65) Jack o’the clock — автоматъ, бьющій часы. (Они встрѣчаются еще и теперь на древнихъ колокольняхъ и ратушахъ). — Шекспиръ употребляетъ это выраженіе еще въ другомъ мѣстѣ:

Because that, like a Jack, thou keep’st the stroke,

Between thy begging and my meditation.

Rich. III. Act. IV, sc. 3.

66) Конюшій привѣтствовалъ его словомъ royal — королевственный, который значитъ также реалъ, золотая монета.

67) Исторія оставила намъ три различныя преданія о смерти Ричарда II. Монахъ Евешэмъ и анналисты Оттерборнъ и Уальсингэмъ говорятъ, что Ричардъ умеръ добровольно голодною смертью въ темницѣ Помфретской. — Если вѣрить манифесту, объявленному Перси, во время ихъ возстанія противъ Генриха IV, въ третій годъ его царствованія, Ричардъ умеръ отъ томительнаго пятнадцатидневнаго голода^[2]. Это мнѣніе подтверждаютъ и современные лѣтописцы, Гардингъ и Полидоръ Виргилій. — Наконецъ, по разсказу Фабіана, скрѣпленному Галлемъ и освященному Голиншедомъ, Ричардъ былъ убитъ въ своей темницѣ сэромъ Пьерсомъ Экстономъ и восьмью вооруженными людьми, по повелѣнію короля Генриха IV, который, однажды, сидя за столомъ, сказалъ со вздохомъ при многихъ придворныхъ: «Не уже-ли нѣтъ у меня вѣрнаго друга, который-бы избавилъ меня отъ того, чья жизнь будетъ моею смертью, и чья смерть будетъ охраною моей жизни?» Вотъ это-то трагическое преданіе и принялъ Шекспиръ.

68) Этотъ аббатъ вестминстерскій былъ Вилльямъ де Кольчестеръ. Извѣстіе о его смерти, сообщенное здѣсь, на основаніи хроники Голиншеда, — не вѣрно: аббатъ пережилъ короля нѣсколькими годами, — и самое названіе его главнымъ заговорщикомъ (The grand conspirator) болѣе чѣмъ сомнительно, ибо прямое участіе его въ заговорѣ даже ни чѣмъ не было и доказано. Ритсонъ.

69) Этотъ прелатъ былъ отведенъ въ Тоуэръ, но впослѣдствіи, благодаря заступничеству друзей его, ему позволено было жить въ вестминстерскомъ аббатствѣ. Въ указѣ, лишающемъ его эпархіи, по настоянію короля, папа переименовалъ его въ епископа in parlibus infidelium; и онъ никогда не могъ получить никакой должности, кромѣ ректората въ Глостершэйрѣ. Умеръ въ 1409. Витсонъ.

---

1. Froissart. Edition de 1573, страницы 510 и 311.
2. «Carried his sovereing lord (сказано въ этомъ манифестѣ) traiterously within the castell of Pomfret, without the consent or the judgment of the lordes of the realm, by the spaces of fiftene daies and so many nightes, (which is horrible among Christian people to be heard) with hunger, thirst, and cold lo perishe.»