КОРОЛЬ ЛИРЪ. править
Лиръ, король Британіи.
Король Французскій.
Герцогъ Альбанскій.
Герцогъ Корнвалійскій.
Графъ Кентъ.
Графъ Глостеръ.
Эдгаръ, законный сынъ Глостера.
Эдмондъ, побочный сынъ Глостера.
Коранъ, придворный.
Старикъ, ленникъ Глостера.
Лѣкарь.
Шутъ.
Освальдъ, дворецкій Гонерилы.
Офицеръ, на службѣ у Эдмонда.
Дворянинъ, изъ свиты Корделіи.
Герольдъ.
Слуги герцога Корнвалійскаго.
Гонерила, Регана, Корделія, дочери Лира.
Сцена І-я. править
Я полагалъ, что король любитъ герцога Альбанскаго больше, чѣмъ герцога Корнвалійскаго.
И намъ такъ всегда казалось; а, вотъ, изъ раздѣла королевства не видно, который изъ герцоговъ дороже для короля. Части назначенныя для каждаго такъ уравновѣшены, что самый внимательный разборъ не въ силахъ опредѣлить, которая изъ нихъ лучше.
Не вашъ ли это сынъ, мой лордъ?
Своимъ рожденіемъ онъ мнѣ обязанъ; но я такъ часто краснѣлъ, признаваясь въ этомъ, что совсѣмъ сталъ похожъ на красную мѣдь.
Не могу васъ понять.
А вотъ мать этого молодчика поняла, округлилась и получила ребенка въ колыбель прежде, чѣмъ законнаго мужа въ свою постель. Вы чуете тутъ проступокъ съ моей стороны?
Было бы очень жаль, еслибы не было такого проступка, потому что плодъ его такъ хорошъ.
Но у меня есть сынъ, вполнѣ законный, нѣсколькими годами старше его и котораго я люблю однако не болѣе, чѣмъ, этого. Хотя этотъ плутишка выскочилъ на свѣтъ нѣсколько дерзко, прежде, чѣмъ его позвали; но мать его была такъ прекрасна и такое доставляла мнѣ счастіе своею любовью, что я вынужденъ былъ признать, что этотъ сынъ грѣха — мой сынъ… Эдмондъ, знаешь ли ты этого благороднаго лорда?
Нѣтъ, милордъ.
Это — лордъ Кентъ. Не забывай съ этой минуты, что это мой дорогой другъ.
Я весь къ услугамъ вашимъ, сэръ.
Я долженъ васъ любить и постараюсь узнать васъ ближе.
Я постараюсь заслужить ваше вниманіе.
Онъ былъ въ отлучкѣ девять лѣтъ и теперь уѣзжаетъ скоро. Вотъ и король.
Лиръ.
Графъ Глостеръ, встрѣть властителей Бургундіи и Франціи.
Глостеръ.
Исполню, повелитель.
Лиръ (входитъ на тронъ).
А между тѣмъ предъ всѣми мы объявимъ
Живущее во глубинѣ души
Намѣреніе наше. Карту мнѣ!
Да будетъ вѣдомо: мы на три части
Все наше королевство раздѣлили
И твердое намѣренье пріяли,
Стряхнувъ съ преклонныхъ нашихъ лѣтъ заботы
И всѣ дѣла, скорѣй ихъ возложить
На силы юныя. Хотимъ мы тихо,
Безъ бремени идти на встрѣчу смерти.
Вы — сынъ нашъ, герцогъ Корнвалійскій, вы —
Не менѣе любимый нами сынъ,
Альбанскій герцогъ! Неизмѣнной волей
Рѣшили мы для нашихъ дочерей
Приданое предъ всѣми объявить.
Предупредить хотимъ всѣ ссоры мы,
Могущія впередъ легко возникнуть.
Король Французскій и Бургундскій герцогъ —
Два гордые соперника въ любви
Къ юнѣйшей нашей дочери — давно
При насъ удержаны ихъ сильной страстью
И ждутъ на предложенье ихъ отвѣта. —
Ну, дочери, скажите-жь, — такъ какъ мы
Хотимъ отъ власти, отъ доходовъ нашихъ,
Отъ тягости правленья отказаться, —
Которая изъ васъ, желаемъ знать,
Сильнѣйшую любовь питаетъ къ намъ?
Хотимъ, чтобы щедротъ богатство нашихъ
Достойныхъ въ васъ соперниковъ нашло
Въ достоинствѣ себѣ. Ты, Гонерила,
Ты прежде всѣхъ рожденная, начни.
Гонерила.
О, повелитель мой! Не въ силахъ слово
Объять громадность той любви глубокой,
Которую питаю къ вамъ. О, вы
Мнѣ драгоцѣннѣе, нѣмъ свѣтъ очей,
Пространство и свобода! Безъ сравненья
Вы мнѣ любезнѣй всѣхъ сокровищъ міра,
Всей роскоши вселенной безпредѣльной.
Вы милы мнѣ, какъ жизнь съ ея дарами
Усладъ, здоровья, красоты и чести!
Люблю я васъ, какъ никакая дочь
И никогда любить была не въ силахъ,
Какъ не былъ ни одинъ отецъ любимъ.
Безсильны и дыханіе и слово
Вамъ выразить вполнѣ мою любовь. —
Люблю я васъ безъ мѣры и предѣловъ!
Корделія (въ сторону).
А что-жь Корделіи теперь осталось? —
Любить, молчать.
Лиръ (указывая на карту).
Владычицей я ставлю
Тебя отъ этихъ и до тѣхъ предѣловъ.
Твои всѣ эти страны съ ихъ дарами.
Владѣй ты ихъ тѣнистыми лѣсами,
Полями и роскошными лугами,
Рѣками ихъ, несущими богатства. —
Все это за тобой, твоимъ потомствомъ
На вѣчно утверждаю. — Что же скажетъ
Вторая, столь же милая намъ дочь
И герцога Корнвальскаго супруга,
Моя Регана?… Говори, Регана.
Регана.
Изъ одного металла мы съ сестрой,
Въ ея словахъ собою я любуюсь.
Она изъ сердца моего взяла
Моей любви, король, къ вамъ вѣрный образъ;
Но не вполнѣ онъ ею отчеканенъ.
Я здѣсь открыто объявляю: мнѣ
Противно все, чѣмъ людямъ жизнь мила, —
Всѣ радости и всѣ ея блаженства, —
И счастіемъ единымъ я считаю
Лишь вашего величества любовь.
Корделія (въ сторону).
А если такъ, бѣдна же ты, Корделья…
Да нѣтъ, не то, — нѣтъ. Я не такъ… Я знаю,
Моя любовь сильнѣе громкихъ словъ.
Лиръ.
Тебѣ и роду твоему на вѣки
Треть полную даемъ мы королевства,
Усладами, богатствомъ и пространствомъ
Обильную не менѣй той, что мы
За Гонерилой нашей утвердили
Навѣкъ. (Корделіи) Теперь что скажетъ наша радость,
Хоть младшая, но все-жь другихъ не менѣй
Намъ милое дитя! Тебѣ къ услугамъ,
Изъ-за любви твоей враждуя юной,
На-перерывъ спѣшатъ и вина Францьи,
И млечныя сокровища Бургундьи.
Что скажешь ты, чтобъ получить удѣлъ
Роскошнѣе обоихъ, что на часть
Сестрамъ твоимъ достались?
Корделія.
Ничего,
Мой добрый повелитель!
Лиръ.
Ничего?
Корделія.
Да, ничего.
Лиръ.
Изъ ничего ничто
И выйдетъ. Дочь, Корделія, поправься.
Корделія.
Несчастна я; мое не можетъ сердце
Перенестися на языкъ. Люблю
Священное величество я ваше,
Какъ долгъ велитъ, не болѣй и не менѣй.
Лиръ.
Какъ, какъ, Корделія! Поправь немного
Ты рѣчь свою, чтобъ не могла она
Совсѣмъ разрушить счастіе твое.
Корделія.
Мой добрый повелитель и отецъ,
Родили вы меня, вы воспитали,
Притомъ любили. Возвращаю вамъ
Все это въ равной мѣрѣ. — Повинуюсь,
Люблю васъ и вполнѣ васъ уважаю…
Къ чему-жь сестрамъ мужья, когда сказали,
Что любятъ васъ однихъ? Быть-можетъ я
И выйду замужъ; мужъ съ моею клятвой
Возьметъ себѣ и пол-любви моей
И половину всѣхъ заботъ моихъ,
И половину власти надо мной! —
Клянусь, не выйду замужъ, какъ онѣ,
Чтобы любить лишь одного отца!
Лиръ.
И это у тебя изъ сердца все
Исходитъ?
Корделія.
Да, мой добрый повелитель.
Лиръ.
Такъ молода еще и такъ сурова!
Корделія.
Такъ молода, но съ правдою дружна.
Лиръ (сходитъ съ трона.)
Пусть будетъ такъ. Пусть будетъ и приданымъ
Тебѣ одна лишь эта правда только. —
Клянусь священными лучами солнца
И тайнами Гекаты, мракомъ ночи,
Живущими въ кругахъ свѣтилъ судьбами,
Отъ нихъ же все пріемлетъ жизнь и гибнетъ, —
Здѣсь отрекаюсь отъ заботъ о ней,
Отъ всей любви отца, и здѣсь мои
Съ ней узы, всякое единство крови
Я разрываю. — Сердцу моему
И мнѣ чужда ты будешь навсегда —
Отнынѣ и во вѣкъ! — Какъ Канибалу,
Который жретъ своихъ дѣтей голодный,
Открыта грудь моя для состраданья,
Любви и помощи, такъ и тебѣ,
Когда-то бывшей дочерью моей!
Кентъ.
О, добрый повелитель мой!
Лиръ.
Молчать!
Драконъ взбѣшенъ и страшенъ гнѣвъ его, —
Межъ ними не кидайся, Кентъ!… Любилъ
Ее я сильно! — Думалъ лѣтъ остатокъ
Въ ея рукахъ, какъ милаго младенца,
Я убаюкать… (Корделіи) Прочь, прочь съ глазъ долой!
О, еслибъ такъ же въ гробѣ вѣренъ былъ
Покой, какъ вѣрно то, что сердце я
Отъ ней навѣки оторвалъ мое!…
Позвать Француза мнѣ!… Кто смѣетъ медлить?!
Позвать Бургундца!… Герцогъ Корнвалійскій
И вы, Альбанскій, завладѣйте оба
Съ наслѣдіемъ двухъ нашихъ дочерей,
А вашихъ милыхъ женъ, и этой третью…
Пусть гордость та, что правдою святой
Она зоветъ, и будетъ мужемъ ей! —
А васъ я облекаю здѣсь во власть,
Въ величіе и блескъ, слѣпящій очи,
Величеству во слѣдъ всегда грядущій!
Себѣ-жь сто слугъ мы оставляемъ только,
А содержанье имъ отъ васъ…. и будемъ
Помѣсячно мы пребыванье наше
Поперемѣнно раздѣлять межъ вами, —
Еще удержимъ имя короля
И всѣ его священнѣйшіе титлы! —
А власть, доходы и правленье — все
Пусть будетъ ваше, дѣти дорогія.
Чтобъ утвердить, возьмите — вотъ корона.
Дѣлите! (Отдаетъ корону.)
Кентъ.
О, могущественный Лиръ,
Кому служилъ всегда я честно, рабски,
Кого любилъ всегда я, какъ отца,
Кого наставникомъ я чтилъ и слушалъ,
Кому молился я, какъ божеству…
Лиръ.
Напряженъ лукъ… Стрѣла летитъ… Съ дороги —
Прочь, Кентъ!
Кентъ.
Рази! И пусть твоя стрѣла
Пронзитъ мнѣ сердца глубину… Кентъ дерзокъ,
Когда безуменъ Лиръ… Старикъ несчастный,
Чего желаешь ты? Иль мнишь, что страхъ
Скуетъ языкъ у чести и у долга,
Когда предъ лестью подло гнется власть;
Открыта и безъ страха рѣчь у чести,
Когда величество теряетъ умъ!
Перемѣни рѣшеніе, подумай
И овладѣй собой! Останови
Безумную и страшную поспѣшность.
На — жизнь мою, что дочь тебя меньшая
Не менѣй любитъ, чѣмъ онѣ. Не пусты
Сердца такія! Нѣтъ, не пустота
Къ намъ высылаетъ слабый звукъ.
Лиръ.
Клянусь:
Коль жизнь тебѣ мила, ни слова болѣ!
Кентъ.
Жизнь берегу, чтобъ бросить лишь врагамъ
Твоимъ и выкупить твою, король!
Бери-жь ее ты смѣло! Можетъ-быть
Она нужна для безопасности
Твоей.
Лиръ (Кенту).
Прочь съ глазъ моихъ!
Кентъ.
Смотри сюда:
Стою недвиженъ, цѣлью для тебя!
Лиръ.
Клянуся Аполлономъ, Кентъ!… *)
- ) Мэлоне и Стивенсъ полагаютъ, что Шекспиръ заставляетъ Лира потому клясться Аполлономъ, что, по сказанію Жофруа Монмоута, изъ котораго взятъ сюжетъ для трагедіи, Блэдудъ, отецъ Лира, въ бѣгствѣ изъ своего царства, въ храмѣ Аполлона разбилъ себѣ голову и умеръ, гдѣ и погребенъ. Капище Аполлона стало священнымъ для Лира. Перев.
Кентъ.
О, Лиръ!
Клянуся тѣмъ же Аполлономъ я,
Безумныя безсильны клятвы богомъ.
Лиръ (кладетъ руку на мечъ).
Безбожникъ, рабъ!
Герцоги Бургундскій и Корнвалійскій.
Король, остановитесь!
Кентъ.
Ну, что-жь?! Убей врача и все отдай
Болѣзни злой твоей. Назадъ, назадъ
Возьми свое ты слово, или я…
Пока дыханье въ горлѣ не изсякнетъ,
Кричать я стану: зло ты сдѣлалъ, Лиръ!
Лиръ.
Послушай, бунтовщикъ, ты, рабъ, послушай:
Замыслилъ дерзко ты заставить насъ
Во прахъ низринуть клятву нашей воли, —
Чего свершить и сами не дерзнемъ, —
Въ безумной гордости всталъ между властью
И волей нашей ты, — чего ни я,
Ни королевскій санъ снести не можемъ, —
Поправилъ дѣло!… Вотъ тебѣ награда:
Пять дней даримъ. Ты въ нихъ вооружися
Противу бурь твоихъ грядущихъ дней,
Въ шестой же день изъ англійскихъ владѣній,
Спиной къ намъ ненавистной обратясь,
Бѣги. Но ежели десятый день {*}
На мигъ увидитъ здѣсь твой ликъ опальный, —
Мигъ этотъ будетъ смертью для тебя!
Юпитеромъ клянуся, я сказалъ,
И слово неизмѣнно. Вонъ, исчезни!
- ) Во всѣхъ изданіяхъ Шекспира до Колльера: if on the tenth dey, въ нашемъ переводѣ: "Но ежели въ десятый день; то же указаніе на десятый день сохранено во всѣхъ переводахъ нѣмецкихъ, намъ извѣстныхъ до 1873 года. Въ изданіи же Колльера: if on the seventh day; и согласно чему слѣдуетъ въ переводѣ читать: «Но если утро въ день седьмой». Н. Кетчеръ слѣдуетъ въ этомъ мѣстѣ своего перевода колльеровскому изданію.
Кентъ.
Прощай, король! Когда ты сталъ такимъ,
Изгнанье — здѣсь, свобода — тамъ далеко.
(Корделіи) Тебя щитомъ своимъ покроетъ небо!
Какъ солнце, дѣва, сердцемъ ты свѣтла
И рѣчію правдива. Вы-жь… (Реганѣ и Гоперилѣ) молю,
Чтобы дѣла вѣнчали вашу рѣчь
И чтобъ изъ вашихъ словъ родилось благо.
(Герцогамъ) Прощается и съ вами, принцы, Кентъ,
Въ далекія страны нести онъ хочетъ
Глубокой бремя старости своей… (Уходитъ).
Глостеръ.
Король Французскій и Бургундскій герцогъ
Передъ тобою, мощный повелитель.
Лиръ.
Къ тебѣ, во-первыхъ, обращаю рѣчь,
Бургундскій герцогъ. Съ этимъ королемъ
Ты былъ соперникомъ въ любви къ Кордельи,
Съ Французскимъ королемъ, — въ какой цѣнѣ
Сойдемся мы, чтобъ ты не отказался
Съ Корделіей въ супружество вступить?
Герцогъ Бургундскій.
Лишь дайте то, что обѣщали вы,
А менѣе, я знаю, не дадите.
Лиръ.
Прекрасный, чудно-благородный герцогъ!…
Когда любили мы ее, тогда
Цѣнили высоко; теперь она
Въ цѣнѣ упала. Да. Смотрите: вонъ
Стоитъ она. Угодно завладѣть
Хоть частью маленькой ея фигурки,
Хоть всею ей, съ отцовскимъ только гнѣвомъ, —
Берите, вонъ она къ услугамъ вашимъ.
Герцогъ Бургундскій.
Здѣсь долженъ смолкнуть я.
Лиръ.
Любезный герцогъ,
Хотите-ль нищей, чуждой всѣмъ отнынѣ,
Усыновленной ненавистью нашей,
Проклятіемъ жестокимъ награжденной
И клятвенно отвергнутой отцомъ, —
Хотите-ль вашу жизнь отдать иль нѣтъ?
Герцогъ Бургундскій.
Король, простите: при такихъ условьяхъ
И выбора никакъ не можетъ быть.
Лиръ.
Такъ бросьте же ее, Бургундскій герцогъ!
Клянуся я меня создавшей силой,
Тутъ все ея богатство, больше нѣтъ.
(Королю Франціи) А вы, о драгоцѣнный мой король,
Да не обманетесь своей любовью;
Я не хочу васъ злобно обручать
Съ предметомъ полной ненависти нашей.
Прошу я васъ, любовь свою направьте
На лучшій путь, — туда, гдѣ нѣтъ ея,
Нѣтъ той, которую природѣ стыдно
Признать созданіемъ своимъ.
Король Франціи..
Какъ странно!…
Непостижимо, непонятно мнѣ:
Она, предметъ любви, предметъ похвалъ,
Бальзамъ отрадный вашихъ лѣтъ преклонныхъ
И счастіе, и радость вашихъ дней…
О, страшное она свершила дѣло,
Когда могла такъ быстро уничтожить
Всю силу вашей къ ней любви, король!…
Нѣтъ, думать такъ о ней не въ силахъ я.
Клянусь, теперь здѣсь чудо совершилось,
Его умомъ постигнуть не могу!
Корделія.
И я прошу васъ, дорогой отецъ, —
Я гибкихъ, масляныхъ рѣчей не знаю,
Которыя скользятъ, звучатъ безъ мысли, —
Прошу, скажите всѣмъ, что не злодѣйство,
Не преступленье злое, не убійство,
И не развратъ, и не позоръ лишили
Меня любви и милостей всѣхъ вашихъ,
А скудость лишь въ словахъ… Горжуся ею
И радуюсь, что подло льстить и нищить
Ни рѣчью, ни очами не умѣю,
Хотя и поплатилася за то
Отца любовью!
Лиръ.
Лучше-бъ не родиться,
Чѣмъ пренебречь любовію моей!
Король Франціи.
И только это? Какъ? — Одна природа
Коснѣетъ высказать, чѣмъ сердце полно?…
Бургундскій герцогъ, что отъ васъ услышитъ
Корделія? Любовь ужь не любовь,
Когда она разсчетомъ занята.
Онъ долженъ изгнанъ быть на вѣкъ изъ всѣхъ
Любви владѣній гордыхъ и свободныхъ!
Хотите-ль вы ее имѣть супругой?
Она сама себѣ приданымъ служитъ.
Герцогъ Бургундскій.
Могучій Лиръ, дадите мнѣ ту часть,
Что прежде обѣщали вы за ней,
И я Корделью назову сейчасъ
Бургундской герцогиней.
Лиръ.
Ничего.
Я клялся и я твердъ.
Герцогъ Бургундскій (Корделіи).
Такъ жаль мнѣ васъ,
Корделія: лишившися отца,
Вы вмѣстѣ съ нимъ лишаетесь супруга.
Корделія.
Да будетъ съ вами миръ, Бургундскій герцогъ!
Когда любовь у васъ — одинъ разсчетъ,
Я не хочу супругой вашей быть.
Король Франціи.
Прекрасная Корделія, бѣдна,
Но ихъ богаче ты! Ты брошена,
Но драгоцѣнна мнѣ. Въ презрѣньи ты,
За то сильнѣй любима мной. Тебя
И добродѣтели твои беру,
Съ тобой я ихъ отсюда увожу. —
Что бросили ошибочно другіе,
Гордясь, законно поднимаю я.
Не диво-ль? Хладная ея безпечность
Зажгла любовь огнемъ боготворенья!
Дочь безприданницу твою, король,
На произволъ здѣсь брошенную мной,
Владычицей я ставлю надъ собой,
Надъ Франціей прекрасной и надъ всѣмъ
Ея народомъ гордымъ, благороднымъ!
Всѣмъ герцогамъ болотистой Бургунды!
Безцѣнную дѣвицу не купить!
Корделія моя, простись теперь
Съ враждебными мѣстами для тебя!
Теряй здѣсь все, чтобы въ отчизнѣ новой
И счастіемъ, и славой заблистать!
Лиръ.
Она твоя. Возьми ее, король!
У насъ не будетъ дочери такой,
И ненавистнаго ея лица
Мы больше не увидимъ. Отрѣшенной
На вѣкъ отъ насъ, отъ отческой любви,
Ей нѣтъ уже на жизнь благословенья! (Герцогу Бургундскому)
Пойдемте съ нами, благородный герцогъ!
Король французскій.
Корделія, простись съ сестрами.
Корделія.
Вы —
Два камня драгоцѣнные отца.
Корделія, слезами обливаясь,
Вамъ говоритъ: прости. О, знаю я,
Что вы на самомъ дѣлѣ. Какъ сестрѣ,
Мнѣ тяжело, противно, говорить
О недостаткахъ вашихъ… О, покойте
Вы дряхлаго отца! Я поручаю
Его любви краснорѣчивой вашей…
Я лучше-бъ дорогаго сберегла,
Когда-бъ его любви не потеряла…
Обѣимъ вамъ я говорю: прости.
Гонерила.
Избавьте, просимъ, насъ отъ приказаній.
Регана.
Подумайте вы сами хорошенько,
Какъ вашему супругу угодить,
Который принялъ васъ, какъ счастья даръ. —
Не очень любите повиноваться.
Пріобрѣсти здѣсь многое могли,
Но сами глупо потеряли все!
Корделія.
Развернетъ время свернутую кожу,
Въ которой, ловко завернувшись, скрылось
Коварство гнусное, и простота
Надъ хитростью такою посмѣется!
Желаю счастья вамъ.
Король французскій.
Пойдемъ отсюда,
Прекрасная Корделія, пойдемъ.
Сестра, мнѣ нужно поговорить съ тобой о дѣлѣ немаловажномъ, близко насъ касающемся. Я думаю, отецъ уѣдетъ сегодня же ночью.
И къ вамъ, навѣрно, а на слѣдующій мѣсяцъ къ намъ.
Видишь, какъ онъ на старости сталъ перемѣнчивъ. Мы сейчасъ были свидѣтельницами его бѣшенства. Онъ постоянно болѣе чѣмъ насъ любилъ Корделію, а какъ безразсудно отбросилъ ее отъ себя. Это ужь кидается въ глаза.
Старческая болѣзнь. Да, впрочемъ, онъ и никогда не владѣлъ собой.
Правда, и въ лучшіе свои годы былъ онъ такъ же капризенъ и быстро измѣнчивъ. — Придется намъ теперь не только вытерпѣть много отъ этой закоренѣлой въ немъ дури, но и порядкомъ пострадать отъ необузданно-злобныхъ его вспышекъ, неразлучныхъ съ болѣзненною раздражительностью старости.
Конечно, и надъ нами можетъ разразиться такая же полоумная вспышка, какъ сейчасъ кончившаяся изгнаніемъ Кента.
И кромѣ того прощаніемъ съ королемъ Французскимъ… Прошу тебя, сговоримся. Если при такомъ состояніи отца власть останется у него въ рукахъ, такъ изъ его наградъ выйдетъ одно только намъ горе.
Мы подумаемъ объ этомъ.
Надо ковать желѣзо, пока горячо. (Уходятъ.)
Сцена II. править
Природа, только ты мнѣ — божество,
Твоимъ законамъ только повинуюсь.
Зачѣмъ бы сталъ терпѣть я злыя муки,
Обычаямъ смиренно подчиняясь?
Ограбитъ ли меня народовъ бредня,
И только потому, что раньше брата,
Однимъ лишь годомъ, вышелъ я на свѣтъ?
Да чѣмъ же незаконенъ я? И чѣмъ
Мое рожденіе не честно, чѣмъ?
Не такъ же-ль благородно-гордъ мой духъ?
Не такъ же-ль правильны черты лица?
Не такъ же ли красивъ мой станъ и строенъ,
Какъ самого законнаго сынка
Наизаконнѣйшей супруги въ мірѣ?
Клеймятъ меня названьемъ «незаконный»,
Зовутъ безчестнымъ, именуютъ даже
И подлымъ!… Подлымъ?… По какому праву?
Да не въ восторгѣ-ль смѣло я похищенъ
У матери природы, въ то мгновенье,
Когда среди разгара пылкой страсти
Дарится намъ, излюбленнымъ твореньямъ,
Такое силъ, огня, ума богатство,
Какого и не знать тѣмъ пошлякамъ,
Что создаются въ скукѣ брачныхъ узъ,
Безъ наслажденія, лѣниво, вяло,
Въ туманахъ между бдѣніемъ и сномъ? —
Желаю здравствовать, Эдгаръ законный!
Твоя земля моею быть должна:
Отецъ и незаконнаго Эдмонда
Не менѣй любитъ, чѣмъ законнаго,
Тебя… А ловкое словцо: законный!
А ну-ка, мой законный: вотъ письмо.
Когда имъ мѣтко попаду я въ цѣль
И планъ удастся мой, такъ незаконный
Законнаго подъ пятку… Выростаю
И жизнь моя роскошно разцвѣтаетъ.
О, боги, незаконнымъ помогайте!
Глостеръ (входитъ).
Ну, вотъ, Кентъ изгнанъ и король Французскій
Отсюда въ гнѣвѣ удалился. Въ полночь
Уѣхалъ Лиръ, — отъ власти отказался…
Лишь содержать себя велѣлъ. И какъ
Все это быстро и нежданно, а?…
Эдмондъ!… Ну, что, что новаго, скажи?
Ничего, мой лордъ.
Что это ты такъ старательно хочешь спрятать?
Я не знаю никакой новости, милордъ.
Что ты читалъ сейчасъ?
Ничего, мой лордъ.
Ничего?… А зачѣмъ понадобилась эта удивительная поспѣшность, съ какой ты опустилъ что-то въ карманъ? Ничего нечего и прятать. Ну-ну, покажи. Если это — ничто, такъ и очки мнѣ не понадобятся.
Прошу васъ, сэръ, простите мнѣ. Это — письмо моего брата. Я еще не дочиталъ его до конца, но изъ того, что успѣлъ прочесть, я вижу, что оно не должно быть открыто для вашихъ глазъ.
Подайте мнѣ письмо, сэръ!
Отдамъ ли вамъ его, или не отдамъ, во всякомъ случаѣ оскорблю васъ. Содержаніе письма, насколько я понимаю его, заслуживаетъ порицанія.
Покажи, покажи!
Я надѣюсь, — въ оправданіе брата, — что онъ хотѣлъ только испытать или обнаружить мою честность.
«Этотъ установленный обычай, — я разумѣю уваженіе къ старикамъ, — отравляетъ горечью лучшіе наши годы, отнимаетъ у насъ всю роскошь жизни до той поры, когда настанетъ старость и лишитъ насъ самыхъ пожеланій. Я начинаю почитать глупымъ и слабодушнымъ рабствомъ сносить деспотизмъ сѣдовласыхъ тирановъ, которые господствуютъ надъ нами не потому, что за ними сила, а потому только, что ихъ терпятъ. Приходи ко мнѣ; я, могу прибавить къ этому многое. Еслибы нашъ отецъ не просыпался, пока я его не разбужу, ты бы постоянно сталъ получать половину его доходовъ, наслаждался ею и зажилъ бы любимымъ братомъ твоего Эдгара…» Гм… заговоръ!… «Еслибы отецъ не просыпался, пока я не разбужу его…», «наслаждаться половиною его доходовъ…» Сынъ мой Эдгаръ!… И нашлась у него рука написать это… и сердце и умъ породить такое?!… Когда ты получилъ это? Кто принесъ?
Никто не приносилъ, сэръ. Въ этомъ-то и ловкость вся. Письмо было брошено ко мнѣ въ форточку окошка.
И ты увѣренъ, что это писалъ твой братъ, что это его рука?
Еслибы содержаніе письма было хорошо, я бы поклялся, что это онъ писалъ; но не честно думать, что это его рука.
Его, его!
Его, милордъ; но я надѣюсь, что сердце его чуждо такому содержанію.
Не старался ли онъ прежде узнать твое мнѣніе по этому дѣлу?
Никогда, сэръ. Но я довольно часто слышалъ, какъ онъ утверждалъ, что когда сыновья достигнутъ совершенныхъ лѣтъ, а отцы состарѣются, такъ было бы справедливо отдавать отцовъ подъ опеку ихъ сыновьямъ съ правомъ послѣднихъ распоряжаться доходами первыхъ.
О, мерзавецъ, мерзавецъ!… Это самое мнѣніе высказываетъ и письмо. Ужасный негодяй!… Неестественный, ненавистный, звѣрскій негодяй!… Хуже чѣмъ звѣрь!… Иди и отыщи его! Я замуравлю его!… Отвратительный негодяй!… Гдѣ онъ?
Не знаю навѣрно, мой лордъ. Я бы васъ просилъ немного смягчить ваше негодованіе на моего брата, пока я не доставлю вамъ возможности лучше узнать его намѣренія; тогда бы вы пошли вѣрнымъ путемъ. Если поступите съ нимъ жестоко, то, въ случаѣ ошибки относительно его намѣреній, вы пораните вашу собственную честь и разорвете на части самое сердце его покорности къ вамъ. Закладываю жизнь мою за него; ручаюсь, что все это написалъ онъ для того, чтобъ испытать мою привязанность къ вамъ, и что во всемъ этомъ не было и тѣни опасности.
Ты думаешь такъ?
Если найдете мое предложеніе удобнымъ, я помѣщу васъ тамъ, гдѣ вы услышите мой разговоръ съ нимъ и собственныя ваши уши убѣдятъ васъ, въ чемъ нужно, безъ дальнѣйшаго отлагательства, сегодня же вечеромъ.
Онъ не можетъ быть такимъ чудовищемъ.
Конечно, безъ сомнѣнья, онъ не таковъ.
И на своего отца, который такъ нѣжно и безгранично его любилъ!… Небо и земля!… Эдмондъ, сыщи его. Дай мнѣ проникнуть въ его душу. Прошу тебя, устрой все это, какъ знаешь. Я готовъ пожертвовать собой, чтобъ узнать всю правду.
Я отыщу его и, какъ только найду возможность устроить дѣло, тотчасъ извѣщу васъ.
Не доброе приносятъ намъ послѣднія затмѣнія луны и солнца. Хоть мудрость человѣческая и знаніе природы объясняютъ ихъ и такъ, и этакъ, а все же послѣдствія такихъ явленій бичуютъ природу. Охладѣваетъ любовь, слабѣетъ дружба, братья враждуютъ между собою, въ городахъ бунты, въ деревняхъ раздоры, во дворцахъ предательства и лопается связь между сыномъ и отцомъ! — А мой-то негодяй какъ разъ и угодилъ подъ эти предзнаменованья!… Вотъ сынъ противъ отца, а вотъ и король пошелъ противъ естественныхъ чувствъ: отецъ отрекся отъ своего дитяти. Мы видѣли лучшія времена! Происки, коварство, обманъ и губительныя смуты будутъ теперь слѣдовать за нами и тревожить до самыхъ нашихъ могилъ. — Найди ты этого негодяя, Эдмондъ! Тебѣ отъ того дурно не будетъ, — похлопочи… И благородный, вѣрный Кентъ изгнанъ! Вина его — честность… Странно, странно!… (Уходитъ.)
Ну, не великолѣпное ли безуміе живетъ въ этомъ мірѣ: какъ только захвораетъ наше счастье (и большею частью отъ нашихъ собственныхъ излишествъ), тотчасъ валимъ всю вину въ этомъ на солнце, мѣсяцъ и звѣзды. Мерзавцы мы — въ силу необходимости, дураки — по принужденію надзвѣздныхъ силъ, плуты, обманщики — по волѣ небеснаго свода, пьяницы, лгуны, развратники — по неодолимому принужденію планетами, какъ будто все злое въ насъ лишь исполненіе воли боговъ. Славная увертка для героя непотребствъ свалить всѣ свои козлиныя, животныя наклонности на звѣзды!… Сблизился мой отецъ съ моею матерью подъ хвостомъ дракона, а я родился подъ большой медвѣдицей, — вотъ отъ того и грубъ я, и сладострастенъ. Какъ бы не такъ! Еслибъ и самая дѣвственная звѣзда блистала на небосклонѣ при моемъ незаконномъ рожденіи, тѣмъ же бы я былъ, что и теперь… Эдгаръ! (Входитъ Эдгаръ.) И какъ кстати онъ пришелъ, точно катастрофа въ старой комедіи. Моя роль въ ней — плутовское раздумье съ небольшимъ вздохомъ Тома изъ Бедлама. — Да, эти затмѣнія предвѣщаютъ раздоры. Фа, соль, ля, ми.
Что такое, братъ? Что погрузило тебя въ такое глубокое раздумье?
Размышляю о предсказаніяхъ, которыя я прочелъ на дняхъ, о послѣдствіяхъ этихъ затмѣній.
Можешь ли ты этимъ заниматься?
Увѣряю, что предсказанія сочинителя книги сбываются къ несчастію: неестественныя отношенія между сыновьями и отцами, моръ, неурожай, разрушеніе старой дружбы, раздоры въ государствѣ, угрозы и проклятія королю и дворянству, ничѣмъ не вызванная подозрительность, изгнаніе друзей, разбродъ войска, брачная невѣрность и мало ли еще что…
Съ какихъ же поръ поступилъ ты въ секту астрологовъ?
Оставимъ это. Давно ли ты видѣлъ отца?
Вчера вечеромъ.
Говорилъ ты съ нимъ?
Какъ же. Часа два сряду.
Эдмондъ.
И хорошо вы разстались?… Не замѣтилъ ты въ словахъ его иль въ обращеніи съ тобою неудовольствія на тебя?
Нисколько.
Припомни: не оскорбилъ ли ты его чѣмъ?… Прошу тебя, не попадайся ему на глаза, по крайней мѣрѣ, пока не пройдетъ первый пылъ его гнѣва, который овладѣлъ имъ такъ, что не смягчитъ его даже никакое несчастіе съ тобой.
Какой-нибудь мерзавецъ налгалъ на меня.
И я этого боюсь. Умоляю тебя, будь постоянно на-сторожѣ, пока не ослабѣетъ бѣшенство его ярости. Иди въ мою комнату. Тамъ я такъ устрою, что ты услышишь все, что говоритъ отецъ. Прошу тебя, уходи. Вотъ ключъ. А если тебѣ нужно будетъ выйти, выходи съ оружіемъ.
Съ оружіемъ, братъ?
Братъ, совѣтую!… Такъ будетъ лучше. Не будь я честнымъ человѣкомъ, если что-нибудь доброе ждетъ тебя. Я разсказалъ, что видѣлъ и слышалъ, и то только въ слабомъ очеркѣ. Все это еще далеко отъ настоящихъ ужасовъ. Умоляю, уходи.
Эдгаръ.
А скоро я тебя опять увижу?
Эдмондъ.
Устрою дѣло Я твое. (Эдгаръ уходитъ.) Отецъ
Мой легковѣрный! Благородный братъ,
Который такъ душой далекъ отъ зла,
Что нѣтъ въ немъ даже тѣни подозрѣнья! —
Ослиную ихъ честь легко взнуздать
И, осѣдлавъ ее, нестися къ цѣли.
Открыто дѣло все передо мной,
Какъ на ладони! — Если не рожденьемъ,
Такъ хитростью добуду я богатство. —
Пригодно все, что въ руки мнѣ дается! (Уходитъ.)
Сцена IІІ. править
И король прибилъ моего дворянина за то, что тотъ выбранилъ его шута?
Освальдъ.
Такъ точно, герцогиня.
Гонерила.
Ни днемъ, ни ночью нѣтъ покоя намъ
И каждый часъ какой-нибудь да взрывъ
Его капризовъ вздорныхъ, дико-грубыхъ!
Я этого терпѣть не буду больше.
Часъ отъ часу дерзчѣе его слуги,
И самъ насъ безпрерывно мучить сталъ
Изъ пустяковъ. Когда вернется онъ
Съ охоты, съ нимъ не стану говорить.
Не выйду. Спроситъ, — скажете: больна.
Да сбавьте съ прежняго къ нему усердья.
Не дурно будетъ. Я за васъ въ отвѣтѣ.
Освальдъ.
Вотъ онъ идетъ, — я слышу, герцогиня.
Гонерила.
И будьте съ нимъ небрежны, какъ хотите,
И ты, и всѣ товарищи твои.
Хочу, чтобы дошло до объясненій. —
А не по вкусу будетъ, такъ ступай
Къ сестрѣ. Мы одного съ ней духа, — знаю.
И помыкать собой она не дастъ. —
О, глупый ты старикъ, тебѣ-бъ хотѣлось
Еще все прежней пользоваться властью,
Тогда какъ самъ ее ты съ-дуру отдалъ.
Клянусь моею жизнью, старики
Становятся дѣтьми; и тамъ, гдѣ ласкъ
Они не понимаютъ, строгость, строгость
Необходима съ ними. Помни все,
Что я сказала.
Освальдъ.
Вѣрьте, герцогиня,
Исполню все.
Гонерила.
Со свитою его
Какъ только можно, будьте холоднѣй.
Что-бъ изъ того ни вышло, — не смущайтесь.
Все объясни товарищамъ твоимъ.
Себѣ доставить случай я хочу,
Чтобъ на-чистую объясниться съ нимъ.
Я напишу сестрѣ, чтобъ и она
Моей дорогой шла. — Готовь обѣдъ.
Сцена IV. править
Кентъ.
Когда теперь удастся мнѣ вполнѣ
Заговорить такъ голосомъ чужимъ,
Что рѣчь моя измѣнится совсѣмъ,
Тогда подъ чуждымъ мнѣ нарядомъ
Достигну цѣли доброй и желанной…
Ну, вотъ, Кентъ изгнанный! — Когда сумѣешь
Тамъ службу взять, гдѣ былъ ты осужденъ, —
Да будетъ долгъ исполненъ до конца, —
Найдетъ тебя возлюбленный король
Безъ устали готовымъ на работу.
Обѣдать, обѣдать!… Не хочу ждать ни единой минуты!.. Чтобъ тотчасъ было все готово! — (Кенту) Ты кто?
Человѣкъ, сэръ.
Человѣкъ, человѣкъ!… Я хочу знать, что ты за человѣкъ? Что тебѣ надо?
Я тотъ, кто не умѣетъ притворяться: каковъ съ виду, таковъ и на дѣлѣ. Служу вѣрно тому, кто мнѣ довѣряется. Люблю только честныхъ людей и наслаждаюсь бесѣдой мудрыхъ. Мало говорю, а больше слушаю. Боюсь судовъ. Вступаю въ ссору и дерусь только въ крайней необходимости и не пощусь[1].
Но кто же ты?
По-истинѣ добрый и честный человѣкъ и такой же бѣднякъ, какъ и здѣшній король.
Если ты такъ же бѣденъ среди подданныхъ, какъ здѣшній король среди королей, такъ ты не богатъ. Чего же ты ищешь здѣсь?
Службы.
Кому же ты хочешь служить?
Вамъ.
Да развѣ ты меня знаешь?
Нѣтъ, но я вижу въ васъ нѣчто, что возбуждаетъ во мнѣ желаніе назвать васъ моимъ повелителемъ.
Что же ты видишь во мнѣ?
Величіе властелина.
На какую службу считаешь ты себя годнымъ?
Я способенъ твердо хранить ввѣренную мнѣ честную тайну. И пѣшкомъ, и на конѣ я равно неутомимъ. Я не умѣю подстрекать любопытство, не мастеръ болтать, могу испортить, опошлить любой остроумный разсказъ, если вздумаю передавать его моими словами; но исполняю всякое порученіе просто, толково и точно. Я годенъ на все, на что способенъ простой человѣкъ, а главное мое достоинство — усердіе.
А сколько тебѣ лѣтъ?
Я не настолько молодъ, чтобы влюбиться въ женщину ради ея голоса, и не настолько старъ, чтобы любовь превратила меня въ глупаго шута. На моихъ плечахъ 48 лѣтъ.
Оставайся у меня. Если ты мнѣ послѣ обѣда такъ же понравишься, какъ и теперь, такъ будешь у меня служить. Обѣдать!… Эй, обѣдать!… Что же мнѣ не даютъ обѣдать?! А гдѣ мой дуракъ?… (Кенту) Поди и отыщи моего шута! (Дворецкому, который проходитъ) Эй, ты; постой! Гдѣ моя дочь?
Извините… (Уходитъ.)
Что онъ сказалъ? Воротить грубіяна! (Одинъ изъ рыцарей уходитъ.) Гдѣ мой шутъ? Эй, заснули, что ли? Я спрашиваю: куда ушелъ и что сказалъ дерзкій выродокъ?
Онъ сказалъ, государь, что дочь ваша нездорова.
А почему этотъ подлый рабъ не воротился, когда я приказалъ ему?
Онъ прямо объявилъ, что «не хочетъ воротиться».
Онъ не хочетъ, не хочетъ?!
Не знаю, государь, какая причина тому, но я замѣчаю, что обходятся съ вами не такъ, какъ прежде. Нѣтъ уже той предупредительной вѣжливости, которую вамъ оказывали. Любовь и усердіе, какими вы были окружены, очень охладѣли и эта перемѣна замѣчается въ обращеньи съ вами какъ герцога и его супруги, вашей дочери, такъ и всѣхъ ихъ слугъ.
Гм… И ты думаешь такъ?
Простите, государь, если я ошибаюсь. Мнѣ долгъ повелѣваетъ говорить такъ, когда я вижу, что оскорбляютъ ваше величество.
Ты высказываешь только то, что уже давно сидитъ у меня въ головѣ. Я съ нѣкоторыхъ поръ замѣчаю самъ какую-то, впрочемъ слабую, небрежность въ отношеніи меня. Но я скорѣе бранилъ себя, приписывалъ это моей собственной ревнивой взыскательности, чѣмъ преднамѣренной холодности въ обращеніи со мной. Теперь я буду внимателенъ… Да гдѣ же мой шутъ? Вотъ уже два дня какъ я его не видалъ.
Съ тѣхъ поръ, какъ молодая наша госпожа, ваша младшая дочь, уѣхала во Францію, шутъ вашего величества совсѣмъ истомился тоской.
Оставимъ это. Я самъ все это замѣтилъ хорошо. Поди и скажи дочери, что я хочу ее видѣть. Позови и шута. (Дворецкій появляется.) А, ты пришелъ, дружище? Поди-ка сюда. Ты знаешь ли, кто я?
Отецъ моей госпожи.
Какъ, отецъ твоей госпожи и — только?! Непотребная собака, холопъ, дворняжка!
Нѣтъ, ужь пожалуйте, я ни то, ни другое.
И ты смѣешь смотрѣть такъ дерзко мнѣ въ глаза?! (Бьетъ его.)
Я не позволю себя бить.
И подшибить тебя, и швырнуть, какъ негодный мячъ…
Благодарю, другъ, — хорошо служишь. Я буду любить тебя.
Ну, вставай! Вонъ отсюда! Я научу тебя вести себя. Пошелъ, пошелъ, если не хочешь еще помѣрять собой этого пола. Пошелъ, пошелъ! Впередъ будь умнѣй. Ну, ну, вотъ такъ!… (Выталкиваетъ его.)
Славно. Добрый слуга!… Не слуга, а другъ. — Благодарю, благодарю.
Постойте, постойте, дайте и мнѣ подкупить его. Вотъ тебѣ моя дурацкая шапка.
Что это значитъ, дружище? Зачѣмъ это?
А хорошо бы тебѣ надѣть мою шапку.
Это почему?
Какъ почему? Да вѣдь ты связался съ тѣмъ, кто попалъ въ великую немилость. Противъ вѣтра идти — насморкъ схватить. Знай-бери мою шапку. Видишь, этотъ молодецъ выгналъ двухъ своихъ дочерей, а третью — не хотѣлъ, а наградилъ. Съ нимъ остаться — быть тебѣ въ дурацкомъ колпакѣ. А?… Какъ поживаешь, дядюшка? Хорошо, когда бы у меня было два дурацкихъ колпака, да двѣ дочери?
Зачѣмъ они тебѣ?
Дочерямъ бы я отдалъ все, а себѣ бы оставилъ два колпака. Одинъ ужь есть у меня, а другой попроси у дочерей.
Смотри, дуракъ… Видишь вотъ эту плетку?
Правда — дворняжка:, плетью ее, плетью: ступай въ холодную конуру, а неправда — комнатная собачка, хоть и больно кусается и ни къ чему негодна, а знай себѣ нѣжится въ теплѣ да въ холѣ, точно дворянка.
Ты ядовитъ и золъ, дуракъ!
Я знаю кое-какія поговорки, дядя; хочешь послушать?
Ну, ну!
Запомни хорошенько:
Своей казной не щеголяй,
А крѣпче скрыню запирай.
Не много болтай,
А больше смѣкай.
Взаймы ты давай,
Себѣ-жь оставляй.
И пѣшъ не ходи,
Коня заводи.
Учись, а не вѣрь *),
Умомъ свѣтъ мѣрь,
И спорь ты да смѣйся,
Въ закладъ же не бейся.
Скорѣй брось гудокъ,
Копи свой домокъ.
И будешь себѣ господинъ,
Добудешь алтынъ на алтынъ.
- ) Въ подлинникѣ: Learn more than thou trowest. Варбуртонъ говоритъ, что to trow — старинное слово, означающее to believe — вѣрить. Перев.
Все это вздоръ.
Какъ и защита стряпчаго, коли не подмазалъ ее деньгами. Да за что буду я говорить въ пользу твою? Развѣ ты мнѣ что-нибудь подарилъ? Да и что ты можешь подарить?… Послушай, дядя, или ты въ силахъ изъ ничего сдѣлать все?
Конечно, нѣтъ: изъ ничего ничто и выйдетъ.
Прошу тебя, скажи ему, что именно столько же получаетъ онъ доходовъ съ своихъ владѣній. Онъ дураку не повѣритъ.
Ты золъ, дуракъ!
Да сумѣешь ли ты, дружокъ, отличить злаго дурака отъ добраго?
Нѣтъ. Научи меня.
Шутъ.
Кто далъ тебѣ добрый и умный совѣтъ —
Презрѣть все богатство и бросить его,
Пусть встанетъ со мною здѣсь рядомъ, иль нѣтъ,
Ты лучше самъ встань-ка на мѣсто его.
И явятся тотчасъ, красивы собой,
Два друга — и добрый, и злой дуралей:
Одинъ изъ нихъ пестрый стоитъ предъ тобой,
Другой же въ несчастной фигурѣ твоей.
Такъ стало-быть меня зовешь ты дуракомъ?
Да вѣдь ты другія свои прирожденныя титла всѣ отдалъ?
Это не совсѣмъ глупо, мой лордъ.
Конечно, нѣтъ. Вельможи и богачи никакъ не хотятъ оставить дурачество за мной однимъ. Еслибъ у меня даже была монополія[2] на глупость, такъ и тогда урвали бы они частичку изъ нея для себя. Дамы даже — и тѣ ни за что не хотятъ дать мнѣ вполнѣ насладиться моимъ дурачествомъ и имъ хочется добыть изъ него хоть что-нибудь… Дядя, дай мнѣ яйцо, а я дамъ тебѣ двѣ короны.
Да откуда же возьмешь ты двѣ короны?
Разрѣжу яйцо пополамъ, выѣмъ середину, а изъ остальнаго будутъ тебѣ двѣ яичныя короны. Какъ ты разломилъ свою корону на части, да отдалъ половинки твоимъ дочерямъ, такъ пришлось тебѣ ослиную глупость взвалить себѣ на плечи да и тащить ее черезъ всю грязь. А грязна твоя дорожка, дядя! Мало было ума подъ твоей плѣшивой короной, когда сбросилъ ты съ себя золотую. Ужь если такъ сильно тебѣ хочется сѣчь, такъ высѣки лучше того, кто первый надумалъ такую глупость.
Какъ выгодно вдругъ стало намъ,
Въ шуты все умники пошли!
Они негодны къ остротамъ,
Въ нихъ просто дураковъ нашли.
Давно ты такъ разбогатѣлъ пѣснями?
Съ тѣхъ поръ, какъ ты сталъ сынкомъ твоихъ дочекъ; съ тѣхъ поръ, какъ ты далъ имъ розги въ руки и подставилъ свою старую спину, съ тѣхъ поръ и пою:
Они отъ радости ревѣли,
А я отъ горести все пѣлъ,
Какъ короля шутомъ одѣли,
Когда рядиться захотѣлъ.
Прошу, найми ты кого-нибудь, чтобъ поучилъ твоего дурака лгать. Смертельно хочется выучиться лганью.
Коли ты вздумаешь лгать, дуракъ, такъ я тебя отстегаю плеткой.
Удивляюсь! Ужь полно, ты родня ли своимъ дочерямъ? Тѣ хотятъ меня сѣчь за то, что я правду говорю, а ты за то, что собираюсь лгать. А то еще сѣкутъ, когда молчу. О, боги, вы боги! готовъ быть чѣмъ хотите, только не дуракомъ; а все же лучше быть дуракомъ, чѣмъ такимъ, какъ ты, дядя. Ты разрубилъ пополамъ разсудокъ и ничего, даже серединки, себѣ не оставилъ. А, вотъ видишь, летитъ сюда одна изъ этихъ половинокъ.
Что это значитъ, дочь? Отчего такъ сдвинулись брови твои, что кажутся онѣ черною лентой вкругъ головы твоей? Мнѣ кажется, въ послѣднее время ты часто, очень часто стала наморщивать твои брови.
А былъ ты славнымъ малымъ, когда не задумывался, морщитъ она брови, или нѣтъ, а теперь ты просто нуль безъ цифръ. Я, дядя, важнѣе тебя: я — дуракъ, а ты — ровно ничего. (Гонерилѣ) Изволь, изволь, привяжу мой языкъ: лицо твое и безъ того uоворитъ ясно… гм… гм…. хоть ты и ничего не говоришь.
Онъ не сберегъ себѣ ни мякиша, ни корки,
Усталому прилечь мышиной нѣтъ и норки!
Это пустая гороховая шелуха, изъ которой вытрясены всѣ зерна. (Указываетъ на Лира.)
Гонерила.
Не только шутъ, кому ужь всѣ спускаютъ,
Но ваша вся безумная ватага,
Причина вѣчная раздоровъ, смутъ,
Въ невыразимо дикомъ буйствѣ,
Безчинствуетъ невыносимо здѣсь.
Я говорила вамъ и я ждала…
Я думала, что, зная все подробно,
Поправить дѣло сами захотите;
Судя-жь, король, по всѣмъ поступкамъ вашимъ,
Со страхомъ убѣждаюсь, вижу я,
Что не противны вамъ безпутства эти,
Что вашихъ слугъ вамъ любо защищать
И ободрять на новыя безчинства.
Когда смирить ихъ буйства не хотите,
Крутыя мѣры я принять должна, —
И судъ, и казнь не пощадятъ виновныхъ.
Хоть эти мѣры вызваны желаньемъ
Возстановить у насъ порядокъ должный;
Но могутъ вамъ обидными казаться.
Позорны, правда, но необходимы…
Да какъ же, ты вѣдь знаешь, дядя:
Воробушекъ кукушечку вскормилъ и воспиталъ,
Подросъ малютка — воробью головку расклевалъ.
Такъ потухъ свѣтъ и мы теперь въ потемкахъ.
Дочь ли вы моя?
Полноте, государь… Правьте искуснѣй вашимъ разумомъ. Я знаю, вы не лишены его. Отбросьте эти странности, — онѣ васъ совершенно измѣнили. Съ нѣкотораго времени вы не похожи стали на то, чѣмъ были прежде.
Полно, дядя, куда тебѣ! Раку ли съ клешней угоняться за конемъ съ копытомъ? Ай да конь! Молодецъ! Любо посмотрѣть.
Знаетъ ли меня кто-нибудь здѣсь? Да отвѣчайте же: такъ ли ходитъ Лиръ? Такъ ли говоритъ? Его ли это глаза?… Сознаніе заснуло, разбитъ разсудокъ! Во снѣ или на яву? А право это все, не то. Ахъ, кто скажетъ мнѣ, кто я? Тѣнь Лира? Постойте, разберу это хорошенько. Стало-быть, когда я былъ королемъ, чувствовалъ и думалъ, — ложно я думалъ, — что у меня были дочери?
Которыя изъ тебя сдѣлаютъ препослушнаго отца.
Имя ваше, прекрасная миледи?
Гонерила.
О, полноте! Такое удивленье
Сродни, король, недавней вашей вспышкѣ.
Прошу, умненько сами разсудите,
Что предложу я вамъ: вы очень стары,
Почтенныхъ лѣтъ, такъ будьте же умны.
У васъ сто слугъ какъ пѣшихъ, такъ и конныхъ,
Въ безчинствѣ буйномъ жизнь свою проводятъ.
Они развратомъ дворъ нашъ заразили, —
На домъ безпутства онъ похожимъ сталъ;
Разгуломъ безобразнымъ превратили
Въ простой кабакъ нашъ герцогскій дворецъ!
Стыдъ заставляетъ измѣнить скорѣй
Все это. Да, король! Васъ проситъ та,
Что и безъ просьбы все могла бы сдѣлать.
Немного свиту вашу уменьшите,
А что останется при васъ, пусть будетъ
Изъ болѣе приличныхъ вамъ людей,
Чтобъ понимать они могли и васъ,
И ваши лѣта!
Лиръ.
Адъ и дьяволъ!
Сѣдлать мнѣ лошадей, созвать всю свиту!
Позорное исчадіе разврата!
Тебѣ я въ тягость ужь не буду. Дочь
Еще одна осталась у меня.
Гонерила.
Народъ мой бьете! Ваша шайка…
Лиръ.
Горе,
Кто поздно кается! — Вы, герцогъ, здѣсь?
Иль это ваша воля? Говорите! —
Сѣдлать мнѣ лошадей!… Неблагодарность,
Ты съ сердцемъ мраморнымъ мучитель, дьяволъ,
А въ дѣтищѣ родномъ отвратнѣй ты,
Чѣмъ чудище морское!
Герцогъ Альбанскій.
Успокойтесь,
Я васъ прошу.
Лиръ.
Проклятый коршунъ, лжешь!
Мои всѣ люди качествъ рѣдкихъ, чудныхъ,
Всѣ мелочи обязанностей знаютъ!
Внимательному взору не подмѣтить,
Гдѣ-бъ оскорбляли честь свою они…
Корделіи моей проступокъ слабый,
Какъ могъ ты мнѣ столь гнуснымъ показаться,
Что мощнымъ рычагомъ сорвалъ съ основъ
Мою природу, вытянулъ любовь
И желчью сердце напоилъ? О, Лиръ,
Лиръ, Лиръ, стучи ты въ эту дверь! Въ нее (бьетъ себя въ голову)
Само дурачество вломилось сразу, —
Разсудокъ дорогой исчезъ. Друзья,
За мной! Друзья, бѣжимъ, бѣжимъ.
Герцогъ Альбанскій.
Король!
Ни въ чемъ я неповиненъ и не знаю,
Что возмутило васъ.
Лиръ.
Быть-можетъ, герцогъ…
Услышь меня, услышь меня, природа!
Ты, дорогое божество, услышь!
Останови свои предначертанья,
Останови, когда ты эту тварь
Задумала благословить ребенкомъ!
Безплодіемъ ей чрево порази,
Въ ней органы рожденья изсуши!…
Не дай ты ей, съ ея нечистой кровью,
Великой чести матерью назваться!
А если ужь должна она родить,
Пусть зло лишь выкинетъ на свѣтъ въ исчадьѣ.
Чтобы вся жизнь его была уродствомъ,
Неизглаголанною мукой ей!
Чтобы отъ мукъ морщинами свело
Ея чело младое! Токи слезъ
Чтобъ медленно изрыли щеки ей!
Чтобъ матери и ласки, и любовь
Онъ обратилъ ей въ смѣхъ и поношенье!
Въ страданьяхъ пусть извѣдаетъ сама:
Не такъ остеръ змѣи зубъ ядовитый,
Какъ дѣтище неблагодарно. Вонъ
Бѣжимъ отсюда! (Уходитъ.)
Герцогъ Альбанскій.
Боги всемогущи!
Откуда бѣдствіе на насъ такое?!
Гонерила.
О, не трудись причину узнавать!
Оставь безумнаго идти туда,
Куда ведетъ его безумство.
Лиръ (возвращаясь).
Какъ!
Слугъ пятьдесятъ и сразу уничтожить,
А въ двѣ недѣли сколько?
Герцогъ Альбанскій.
Въ чемъ тутъ дѣло?
Лиръ.
Послушай, разскажу… О, жизнь и смерть,
Какъ стыдно стало мнѣ, что ты могла
Поколебать такъ мужество мое,
Что слезы эти въ силахъ ты исторгнуть!…
А все-жь текутъ, текутъ! — Туманъ и вихрь
На голову твою! Отца проклятья
Пусть изможжатъ твои всѣ чувства… Вы-жь,
Вы старые и глупые глаза,
Посмѣйте только плакать, — васъ я вырву
И брошу въ грязь, — мочите тамъ ее
Водой соленой вашей. Боги, боги!
И до того дошло… Пусть будетъ такъ, —
Еще одна осталась дочь, осталась…
Нѣжна она, любезна и кротка;
Но ежели услышитъ про тебя,
Ногтями волчіе лицо твое
Все изорветъ. Увидишь ты, увидишь,
Что гордо въ прежній видъ я облекусь.
Ты думаешь, я потерялъ его
На вѣки? — Нѣтъ. Клянусь, сама увидишь.
Гонерила.
Замѣтили вы, герцогъ?
Герцогъ Альбанскій.
Гонерила!
Какъ ни люблю я васъ, но не могу
Быть столь пристрастнымъ….
Гонерила.
Пощадите, сэръ.
Освальдъ, Освальдъ, сюда! (Шуту) А вы, вы, сэръ, —
Мерзавецъ больше, чѣмъ дуракъ!… Ступайте,
Бѣгите лучше съ господиномъ вашимъ.
Дядя Лиръ, дядя Лиръ! Постой, захвати съ собой дурака.
Когда-бъ лисичку я схватилъ
Да дочь такую получилъ,
Веревку-бъ за колпакъ купилъ
И ихъ обѣихъ задушилъ. —
Затѣмъ и слѣдъ шута простылъ! (Убѣгаетъ.)
Гонерила.
Придумалъ, право, хорошо: сто слугъ
Ему, головорѣзовъ сотню, здѣсь
Оставить, чтобъ при каждой вздорной вспышкѣ,
Чтобъ при пустѣйшей всякой клеветѣ
Онъ, укрѣпясь своими сорванцами,
Могъ нашей жизни угрожать всечасно.
Освальдъ!
Герцогъ Альбанскій.
Ты подозрительна ужь очень.
Гонерила.
Надежнѣй такъ, чѣмъ довѣряться глупо.
Позволь: предупредить бѣду вѣдь лучше,
Чѣмъ трепетать, боясь ежеминутно,
Что вотъ она, нежданная, нагрянетъ…
Его я знаю и сестрѣ подробно
Описано, что здѣсь онъ говорилъ.
А если вздумаетъ она принять
Его и съ цѣлой свитой въ сотню… Га,
Освальдъ! (Освальдъ входитъ) Ты написалъ уже письмо
Къ моей сестрѣ?
Освальдъ.
Готово, герцогиня.
Гонерила.
Бери же спутниковъ и на коней.
Скачите къ герцогинѣ. Передай,
Чего боюсь. Все это подкрѣпи
Чѣмъ хочешь, вздумаешь, чѣмъ можешь, только.
Спѣши, скачи быстрѣй!… Назадъ вернись
Немедля… (Освальдъ уходитъ) Нѣтъ, мой герцогъ драгоцѣнный,
Не осуждая твой характеръ мягкій,
Виню неразсудительность твою,
И не могу тебя я не хулить
За кротость пренаивную твою.
Герцогъ Альбанскій.
Не знаю, какъ ты видишь далеко,
Но только ты смотри: какъ часто мы,
Стремяся къ лучшему, спѣшимъ ужь слишкомъ
И губимъ то, что было хорошо…
Гонерила.
Да нѣтъ же, потому что…
Герцогъ Альбанскій.
Ну, довольно!
Ну, хорошо! — Увидимъ все увидимъ…
Сцена V. править
Иди впередъ въ Глостеръ съ этимъ письмомъ. Ты разскажешь моей дочери только то, о чемъ она спроситъ, прочтя это письмо, — не больше. Если ты не поспѣшишь, я буду тамъ прежде тебя.
Я не засну, пока не доставлю вашего письма… (Уходитъ.)
А что, еслибы мозгъ у человѣка былъ въ пяткахъ, вѣдь страшно бы было намозолить его?
Конечно, милашка.
Ну, такъ радуйся, дядя: твоему умишкѣ не придется бѣгать теперь въ истоптанныхъ башмакахъ!
Ха-ха-ха!
Увидишь, какъ ласково приметъ тебя другая дочь… Хоть она и похожа на эту, какъ дикое яблоко на садовое, а все-таки могу сказать только то, что могу сказать.
Что-жь можешь ты сказать?
Что она, собственно, на вкусъ такая же, какъ и та. Онѣ — какъ два дикихъ яблока. Можешь ли сказать, зачѣмъ у человѣка носъ посаженъ на срединѣ лица?
Нѣтъ.
А за тѣмъ, чтобъ съ каждой стороны у него было по глазу, — чтобы можно было высмотрѣть то, чего нельзя пронюхать.
Я обидѣлъ ее…
Можешь ли сказать, какъ улитка дѣлаетъ свою раковину?
Нѣтъ.
И я не могу, а знаю, для чего у улитки домикъ.
А для чего?
Чтобы прятать въ него головку, а не для того, конечно, чтобъ отдать ее своимъ дочерямъ и оставить безъ покрышки свои рожки.
Хочу забыть мою природу! И такого нѣжнаго отца… Готовы ли лошади?
Твои ослы побѣжали за ними. А причина, почему семизвѣздіе состоитъ только изъ семи звѣздъ — прелестная причина.
Потому что ихъ не восемь!
Ну, да, конечно, такъ. Изъ тебя вышелъ бы славный шутъ.
Силой возвратить себѣ?!… Чудовище неблагодарности!…
Еслибы ты, дядя, былъ моимъ шутомъ, знатно бы я тебя отколотилъ за то, что ты прежде времени состарѣлся.
Какъ такъ?
Тебѣ не надо было старѣться, пока не поумнѣешь.
О, не дай мнѣ сойти съ ума, съ ума сойти, о дорогое небо!… Поддержи меня!… Не хочу я съ ума сходить!… (Входитъ дворянинъ.) Что тамъ? Лошади готовы?
Готовы, милордъ.
Идемъ, дуракъ *).
- ) Сцена эта кончается слѣдующими стихами шута, которые онъ произноситъ, уходя со сцены:
Та дѣвушка, которая смѣется,
Теперь, какъ я со сцены убѣгаю,
Дѣвицей не останется надолго.
Конечно, если прежде не рѣшилась.
Стивенсъ и Мэлоне полагаютъ, что это обращеніе къ публикѣ, пустое и совершенно лишнее, попало въ театральную копію трагедіи прямо изъ устъ какого-нибудь комическаго актера. Комики любили заканчивать сцены подобными шутками отъ себя. Мы съ этимъ согласны и не включили этихъ стиховъ въ текстъ трагедіи. Перев.
ДѢЙСТВІЕ II. править
Сцена I. править
Здравствуй, Коранъ.
Здравствуйте, сэръ. Я былъ у вашего отца и увѣдомилъ его, что герцогъ Корнвалійскій и герцогиня Регана сегодня ночью будутъ здѣсь.
Зачѣмъ это?
Не знаю. Вѣдь вы, конечно, слышали новости, которыя бродятъ кругомъ. Я разумѣю такія, которыя передаются только шепотомъ, потому что это не болѣе какъ слухи, которые щекотятъ уши.
Право, не знаю. Ради неба, разскажи, что такое?
Не слыхали вы ничего о войнѣ, весьма возможной, между герцогомъ Корнвалійскимъ и герцогомъ Альбанскимъ?
Ни слова.
Ну, такъ услышите въ свое время. Прощайте, сэръ. (Уходитъ.)
Эдмондъ.
Сюда пріѣдетъ герцогъ на ночь. Славно,
Чудесно! Самъ собой, какъ бы насильно,
Пріѣздъ его вплетается въ мой планъ.
Отецъ разставилъ всюду сторожей,
Чтобъ изловить Эдгара- мнѣ-жь осталось
Теперь обдѣлать дѣльце потруднѣй.
Ну, выручайте-жь, счастье, быстрота!
Послушай, братъ, сойди сюда скорѣй!
Отецъ тебя подстерегаетъ, братъ.
Бѣги, бѣги скорѣй изъ этихъ мѣстъ!
Ужь всѣмъ извѣстно стало, гдѣ ты скрылся.
Теперь тебѣ одна защита — ночь…
Чего-нибудь ты не сказалъ ли, братъ,
О герцогѣ Корнвальскомъ? Онъ сюда
Спѣшитъ и здѣсь сегодня будетъ въ ночь.
Регана съ нимъ. Не говорилъ ли ты,
Что онъ на герцога Альбанскаго
Возсталъ?… Подумай, вспомни.
Эдгаръ.
Братъ, ни слова.
Эдмондъ.
Отецъ идетъ. Прости, для вида долженъ
Я вынуть мечъ противъ тебя. Вынь свой
Для вида только. Защищайся. Ну,
Смѣлѣй… Сдавайся, и къ отцу, къ отцу!
Огня, огня! — Бѣги, братъ. — Факеловъ!
О, факеловъ скорѣй! — Вотъ такъ. — Прощай! (Эдгаръ убѣгаетъ.)
Немного крови — и всему повѣрятъ.
Видалъ я пьяницъ, какъ они себя
Сильнѣе рѣзали для шутки только.
Отецъ!… Стой, стой! — Никто нейдетъ на помощь!
Глостеръ.
Эдмондъ, гдѣ онъ, гдѣ онъ, гдѣ негодяй?!
Эдмондъ.
Онъ здѣсь, мечъ острый обнаживъ, стоялъ
Во мракѣ и волшебныя слова
Бормоча, мѣсяцъ ясный заклиналъ
Помочь ему въ злодѣйствѣ…
Глостеръ.
Гдѣ же онъ?
Эдмондъ.
Смотрите, какъ я кровью истекаю!
Глостеръ.
Да гдѣ-жь злодѣй-то самый? Гдѣ же онъ?
Эдмондъ.
Бѣжалъ, когда увидѣлъ, что не могъ…
Глостеръ.
Бѣжать за нимъ, ловить его, догнать!…
Не могъ… Чего же онъ не могъ?
Эдмондъ.
Не могъ
Онъ убѣдить меня — зарѣзать васъ…
Я говорилъ ему, что небо страшно
Отцеубійцъ караетъ, грозно въ нихъ,
Неотразимо, молніями мечетъ.
Я убѣждалъ его, я объяснялъ,
Какое множество священныхъ узъ
Отцовъ съ дѣтьми связуетъ. Наконецъ,
Онъ, видя, какъ неколебимо я,
Исполнясь чувствомъ долга, возставалъ
На замыселъ его безбожный, вдругъ,
Нежданно, на меня, какъ звѣрь, озлобясь,
Свирѣпо кинулся и въ руку ранилъ.
Ну, тутъ уже я вспыхнулъ правымъ гнѣвомъ
И грозно встрѣтилъ острый мечъ злодѣя
Моимъ мечомъ, а онъ, чего, не знаю,
Меня, иль шума, подло испугавшись,
Бѣжалъ.
Глостеръ.
И пусть бѣжитъ онъ дальше, дальше!
А если попадется, — смерть ему!
Въ странѣ родной нигдѣ ему не скрыться.
Нашъ герцогъ, мой владыка и защитникъ,
Сюда пріѣдетъ. Тотчасъ возвѣщу
Я именемъ его: тому награда,
Тому и благодарность, кто найдетъ
И приведетъ къ позорному столбу
Трусливаго и подлаго убійцу;
А кто его укроетъ, — смерть тому.
Эдмондъ.
Когда я понялъ ясно, что нельзя
Отвлечь его отъ страшнаго злодѣйства,
Что онъ рѣшился твердо въ исполненье
Свой умыселъ привесть, я сталъ ему
Грозить, что все открою. Онъ въ отвѣтъ:
«Ты — нищій, незаконный сынъ. Когда
Противъ тебя я голосъ подниму,
Кто вѣру дастъ твоимъ рѣчамъ правдивымъ?
А гдѣ же честь, достоинства твои,
Которыя-бъ могли порукой быть
Твоимъ словамъ? Скажи! — Ты самъ — ничто!
Ты про меня что хочешь говори,
Показывай письмо моей руки;
Однимъ лишь отрицаніемъ моимъ, —
А я, конечно, отрекусь, — я все,
Все обращу на голову твою.
Все станетъ умысломъ твоимъ злодѣйскимъ,
Проклятою интригою твоей,
Безчестной клеветою на меня.
Ты прежде дураками сдѣлай всѣхъ,
Потомъ питай надежду, что никто
Понять не въ силахъ, какъ тебѣ нужна
Моя погибель, и не будетъ вѣрить,
Что этого довольно одного,
Чтобъ подстрекнуть тебя на клевету!»
Глостеръ.
О, подлый, закоснѣлый въ злѣ, мерзавецъ!
И отъ руки своей отречься хочетъ!
Не я его родилъ!… Чу, трубы!… Герцогъ. —
Зачѣмъ пріѣхалъ онъ, не знаю. — Порты
Я всѣ запру: злодѣй не убѣжитъ. —
Дозволить это долженъ герцогъ мнѣ. —
Я разошлю портреты негодяя
По всѣмъ мѣстамъ и близкимъ, и далекимъ,
Чтобъ знало наше королевство все
Его примѣты!… Такъ распоряжусь
Я всѣмъ моимъ, что ты, Эдмондъ, мой вѣрный,
Самой природой мнѣ усыновленный,
Наслѣдникомъ моихъ владѣній будешь.
Герцогъ Корнвалійскій.
Что это значитъ, благородный другъ?
Лишь только я пріѣхалъ въ замокъ вашъ, —
А я сюда пріѣхалъ лишь сейчасъ, —
Престранную услышалъ новость.
Регана.
Если
Она не лжива, то достойной кары
Преступнику найти нельзя. Что съ вами?
Глостеръ.
О, лэди! Сердце старое мое
Разорвалось, разорвалось на части!
Регана.
Скажите!… Крестникъ нашего отца,
Кому онъ самъ Эдгара имя далъ,
На жизнь умыслилъ вашу?… Вашъ Эдгаръ?
Глостеръ.
О, лэди! Чувство честнаго стыда
Желало бы все это утаить.
Регана.
Онъ не былъ ли товарищемъ буяновъ,
Которыхъ держитъ при себѣ король?
Глостеръ.
Не знаю, право, герцогиня; только
Все это очень дурно, слишкомъ дурно!
Эдмондъ.
Такъ точно: былъ онъ съ ними въ тѣсной дружбѣ.
Регана.
Не диво же, что сталъ такимъ злодѣемъ.
Они его, повѣрьте, подучили
Убить отца, чтобъ послѣ завладѣть
Его доходомъ и мотать безпутно, —
Сегодня вечеромъ сестра о нихъ
Меня ужь извѣстила. Я рѣшилась:
Когда прибыть изволятъ въ замокъ нашъ,
Чтобъ съ нами жить, — меня тамъ не найдутъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
А также и меня, покойна будь.
Эдмондъ, я слышалъ, вашему отцу
Вы оказали важную услугу,
Какъ честный, добрый сынъ.
Эдмондъ.
Я, государь,
Мой долгъ исполнилъ.
Глостеръ.
Заговоръ открылъ
И тутъ же рану въ руку получилъ,
Стараясь тотчасъ задержать злодѣя.
Герцогъ Корнвалійскій.
Послали-ль вы сыскать его, схватить?
Глостеръ.
Послалъ, мой герцогъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
Только бы поймать:
Не будетъ больше ужасать злодѣйствомъ.
Передаю его вамъ въ руки, Глостеръ:,
Располагайте нашей властью, графъ.
А васъ, Эдмондъ, за преданность отцу,
За доблесть вашу, — вы ихъ доказали
Блистательно теперь предъ всѣми нами, —
Мы оставляемъ при особѣ нашей. —
Нуждаясь въ вѣрности такой, какъ ваша,
Отнынѣ мы овладѣваемъ вами.
Эдмондъ.
Я, государь, служить вамъ буду вѣрно.
Глостеръ.
Благодарю васъ, герцогъ, за него!
Герцогъ Корнвалійскій.
Не знаете вы, графъ, зачѣмъ теперь
Пріѣхали мы къ вамъ?…
Регана.
Въ такое время? —
Не даромъ мы во мракѣ ночи черной
Спѣшили къ вамъ, — за дѣломъ очень важнымъ
Желаемъ вашего совѣта, графъ.
Писалъ отецъ, писала Гонерила
О ссорѣ между ними. Полагаемъ,
Что лучше сдѣлаемъ, когда отвѣтимъ
Не въ замкѣ нашемъ. Оба ихъ гонца
Отвѣтовъ нашихъ съ нетерпѣньемъ ждутъ.
Нашъ вѣрный, старый другъ, вы успокойтесь
И дайте намъ такой совѣтъ полезный,
Въ какомъ теперь нуждаемся мы очень.
Глостеръ.
Всегда готовъ служить вамъ, герцогиня.
Я радъ прибытію высочествъ вашихъ.
Сцена II. править
Добраго утра, пріятель! Ты не отсюда ли?
Да.
Куда намъ поставить лошадей?
Туда вонъ, въ грязь.
Да скажи же путемъ, если любишь.
Не люблю я тебя.
Ну, коли такъ, и мнѣ нѣтъ дѣла до тебя.
Вотъ, еслибы ты мнѣ попался въ Липсбургской овчарнѣ, было бы у тебя дѣло до меня.
Да съ чего-жь ты такъ со мной? Я тебя совсѣмъ не знаю.
А я тебя, пріятель, такъ знаю.
Кто-жь я по-твоему?
Ты? — Холопъ, плутъ, лизоблюдъ, нищій о трехъ одеждахъ, стопудовикъ, сквернавецъ въ шерстяныхъ чулкахъ, трусъ, кляузникъ, непотребный уродъ, любующійся на себя въ зеркало, противный угодникъ всѣмъ, отъявленный мошенникъ, свистунъ, сводникъ, который изъ кожи лѣзетъ, чтобы выслужиться и все-таки остается чѣмъ былъ — смѣсью холопства, нищеты и сводничества, сынъ и наслѣдникъ выродившейся суки… И вздую-жь я тебя такъ, что завизжишь благимъ матомъ, если только посмѣешь отказаться хоть отъ одной буквы этихъ истинныхъ твоихъ именъ.
Да что ты за уродъ, что ругаешь того, кого ты совсѣмъ не знаешь и кто тебя никогда не знавалъ!
Что же ты за безстыжій, мѣднолобый холопъ, коли забылъ, какъ два дня тому назадъ я перекинулъ тебя черезъ мою ногу и знатно отдулъ въ присутствіи короля! Вытаскивай-ка твой мечъ, гадкая ты харя! Нужды нѣтъ, что ночь: мѣсяцъ свѣтитъ достаточно, чтобъ я могъ приготовить изъ тебя поганую котлету[3]. Вытаскивай, непотребный цирюльникъ, свою бритву, вытаскивай! (Обнажаетъ мечъ.)
Оставь, я не хочу съ тобой связываться.
Вытаскивай, говорю тебѣ, мерзавецъ! Ты здѣсь съ письмами противъ короля. Ты за одно съ куклой тщеславія[4] противъ его величества. Вытаскивай, бестія, не то изрублю твои жирныя ляжки. Вытаскивай и къ дѣлу!
Помогите… то! Рѣжутъ, помогите!
Защищайся, холопъ! Стой же, плутъ, стой! Защищайся, разряженная кукла!
Помогите… то! Разбой, рѣжутъ!
Что такое? Въ чемъ дѣло?… Разойтись!
А, и тебѣ хочется? Милости просимъ, молодчикъ, и тебя поподчую. Изволь. Начинай!
Оружіе, мечи! Что здѣсь такое?
Разойтись, если дорога вамъ жизнь! Смерть тому, кто нанесетъ хоть одинъ ударъ. Что здѣсь было?
Это гонцы отца и сестры.
За что поссорились, говорите?
Насилу могу перевести духъ, ваше высочество.
Не диво: замучился, пришпоривая свою храбрость, трусъ подлый! Природа отказывается отъ тебя. Какой-нибудь портной скроилъ и сшилъ тебя.
Вотъ чудакъ: портные у него кроятъ и шьютъ людей!
Да, портной, герцогъ. Скульпторъ и живописецъ не сдѣлаютъ такой мерзости, хотя-бъ работали не больше двухъ часовъ.
Ну, говори теперь ты, изъ чего вышла у васъ ссора?
Это, сэръ, давно извѣстный разбойникъ, котораго жизнь я пощадилъ только ради сѣдой его бороды.
Ахъ ты зетъ пустозвонный, буква ненужная! Дозвольте, герцогъ, я растолку этого негодяя, сотру эту грязь съ известью и вымажу имъ стѣны отхожаго мѣста. Онъ пощадилъ мою сѣдую бороду… Трясогузка проклятая!
Герцогъ Корнвалійскій.
Молчать, мерзавецъ, грубое созданье!
Или забылъ почтенье къ намъ?
Кентъ.
Нѣтъ, сэръ;
Но правый гнѣвъ свои права имѣетъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
Да что же такъ озлобило тебя?
Кентъ.
А то, что носитъ мечъ такой подлецъ
И такъ его позоритъ. Эти плуты
Съ улыбкой вѣчной на устахъ, какъ крысы,
Перегрызаютъ самыя святыя
И крѣпкія природы узы, льстятъ
Безумнымъ похотямъ своихъ владыкъ:
Иль масло въ пламень страстный подливаютъ,
Иль холодятъ какъ ледъ и безъ того
Холодную жестокость ихъ сердецъ;
Клянутся, отрицаютъ, утверждаютъ,
Какъ птицы зимородки направляютъ
Свой острый клювъ всегда по волѣ вѣтра
Всѣхъ прихотей своихъ господъ порочныхъ
И, будто-бъ, ничего не понимая,
Бѣгутъ за ними точно псы. Чума
На эти отвратительныя хари! (Окружающимъ.)
Смѣетесь вы? Слова мои для васъ —
Слова шута. — О гуси, гуси вы!
Когда-бъ въ равнинѣ были мы Сарумской,
Загналъ бы васъ въ Камлотскія болота *).
- ) Варбуртонъ говоритъ, что здѣсь Кентъ разумѣетъ то мѣсто на западѣ Англіи, гдѣ, по сказанію романсовъ, собирался круглый столъ короля Артура, а Гаммеръ замѣчаетъ, что въ Сомерсетширѣ, близъ Камлота, существовали большія болота, гдѣ воспитывалось великое множество гусей. Перев.
Герцогъ Корнвалійскій.
Да ты съ ума сошелъ, старикъ?
Глостеръ.
Да ты
Постой. Какъ вы поссорились? Вотъ это
Намъ разскажи.
Кентъ.
Нѣтъ въ мірѣ двухъ существъ
Другъ другу такъ противныхъ, ненавистныхъ,
Какъ я, да этотъ негодяй.
Герцогъ Корнвалійскій.
За что
Ты такъ его зовешь? Чѣмъ онъ обидѣлъ?
Кентъ.
Противна рожа мнѣ его!
Герцогъ Корнвалійскій.
Быть-можетъ
И не противнѣе моей, его,
Ея.
Кентъ.
Сэръ, слово правды — мой обычай.
Иначе говорить я не умѣю.
Видалъ я лица на вѣку моемъ,
Которыя получше будутъ тѣхъ,
Что вижу предъ собой на плечахъ здѣсь
Теперь стоящихъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
А, да онъ изъ тѣхъ,
Которыхъ только стоитъ похвалить
За откровенную ихъ грубость, тотчасъ
Они напялятъ на себя одежду
Не по себѣ и станутъ наглецами.
Кентъ.
По совѣсти, милордъ, по чистой правдѣ,
Съ соизволенія особы вашей,
Всѣхъ поражающей своимъ величьемъ,
Сіяніемъ, блистанію подобнымъ
Коронѣ, пламенѣющей огнями
Вкругъ Феба лучезарнаго чела!
Герцогъ Корнвалійскій.
Но что же хочешь этимъ ты сказать?
Я измѣнилъ тотъ способъ выраженья, который не угоденъ вамъ. — Не льстецъ я, сэръ, и тотъ, кто обманулъ васъ своей прямою рѣчью, прямой мерзавецъ, какимъ не буду никогда, какъ бы вашъ гнѣвъ ни принуждалъ меня къ тому.
Герцогъ Корнвалійскій.
Ну, ты чѣмъ оскорбилъ его?
Освальдъ.
Ничѣмъ.
Недавно вздумалъ господинъ его,
Король, прибить меня, и по его-жь
Навѣтамъ. Только лишь король хотѣлъ
Меня ударить, этотъ, — льстя конечно
Капризамъ господина, — вдругъ подшибъ
Меня. Конечно, я упалъ. Тогда-то
И началъ онъ ругаться надо мной,
Храбриться, величаться, а король —
Его хвалить за славную побѣду
Надъ тѣмъ, кто и противиться не думалъ.
Такимъ геройствомъ одуренный, здѣсь
Онъ безъ причины всякой на меня
Напалъ.
Кентъ.
Для этихъ подлецовъ трусливыхъ
И самъ Аяксъ не болѣе какъ шутъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
Подать колодки! Закоснѣлый плутъ,
Хвастунъ сѣдой, я научу тебя…
Кейтъ.
Я слишкомъ старъ, чтобы учиться, сэръ:,
Не для меня колодки ваши. Я —
На службѣ короля! Я здѣсь, у васъ,
Его посолъ и будетъ слишкомъ мало
Оказано его величеству
Почтенья…. дерзость будетъ велика,
Когда набьете на его посла
Колодки!
Герцогъ Корнвалійскій.
Гей, скорѣй подать колодки!
Клянуся жизнію моей и честью,
Въ колодкахъ просидишь ты до полудни.
Регана.
Не до полудни, — до ночи, милордъ,
Всю ночь!
Кентъ.
Милэди, еслибы я былъ
Собакой даже вашего отца,
Вы не должны-бъ со мной такъ поступать.
Регана.
Ты не собака — плутъ, а съ плутомъ такъ
Я поступаю.
Герцогъ Корнвалійскій.
Онъ того-жь закала,
Какъ тѣ, которыхъ описала намъ
Сестра твоя. Скорѣй сюда колодки!
Глостеръ.
Дозвольте васъ усердно умолять:
Не дѣлайте вы этого, мой герцогъ!
Не малъ его проступокъ, это правда;
Но вѣдь король и самъ его осудитъ
И безъ взысканья, вѣрьте, не оставитъ.
Но наказанье ваше такъ позорно,
Что существуетъ только для презрѣнныхъ
И самыхъ закоснѣлыхъ негодяевъ,
За воровство и подлыя убійства.
Король, я знаю, очень дурно приметъ,
Что поступили такъ съ его посломъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
Все на себя я принимаю.
Регана.
Развѣ
Не болѣе обижена сестра,
Что надъ ея посломъ ругались здѣсь
И на него съ оружіемъ напали,
Когда пріѣхалъ онъ съ ея дѣлами?
Надѣть ему сейчасъ колодки! Ну!… (Кенту надѣваютъ колодки.)
Уйдемъ отсюда, добрый герцогъ мой.
Глостеръ.
Мнѣ очень, очень жаль тебя, мой другъ.
Такъ герцогъ хочетъ. Нравъ его извѣстенъ
Вѣдь всѣмъ. Что вздумаетъ, тому не знаетъ
Ни остановокъ, ни препятствій… Но
Я все-жь пойду и стану за тебя
Молить.
Кентъ.
Не дѣлай этого, прошу.
Всю ночь сюда скакалъ я на-пролетъ
И глазъ не свелъ, теперь сосну немного.
А тамъ… Ну, тамъ я посвищу отъ скуки.
Что-жь? Доброму фортуна очень часто
Показываетъ пятки. До свиданья,
До утра.
Глостеръ.
Герцога нельзя хвалить…
И дурно-жь примется все это, дурно! (Уходитъ.)
Кентъ.
Король мой добрый, на тебѣ сбылось:
Ты изъ огня да въ полымя попалъ *)! —
Приближься къ намъ скорѣе свѣточъ міра,
Пошли свои отрадные лучи
И дай возможность мнѣ прочесть письмо. —
Несчастный отовсюду ждетъ чудесъ. —
Я знаю, отъ Корделіи оно.
По случаю она узнала какъ-то
О тайныхъ похожденіяхъ моихъ.
И время не пропуститъ, чтобъ разсѣять
Тотъ безобразный и ужасный хаосъ,
Въ которомъ мы вращаемся теперь,
Найдетъ и средство вѣрное скорѣй
Исправить это зло… Усталъ я сильно;
Не спалъ всю ночь… Воспользуйтеся этимъ
Отяжелѣвшіе безъ сна глаза,
Чтобы дворца позорнаго не видѣть.
Прощай, фортуна! Улыбнись хоть разъ
Еще и колесо переверни. (Засыпаетъ.)
- ) Въ подлинникѣ: «Отъ неба благодати да на солнца зной» (англійская пословица). Перев.
Сцена ІІІ. править
Эдгаръ.
Я слышалъ, какъ повсюду оглашали
Эдгара имя, въ слѣдъ за мной гнались;
Но, къ счастью, я нашелъ дупло большое,
Въ немъ спрятался и спасся отъ погони.
Закрыты порты, — некуда бѣжать.
Нѣтъ мѣста, гдѣ бы бдительная стража
Не стерегла меня. Пока есть время,
Приму я мѣры такъ для всѣхъ исчезнуть,
Чтобъ, встрѣтяся со мной, не узнавали.
Хочу я на себя принять такой
Презрѣнный, грязно-безобразный видъ,
Какимъ лишь скупость или нищета,
Надъ человѣкомъ злобно насмѣхаясь,
Его животному уподобляютъ:
Лицо нечистотами измараю,
Лохмотьями все тѣло обовью,
На головѣ всѣ волосы всклокочу
И наготу свою отдамъ на волю
Всѣхъ вѣтровъ и стихій враждебныхъ намъ.
Такіе образцы мнѣ представляетъ
Нашъ край въ Бедлама нищихъ сумасшедшихъ *).
Они себѣ со стономъ забиваютъ
Въ изсохшія, нагія, въ язвахъ руки
Щепы отъ дуба, гвозди, кости, когти
И вѣтки розмарина. Въ страшномъ видѣ
Являются они у фермъ, у хижинъ
И близъ овчаренъ, мельницъ. Съ клятвой страшной
Иль съ жалобной мольбою у прохожихъ
Насильно подаянье вынуждаютъ.
И бѣдный Турлигутъ **), и бѣдный Томъ
Все значатъ что-нибудь; Эдгаръ — ничто. (Уходитъ.)
- ) Стивенсъ выписываетъ въ своихъ коментаріяхъ на трагедію «Лиръ» Шекспира слѣдующее описаніе бедламскихъ нищихъ изъ сочиненія Дикера — «The Bellman of London», изданнаго въ 1640 году, именно изъ статьи, озаглавленной «Abraham Man»: «Вы встрѣчаете на дорогѣ людей, которые неистово клянутся, что они изъ Бедлама, съ болью забиваютъ въ разныя части своего нагого тѣла, преимущественно въ руки, сосновыя иглы и щепы, для того, чтобы признавали ихъ сумасшедшими. Они называютъ себя бѣдными Томами и кричатъ: „Бѣдный Томъ озябъ“. Одни изъ этихъ Abraham men чрезвычайно веселы, безпрестанно поютъ пѣсни собственныхъ измышленій, другіе пляшутъ, третьи только смѣются или плачутъ. Нѣкоторые изъ нихъ ходятъ понурыми, угрюмо смотря изъ подлобья, высматриваютъ, въ какомъ домѣ поменьше народа, входятъ въ него неожиданно, дерзко, грубо, пугаютъ слугъ и забираютъ все, что имъ приглянется». Перев.
- ) По словамъ Джонсона, Турлигутъ — испорченное Турлупинъ, а Турлупинами, по замѣчанію Варбуртона, въ XIV вѣкѣ назывались особаго рода цыганы, составлявшіе братство нагихъ нищихъ. Они бродили по всей Европѣ. Потомъ великая церковь объявила ихъ еретиками и нѣсколькихъ сожгла въ Парижѣ. Но что это была за секта, явствуетъ изъ извѣстія, которое сообщаетъ о нихъ Дженебрордъ. Онъ говоритъ: «Turlupin Cynicorum sectam suscitantes, de nuditate pudendorum et publico coitu». Конечно, прибавляетъ Варбуртонъ, это одно изъ развѣтвленій Бедламскихъ Томовъ. Перев.
Сцена IV. править
Лиръ.
Какъ странно: вдругъ уѣхать и посла
Не воротить назадъ съ отвѣтомъ мнѣ.
Дворянинъ.
Я слышалъ, государь, еще вчера
Никто изъ нихъ не думалъ объ отъѣздѣ.
Кентъ.
Привѣтъ тебѣ, мой повелитель.
Лиръ.
Какъ?
Иль самъ себя отъ скуки забавляешь
Такимъ позоромъ?
Кентъ.
Нѣтъ, мой государь!
Ха-ха-ха! Посмотри, дядя, какія у него злыя подвязки. Лошадей привязываютъ за голову, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясъ, а людей — за ноги. Кто больно прытокъ, тому и деревянные чулки.
Лиръ.
Кто-жь смѣлъ такъ дерзко, нагло ошибиться —
Тебя въ колодки посадить?
Кентъ.
Ошиблись,
И оба въ разъ, онъ и она — вашъ зять
И ваша дочь.
Лиръ.
Нѣтъ!
Кентъ.
Да.
Лиръ.
Нѣтъ, говорю!
Кентъ.
Клянусь, что да.
Лиръ.
Нѣтъ, нѣтъ, не захотятъ!
Кентъ.
Но сдѣлали.
Лиръ.
Юпитеромъ клянусь,
Что нѣтъ!
Кентъ.
Юноною клянусь, что да.
Лиръ.
Они
Не захотятъ, не смѣютъ и не могутъ!
Вѣдь это хуже всякаго убійства…
Умышленно, смертельно такъ обидѣть!…
Скорѣй, но не спѣша, мнѣ разъясни,
Какъ могъ ты заслужить, иль ихъ заставить
Такъ оскорбить меня въ твоемъ лицѣ?
Кентъ.
Едва лишь я успѣлъ принесть въ ихъ замокъ
Отъ вашего величества письмо,
Едва лишь я успѣлъ подняться съ мѣста,
Гдѣ на колѣнахъ заявлялъ мое
Почтеніе къ особамъ ихъ высочествъ,
Во весь опоръ примчался въ замокъ ихъ,
Дымяся жаркими парами пота,
Полузадохшійся гонецъ. Сказавъ
Привѣтъ отъ герцогини Гонерилы,
Онъ передалъ письмо. И, несмотря,
Что онъ прервалъ меня, письмо его
Немедля было прочтено. Затѣмъ
Они, созвавъ людей и приказавъ
Мнѣ слѣдовать за ними въ ожиданьи,
Когда угодно будетъ имъ отвѣтить
На вашего величества посланье,
Поспѣшно сѣли на коней и быстро
Поѣхали сюда. А здѣсь я встрѣтилъ
Втораго ужъ гонца отъ Гонерилы.
Привѣтъ его мнѣ сердце отравилъ
И я, какъ слѣдуетъ, ему отвѣтилъ.
Узналъ я плута въ немъ, того, который
Недавно смѣлъ васъ дерзко оскорбить.
Вскипѣлъ мой гнѣвъ, замолкъ разсудокъ, — я
Мечъ выхватилъ, а онъ трусливымъ крикомъ
Весь поднялъ домъ. Вашъ зять и ваша дочь
Нашли, что тѣмъ я заслужилъ позоръ,
Который здѣсь теперь переношу.
Видно, еще не прошла зима, коли дикіе гуси летятъ сюда.
Когда отецъ, какъ нищій, прибредетъ,
Найдетъ, что дѣти слѣпы и небрежны,
А золота мѣшокъ имъ принесетъ,
Увидитъ, какъ они вдругъ станутъ нѣжны!
Развратница фортуна! У тебя
Бѣднякъ не сыщетъ ласки для себя.
И потому-то дочки наградятъ тебя, дядя, такимъ множествомъ горестей, что въ цѣлый годъ не сосчитаешь.
Лиръ.
Какая судорога!… Боль какая
Вдругъ поднялась и къ сердцу подступила!
Внизъ, внизъ, ползущее все къ верху, горе!
Внизу тамъ жизнь твоя… Гдѣ-жь эта дочь?
Кентъ.
Тамъ въ замкѣ съ графомъ, сэръ.
Лиръ.
Никто за мной! (Уходитъ.)
Дворянинъ.
Ты все ли вѣрно Лиру разсказалъ?
Не сдѣлалъ ли чего похуже?
Кентъ.
Нѣтъ.
А отчего васъ мало съ королемъ?
Вотъ, кабы за этотъ вопросъ набили на тебя колодки, такъ точно было бы за дѣло.
Это почему, дуракъ?
А вотъ мы пошлемъ тебя въ школу къ муравью, чтобъ научилъ тебя неработать въ зимній холодъ. Всякаго, кромѣ слѣпыхъ, ведутъ его глаза вслѣдъ за носомъ, а изъ двадцати носовъ нѣтъ ни одного, который бы не пронюхалъ, отъ кого воняетъ. Прочь руку отъ большаго колеса, если оно катится съ горы, не то сломишь себѣ шею; а если идетъ оно въ гору, хватайся за него, — вынесетъ тебя наверхъ. Если какой разумникъ подаритъ тебѣ совѣтъ лучше моего, отдай мнѣ мой назадъ. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы пользовались имъ только плуты, потому что это дурацкій совѣтъ.
Кто лишь изъ выгодъ службу тянетъ
И другъ и спутникъ только лишь на видъ,
Тотъ смотритъ прочь, какъ дождикъ канетъ,
И ужь бѣжитъ, какъ буря загремитъ.
Дуракъ стоитъ, не думаетъ о томъ,
Что умный плутъ спасается тогда.
Подъ часъ и плутъ бываетъ дуракомъ;
Дуракъ же плутомъ подлымъ — никогда!
Гдѣ ты научился этому, дуракъ?
Ужь конечно не въ колодкахъ.
Лиръ.
Со мною не хотѣть сказать и слова!…
Они больны! Они устали очень!
Они всю ночь безъ отдыха скакали!
Тутъ — хитрость, знамя бунта, своеволья!…
Ступай и лучшій принеси отвѣтъ!
Глостеръ.
Вы знаете, мой добрый повелитель,
Характеръ герцога. Какъ онъ горячъ,
Какъ вспыльчивъ, какъ упрямъ въ своихъ рѣшеньяхъ.
Лиръ.
Чума и мщенье, муки, смерть, безумье!…
Кто вспыльчивъ? Чей характеръ? Глостеръ, Глостеръ!
Хочу… Мнѣ надо съ герцогомъ Корнвальскимъ,
Съ его женой мнѣ надо говорить.
Глостеръ.
Я точно такъ, мой добрый государь,
Какъ должно, обо всемъ имъ доложилъ.
Лиръ.
Онъ доложилъ имъ все… Послушай, ты…
Ты понялъ ли мои слова, какъ надо?
Глостеръ.
Я понялъ ихъ, мой добрый повелитель.
Лиръ.
Король здѣсь хочетъ говорить съ Корнвальцемъ,
Родитель нѣжный съ дочерью своей, —
Вели-жь имъ слушаться, сюда явиться! —
Ты такъ ли имъ сказалъ? О, кровь моя!
Мое дыханье!… Вспыльчивъ?… Герцогъ вспыльчивъ?!
Такъ пылкому высочеству скажи…
Иль нѣтъ… постой… быть-можетъ, онъ и боленъ.
Такъ, такъ… Больные мы принуждены
Пренебрегать священнымъ даже долгомъ, —
Нашъ духъ стѣсненъ, мы сами не свои…
Когда недугъ намъ тѣло разобьетъ
И духъ страдаетъ такъ же, вмѣстѣ съ тѣломъ. —
Я удержусь, я потерплю… Не дамъ
Моей горячности чрезмѣрно быстрой
Вольнаго за здороваго принять…
Но, адъ и смерть! Зачѣмъ же этотъ тутъ
Сидитъ? Вотъ это самое меня
И увѣряетъ, — дочь моя и герцогъ
Съ злымъ умысломъ пріѣхали сюда!…
Сейчасъ отдайте мнѣ его! Скажи
Ты герцогу съ его супругой: я
Хочу ихъ видѣть здѣсь, теперь, сейчасъ!
Чтобы явились, слушали меня…
Не то въ ихъ дверь такъ буду барабанить,
Что закричитъ: издохните вы сномъ!
Ахъ, еслибы все кончилось между ними хорошо!
О, сердце, мое вздымающееся сердце! Внизъ, внизъ!
Закричи на него, дядя, какъ кухарка на миногъ, когда ихъ живыхъ запрятывала въ пашкетъ. Она щелкала ихъ палкой по головамъ и кричала: «Внизъ, дураки, внизъ!» Ея вѣдь братецъ изъ большой любви къ своей лошади поливалъ для нея сѣно масломъ[5].
Лиръ.
А, здравствуйте вы оба.
Герцогъ Корнвалійскій.
Нашъ привѣтъ,
Король.
Регана.
Я рада видѣть васъ, король.
Лиръ.
Увѣренъ я, что рада ты, Регана! —
И знаю, почему увѣренъ я:
Когда-бъ ты рада не была, я-бъ думалъ,
Что мать твоя надъ бракомъ наругалась!
Тогда-бъ я съ ней и съ мертвой развелся!
А, ты свободенъ? (Кенту) Ну, объ этомъ послѣ.
О, другъ, Регана, зла твоя сестра!
Жестокостью своей ко мнѣ впилась
Она вотъ тутъ…
какъ коршунъ острымъ клювомъ!
И разсказать тебѣ едва я въ силахъ…
Ты не повѣришь… О, Регана!
Регана.
Сэръ,
Прошу, примите на себя терпѣнье.
Надѣюсь, вы скорѣй не оцѣнили
Какъ слѣдуетъ заслугъ моей сестры,
Чѣмъ долгъ свой не исполнила она.
Лиръ.
Что, что такое?…
Регана.
Думать не могу,
Чтобъ Гонерила преступить могла
Обязанность свою. Она, быть-можетъ,
И обуздала буйство вашей свиты.
Такъ что-жь? — Къ тому имѣла основанье.
Для цѣли доброй поступила такъ.
Отъ порицанья, сэръ, она свободна.
Лиръ.
Проклятье ей!
Регана.
О, сэръ, вы очень стары!
Природа въ васъ послѣдняго конца
Своихъ предѣловъ ужь достигла. Вы
Должны ужь подчиниться управленью
И разуму того, кто лучше васъ
Самихъ пойметъ и васъ, и ваши лѣта.
Къ сестрѣ моей скорѣе воротитесь
И помните: ее вы оскорбили,
Мой сэръ.
Лиръ.
У ней просить прощенья… мнѣ?!..
Смотри, а хорошо ли это будетъ: (Становится на колѣна.)
«Дочь милая, я сознаюсь, что старъ,
Что старость безполезна. На колѣняхъ
Молю: дай платье мнѣ, постель и пищу».
Регана.
О, перестаньте, сэръ! Такая шутка,
Ну, право, неприлична. Воротитесь
Вы къ Гонерилѣ.
Лиръ.
Никогда, Регана!
Она отнять полсвиты у меня
Хотѣла, злобно на меня смотрѣла
И языкомъ, ехидная змѣя,
Мнѣ сердце жалила. Чтобъ мщенья неба,
Собравшись во-едино, въ темя ей
Ударили и голову разшибли…
Чтобъ ядовитый воздухъ изможжилъ
Ей кости!
Герцогъ Корнвалійскій.
Фи, фи!…
Лиръ.
Молньи быстролетны!
Блесните грозно въ дерзскія ей очи,
Сожгите ихъ! Вы, горные туманы,
Съ мѣстъ ядовитыхъ собранные солнцемъ,
Красу ея въ заразу обратите
И гордость истребите въ ней до тла!
Регана.
О, небо!.. И меня, пожалуй, вы
Такимъ же точно даромъ наградите,
Когда горячность овладѣетъ вами.
Лиръ.
О, нѣтъ, моя Регана, никогда
Проклятій отъ меня ты не услышишь!
Любовію твоя природа дышитъ,
Отъ дерзости суровой далека,
А у нея пылаютъ адомъ очи!
Твои-жь такъ сладко-нѣжны и отрадны, —
Въ нихъ яда нѣтъ. Не станешь обрывать
Ты радостей моихъ и свиту гнать!
Не станешь злобныхъ словъ мнѣ посылать
И унижать величіе мое!
И, наконецъ, ты двери не запрешь,
Когда къ ея порогу подойду!
Ты лучше понимаешь долгъ природы
И сердцемъ знаешь связь дѣтей съ отцами.
Ты не забыла также полуцарства
И помнишь, кто тебя имъ наградилъ.
Регана.
О, добрый сэръ, прошу, скорѣе къ дѣлу.
Лиръ.
Кто моего посла заколотилъ
Въ колодки?
Герцогъ Корнвалійскій.
Что за трубы?
Регана.
А, я знаю.
Сестра писала, что сюда пріѣдетъ.
(Освальду) Ну, что? Когда прибудетъ герцогиня?
Лиръ.
Тотъ самый рабъ, что милостью господъ,
Хоть на водѣ написанной, кичится…
Прочь съ глазъ моихъ, мерзавецъ!
Герцогъ Корнвалійскій.
Что угодно
Вамъ, государь?
Лиръ.
Кто, скажи, запряталъ
Въ колодки моего посла? Регана,
Надѣюсь, и не ложно, что не ты.
О, кто идетъ сюда!.. О, силы неба!
Когда еще вамъ старцы драгоцѣнны,
Когда вамъ повинуется земля,
Когда вы сами стары, такъ себя
Въ лицѣ моемъ вы защитите! Грозныхъ
Посланниковъ пошлите! За себя
Вы ополчитесь!… И тебѣ не стыдно
Смотрѣть на бороду мою сѣдую?…
Регана, ты… ты за руку берешь
Ее?!
Гонерила.
А почему-жь не брать? И въ чемъ
Я провинилась? Вѣдь не все преступно,
Что неразумный или сумасбродный
Такимъ названьемъ отмѣчать изволитъ.
Лиръ.
Крѣпка-жь ты, грудь моя, когда теперь
Ты выдержишь!… Кто моего посла
Въ колодки посадилъ?
Герцогъ Корнвалійскій.
Я приказалъ
Набить ему колодки, государь.
Своимъ поступкомъ дерзкимъ большей кары
Онъ стоитъ.
Лиръ.
Ты?… Такъ это сдѣлалъ ты?
Регана.
Прошу васъ, вспомните, и такъ вы слабы,
Отецъ. Когда къ моей сестрѣ вернуться
Рѣшитесь и прожить съ ней цѣлый мѣсяцъ,
Такъ послѣ, распустивъ полсвиты вашей,
Ко мнѣ вы можете пріѣхать. Я
Теперь не дома. У меня сейчасъ
Запасовъ нѣтъ для содержанья васъ.
Лиръ.
Къ ней воротиться? Пятьдесятъ мнѣ слугъ
Отбросить отъ себя? — Нѣтъ, нѣтъ! Скорѣе
Отъ всякаго я крова откажусь
И брошуся на волю всѣхъ стихій,
Сову и волка изберу друзьями,
Чѣмъ воротиться къ ней когда нибудь…
О, злобный, острый зубъ нужды!… Мнѣ къ ней?
Да не труднѣе было бы меня
Заставить на колѣни подло пасть
Предъ трономъ пылко-гордаго француза,
Что нищей за себя взялъ дочь мою,
И умолять, чтобъ нанялъ онъ меня
На должность дворскаго, презрѣннаго
Слуги… Мнѣ къ ней? — Да легче вы меня
Уговорите стать рабомъ подлѣйшимъ
Иль вьючной лошадью вотъ этого
Проклятаго холопа!
Гонерила.
Какъ хотите.
Лиръ.
Да не своди же, дочь, меня съ ума!…
Не потревожу больше я тебя,
Мое дитя. Прощай на вѣкъ. Съ тобою
Не встрѣтимся мы больше никогда
И никогда другъ друга не увидимъ…
Но все-таки моя ты кровь, мое
Ты тѣло и моя ты дочь, иль, лучше,
Болѣзнь гнѣздящаяся въ тѣлѣ, боль,
Которую родной назвать, къ несчастью,
Я долженъ, чирій ты, заразы язва,
Карбункулъ, вздувшійся и воспаленный
Въ моей испорченной крови… Но нѣтъ,
Ругать тебя не стану… Пусть позоръ
Падетъ на голову твою, когда
Захочетъ самъ. Я не зову его,
И громовержца я не призываю
Тебя разить, и на твое злодѣйство
Верховному судьѣ не доношу!
Исправься, если можешь, на досугѣ
И постарайся лучше стать. А я?…
Я терпѣливымъ быть смогу. Съ Реганой
Останемся мы всѣ, и я, и сотня
Моихъ дворянъ.
Регана.
Ну, нѣтъ, не всѣ. — Я, сэръ,
Васъ не ждала и не готова васъ
Принять. Послушайтесь моей сестры-
Вашъ умъ теперь такъ перепутанъ страстью!
Довольствуйтесь сознаньемъ, что вы стары,
Затѣмъ… сестра, что дѣлать надо, знаетъ!
Лиръ.
А это хорошо сказала ты?
Регана.
Я подтвердить слова сестры готова.
Какъ? Пять десятковъ слугъ? И это мало?
Къ чему вамъ больше? Да не много-ль даже
И этого? И содержанье ихъ,
И трудность справиться съ такимъ числомъ;
Все говоритъ, что много. Какъ въ одномъ
Дому, подъ властью двухъ господъ, ужиться
Такому множеству народа? Трудно,
Почти-что невозможно.
Гонерила.
Почему-жь
Вамъ не принять услугъ людей моихъ
Или ея?
Регана.
Ну, почему-жь, мой лордъ? —
Когда служить вамъ будутъ нерадиво,
Мы будемъ взыскивать. Когда угодно
Ко мнѣ пріѣхать вамъ, — чего теперь
Я опасаюсь, — то прошу васъ, сэръ,
Съ собой привесть слугъ двадцать пять, не болѣй.
На большее число я не согласна
И мѣста имъ не дамъ.
Лиръ.
Я все вамъ отдалъ…
Регана.
И хорошо, что во-время намъ дали.
Лиръ.
Я васъ избралъ охраной для себя
И въ управленье ваше отдалъ все
Съ условіемъ, что будутъ у меня
Сто слугъ, мнѣ одному принадлежащихъ;
Такъ какъ же это вотъ теперь я долженъ
Придти къ тебѣ лишь съ двадцатью пятью,
Регана? Такъ вѣдь ты сказала, такъ?
Регана.
Я повторяю: больше не приму.
Лиръ.
И злая тварь покажется намъ доброй,
Когда гнуснѣй и злѣй ея найдется!
Уже достоинство и то, когда
Ты не гнуснѣй гнуснѣйшихъ. — Гонерила,
Къ тебѣ иду. Вѣдь пятьдесятъ твоихъ
Въ два раза больше двадцати пяти;
Меня ты, значитъ, вдвое больше любишь.
Гонерила.
Послушайте-жь меня, милордъ, къ чему
Вамъ двадцать пять, — и десять, даже пять
Тамъ, гдѣ найдется вдвое больше слугъ,
Къ услугамъ…
Регана.
Вамъ не нуженъ и одинъ.
Лиръ.
Да не толкуйте-жь вы о томъ, что нужно!…
Бѣднякъ послѣдній въ нищетѣ своей,
Подумавъ, можетъ лишнее найти.
Оставь природѣ только, безъ чего
Ей быть нельзя, и человѣка жизнь —
Животныхъ жизнь. Вотъ, лэди — ты. Тебѣ
Достаточно согрѣтой быть; природѣ
Не нужны пышные твои наряды;
Отъ холода они вѣдь не защита!
Но что намъ нужно… Мнѣ терпѣнье нужно!
Терпѣнье дайте, боги, мнѣ. О, боги!
Смотрите, вотъ я, бѣдный, дряхлый старецъ,
Подавленный и горемъ, и лѣтами,
И всѣми презрѣнный вдвойнѣ за то!…
Когда вы на отца войной воздвигли
Сердца вотъ этихъ самыхъ дочерей,
Не посрамите-жь до того меня,
Чтобъ я смиренно перенесъ ихъ злобу,
Чтобы ланиты мужа опозорилъ
Оружьемъ женскимъ, слезъ водой… А вы,
Противъестественныя чуда, вѣдьмы!…
Обѣимъ вамъ отмщу, отмщу я такъ,
Что цѣлый міръ… Я сдѣлаю такое…
А что? — Еще теперь не знаю я…
Такое, что отъ ужаса земли
Основы дрогнутъ! Думали, что плакать
Я буду? — Нѣтъ, не буду плакать я!
Причинъ по горло, чтобы плакать!… Но
Скорѣе сердце лопнетъ, разорвется
На тысячу частей, чѣмъ уроню
Одну слезу. Дуракъ! Съ ума сойду!
Герцогъ Корнвалійскій.
Пойдемте въ замокъ, — будетъ буря. (Слышна буря.)
Регана.
Замокъ
Вѣдь не великъ: старикъ съ его людьми
Не можетъ хорошо въ немъ помѣститься.
Гонерила.
Самъ виноватъ. Не захотѣлъ покоя, —
Ну, долженъ и узнать, сладка ли глупость.
Регана.
Его бы самого я приняла,
И съ радостью, но ни души изъ свиты.
Гонерила.
Я также. Но куда-жь дѣвался Глостеръ?
Герцогъ Корнвалійскій.
Онъ провожаетъ старика. Да вотъ
Онъ воротился.
Глостеръ.
Въ гнѣвѣ яростномъ
Король.
Герцогъ Корнвалійскій.
Куда-жь отправиться онъ хочетъ?
Глостеръ.
Кричалъ, чтобъ лошадей скорѣй сѣдлали.
Куда-жь отправится — не знаю.
Герцогъ Корнвалійскій.
Ему на волю предоставить лучше это:, —
Пусть ѣдетъ онъ, куда захочетъ самъ.
Гонерила.
Милордъ, смотрите, вы его отнюдь
Не думайте просить остаться здѣсь.
Глостеръ.
О, боги! — Ночь теперь. Холодный вѣтеръ
Болѣзненно пронзаетъ, а кругомъ
На много миль едва найтися можетъ
Какой-нибудь кустарникъ.
Регана.
О, мой сэръ,
Такія непріятности упрямымъ
Въ науку служатъ. А ворота замка
Заприте. Свита у него дерзка,
Отчаянно дерзка, буйна и мало-ль,
Какъ можетъ раздражить его, и мало-ль,
Что можетъ и внушить ему. Всегда
Благоразумный остороженъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
Да,
Милордъ, заприте же ворота замка.
Совѣтуетъ Регана хорошо.
Скорѣй, скорѣй укроемся отъ бури!
ДѢЙСТВІЕ III. править
Сцена I. править
Кентъ.
Кто, кромѣ этой страшной бури, здѣсь?
Дворянинъ.
Здѣсь тотъ, чей духъ взволнованъ, какъ она,
А тѣло терпитъ отъ нея въ добавокъ.
Кентъ.
Я знаю васъ. Но гдѣ король?
Дворянинъ.
Въ борьбѣ
Со злобою стихій, взываетъ къ вѣтрамъ
Съ мольбой сдуть землю въ море, иль на ней,
Кудрявыми волнами затопивъ,
Все въ корень измѣнить иль уничтожить.
И рветъ онъ волосы свои сѣдые,
А бурный вихрь ихъ, въ бѣшенствѣ слѣпомъ
Схвативъ, разноситъ, въ прахъ уничтожая.
Въ лицѣ его тотъ крохотный мірокъ,
Что называютъ человѣкомъ, хочетъ
Презрительно смѣяться надъ борьбой
Стихій, дождей и вихрей межъ собой. —
Въ такую ночь медвѣдица съ дѣтьми
Смирнехонько лежитъ и левъ, и волкъ
Голодный не замочатъ шкуръ своихъ;
А онъ? — Онъ съ головою не покрытой —
Въ степи и громкимъ воплемъ призываетъ
На землю все, въ чемъ гибель для всего!
Кентъ.
Но кто-жь, скажите, съ нимъ?
Дворянинъ.
Одинъ лишь шутъ,
Который хочетъ отшутить отъ сердца
Страдальца горе, бьющее его.
Кентъ.
Васъ знаю. Полагаясь на мое
Искусство понимать людей, рѣшаюсь
Вамъ дѣло дорогое поручить.
Идетъ вражда межъ герцогомъ Альбанскимъ
И герцогомъ Корнвальскимъ, хоть она
Еще прикрыта толстымъ покрываломъ
Лукавой хитрости обоихъ ихъ.
У нихъ не менѣй хитрые есть слуги. —
А у кого-жь изъ тѣхъ, кто, возвеличенъ
Счастливыми звѣздами, возсѣдаетъ
На тронѣ, не найдется слугъ такихъ. —
И эти слуги герцоговъ — шпіоны
Французскаго двора и всѣ они
Умно и очень ловко наблюдаютъ
За тѣмъ, что здѣсь теперь у насъ творится,
За герцоговъ враждою межъ собой,
За происками ихъ, и знаютъ, какъ
Они вдвоемъ скрутили короля.
Быть-можетъ ждутъ и большаго, къ чему
Все прошлое — приготовленье только.
Всего-жь вѣрнѣй, скажу вамъ прямо, то,
Что въ наше королевство ужь вступило
Французовъ войско и, тогда какъ мы
Теперь безпечно обо всемъ забыли,
Успѣло лучшіе всѣ наши порты
Занять и развернуть уже готово
Свои знамена. Что теперь до васъ
Касается, то, если вы рѣшитесь
Вполнѣ довѣриться моимъ словамъ,
Такъ поспѣшите въ Дувръ, ни чуть не медля.
Вы тамъ найдете тѣхъ, кто будетъ васъ
Благодарить. Вы передайте имъ,
Въ какомъ, противномъ естеству людей
И до безумья доводящемъ, зломъ
Поступкѣ можетъ обвинять король
Сестеръ безчеловѣчныхъ, герцогинь. —
Я — дворянинъ по крови, по рожденью,
И знаю, что ручается за васъ,
А потому я смѣло предлагаю
Вамъ это дѣло.
Дворянинъ.
Послѣ съ вами, сэръ,
Поговоримъ объ этомъ.
Кентъ.
Нѣтъ, не послѣ. —
Чтобъ доказать, что я гораздо болѣй
Того, что можно думать обо мнѣ,
Вамъ предлагаю этотъ кошелекъ.
Возьмите все сполна, что въ немъ найдете.
Когда увидите Корделью вы, —
Я знаю, вы увидите ее, —
Ей покажите это вотъ кольцо… (отдаетъ кольцо)
И скажетъ вамъ, кто я — товарищъ вашъ;
А знать меня сейчасъ вы не должны.
Фай эта буря!… Нужно короля
Скорѣй найти.
Дворянинъ.
Такъ дайте руку вашу.
Вамъ больше нечего мнѣ передать?
Кентъ.
Немногое, но поважнѣй для дѣла,
Когда найдемъ мы съ вами короля.
Идите вы сюда, а я туда.
Кто первый встрѣтитъ, дастъ другому знать.
Сцена ІІ. править
Лиръ.
Бѣснуйтесь, злитесь, дуйте вѣтры такъ,
Чтобъ щеки лопнули у васъ съ надсады!
Вы, ливни бурные и ураганы,
Хлещите и волнами заливайте
Всѣ башни выше самыхъ пѣтушковъ,
Вертящихся на ихъ шпиляхъ высокихъ!
Вы, сѣрные и быстрые, какъ мысль,
Огни, предтечи страшныхъ стрѣлъ громовыхъ,
Что дубы сразу въ щепы разбиваютъ,
Спалите голову мою сѣдую!
Ты, громъ, все потрясающій, расплющи
Всю эту круглую земли чреватость,
Чтобъ лопнули всѣ формы жизни въ ней,
Чтобъ истребились сѣмена и всѣ
Зачатки, изъ которыхъ въ свѣтъ родится
Неблагодарный человѣкъ!
Шутъ.
Ахъ, дядя!…
Послушай, дядя, благодатная водица при дворѣ и подъ крышей сухаго дома, право, лучше дождевой воды за воротами. Голубчикъ, дядя, воротись къ твоимъ дочерямъ и попроси у нихъ милости! Вѣдь эта ночь безжалостна ко всѣмъ: и къ мудрецамъ, и дуракамъ.
Лиръ.
Бушуйте до-сыта, хлещите ливнемъ
И плюйтеся огнемъ и дождь, и вихрь,
И громъ! — Не дѣти вы мои родные!
Я не кляну васъ за жестокость вашу! —
Я королевства вамъ не отдавалъ,
Дѣтьми моими васъ не называлъ
И долга нѣтъ на васъ; такъ тѣшьтесь вволю
Потѣхой вашей страшной! — Вотъ я здѣсь
Стою вашъ рабъ, старикъ больной и хилый,
И нищій, и въ презрѣніи позорномъ…
Но нѣтъ, могу я васъ клеймить названьемъ
Подлѣйшихъ слугъ злодѣевъ дочерей! —
Вы съ ними за одно небесной ратью
Возстали всѣ на голову сѣдую
И старую, такую, какъ моя!
Вѣдь это подло, гнусно… Страшно гнусно!
Хорошая у того шапка, у кого есть домикъ, куда онъ можетъ спрятать свою голову.
Хоть ищетъ брюхо для себя домокъ,
Да голова не думаетъ о томъ;
Ну, и сгніютъ они потомъ вдвоемъ
И оба вмѣстѣ, и въ недальній срокъ.
Вотъ такъ и нищій съ головою хилой
Сгніетъ съ женой, лохмотницею милой!
Бѣда, кто не на пальцахъ на ногахъ,
А на сердцѣ мозоль себѣ натретъ;
Отъ боли страшной, въ крикахъ и слезахъ,
Безъ сна простонетъ ночи на-пролетъ!
А все отъ того, что не бывало еще красивой женщины, которая-бъ не строила рожъ передъ зеркаломъ.
Я буду образцомъ терпѣнья, не промолвлю слова.
Кто здѣсь?
Здѣсь его милость и его изнанка[6]: здѣсь мудрецъ и дуракъ.
Кентъ.
Ахъ, сэръ, вы здѣсь? И тотъ, кто любитъ ночь,
Такихъ ночей не взлюбитъ. Гнѣвъ небесъ,
Пугая, гонитъ въ норы даже тѣхъ,
Кто любитъ ночь и бродитъ только въ мракѣ.
Съ тѣхъ поръ, какъ только помню я себя,
Такихъ полосъ огня я не видалъ,
Такого грохота громовъ и рева,
И вѣтровъ, и дождей я не слыхалъ!
Такого страха и такихъ мученій
Не вынесетъ природа человѣка!
Лиръ.
Такъ пусть же боги всемогущи, такъ
Надъ нами громомъ разразившись, пусть
Они теперь враговъ своихъ отыщутъ! —
Дрожи-жь, злодѣй, чьи страшныя дѣла
Укрылися отъ лютой казни; спрячься
Скорѣй и ты, кровавая рука,
И ты, безбожный нарушитель клятвъ,
И ты, кровосмѣситель, подъ личиной
Невинности святой, ты, извергъ подлый,
Украсть хотѣвшій жизнь у человѣка!
Дрожите такъ, чтобъ всѣ суставы ваши
Отъ трепета распалися на части.
О, крѣпко запертыя въ тайникахъ,
Злодѣйства скрытыя, скорѣй ломайте
Все то, что васъ таитъ, и о пощадѣ
Молите силы страшнаго возмездья!
А я?… Не такъ же грѣшенъ, какъ грѣшны
Передо мной!…
Кентъ.
И съ головой совсѣмъ
Открытой! Милостивый лордъ, тутъ близко
Есть хижина. Ея хозяинъ — добрый,
Дозволитъ вѣрно вамъ укрыться въ ней
Отъ бури. Отдохните тамъ, пока
Я ворочусь въ безчувственный тотъ замокъ, —
Безчувственнѣй, чѣмъ камни стѣнъ его, —
Въ который отказалися впустить
Меня, лишь только я спросилъ о васъ.
На щедрость вынужу скупое ихъ
Гостепріимство.
Лиръ.
Умъ мутится мой!…
Пойдемъ, дружокъ… Ну, что съ тобой? Озябъ? —
Озябъ я самъ. Товарищъ, гдѣ-жь солома?
Хитра нужда: она и дрянь иную
Вдругъ можетъ въ драгоцѣнность обратить.
Идемъ же мы въ лачугу нашу. Рабъ
И шутъ! Есть у меня мѣстечко въ сердцѣ,
Которое тебя еще жалѣетъ.
Шутъ.
Ума нѣтъ крошки у того въ мозгахъ,
Кто отъ дождя и вихря — охъ да ахъ.
Доволенъ долженъ всякій быть судьбой,
Хотя бы дождь лилъ каждый день рѣкой!
Правда, мой милый! Ну, веди же насъ въ хижину.
Славная ночка, — прохладитъ любую прелестницу. Стойте. Прежде, чѣмъ уйдемъ отсюда, хочу изречь пророчество.
Когда духовный важенъ будетъ на словахъ,
А не на дѣлѣ самомъ, — на костра огняхъ
Не еретикъ, а другъ блудницъ, ихъ покровитель
Горѣть начнетъ, и жадный пивоваръ водой
Свое испортитъ пиво, и пойметъ портной,
Что ужь не онъ, а дворянинъ ему учитель,
И правда грозно воцарится на судахъ,
Не бѣденъ будетъ пажъ и рыцарь не въ долгахъ,
И клевета замолкнетъ робко на устахъ,
Въ толпѣ не будутъ шмыгать тысячи воровъ
И станутъ — жидъ открыто золото считать,
Развратница, постяся, храмы созидать; —
Тогда перевернется все вверхъ дномъ, придетъ
Въ хаосъ весь Альбіонъ и старое — во прахъ,
Тогда стоять мы будетъ прямо на ногахъ!
Такъ въ свое время будетъ пророчествовать Мерлинъ. Я-то самъ, замѣтьте, живу до его пришествія[7].
Сцена III. править
Ахъ, какъ маѣ невыносимо-непріятенъ этотъ противуестественный поступокъ. Когда я выразилъ желаніе, чтобъ они не препятствовали мнѣ сожалѣть о королѣ, они отняли у меня право распоряжаться моимъ домомъ, запретили подъ страхомъ опалы просить за короля, говорить объ немъ и помогать ему чѣмъ бы то ни было.
Въ высшей степени дико и безчеловѣчно!
Ну, оставь это. Никому ни слова. Между герцогами разладъ, да и нѣчто похуже. Я получилъ сегодня ночью письмо, — опасно объ этомъ говорить, — я заперъ его въ кабинетѣ. Оскорбленія, которыя вынесъ король, будутъ отмщены. Часть французскаго войска высадилась на наши берега. Намъ слѣдуетъ быть на сторонѣ короля. Я отыщу его и тайно ему помогу. Ты займи герцога такъ, чтобъ онъ не замѣтилъ моего добраго дѣла. А спроситъ обо мнѣ, скажи, что я боленъ и въ постелѣ. Еслибъ мнѣ пришлось даже умереть, — а мнѣ грозили не меньшимъ, — я не оставлю короля, моего стараго господина, безъ помощи. Странныя дѣла въ ходу… Прощай, будь остороженъ! (Уходитъ.)
Эдмондъ.
Какъ ты ни запрещай, старикъ, а герцогъ
О нѣжностяхъ твоихъ сейчасъ узнаетъ
И также о письмѣ. А это все
Зачтется мнѣ въ великую заслугу!…
Затѣмъ мнѣ въ руки попадетъ и то,
Чего отецъ лишится, — да, все, все! —
Когда внизъ старость падаетъ глубоко,
Вверхъ юность поднимается высоко!
Сцена IV. править
Кентъ.
Вотъ здѣсь. Войдите, добрый лордъ. Такой
Свирѣпой ночи подъ открытымъ небомъ
Не вынесетъ природа человѣка.
Лиръ.
Оставьте одного меня.
Кентъ.
Мой лордъ,
Мой добрый лордъ, сюда войдите.
Лиръ.
О!…
Не разорвется мое сердце?
Кентъ.
Ахъ,
Скорѣй мое! Войдите-жь, добрый лордъ.
Лиръ.
За очень важное считаешь ты,
Что эта злая буря до костей
Насъ пробираетъ, — такъ вѣдь для тебя;
Но въ комъ гнѣздится боль ужаснѣй этой,
Такъ эта уже ни-по-чемъ. Когда
Ты бросишься въ испугѣ отъ медвѣдя,
А на пути — ревущее вдругъ море,
Такъ кинешься назадъ хоть звѣрю въ пасть!
Покоенъ духъ — и тѣло чутко. Буря
Въ моей душѣ въ ней чувства заглушила:
Я слышу только то, что бьется здѣсь. (Указываетъ на сердце.)
Дѣтей неблагодарная жестокость!…
О, боги, боги!… Да не то же-ль это,
Какъ еслибъ зубы стали руку рвать
За то, что пищу къ нимъ она подноситъ?
Казнить я ихъ хочу, казнить на мѣстѣ!
Не буду плакать, нѣтъ!… И въ ночь такую
Меня такъ выгнать!… Лей же, дождь, какъ хочешь, —
Все вытерплю… И въ ночь такую! О,
Регана, Гонерила… Дряхлаго
И добраго отца, который вамъ
Такъ щедро, простодушно отдалъ все!…
Отъ этого съ ума сойдешь… Нѣтъ, нѣтъ,
Не буду думать. Нѣтъ, ни слова болѣй
И ни единаго объ этомъ!
Кентъ.
Лордъ,
Мой добрый лордъ, войдите же сюда.
Лиръ.
Прошу, иди ты самъ и хлопочи
Тамъ объ удобствахъ для себя, а мнѣ? —
Мнѣ эта буря взвѣсить не даетъ,
Что мнѣ вреднѣй… А впрочемъ, я войду. —
Иди, дружокъ, иди. Войди ты первымъ.
(Шуту) Ну, нищета бездомная, входи же…
А я тамъ помолюсь, да и засну…
Ахъ, бѣдные, нагіе горемыки,
Гдѣ-бъ васъ теперь ни била безпощадно
Безжалостная буря, какъ теперь
Васъ защитятъ отъ ярости такой
Открытая, безъ крова, голова,
Безъ пищи тощіе желудки ваши,
Дырявые клочки лохмотій вашихъ!?
Ахъ, мало я объ этомъ думалъ! Вотъ
Тебѣ лѣкарство, роскошь! На себѣ
Ты испытай, что чувствуетъ бѣднякъ,
Чтобъ сбросить на него, стряхнувъ съ себя,
Избытокъ твой и небо оправдать.
Полторы сажени, полторы сажени. Бѣдный Томъ.
Шутъ.
Нѣтъ, дядя, не ходи туда. Тамъ духъ!
Ой, помогите, помогите!
Кентъ.
Ну,
Дай руку мнѣ. Кто-жь тамъ?
Шутъ.
Духъ, дядя, духъ!
Зовутъ его: Томъ бѣдный.
Кентъ.
Кто же тамъ?
Кто на соломѣ тутъ ворчитъ? Выдь вонъ.
Эдгаръ (переодѣтый сумасшедшимъ).
Прочь, прочь! За мною бѣсъ, духъ сумасбродства!…
Холодный вѣтеръ дуетъ, свищетъ, свищетъ
Сквозь острыя боярышника иглы.
Гумфъ, гумфъ, въ холодную постель и — грѣйся!
Лиръ.
А что? Ты также дочерямъ все отдалъ
И вотъ до этого дошелъ, бѣднякъ?
Кто дастъ что-нибудь бѣдному Тому? Дьяволъ велъ его сквозь огонь и пламя, по волнамъ и пучинамъ, клалъ ему ножи подъ изголовье, вѣшалъ петлю надъ его церковной скамьей, клалъ мышьякъ подлѣ его похлебки, подстрекалъ его хвастливымъ желаньемъ промчаться на гнѣдомъ жеребцѣ по мосту въ четыре вершка ширины, скакать за собственной тѣнью, принявъ ее за врага-предателя. Храните ваши пять чувствъ. Холодно Тому. О, до-де, до-де, до-де. Подайте что-нибудь бѣдному Тому. Его мучитъ злой духъ. Вотъ онъ опять!… Вонъ тутъ… и тутъ… и тутъ опять… и тутъ.
Лиръ.
Неужели дочери его сгубили,
До крайности ужасной довели?
(Эдгару) Не спасъ ты ничего, — все отдалъ имъ?
Нѣтъ, вонъ приберегъ себѣ покрышку, а безъ того намъ было бы зазорно и взглянуть на него.
Лиръ.
Такъ пусть же всѣ заразы, что висятъ
Надъ нами въ воздухѣ, на казнь злодѣямъ,
Пусть всѣ падутъ на дочерей его!
Кентъ.
Сэръ, у него нѣтъ дочерей.
Лиръ.
Умри,
Предатель; — кромѣ дочерей жестокихъ,
Нѣтъ силы той, которая-бъ могла
Заставить такъ глубоко пасть его
Природу. — Мода что ли ужь такая —
Нещадно истреблять отцовъ за то,
Что ихъ же дѣти выгнали ихъ вонъ! —
За дѣло, стоятъ казни!… Это тѣло
Родило пеликановъ — дочерей! *).
- ) Джонсонъ говоритъ: «во время Шекспира вѣрили, что молодые пеликаны сосутъ кровь своихъ матерей». Перев.
Эдгаръ.
Сидѣлъ пилликокъ *), на кормѣ пилликокъ, кокъ! —
Галлу, галлу, лу-лу, лу-лу, лу-лу!
- ) Для объясненія этого слова Стивенсъ отсылаетъ читателя къ замѣткѣ, сдѣланной Томсономъ Урквартомъ къ его переводу Рабеле, V. I, В. 1. Перев.
А эта холодная ночь оборотитъ насъ всѣхъ въ дураковъ и сумасшедшихъ.
Остерегайся злаго духа, повинуйся отцу и матери, держи слово твердо, не клянись, не связывайся съ чужой женой, не прилѣпляй твоего добраго сердца къ тщеславной красотѣ!
Чѣмъ былъ ты прежде?
Я? — Я былъ поклонникомъ женщинъ, заносчивъ сердцемъ, завивалъ мои волосы, носилъ боевыя[8] перчатки на шляпѣ, угождалъ похотямъ моей красавицы и занимался съ ней дѣлами мрака, клялся столькими клятвами, сколько словъ произносилъ, и нарушалъ тотчасъ же ихъ всѣ передъ лицомъ свѣтлаго неба; засыпая, я вымышлялъ и обдумывалъ самыя развратныя потѣхи и просыпался, чтобъ ихъ исполнить; вино любилъ я сильно и игру въ кости — страстно, а насчетъ женщинъ я былъ почище сладострастнаго турка; коварный сердцемъ, легковѣрный ко всякому слуху, готовый лить кровь моими собственными руками, я былъ свиньей — по лѣни, лисой — въ воровствѣ, волкомъ — по жадности, бѣшенъ, какъ собака, и хищенъ, какъ левъ. Берегись, чтобы скрипъ башмаковъ и шелестъ шелковаго платья не предали твоего сердца женщинѣ. Прочь ноги отъ домовъ разврата, прочь руки отъ юбокъ, не поддавайся злому духу!… А все дуетъ холодный вѣтеръ сквозь боярышникъ. Слышите, голоситъ: зу-умъ, зу-умъ, мумъ. Га, но, нони. Дольфинъ, дитя мое, дитя мое, оставь, пусть проѣзжаетъ[9].
Легче бы тебѣ лежать въ гробу, чѣмъ выставлять твое нагое тѣло въ отвѣтъ на ярость небесъ. Или человѣкъ не болѣе этого? Смотрите на него. Ты никому ничѣмъ не обязанъ: ты не взялъ ни шелка у червя, ни шкуры у звѣря, ни шерсти у овцы, ни благоуханія у выхухоли. Мы трое здѣсь — лжемъ на человѣка. Ты одинъ только то, что ты есть на самомъ дѣлѣ: ничѣмъ не приправленный человѣкъ, не болѣе, какъ вотъ такое нагое, пилообразное животное, какъ ты. Долой, долой все заемное! Разстегните тутъ. (Рветъ на себѣ одежду.)
Полно, дядя, успокойся! Куда какъ негодна эта ночь для купанья. Теперь маленькій огонекъ въ этомъ пустынномъ полѣ былъ бы очень похожъ на сердце стараго сластолюбца: крохотная искорка въ серединѣ, а все остальное тѣло холодно, какъ ледъ. Гляди, вонъ идетъ сюда бродячій огонекъ.
Злой духъ, злой духъ, Флибертитжибетъ![10] Онъ выходитъ, какъ только погасятъ огни, и бродитъ до первыхъ пѣтуховъ. Онъ затягиваетъ глаза бѣльмами, заливаетъ ихъ темною водой или дѣлаетъ косыми, насаживаетъ заячьи губы, надѣляетъ ржавчиной бѣлую пшеницу и всячески вредитъ бѣднымъ созданьямъ на землѣ.
Святой Витольдъ долину трижды обошелъ
И на пути ночную Мару онъ нашелъ
И девять страшныхъ спутниковъ ея въ ту ночь.
Душить людей на вѣкъ имъ строго заказалъ
И клятвою великой крѣпко ихъ связалъ! —
Прочь, вѣдьма, прочь, прочь, прочь, колдунья злая, прочь[11]!
Что съ вами, государь?
Кто это?
Кто тутъ? Что надо вамъ?
Вы кто? Ваши имена?
Бѣдный Томъ, который питается водяными лягушками, жабами, головастиками, маленькими ящерицами, что водятся на старыхъ стѣнахъ. Когда начнетъ неистовствовать злой духъ и бѣшенство найдетъ на сердце бѣднаго Тома, онъ ѣстъ коровій пометъ вмѣсто салата, пожираетъ околѣлыхъ крысъ, дохлыхъ собакъ, пьетъ зеленую плѣсень въ лужахъ. Бѣднаго Тома сѣкутъ отъ одного сбора десятины до другаго, набиваютъ на него колодки, запираютъ его въ тюрьму. Было у него три накидки для плечъ, три рубахи для тѣла, конь для ѣзды и оружіе для битвъ.
Лишь мыши да крысы и множество мелкихъ звѣрковъ
Служили питаньемъ для Тома семь долгихъ годковъ.
Берегитесь моего мучителя! Уймись, Смолькенъ[12], уймись, злой духъ!
И нѣтъ у васъ, государь, общества получше этого?
Эдгаръ.
Князь тьмы — великій, тонкій джентльменъ, —
Зовутъ Іодо или Магу *).
- ) Стивенсъ, ссылаясь на Гарснета, называетъ Модо или Магу княземъ злыхъ духовъ. Перев.
Глостеръ.
И кровь,
И тѣло такъ испортились у насъ,
Что ненавидятъ даже тѣхъ, кто ихъ
Родилъ.
Эдгаръ.
Бѣдняга Томъ озябъ, озябъ.
Глостеръ.
Пойдемте, сэръ, со мною. Чувство долга
Не можетъ выносить повиновенья
Жестокимъ вашимъ дочерямъ. Онѣ
Хотя и строго повелѣли мнѣ
Замкнуть ворота замка передъ вами
И васъ на полный произволъ оставить
Ужасной ночи этой; я рѣшился
Васъ отыскать и отвести туда,
Гдѣ пищу и тепло найдете вы.
Лиръ.
Постой. Дай прежде мнѣ поговорить
Съ философомъ. Послушай, объясни
Причину грома и откуда онъ?
Кентъ.
Мой добрый лордъ, примите предложенье,
Идемте въ домъ.
Лиръ.
Хочу я перемолвить
Лишь слова два вотъ съ нимъ, — вотъ съ этимъ самымъ
Ученѣйшимъ ѳиванцемъ. Ну, скажи,
Что изучаешь ты?
Эдгаръ.
Какъ убѣгать
Отъ злыхъ духовъ и гадинъ убивать.
Лиръ.
Еще одинъ вопросъ, на-единѣ.
Кентъ (Глостеру).
Мой добрый лордъ, еще разъ попросите
Настойчивѣй его уйти отсюда.
Смотрите, онъ умомъ своимъ не правитъ.
Глостеръ.
А можно ли винить его за это? —
Родныя дочери вѣдь ищутъ смерти
Его. Ахъ, этотъ добрый, честный Кентъ!
Онъ предсказалъ, что будетъ такъ. Сбылось!
Изгнанникъ бѣдный!… Говоришь: король
Мѣшается въ умѣ; скажу тебѣ,
Мой другъ, я самъ почти-что помѣшался.
И у меня былъ сынъ!… Онъ мнѣ теперь
Чужой. Я отказался отъ него.
На жизнь мою онъ замышлялъ недавно,
Недавно очень… Я его любилъ.
И нѣтъ отца, которому бы сынъ
Дороже былъ, чѣмъ мнѣ Эдгаръ. Ахъ, другъ,
Повѣрь мнѣ: это горе раздавило
Мой умъ! Но что за ночь! О, государь,
Я умоляю…
Лиръ.
Ахъ, прошу прощенья. —
Философъ благородный, не лишайте
Бесѣды вашей насъ.
Эдгаръ.
Ухъ! бѣдный Томъ
Озябъ.
Глостеръ.
Вотъ хижина, дружокъ. Иди
И грѣйся тамъ.
Лиръ.
Мы всѣ туда пойдемъ.
Кентъ.
Вамъ путь сюда, мой добрый лордъ.
Лиръ.
И съ нимъ. —
Съ философомъ, я не хочу разстаться.
Кентъ.
Сэръ, успокойте короля. Пусть онъ
Возьметъ его съ собой.
Глостеръ.
Пускай возьметъ. —
И лучше даже! — Ну, идемъ же вмѣстѣ.
Лиръ.
Идемъ же, добрый аѳинянинъ.
Глостеръ.
Только
Ни слова и какъ можно тише, тише.
Эдгаръ.
Лишь къ сумрачной башнѣ подъѣхалъ Раулэндъ,
Какъ слово замолкло его: фи, фо, фумъ!
Здѣсь, чувствую, пахнетъ британскою кровью! *)
- ) По замѣчанію Райтсона, эти три стиха, не срифмованные въ подлинникъ, взяты изъ двухъ старинныхъ балладъ. Первый стихъ взятъ изъ перевода испанской баллады, а два послѣдніе изъ старинной англійской баллады: «Jack and the Giands». Перев
Сцена V. править
Я ему отмщу за себя, — отмщу прежде, чѣмъ уѣду изъ его замка.
Какъ будутъ осуждать меня и порицать за то, что я чувствомъ долга заглушилъ голосъ природы. Это страшитъ меня нѣсколько.
Теперь я понимаю, что не совсѣмъ дурныя наклонности заставили твоего брата искать смерти отца; его возстановила противъ себя возмутительная подлость старика.
Несчастная судьба моя! Я вынужденъ раскаяваться въ честномъ и справедливомъ поступкѣ. Вотъ, герцогъ, письмо. Оно доказываетъ, что графъ — сторонникъ Франціи и ея соумышленникъ. О, небо! Еслибъ не было этой измѣны и еслибъ я не долженъ былъ стать доносчикомъ!
Пойдемъ къ герцогинѣ.
У васъ въ рукахъ, герцогъ, чрезвычайно важный документъ, если только содержаніе письма справедливо.
Справедливо или нѣтъ, но письмо дѣлаетъ тебя графомъ Глостеромъ. Разыщи, гдѣ твой отецъ, чтобъ мы могли скорѣй его схватить.
Если только я застану его съ королемъ и въ ухаживаніи за нимъ, то сильнѣе укрѣпится увѣренность въ его измѣнѣ. (Вслухъ) Я останусь вѣрнымъ долгу, какъ ни болѣзненно отзывается въ моей душѣ борьба чувства долга съ голосомъ моей крови.
Я полагаюсь на тебя. Ты во мнѣ найдешь лучшаго отца!
Сцена VI. править
Здѣсь лучше, чѣмъ на открытомъ воздухѣ. Прибавлю къ этому все, что могу для вашего удобства. Я оставлю васъ не надолго.
Вся сила его ума уступила его раздражительной горячности. Боги наградятъ васъ за вашу доброту.
Фратерето зоветъ меня и говоритъ, что Неронъ удитъ рыбу въ темномъ озерѣ[13]. Молись, невинный, и берегись злаго духа!
Ну-ка, дядя, скажи мнѣ, кто сумасшедшій: дворянинъ или мужикъ?
Король, король!
Нѣтъ, дядя, мужикъ, у котораго сынъ сдѣлался дворяниномъ; потому онъ и сумасшедшій, что позволилъ сыну сдѣлаться дворяниномъ прежде себя.
Лиръ.
Пусть тысячи горячихъ, острыхъ копій,
Шипя, вонзятся въ тѣло ихъ!
Эдгаръ.
Злой духъ,
Злой духъ кусаетъ больно спину мнѣ.
Сумасшедшій тотъ, кто полагается на кротость волка, на крѣпость лошади, на любовь мальчишки и на клятву гулящей дѣвки.
Лиръ.
Я все рѣшу и все покончу. Здѣсь
На судъ, на строгій судъ ихъ притащу! —
(Эдгару) Ученый правовѣдъ, садися здѣсь,
А ты, премудрый мужъ, вотъ тутъ. Ну, вы,
Лисицы — самки!
Эдгаръ.
Вонъ стоитъ онъ, вонъ
Глазами какъ сверкаетъ! Госпожа,
Вамъ мало, что ли, глазъ здѣсь на судѣ?
Приплыви ко мнѣ, Бесси, красотка!
Шутъ.
У Бесси красотки съ дыркой лодка;
И никакъ не смѣетъ объяснить,
Почему къ тебѣ боится плыть! *)
- ) Джансонъ полагаетъ, что эта пѣсенка въ нѣсколько измѣненномъ видѣ взята изъ книги товарищества продавцовъ бумаги и прочихъ принадлежностей письма («Stationers Company»), напечатанной въ 1564 году. Стивенсъ замѣчаетъ, что въ пѣсняхъ и сказаніяхъ бѣдный Томъ и Бесси постоянно путешествуютъ вмѣстѣ. Перев.
Злой духъ преслѣдуетъ бѣднаго Тома соловьиными трелями[14]. Въ животѣ Тома — Гопдэнцъ. Онъ требуетъ съ крикомъ двѣ селедки. Не каркай, черный ангелъ, — тебѣ нечего у меня ѣсть[15].
Кентъ.
Что съ вами, сэръ? Не стойте такъ. Какъ будто
Въ испугѣ вы окаменѣли. Вотъ
Подушка. Лягте, сэръ, и полежите.
Лиръ.
Хочу я быть при первомъ имъ допросѣ.
Свидѣтелей сюда! Садися здѣсь (Эдгару)
Ты, облеченный въ мантію судьи,
И мѣсто занимай твое. И ты (шуту)…
Одно вѣдь правосудія ярмо
Лежитъ на немъ и на тебѣ; такъ рядомъ
Садися съ нимъ же на скамью судьи.
(Кенту) И ты въ числѣ судей, — садись и ты.
Эдгаръ.
Станемъ же по совѣсти рѣшать.
Спишь иль нѣтъ ты, пастушокъ?
Въ хлѣбъ овечки забрели.
Заиграй лишь въ свой рожокъ —
И опять къ тебѣ пришли.
Пуръ *), кошка-то сѣра!
- ) Пуръ, по замѣчанію Мэлоне, одинъ изъ злыхъ духовъ, о которыхъ упоминаетъ Гарснетъ. Перев.
Ее прежде, ее къ суду! Это Гонерила. Клянусь я здѣсь, передъ этимъ высокимъ собраніемъ, они растоптали ногами своего отца, бѣднаго короля!
Подойдите сюда, мистриссъ. Ваше имя — Гонерила?
Она не смѣетъ сказать: «нѣтъ».
Прошу прощенья, я принялъ васъ за складную скамейку.
Лиръ.
Вонъ и другая. Взглядъ изъ-подъ бровей
Уклончивый, какъ воръ, даетъ вамъ знать,
Какой запасъ у ней на сердцѣ. О,
Держите же ее! Мечей, огня,
Оружія! Здѣсь подкупъ! Плутъ судья!
Зачѣмъ ты выпустилъ ее отсюда?
Береги свои пять чувствъ!
Кентъ.
Какая гадость! Гдѣ же, государь,
У васъ умѣнье сдерживать себя,
Которымъ такъ хвалились вы всегда?
Эдгаръ (въ сторону).
Неудержимо выступаютъ слезы
Участія къ нему. Того гляди,
Они мое притворство обличатъ.
Лиръ.
Вотъ собаченка! Вотъ и всѣ миляги!
И Трей, и Бѣлый! Лаютъ на меня!
А вотъ я швырну въ нихъ моей головой. Прочь, мордашки!
Будь ты съ мордой черной или бѣлой,
Будь мордашкой въ злобѣ застарѣлой,
Будь ублюдкомъ страшнымъ всѣмъ на видъ,
Будь твой зубъ остеръ и ядовитъ,
Будь ищейкой ловкой, будь борзой,
Будь твой нравъ, какъ у бульдога, злой,
Будь собакой гнусною испанской,
Будь породы лютой меделянской,
Будь хоть бы взбѣсившимся ты псомъ
(Съ длиннымъ иль коротенькимъ хвостомъ),
Будь ты чѣмъ захочешь только быть, —
Будешь у меня визжать и выть.
Лишь швырну въ васъ этой головой,
Въ мигъ махнете черезъ тынъ стрѣлой.
До-де, до-де… Сесса. Пойдемте. Маршъ на праздникъ храмовой, на торги, на ярмарки городскія. Бѣдный Томъ, сухъ твой рожокъ.
Анатомируемъ Регану. Разсѣчемъ ея грудь и посмотримъ, какіе зародыши скрыты въ ея сердцѣ. Существуетъ ли въ природѣ причина, рождающая такія жесткіе сердца? (Эдгару) Я, сэръ, считаю васъ въ моей свитѣ; но неприличенъ вашъ нарядъ. Вы скажете, что это — нарядъ персидскій; но все-таки перемѣните его.
Кентъ.
Теперь, мой лордъ, прилягте здѣсь, вотъ тутъ,
И успокойтеся немного.
Лиръ.
Тише,
Какъ можно тише. Занавѣсъ задерни.
Такъ, такъ, такъ. Ужинать мы будемъ завтра
Поутру рано. Такъ вѣдь, такъ? — Такъ, такъ.
Шутъ.
А я въ постель, когда обѣдать надо.
Глостеръ.
Да гдѣ жь король, мой повелитель?
Кентъ.
Здѣсь.
Не безпокойте только вы его.
Совсѣмъ онъ помѣшался.
Глостеръ.
Добрый другъ,
Бери скорѣе на руки его, —
На жизнь его я заговоръ подслушалъ, —
Готовы вонъ носилки. Мы на нихъ
Его уложимъ и скорѣе въ Дувръ.
Найдете тамъ охрану и привѣтъ.
А если ты промедлишь полчаса, —
И онъ, и ты, и каждый, кто предложитъ
Ему себя въ защиту — всѣ погибнутъ.
Поднимемъ же скорѣй его; поднимемъ,
Да и за мной. А для охраны вашей
Я далъ тебѣ проводниковъ надежныхъ.
Кентъ.
Усталая природа ужь заснула.
Разбитымъ чувствамъ сонъ — успокоенье;
Но исцѣлить ихъ будетъ очень трудно,
Когда тому событья не помогутъ. (Шуту)
Иди и господина твоего
Нести намъ помогай. Ты отставать
Не долженъ.
Глостеръ.
Ну, идемъ, идемъ скорѣй.
Эдгаръ.
Когда предъ нами тѣ, кто лучше насъ,
Страдаютъ такъ же, какъ и мы страдаемъ, —
Намъ переноснѣй нашей муки часъ
И горе за врага едва считаемъ.
Когда же радость царствуетъ кругомъ,
А мы одни мученья переносимъ.
Тогда мы безъ надеждъ уже живемъ,
Въ душѣ одно отчаянье лишь носимъ. —
Какъ стало мнѣ легко теперь страданье,
Какъ стало переносно и изгнанье! —
Бѣды меня лишь только приклонили,
Мученья-жь короля — его сломили.
Меня изгналъ отецъ, его же — Дѣти… (Пауза.)
Слѣди-жь, Эдгаръ, что въ высшемъ будетъ свѣтѣ.
Смотри же, Томъ, чтобъ тотчасъ измѣниться,
Какъ только ложь, что такъ тебя чернитъ,
Предъ правды силою не устоитъ
И твой отецъ съ тобою помирится! —
То сбудется сегодня-жь ночью, до зари,
Какъ только короля спасутъ. Смотри!
Сцена VII. править
Спѣшите, какъ можно скорѣе, къ его высочеству, вашему супругу, и покажите ему это письмо. Войско Франціи уже высадилось на наши берега. Отыщите плута Глостера.
Повѣсить его немедля!
Вырвать ему глаза!
Предоставьте его моему негодованью. Эдмондъ, предлагаю вамъ сопутствовать нашей сестрѣ. Вамъ неудобно присутствовать при наказаніи, которому мы намѣрены подвергнуть вашего отца — предателя. Мы совѣтуемъ его высочеству, къ которому вы отправляетесь, спѣшить приготовленіями. Мы считаемъ и себя обязанными тѣмъ же заняться. Я и онъ изберемъ быстрыхъ и смышленныхъ гонцовъ для сношеній между нами. Прощайте, лордъ
Глостеръ.
(Входитъ Освальдъ.)
Ну, что же? Гдѣ король?
Освальдъ.
Его лордъ Глостеръ
Увелъ отсюда тайно. Тридцать пять
Иль тридцать шесть изъ рыцарей его
Всю ночь его искали съ нетерпѣньемъ
И, встрѣтя у воротъ, съ нимъ вмѣстѣ въ Дувръ
Ушли, гдѣ, хвалятся они, ихъ ждутъ
Друзья, вооружась вполнѣ, отъ ногъ
До головы.
Герцогъ Корнвалійскій.
Коня для герцогини.
Гонерила.
Прекрасный лордъ и ты, сестра, прощайте.
Герцогъ Корнвалійскій.
Эдмондъ, прощайте. Глостера скорѣй
Найти! — Связать его, какъ вора, крѣпко
И притащить сюда. Хоть мы не можемъ,
Не соблюдая формъ суда, его казнить;
Но въ этомъ случаѣ намъ наша власть
Услугу полную окажетъ. Послѣ
Пускай насъ всѣ бранятъ, какъ имъ угодно;
Никто же не дерзнетъ насъ ограничить.
Кто здѣсь?.. Ага, предатель.
Регана.
О, лиса
Неблагодарная!
Герцогъ Корнвалійсбій.
Связать, скрутить
Его сухія руки крѣпче, крѣпче!
Глостеръ.
Что-жь это, герцогъ, герцогиня? — Други? —
Подумайте, вы гости у меня! —
Да не шутите же со мной такъ зло.
Герцогъ Корнвалійскій.
Вяжите-жь, говорю я.
Регана.
Крѣпче, крѣпче!
Предатель гнусный…
Глостеръ.
Женщина безъ сердца
И безъ пощады! — Не предатель я.
Герцогъ Корнвалійскій.
Здѣсь, къ этому вотъ стулу привяжите. —
Бездѣльникъ гнусный, ты теперь узнаешь…
Глостеръ.
Клянуся милосердыми богами,
Безчестно рвать такъ бороду мою!
Регана.
Такой сѣдой, — такой предатель гнусный!
Глостеръ.
О, женщина ничтожная! Вотъ эти
Сѣдые волосы, что ты дерзнула
Похитить злобно съ моего лица,
Всѣ оживутъ и обвинятъ тебя!
Я твой хозяинъ, — не должна бы ты
Разбойничьей твоей рукой безчестить
Радушное мое гостепріимство.
Что надо вамъ?
Герцогъ Корнвалійскій.
А вотъ что, сэръ любезный:
Изъ Франціи какое письмецо
Вы получили?
Регана.
Прямо отвѣчай!
Мы знаемъ правду.
Герцогъ Корнвалійскій.
Что тамъ за сношенья
У васъ съ ворами, сэръ, что вотъ недавно
Украдкою вступили въ нашу землю?
Регана.
Въ чьи руки сдалъ безумца короля?
Ну, говори!
Глостеръ.
Въ письмѣ одни гаданья.
Писалъ его мнѣ тотъ, кто не стоитъ
На сторонѣ ни короля, ни вашей
И никому не врагъ.
Герцогъ Корнвалійскій.
Уловка!
Регана.
Ложь!
Герцогъ Корнвалійскій.
Куда ты короля отправилъ?
Глостеръ.
Въ Дувръ.
Регана.
Зачѣмъ же въ Дувръ? (Мужу) Ты дай ему на это
Отвѣтить прежде.
Глостеръ.
Вотъ, къ столбу привязанъ
И травлю выдержать я долженъ!
Регана.
Въ Дувръ —
Зачѣмъ?
Глостеръ.
За тѣмъ, что не хотѣлъ я видѣть,
Какъ будутъ ногти лютые твои
Рвать старые и бѣдные глаза
Отца — и какъ твоей сестры свирѣпой
Кабаній клыкъ вонзится глубоко
Въ его, боговъ помазанника, тѣло! —
Въ ночь черную какъ адъ и съ головой
Открытой вынесъ онъ такую бурю,
Что море воздымаясь до небесъ
Хотѣло звѣзды погасить, а онъ
Слезами ливнямъ только помогалъ.
Когда-бъ не только онъ въ такую ночь,
А волки выли у твоихъ воротъ;
Такъ и тогда бы ты должна была
Сказать: привратникъ добрый, отопри.
Нѣтъ сердца въ мірѣ, кромѣ твоего,
Чтобы не сдѣлать такъ. Еще увижу,
Какъ мщеніе крылатое дѣтей
Такихъ, какъ вы, настигнетъ!
Герцогъ Корнвалійскій.
Никогда
Ты не увидишь! Эй! держите стулъ!
Твой глазъ моей ногой я раздавлю.
Глостеръ.
О, помогите, кто дожить захочетъ
До старости! О, ужасъ, ужасъ! Боги!
Регана.
Одинъ глазъ цѣлъ еще и надъ другимъ
Смѣется! Раздави его.
Герцогъ Корнвалійскій.
И если
Ты мщеніе увидишь…
Слуга.
Стойте лордъ!
Служилъ я съ дѣтства вамъ, но лучшей службы
Нельзя вамъ оказать, какъ васъ теперь
Остановить.
Герцогъ Корнвалійскій.
Что это ты? Собака!
Слуга.
Когда-бъ вы бороду носили, лордъ,
Я вырвалъ бы ее теперь у васъ!
Что дѣлать вы хотите, сэръ?!
Герцогъ Корнвалійскій (обнажая мечъ).
Мой рабъ!
Слуга.
Ты такъ? — Такъ испытай же мое сердце.
Регана (другому слугѣ).
Твой мечъ, твой мечъ подай! Здѣсь рабъ бунтуетъ!
Слуга.
О, я убитъ. (Глостеру) Мой лордъ, у васъ одинъ
Остался глазъ, чтобъ видѣть, какъ злодѣй
Наказанъ. (Умираетъ.)
Герцогъ Корнвалійскій.
А чтобъ онъ не видѣлъ, мы
Предупредимъ. О, скверный студень!… Что?
Ну, гдѣ-жь теперь твой свѣтлый блескъ?
Глостеръ.
Мракъ полный
И безотрадный! Гдѣ же мой Эдмондъ?
Эдмондъ, воспламени теперь всѣ искры
Твоей природы и воздай, какъ должно,
За это страшное злодѣйство!
Регана.
Вонъ,
Бездѣльникъ лживый! Ты зовешь того,
Въ комъ ненависть къ тебѣ живетъ. Вѣдь онъ,
Онъ намъ открылъ предательство твое. —
И слишкомъ онъ хорошъ, чтобы жалѣть
Тебя!
Глостеръ.
Безумецъ я! Такъ стало-быть
Напрасно я преслѣдовалъ Эдгара? —
Простите же вы мнѣ, благіе боги,
И наградите счастіемъ его.
Регана.
Вонъ! За ворота выкиньте его,
И пусть ощупаетъ дорогу въ Дувръ.
Что съ вами, лордъ? Что смотрите вы такъ?
Герцогъ Корнвалійскій.
Порядкомъ раненъ я. — Идемте, лэди. —
Вонъ выкинуть безглазаго мерзавца
И бросить гдѣ-нибудь тамъ на навозѣ! —
Регана, сильно истекаю кровью!
Не во время мнѣ эта рана. Дайте
Мнѣ вашу руку, герцогиня.
1-й слуга.
Я
И думать позабуду о грѣхахъ,
Когда добромъ расплатится съ нимъ жизнь.
2-й слуга.
А если долго проживетъ она
И смертію обычною умретъ, —
Всѣ женщины въ чудовищъ обратятся.
1-й слуга.
Пойдемъ за старымъ графомъ и велимъ
Мы бедланиту отвести его,
Куда захочетъ онъ. Безумный нищій
Всегда на все согласенъ.
2-й слуга.
Ты иди,
А я достану льну, бѣлокъ яичный,
Чтобъ приложить къ его ужаснымъ ранамъ.
Благое небо! Помоги ему.
ДѢЙСТВІЕ IV. править
Сцена I. править
Эдгаръ.
Гораздо лучше такъ. Терпѣть обиды,
Когда никто тебя не знаетъ, легче,
Чѣмъ слушать лесть и въ то же время знать,
Что всякъ тебя навѣрно презираетъ.
Въ тяжелой самой, низкой, жалкой долѣ
Безъ страха смотритъ человѣкъ впередъ;
Надежда въ немъ живетъ и утѣшаетъ:
За горемъ вслѣдъ всегда приходитъ радость.
За жизнь трепещетъ лишь счастливый; страшенъ
Намъ переходъ отъ счастія въ напасть. —
Стихіи невещественной движенье,
Тебя привѣтствую и обнимаю!
Несчастнаго ты сдуло въ пропасть золъ;
Но бурями твоими онъ не связанъ.
Но кто идетъ? Отецъ! — И нищій жалкій
Ведетъ его! О, міръ, о, міръ! Когда-бъ
Твоихъ судебъ измѣнчивостью странной
Ты не вселялъ въ насъ ненависть къ тебѣ,
Съ лѣтами-бъ не мирился человѣкъ! *).
- ) Начало этого монолога Эдгара не совсѣмъ понятно въ подлинникѣ. Джонсонъ полагаетъ его испорченнымъ переписчиками и исправляетъ. Съ исправленіями Джонсона согласны Тирвайтъ и Мэлоне. Смыслъ согласный съ этими исправленіями придаетъ первымъ словамъ монолога и Гэнли и мы этотъ смыслъ сохранили въ переводѣ. Также темнымъ словамъ, слѣдующимъ за воззваніемъ Эдгара къ міру, мы сообщаемъ то же значеніе, какое придаютъ имъ объясненія Варбуртона и Мэлоне. Перев.
О, мой добрый лордъ, я былъ ленникомъ и вашимъ, и вашего отца цѣлыя восемьдесятъ лѣтъ.
Глостеръ.
Уйди, оставь меня, мой добрый другъ, —
Уйди. Всѣ утѣшенія твои
Не принесутъ мнѣ пользы никакой,
Тебѣ же могутъ повредить.
Старикъ.
Ахъ, сэръ,
Вѣдь вы совсѣмъ не видите дороги.
Глостеръ.
Да для меня ужь больше нѣтъ дорогъ,
Мой милый, и не нужно зрѣнье мнѣ! —
Споткнулся я, когда еще былъ зрячимъ. —
Не видимъ ли мы часто, очень часто,
Что доля скромная спасаетъ насъ,
А множество пороковъ — вѣрный признакъ
Довольства въ жизни! — Бѣдный мой Эдгаръ!
Тебя сожралъ безумный гнѣвъ отца,
Котораго злодѣйски обманули! —
О, еслибъ могъ я до того дожить..
Чтобы узрѣть тебя хоть осязаньемъ, —
Сказалъ бы: снова у меня глаза.
Старикъ.
Что это? Кто такой?
Эдгаръ (въ сторону).
Кто можетъ, боги,
Сказать, что онъ достигъ несчастій дна?
Вотъ я теперь несчастнѣе, чѣмъ былъ.
Старикъ.
А! это сумасшедшій нищій Томъ.
Эдгаръ (въ сторону).
И стать могу еще несчастнѣй. Да.
Пока ты въ силахъ говорить: «меня
Постигло величайшее несчастье», —
Ты не достигъ еще несчастій края!
Старикъ.
Дружокъ, куда идешь?
Глостеръ.
Кто это? Нищій?
Старикъ.
Да, нищій, вмѣстѣ съ тѣмъ и сумасшедшій.
Глостеръ
Хоть крошечку ума да сохранилъ,
Коли умѣетъ нищить. Видѣлъ я
Такого ночью, въ бурю. Онъ заставилъ
Меня подумать: «человѣкъ — червякъ,
Не болѣй». Мнѣ тогда пришелъ на умъ
Мой бѣдный сынъ; но мысль моя въ тотъ часъ
Дружилась плохо съ нимъ; не много послѣ
Пришлось уразумѣть… Мы для боговъ —
Что мухи для мальчишекъ шалуновъ, —
Насъ давятъ для потѣхи.
Эдгаръ (въ сторону).
Что мнѣ дѣлать?
Роль дурака — дурное ремесло
Передъ лицомъ несчастія и горя, —
Себѣ лишь досаждаешь и другимъ.
(Громко) Благословеніе боговъ вамъ, лордъ.
Глостеръ.
А! это тотъ голякъ?
Старикъ.
Онъ самый, сэръ.
Глостеръ.
Такъ уходи-жь, прошу тебя, скорѣй. —
Когда ты, по любви твоей ко мнѣ,
Догнать захочешь насъ, догонишь вѣрно
Отсюда, по дорогѣ въ Дувръ, за милю
Иль мили за двѣ, но никакъ не болѣй.
Да захвати съ собою что-нибудь,
Чтобы прикрыть его вонъ наготу. —
Я попрошу его вести меня.
Старикъ.
Но онъ вѣдь сумасшедшій, добрый сэръ.
Глостеръ.
Да въ томъ и язва вѣка, что слѣпыхъ
Безумные ведутъ. Ну, дѣлай такъ,
Какъ я велѣлъ, иль какъ захочешь самъ.
А главное — уйди скорѣй отсюда.
Старикъ.
И лучшее, какое лишь найду
Я, платье принесу, и будь что будетъ! (Уходитъ.)
Глостеръ.
Ну, ну, товарищъ голый мой, пойдемъ.
Эдгаръ.
А бѣдный Томъ озябъ. (Въ сторону) Нѣтъ, не могу
Себя я дольше пачкать для притворства.
Поди же сюда, милый.
Пока еще я долженъ притворяться. (Громко) О, да заживутъ глаза твои дорогіе, — изъ нихъ еще сочится кровь.
Ты знаешь ли дорогу въ Дувръ?
Всѣ лазейки и ворота, всѣ пѣшія и конныя дороги. Бѣднаго Тома спугнули съ ума. Спасите, боги, добраго человѣка отъ злаго духа. Пять духовъ разомъ сидѣло въ бѣдномъ Томѣ: духъ сладострастья — Обидикутъ, князь нѣмоты — Гоббидидэнцъ, Магу — воровства, Подо — убійства и Флиббертиджиббетъ — кривляній и корчей. — Теперь они всѣ сидятъ въ горничныхъ и разныхъ служанкахъ[16]. Да хранятъ тебя боги, господинъ.
Глостеръ.
Возьми, вотъ, кошелекъ. Тебя смирило
Ударами карающее небо;
А я, хоть самъ разбитый имъ, тебя
Счастливлю… Небо, также вотъ и ты
Свои даянья раздавай! — Пускай
Лишь тотъ почувствуетъ всю месть твою,
Кто въ сладострастной нѣгѣ утопаетъ,
Смѣяся надъ твоимъ закономъ; пусть
И тотъ ее познаетъ разомъ, кто,
Всѣ чувства притупивъ въ себѣ, ни знать,
Ни видѣть ничего уже не хочетъ.
Тогда излишества не будетъ въ мірѣ
И общее довольство разольется
По всей землѣ. Ты знаешь Дувръ?
Эдгаръ.
Да, знаю.
Глостеръ.
Тамъ есть скала высокая при морѣ. —
Глава ея нагнулась въ вышинѣ
И, замирая въ страхѣ, смотритъ въ глубь,
Что видитъ подъ собой внизу. Взведи
Меня на самый край ея надъ бездной
И нищету, что такъ тебя гнететъ,
Я облегчу немногимъ, что имѣю. —
Оттуда вожака не нужно будетъ.
Эдгаръ.
Дай руку, поведетъ тебя Томъ бѣдный. (Уходятъ.)
Сцена II. править
ГОНЕРИЛА.
Ахъ, здравствуйте, милордъ. Дивлюся очень,
Что кроткій нашъ супругъ насъ на пути
Не встрѣтилъ. Гдѣ же господинъ вашъ?
Освальдъ.
Дома,
И измѣнился такъ, какъ никогда
Никто не измѣнялся. Я сказалъ
Ему о войскѣ, къ нашимъ берегамъ
Приставшемъ, онъ же только улыбнулся.
Я извѣстилъ его, что скоро вы
Прибудете сюда: «тѣмъ хуже» — былъ
Его отвѣтъ. Разсказывать я сталъ
О Глостера измѣнѣ, о поступкѣ
Высоко благородномъ его сына,
А онъ за то назвалъ меня болваномъ. —
Еще къ тому прибавилъ, будто я
Все наизнанку подло извратилъ. —
Все непріятное ему пріятно,
А то, что нравиться должно — обидно…
Гонерила.
Ну, и такъ далѣй. — (Эдмонду) Такова трусливость
Его телячьяго ума: боится
На что-нибудь рѣшиться, а обидъ,
Что требуютъ отплаты, и не чуетъ. —
Что съ вами мы задумали дорогой,
То сбудется на дѣлѣ. А теперь
Вернитесь въ брату нашему, милордъ,
Поторопите сборъ всѣхъ нашихъ войскъ
И во главѣ ихъ встаньте; я-жь должна
Оружьемъ съ мужемъ дома помѣняться
И въ руки дать ему веретено. (Указываетъ на Освальда Эдмонду.)
Вотъ онъ, слуга нашъ вѣрный — между нами.
Онъ не замедлитъ передать вамъ скоро
Отъ вашей дамы приказанье, если
Осмѣлитесь на собственное счастье. (Даетъ ему подарокъ.)
Надѣньте это. Словъ не нужно. — Ну,
Склоните голову. — Вотъ поцѣлуй.
Когда бы могъ онъ говорить, — твой духъ
Высоко, къ небу-къ самому, онъ поднялъ.
Пойми. — Прощай.
Эдмондъ.
Я твой и въ самой смерти.
Гонерила.
О, милый, дорогой мой Глостеръ! (Глостеръ уходитъ) Ахъ,
Какъ разнятся мужчины отъ мужчинъ!
Долгъ женщины тебѣ усладой быть,
А мой дуракъ владѣетъ мной насильно.
Освальдъ.
Сюда идти изволитъ герцогъ, леди.
Гонерила.
Ужь не такая-жь я собачка, сэръ,
Чтобы не стоить даже и свистка!
Герцогъ Альбанскій.
О, Гонерила, праха ты не стоишь,
Который вѣтра буйнаго порывы
Тебѣ въ лицо бросаютъ! — Страшенъ мнѣ
Твой нравъ и твой характеръ! Та природа,
Которая съ презрѣньемъ знать не хочетъ
Источника, откуда жизнь взяла,
Границъ не знаетъ. Кто себя отсѣкъ,
Кто оторвалъ себя отъ пня родного, —
Засохнетъ поневолѣ, — смерти снѣдь…
Гонерила.
Не дальше. Содержанье рѣчи глупо.
Герцогъ Альбанскій.
Для гадкаго гадка и добродѣтель,
Гадка и мудрость. Любитъ мерзость онъ
Свою. — Что вы надѣлали вдвоемъ?
Не дочери, — тигрицы вы!… Чего
Добились вы? — Свели съ ума отца,
Добрѣйшаго изъ старцевъ. — И медвѣдь,
Съ почтеніемъ склоняся передъ нимъ,
Принялся бы лизать его съ любовью.
Жестокіе вы выродки природы! —
Какъ допустилъ все это братъ нашъ добрый,
И мужъ и принцъ, такъ много одаренный
Несчастнымъ старикомъ! И если боги
Не ниспошлютъ на васъ предъ всѣми явно
И всѣми зримыхъ мстителей небесныхъ,
Чтобъ страхомъ обуздать такихъ злодѣевъ;
Такъ люди станутъ пожирать другъ друга,
Какъ чудища морскія!
Гонерила.
Подлый трусъ,
Чья голова для поруганій только,
А щеки для пощечинъ! У тебя
Нѣтъ глазъ во лбу, чтобъ различить, гдѣ честь
И гдѣ позоръ. Не знаешь даже ты,
Что негодяевъ больно бьютъ всегда,
Вездѣ, чтобъ зла они не натворили,
Что ихъ жалѣютъ только дураки! —
Зачѣмъ твои не слышны барабаны?
Французъ уже знамена развернулъ
Надъ нашею безшумною страной;
Пернатый шлемъ врага ужь намъ грозитъ,
А ты, мой добродѣтельный глупецъ,
Сидишь и вопишь: ахъ, зачѣмъ все такъ!
Герцогъ Альбанскій.
Взгляни ты только, дьяволъ, на себя.
И демона ужасный видъ не такъ
Ужасенъ въ немъ, какъ въ женщинѣ!
Гонерила.
Дуракъ,
Безмозглый!
Герцогъ Альбанскій.
Если уже захотѣла
Сама стать дьяволомъ, — по крайней мѣрѣ,
Хоть ради ужь стыда, не дѣлай ты
Свое лицо чудовища лицомъ.
О, еслибъ я нашелъ меня достойнымъ
Дать волю полную моимъ рукамъ
И сдѣлать то, на что толкаетъ ихъ
Моя бунтующая въ жилахъ кровь,
Все тѣло бы твое я изорвалъ
И вывернулъ всѣ кости у тебя! —
Но женщина ты съ виду, хоть и дьяволъ.
Гонерила.
Смотрите, право, храбрость-то какая!
Герцогъ Альбанскій.
Что новаго?
Вѣстникъ.
Сэръ, герцогъ Корнвалійскій
Скончался. Онъ убитъ рукой слуги
Въ тотъ самый мигъ, когда сталъ вырывать
У Глостера второй ужь глазъ.
Герцогъ Альбанскій.
Глаза
У Глостера!…
Вѣстникъ.
Тотъ именно слуга,
Котораго самъ герцогъ воспиталъ.
Заговорила совѣсть въ немъ — возсталъ,
Противъ жестокости такой и мечъ
На господина смѣло поднялъ. Герцогъ,
Взбѣшенный этимъ, на него напалъ
И тутъ же положилъ его на мѣстѣ,
Однако-жь не избѣгъ и самъ удара,
Который жизнь его прервалъ. Онъ умеръ
Ужь послѣ.
Герцогъ Альбанскій.
Значитъ, живы вы надъ нами
Верховные судьи, — казните быстро
Злодѣйства наши! Бѣдный, бѣдный Глостеръ!
Онъ и другой глазъ также потерялъ?
Вѣстникъ.
Да, оба, оба! — Лэди, вотъ письмо
Нуждается въ отвѣтѣ очень скоромъ, —
Оно отъ герцогини Корнвалійской.
Гонерила (въ сторону).
Съ одной тутъ стороны я рада… Но…
Вдова она и съ ней Эдмондъ! — Пожалуй,
Все, что построила моя мечта,
Все это рухнетъ разомъ и падетъ
На жизнь проклятую мою!… А все-жь
Вѣсть не дурна. (Вслухъ вѣстнику) Прочту я и отвѣчу.
Герцогъ Альбанскій.
Но гдѣ-жь былъ сынъ его Эдмондъ, какъ рвали
Глаза отца?
Вѣстникъ.
Уѣхалъ съ герцогиней
Сюда.
Герцогъ Альбанскій.
Его здѣсь нѣтъ.
Вѣстникъ.
Такъ точно, лордъ.
Его я встрѣтилъ на пути, когда
Отсюда онъ ужь возвращался.
Герцогъ Альбанскій.
Такъ.
И знаетъ о злодѣйствѣ онъ?
Вѣстникъ.
Еще-бъ
Не знать, когда онъ и донесъ на графа;
Да и сюда уѣхалъ для того,
Чтобы свободнѣе могли тиранить
Его отца.
Герцогъ Альбанскій.
О, Глостеръ! Я живу,
Чтобъ благодарность доказать тебѣ
За вѣрность королю и отомстить
За очи бѣдныя твои. — Дружокъ,
Ты мнѣ разскажешь все, что только знаешь.
Сцена III. править
Почему король французскій такъ нежданно, внезапно воротился во Францію, не знаете ли причины?
Онъ что-то тамъ оставилъ не конченнымъ и только здѣсь лишь вспомнилъ объ этомъ, что-то столь полное опасностей и страха для него, что возвращеніе домой, и скорое, вдругъ стало для него дѣломъ неизбѣжнымъ.
Кого же онъ оставилъ начальникомъ надъ войскомъ?
Маршала Франціи Monsieur le Fer.
Что-жь ваши письма? Произвели они впечатлѣніе на королеву, огорчили ее?
Дворянинъ.
Ахъ, какъ же, сэръ! Она взяла ихъ тотчасъ,
При мнѣ же начала читать и слезы
Обильно полилися по щекамъ
Ея нѣжнѣйшимъ. То она казалась
Царицей чувствъ своихъ, смиряя ихъ;
То, власти не покорныя, они,
Старались овладѣть ея особой.
Кентъ.
Такъ письма королеву взволновали
Порядкомъ?
Дворянинъ.
Не до изступленья, сэръ. —
Терпѣнье и печаль вступили въ споръ,
Кто выразитъ полнѣе всю красу
Ея души. Видали вы и дождь
И солнце вмѣстѣ? Такъ вотъ и улыбка,
И слезы на ея лицѣ сливались
Во что-то дня прекраснѣй. Та улыбка,
Плѣнительно играя на губахъ,
Казалось и не знала, что за гости
Покинули ея глаза, катясь
Съ ланитъ ея, какъ перлы иль брилльянты.
Да, коротко сказать: печаль бы стала
Сокровищемъ для всѣхъ желаннымъ, еслибъ
Такъ украшала всѣхъ, какъ королеву.
Кентъ.
Ну да, конечно. Но скажите мнѣ,
Не говорила ли она чего?
Дворянинъ.
Да, правда, разъ иль два, едва дыханье
Переводя, дрожа всѣмъ тѣломъ, имя
Отца произнесла, воскликнувъ громко:
О сестры, сестры! Женщинамъ позоръ —
Вы сестры!.. Кентъ!… Отецъ!… О, сестры! Какъ?…
И въ ночь и въ бурю?… Нѣтъ, — о, нѣтъ, не вѣрьте
Вы состраданью, — нѣтъ его! И тутъ
Святая влага глазъ ея небесныхъ
Всѣ эти вопли залила. Затѣмъ
Она ушла, чтобъ горести отдаться
Наединѣ.
Кентъ.
Надъ нами воля звѣздъ,
И звѣзды правятъ нашими судьбами!
Иначе-бъ не могли одни и тѣ же
Отецъ и мать родить на свѣтъ дѣтей
Столь не похожихъ другъ на друга. — Послѣ,
Скажите, съ ней вы говорили?
Дворянинъ.
Нѣтъ.
Кентъ.
А это было прежде, чѣмъ король
Во Францію уѣхалъ?
Дворянинъ.
Послѣ, сэръ.
Кентъ.
Такъ. — Въ городѣ нашъ жалкій, бѣдный Лиръ. —
Онъ въ лучшія минуты понимаетъ,
Зачѣмъ мы здѣсь теперь; но видѣть дочь
Не хочетъ ни за что.
Дворянинъ.
Да почему-жь,
Мой сэръ?
Кентъ.
Неодолимый стыдъ мѣшаетъ#--
Онъ мучится жестокостью своей,
Что, отказавъ въ благословеньи, предалъ
Корделію на полный произволъ
Случайностей чужбины и права
Священныя ея безумно отдалъ
Другимъ двумъ дочерямъ съ сердцами псовъ. —
Вотъ это самое, какъ страшный ядъ,
Изранило всю душу у него
И жгучій стыдъ его не допускаетъ
Увидѣться съ Кордельей.
Дворянинъ.
Бѣдный Лиръ!
Кентъ.
О герцога войскахъ вы не слыхали?
Дворянинъ.
Нѣтъ, слышалъ: выступили всѣ.
Кентъ.
Прекрасно. —
Пойдемте къ царственному Лиру. Вы
Останетесь при немъ. — Меня-жь одна
Причина, очень дорогая мнѣ,
До времени скрываться заставляетъ.
Когда узнаете, кто я такой,
Не будете жалѣть, что обязали
Меня знакомствомъ вашимъ. Ну, теперь
Прошу васъ, сэръ, пойдемте вмѣстѣ въ путь.
Сцена IV. править
Корделія.
Онъ, онъ! Сейчасъ лишь видѣли его!
Онъ бушевалъ какъ море, громко пѣлъ
Въ вѣнкахъ изъ полевой травы, пырея,
Дымянки горькой и кругомъ обвитый
Кукушечьей травой, болиголовомъ,
Крапивой, колокольчикомъ лѣснымъ
И куколемъ, и сорными травами,
Какія только на поляхъ родятся.
Скорѣй за нимъ солдатъ пошлите сотню
И каждое мѣстечко обыщите, —
Скрываться можетъ онъ въ травѣ высокой,
Спѣшите и сюда его ведите.
(Врачу) Скажите, можетъ мудрость человѣка
Возстановить его погибшій умъ? —
Ахъ, кто ему поможетъ, тотъ бери
Всѣ драгоцѣнности мои въ награду.
Врачъ.
Есть средство королева — сонъ покойный,
Питатель, данный намъ самой природой,
Котораго лишенъ больной. Чтобъ вызвать
Въ немъ этотъ сонъ, лѣкарства есть. Ихъ сила
Сомкнетъ его тоскующія очи.
Корделія.
Пусть брызнутъ на него въ моихъ слезахъ
Всѣ силы, тайныя для всѣхъ отъ вѣка,
Всѣ силы благодатныя земли!
О, помогите, пособите всѣ
Здѣсь человѣку впавшему въ напасть.
Ищите всѣ, найдите и не дайте,
Чтобъ бѣшенствомъ разнузданная воля
Расторгла узы жизни дорогой,
Лишенной силы управлять собою.
Гонецъ.
Услышьте новость, королева: войско
Вполнѣ готовыхъ къ бою англичанъ
Идетъ сюда.
Корделія.
Уже извѣстно намъ.
Готовы мы и ждемъ. Отецъ безцѣнный,
Я для тебя лишь здѣсь! Печаль моя
И слезы возбудили жалость въ сердцѣ
Владыки Франціи. Не честолюбье
Его подвигло на войну, — любовь
Одна, горячая любовь во мнѣ
И святость правъ отца и старика. —
О, боги, скоро-ль я отца увижу
И скоро-ль, скоро ли его услышу?! (Уходятъ.)
Сцена V. править
Регана.
Что-жь, войско брата вышло уже въ поле?
Освальдъ.
Да, герцогиня.
Регана.
Самъ онъ, лично, съ нимъ?
Освальдъ.
Съ большимъ трудомъ его уговорили. —
Воинственнѣй его сестрица ваша!
Регана.
А въ замкѣ съ нимъ Эдмондъ не говорилъ?
Освальдъ.
Нѣтъ, герцогиня.
Регана.
Что же можетъ быть
Въ письмѣ сестры моей къ нему?
Освальдъ.
Не знаю.
Регана.
Навѣрно былъ по важному онъ дѣлу
Отсюда посланъ. — Глупо, очень глупо,
Лишивши зрѣнья Глостера, въ живыхъ
Его оставить. Гдѣ-бъ онъ ни являлся,
Онъ всѣ сердца на насъ вооружаетъ! —
Эдмондъ, я думаю, уѣхалъ съ цѣлью:
Изъ состраданья къ старику покончить
Съ его ничтожной жизнью; сверхъ того
Узнать, какъ сильно войско у враговъ.
Освальдъ.
За нимъ съ письмомъ я долженъ гнаться, лэди.
Регана.
Все войско наше выступаетъ завтра. —
Опасенъ путь теперь, — останьтесь здѣсь.
Освальдъ.
Нельзя никакъ мнѣ, лэди. Герцогиня
Мнѣ строго приказала.
Регана.
Но… зачѣмъ
Писать къ Эдмонду ей? Иль не могли
Вы передать ему словесно всѣ
Ея желанья. Что-то тутъ да есть…
Не знаю что!… Я полюблю васъ, сэръ,
Когда дадите мнѣ прочесть письмо.
Освальдъ.
Скорѣе, герцогиня, я…
Регана.
Я знаю,
Не любитъ мужа ваша госпожа.
Увѣрена я въ томъ. Въ ея послѣдній
Пріѣздъ сюда, престранные она
Бросала взгляды жадно на Эдмонда. —
Я знаю, вы — повѣренный ея…
Освальдъ.
Я, герцогиня?
Регана.
Вы. Я говорю
Не наобумъ вамъ это. Знаю, вы —
Повѣренный ея, и потому
Совѣтую принять въ соображенье,
Что мужъ мой умеръ, а Эдмондъ и я
Во всемъ ужь объяснились, сговорились.
Я для него удобнѣй Гонерилы…
Вы можете тутъ больше понимать,
Чѣмъ я сказала… Если вы его
Увидите, такъ это вотъ вручите.
Когда же вашей госпожѣ прекрасной
Передадите все въ разсказѣ точномъ,
Такъ не забудьте дать совѣтъ ей добрый,
Призвать въ себѣ простой разсудокъ въ помощь! —
Прощайте. — Если встрѣтиться придется
Съ измѣнникомъ слѣпымъ, такъ не забудьте:
Награда ждетъ того, кто съ нимъ покончитъ.
Освальдъ.
Желалъ бы встрѣтиться я съ нимъ, — узнали-бъ,
На чьей я сторонѣ.
Регана.
Итакъ, прощайте!
Сцена VI *). править
- ) По замѣчанію Джонсона, способъ, какимъ исцѣляется Глостеръ, заимствованъ Шекспиромъ изъ «Arcadia» Сиднея. Перев.
Глостеръ.
Когда же до вершины той горы
Дойдемъ?
Эдгаръ.
Мы всходимъ на нее. Замѣтьте,
Съ какимъ трудомъ.
Глостеръ.
Мнѣ кажется, идемъ
По ровному мы мѣсту.
Эдгаръ.
Крутизна
Ужасная. Чу!… Слышите вы шумъ
Валовъ морскихъ?
Глостеръ.
Ну, право-жь, нѣтъ.
Эдгаръ.
Такъ значитъ
Всѣ ваши чувства сильно ослабѣли
Отъ боли глазъ.
Глостеръ.
Быть можетъ, что и такъ. —
Мнѣ кажется, твой голосъ измѣнился
И говоришь ты лучше и складнѣй.
Эдгаръ.
И ошибаетеся очень! Я
Перемѣнилъ одну одежду только.
Глостеръ.
Мнѣ кажется, ты лучше говоришь.
Эдгаръ.
Сюда, сэръ! — Самое то мѣсто. — Стойте.
Ухъ, страшно! Ужасъ! Голова кружится,
Какъ только взглянешь въ эту глубину. —
И чайки, и вороны, что вонъ тамъ,
Далеко, между нами и горы,
Подножьемъ разсѣкаютъ воздухъ, — право
Не больше маленькихъ жучковъ. — А вонъ,
На полдорогѣ внизъ, виситъ тамъ кто-то,
Укропъ морской сбирая. Промыслъ страшный! —
Онъ тамъ — не больше головы своей. —
А вонъ, по берегу морскому бродятъ
Тамъ рыбаки и кажутся отсюда
Мышенками, снующими туда-
Сюда. А вонъ стоитъ корабль большой
На якорѣ — не болѣе онъ лодки,
А лодка — поплавка, едва замѣтна. —
На этой высотѣ не слышно даже
Ни грохота, ни плеска волнъ морскихъ,
Что бьются тамъ о тысячи камней.
Нѣтъ, больше не могу смотрѣть. — Пожалуй
Такъ закружится голова, въ глазахъ
Такъ помутится, что слетишь туда…
Глостеръ.
Поставь же ты меня, гдѣ ты стоишь!
Эдгаръ.
Ну, дайте вашу руку. — Вы теперь
На шагъ одинъ отъ края крутизны! —
За всѣ сокровища вселенной цѣлой
Не подпрыгнулъ бы я на этомъ мѣстѣ!
Глостеръ.
Пусти же руку мнѣ. — Вотъ кошелекъ
Еще возьми. Найдешь въ немъ брилліантъ,
Для бѣдняка конечно драгоцѣнный.
Пусть съ нимъ тебя всѣ феи и всѣ боги
Великимъ счастьемъ наградятъ. Теперь
Уйди. Прощай и дай мнѣ знать… услышать,
Что ты ушелъ.
Эдгаръ.
Прощайте, сэръ. (Дѣлаетъ видъ, что уходитъ.)
Глостеръ.
Прощаюсь
Отъ всей моей души.
Эдгаръ (въ сторону).
Такъ обманувъ
Отчаянье несчастнаго отца,
Я вылѣчу его.
Глостеръ.
О, боги, боги!
Изъ міра ухожу. — Передъ очами
Я вашими съ себя стряхаю бремя
Великой горести моей. — Когда-бъ
Я дольше могъ нести его, не впавъ
Въ борьбу съ неодолимой вашей волей;
Тогда бы самъ собою догорѣлъ
И сгасъ огарокъ жизни ненавистной,
Какую я влачу. — Ахъ, еслибъ жилъ
Эдгаръ! Благословеніе ему! —
Теперь, прощай, мой милый!
Эдгаръ (отходя).
Я ушелъ,
Прощайте. (Въ сторону) Я еще не знаю, право,
Не въ силахъ ли воображенье наше
Похитить нашу жизнь, когда она
Сама себя хищенью отдаетъ. —
Когда-бъ онъ очутился тамъ, гдѣ быть
Онъ мысленно хотѣлъ, тогда бы въ немъ
Исчезла мысль сама и навсегда… (Подходитъ къ Глостеру)
Ты живъ иль нѣтъ? Эй ты, почтенный другъ!
Ты слышишь или нѣтъ? Да говори-жь!
Пожалуй, умеръ онъ. Нѣтъ, оживаетъ…
Что ты такое — а?
Глостеръ.
Оставь и дай
Мнѣ умереть.
Эдгаръ.
Что-бъ ни былъ ты такое,
Пріятель, если только не пушинка,
Не паутинка и не воздухъ самый;
Такъ съ высоты такой, слетѣвъ сюда,
Ты какъ яйцо бы въ дребезги разбился. —
А ты вѣдь тяжеленекъ, другъ, и дышишь,
И говоришь, и капли крови нѣтъ!
Цѣлехонекъ! — Хоть десять мачтъ высокихъ
Другъ на друга поставить, не достать
До высоты, съ которой ты сюда
Слетѣлъ и — живъ остался. Вотъ такъ чудо!
Промолви-жь хоть одно еще словечко.
Глостеръ.
Упалъ я или нѣтъ?
Эдгаръ.
Съ ужасной выси,
Вотъ съ этой самой меловой скалы.
Взгляни-ка къ верху. — Жаворонка тамъ,
Какъ ни былъ бы онъ голосистъ и звонокъ,
Не услыхать отсюда. — Только ты
Взгляни.
Глостеръ.
Ахъ, у меня нѣтъ глазъ! — Неужель
Разбитые злодѣйствомъ лишены
Послѣдняго благодѣянья даже —
Съ собой покончить смертью? — Счастье, боги,
Тирана злобу смѣло обмануть,
Надъ волей гордой насмѣяться!
Эдгаръ.
Дай
Мнѣ руку. Встань. Вотъ такъ. Ну, что теперь?
Ты ноги чувствуешь свои? Стоишь.
Глостеръ.
И хорошо, и очень хорошо!…
Эдгаръ.
Вотъ чудо изъ чудесъ! — Кто на вершинѣ,
Съ тобой разставшись, отъ тебя ушелъ?
Глостеръ.
Несчастный нищій.
Эдгаръ.
Снизу мнѣ казалось,.
Что у него во лбу не два глаза, —
Двѣ полныя луны, а средь лица
Носъ не одинъ, а тысячи носовъ.
И были у него рога; вились,
Крутилися они вотъ точно такъ,
Какъ вьются и крутятся волны въ морѣ.
Должно быть духъ какой-нибудь, не добрый,
Съ тобою былъ. — Ахъ, вѣрь, старикъ счастливый,
Спасли тебя благія божества.
Они для прославленія себя
И невозможное свершаютъ часто.
Глостеръ.
Теперь припоминаю все. — Отнынѣ
Переносить съ терпѣньемъ буду горе,
Пока само оно не закричитъ:
"Довольно, будетъ! — «Умирай!». Того,
Кого со мной ты видѣлъ, принялъ я
За человѣка. — Говорилъ онъ часто:
«Злой духъ, злой духъ». На мѣсто онъ меня
Поставилъ.
Эдгаръ.
Будь спокойнѣй! — Кто идетъ
Сюда? (Входитъ Лиръ, фантастически покрытый цвѣтами.)
Нѣтъ, никогда разсудокъ здравый,
Такъ не рядилъ владыку своего!
Лиръ.
Нѣтъ, нѣтъ, они меня схватить не смѣютъ
За то, что я чеканю мои деньги! —
Я — самъ король!
Эдгаръ.
Что вижу я?! О, боги!
Смотрѣть невыносимо на него.
Въ этомъ отношеніи природа выше искусства. — Вотъ вербвочная плата. — Этотъ молодецъ возится съ своимъ лукомъ точно чучело какое. — Аршинъ суконщика ему въ руки! — Смотрите, смотрите: мышь, мышь! — Тише, тише, — справимся съ ней вотъ этимъ кусочкомъ поджареннаго сыра. — Вотъ моя желѣзная перчатка! Я испробую ее на этомъ великанѣ. — Сѣкиры сюда! О, какъ славно летитъ птица! — Въ цѣль, прямо въ цѣль! — Гей! Пароль?
Душистый майоранъ.
Проходи.
Я этотъ голосъ знаю
Га! Гонерила — съ сѣдою бородой! Онѣ меня ласкали какъ собаку и говорили, что бѣлые волосы въ бородѣ моей явились прежде черныхъ. — На все, что бы ни сказалъ я, одинъ отвѣтъ: и да и нѣтъ. Гм… Да и нѣтъ въ одно и то же время — плохое богословіе! — Вотъ, какъ промочилъ меня дождикъ, да продулъ вѣтеръ и я затрясся точно въ лихорадкѣ, а громъ не смолкъ, несмотря на мое приказаніе, тутъ-то я и увидѣлъ, тутъ-то я и понялъ, что онѣ такое. — Подите прочь, — не люди они честнаго слова: онѣ мнѣ говорили, что будто я все могу. — Ложь! Я не выдержу и лихорадки.
Глостеръ.
Припоминаю голоса оттѣнки…
Да не король ли это?
Лиръ.
Да, король.
И каждый мой вершокъ — король! Смотри.
Взгляну вотъ такъ, и подданный трепещетъ.
Дарую жизнь тебѣ! Вина какая?
Развратъ. — Ты не умрешь. — Какъ за вину
Такую умирать! Нѣтъ, нѣтъ. Нельзя. —
Грѣшить вѣдь тѣмъ же каждый воробей,
И даже крошка мушка золотая
Въ развратѣ утопаетъ на моихъ
Глазахъ. Да здравствуетъ развратъ и съ нимъ
Безпутная любовь! Вѣдь незаконный
Сынъ Глостера добрѣе оказался
Къ отцу, чѣмъ обѣ дочери мои,
Зачатыя въ законномъ самомъ бракѣ.
Ну, такъ работай сладострастье гдѣ
И какъ попало; — нужны-жь мнѣ солдаты! —
Смотрите на нее, на эту даму!
Она такъ добродѣтельна, горда,
Что кажется все льдомъ, что есть у ней,
И тотчасъ закачаетъ головой,
Какъ только маленькій намекъ услышитъ
На наслажденья страстныя любви;
Но ни хорекъ, ни конь весной въ лугу
Такъ жадно не кидаются на нихъ,
Какъ эта госпожа. Отъ головы
До поясницы — женщины онѣ,
А далѣе — лишь дикіе кентавры. —
До пояса — наслѣдія боговъ,
А ниже — дьяволовъ онѣ жилища!
Тамъ адъ, тамъ мракъ, тамъ бездна сѣрная, пылающая, клокочущая какъ кипятокъ, смрадная, заразительная! Фи, фи, па, па!… Дай мнѣ, добрый аптекарь, хоть унцію выхухоли освѣжить мое воображенье! — Вотъ тебѣ за это деньги.
Позволь мнѣ поцѣловать эту руку.
Постой, дай мнѣ прежде ее вытереть, — она пахнетъ мертвечиной.
О, разрушенное созданіе природы! Такъ и весь великій міръ износится и обратится въ ничто. — Меня ты знаешь?
Твои глаза я помню очень хорошо. — Ты косо смотришь на меня?… Нѣтъ, это не поможетъ, слѣпой купидонъ, — я не полюблю тебя. — Прочти этотъ вызовъ, обрати вниманіе на почеркъ, какимъ онъ написанъ.
Еслибы всѣ эти буквы разомъ стали солнцами, я тогда бы я не увидалъ изъ нихъ ни одной.
Эдгаръ.
Я этому не вѣрилъ по разсказамъ,
А вотъ на дѣлѣ оправдалось все
И сердце разрывается на части.
Читай!
Развѣ ямками однѣми, въ которыхъ прежде были глаза
А! Такъ-то ты со мной? — Нѣтъ глазъ у тебя во лбу и монетки въ карманѣ? Твои глаза въ тяжеломъ положеніи, а кошелекъ въ легкомъ! — Видишь однако, какъ все теперь идетъ на свѣтѣ.
Вижу чувствомъ.
Что-жь, ты съ ума сошелъ? Можетъ ли человѣкъ не глазами видѣть, какъ все идетъ на свѣтѣ?! — Смотри же ушами, какъ вотъ этотъ судья смѣется надъ тѣмъ вонъ глупымъ воришкой. Послушай, — шепну на ухо, — переставь ихъ одного на мѣсто другаго и отгадай, кто судья и кто воръ. Видалъ ты, какъ собака мызника лаетъ на нищаго?
Видалъ, сэръ.
Ну, что-жь? Бѣдняга вѣдь бѣжитъ отъ пса? Теперь вотъ и любуйся великою картиной власти, смотри, какъ повинуются и псу, когда онъ при должности.
Палачъ, мерзавецъ, стой, остановись!
Зачѣмъ своей кровавою рукой
Стегать развратницу ты эту хочешь?
Ты съ нею самъ натѣшиться бы радъ
Грѣхомъ, который такъ караешь здѣсь! —
Хлещи-жь скорѣе собственную спину! —
Плутъ ростовщикъ на висѣлицѣ давитъ
Другаго плута за обманъ его! —
Сквозь дыръ одежды ветхой бѣдняка
Сквозитъ и малый недостатокъ; платье-жь
Богатаго и драгоцѣнный мѣхъ
Прикроютъ все! Ты золотомъ одѣнь
Порокъ, и строгое судьи копье
Сломается предъ нимъ, а рубище
Пронзитъ соломенка гнилая. — Нѣтъ,
Никто быть обвиненъ не можетъ! Да.
Никто, я говорю, никто, никто! —
Я оправдаю всѣхъ! — Ты это знай,
Дружокъ, и отъ меня ты это знай. —
Имѣю силу запечатать ротъ
У всѣхъ, кто лишь помыслитъ обвинять. —
Достань себѣ очки и видъ прими,
Какъ подлый дипломатъ, что видишь все,
Хоть ты не видишь ничего. Теперь,
Теперь, — ну, ну! — Снимайте-жь сапоги
Съ меня скорѣй, скорѣе; такъ вотъ, такъ.
Эдгаръ.
Какая смѣсь нелѣпостей и дѣла
И разума съ безумьемъ.
Лиръ.
Хочешь плакать
О горестяхъ моихъ, возьми мои
Глаза. Тебя я знаю хорошо.
Ты — Глостеръ. Надо терпѣливымъ быть.
Родимся съ плачемъ мы. Ты знаешь вѣдь,
Что въ первыя минуты, лишь коснется
Насъ воздухъ, жалобно пищимъ и вопимъ. —
Я буду проповѣдывать. Внимай.
Глостеръ.
Какой — о, боги, боги! — день ужасный!
Лиръ.
Родимся мы и плачемъ, что нежданно
Вдругъ очутились на аренѣ этой
Шутовъ и дураковъ… А хороша
Для проповѣдниковъ такая шляпа? — *)
Вѣдь хитрость славная: на бой сбираясь,
Ковать коней пояркомъ, не желѣзомъ. —
Попробую на самомъ дѣлѣ это:
Къ зятьямъ неслышно подойду и вдругъ —
Бей-бей, бей-бей, бей-бей.
- ) Въ подлинникѣ This a good block? Block означаетъ чурбанъ. Стивенсъ говоритъ, что во времена Шекспира block означаю и болванъ, имѣвшія форму головы, на которомъ расправлялась шляпа, и самую шляпу, и описываетъ ходъ мыслей и дѣйствій Лира такомъ образомъ: Лиръ, сказавъ, я буду проповѣдывать, снимаетъ съ головы шляпу, потомъ смотрятъ на нее и говоритъ: «а хороша для проповѣдниковъ такая шляпа». Замѣтивъ, что шляпа сдѣлана изъ поярка, переходятъ къ мысли, что было бы хорошо сдѣлать подкова для лошадей не изъ желѣза, а изъ поярка. Прим. перев.
Дворянинъ.
Вотъ онъ. Берите. —
Мой сэръ, дочь ваша дорогая…
Лиръ.
Что-жь,
Никто не защититъ? Какъ, плѣнникъ я? —
На то и созданъ я, чтобъ быть игрушкой!
Ахъ, обходитеся со мной получше.
Я выкупъ дамъ. — Ахъ, лѣкаря зовите, —
Я раненъ въ мозгъ.
Дворянинъ.
Вамъ все доставятъ, сэръ.
Лиръ.
И нѣтъ помощниковъ?! И все я самъ? —
Да эдакъ можно обратиться въ соль,
И очи станутъ лейками воды
Соленой, чтобы осенью сухой
Пыль по дорогѣ прибивать…
Дворянинъ.
О, сэръ.
Лиръ.
Умру я бравымъ молодцомъ! Хочу
Веселымъ быть, какъ радостный женихъ.
Ну, что-жь, идемъ. Идемте. — Я — король!
Извѣстно ли вамъ это, господа?
Дворянинъ.
Вы — нашъ король, и мы послушны вамъ.
А если такъ, — ничего не потеряно. Хотите поймать, — ловите. — Са, са, са, са… (Убѣгаетъ; за нимъ и солдаты.)
Дворянинъ.
Такимъ и нищаго увидѣть тяжко,
А короля? — и высказать нѣтъ силъ! —
Но у тебя есть дочь, она любовью
Съ природы сниметъ то небесъ проклятье,
Которое призвали на нее
Другія двѣ.
Эдгаръ.
Привѣтствую васъ, сэръ.
Дворянинъ.
Скорѣе говорите. — Что угодно?
Эдгаръ.
Вы не слыхали-ль, скоро будетъ битва?
Дворянинъ.
О, безъ сомнѣнья, скоро. Знаютъ всѣ. —
Кто только звуки можетъ различать,
Тотъ слышалъ ужь объ этомъ.
Эдгаръ.
Но позвольте
Спросить васъ, сэръ, далеко ли отсюда
Другое войско?
Дворянинъ.
Близко. Скорымъ маршемъ
Спѣшитъ сюда. Съ часу на часъ мы ждемъ,
Что силы главныя врага увидимъ.
Эдгаръ.
Благодарю васъ, сэръ, — мнѣ только это
И нужно было знать.
Дворянинъ.
Хоть королева
Пока задержана случайно здѣсь
Особою и важною причиной,
Но войско уже двинула она.
Эдгаръ.
Благодарю васъ, сэръ.
Глостеръ.
О, боги, боги!
Вы боги милосердые, возьмите
Скорѣе духъ мой отъ земли, не дайте
Вы духу злобы снова искусить
Меня желаньемъ страстнымъ умереть,
Пока моей не захотите смерти.
Эдгаръ.
Хорошая, отецъ, молитва эта.
Глостеръ.
Кто-жь вы?… Да кто же вы, мой сэръ?
Эдгаръ.
Бѣднякъ,
Котораго фортуна усмирила
Ударами своими. — Тотъ, кто горе
Узналъ, извѣдавъ на себѣ, лишь можетъ
Почувствовать чужое горе. — Дайте
Мнѣ вашу руку. Я васъ поведу,
И мы найдемъ тутъ гдѣ-нибудь жилище.
Глостеръ.
Отъ всей души я васъ благодарю.
Да ниспошлетъ святое небо вамъ
Благословеній много и наградъ.
Освальдъ.
Провозглашенная награда! — Славно! —
Твое безъ глазъ лицо живетъ на то,
Чтобъ счастіе мое поднять. — Ну, ты,
Измѣнникъ жалкій, вспоминай скорѣй
Твои грѣхи! — Мечъ обнаженъ! — Онъ здѣсь
Тебя и уничтожитъ.
Глостеръ.
Пусть рука
Твоя, мой другъ, теперь дастъ мощь и крѣпость
Удару твоему. Кончай скорѣй!
Освальдъ.
Что это? Дерзкій ты мужикъ! Ты смѣешь
Въ защиту брать того, кто всенародно
Измѣнникомъ объявленъ? Прочь отсюда!
Не то тебя захватитъ, какъ зараза,
Та участь, что назначена ему.
Скорѣе брось его.
Эдгаръ.
Не брошу, сэръ,
Пока другой причины не найдется.
Освальдъ.
Ты бросишь, рабъ, или умрешь немедля.
Ступайте, добрый сэръ, дорогой вашей; не мѣшайте намъ идти, куда хотимъ. Еслибъ можно было однимъ хвастовствомъ выгнать меня изъ этой жизни, такъ удалось бы вамъ это дней четырнадцать тому назадъ. — Нѣтъ, не смѣйте подходить близко къ старику, не то, берегитесь, я попробую, что крѣпче — ваша башка или моя дубина. Слышите, я прямо говорю, на-чистую.
Прочь, навозная куча!
Ну, такъ я пересчитаю зубки ваши, сэръ. Не страшны мнѣ всѣ эти штуки вашего меча!…
Освальдъ.
Убилъ меня ты, рабъ проклятый. — На!
Возьми мой кошелекъ, и, если хочешь,
Ты быть вполнѣ счастливымъ, закопай
Мой трупъ и графу Глостеру Эдмонду
Доставь письмо, которое на мнѣ
Найдешь. — Эдмонда въ войскѣ англичанъ
Ищи. — Онъ тамъ. — О, смерть нежданная!…
Эдгаръ.
Тебя я знаю очень хорошо,
Услужливый подлецъ, слуга пороковъ,
Какого только можетъ пожелать
Развратъ гнуснѣйшій…
Глостеръ.
Умеръ онъ?
Эдгаръ.
Присядь,
Отецъ, и отдохни. Я осмотрю
Его карманы. О письмѣ сейчасъ
Онъ говорилъ; оно, быть-можетъ, намъ
Сослужитъ службу. — Умеръ онъ; но жаль,
Что не другой, а я былъ палачомъ
Его. (Вынимаетъ письмо) Посмотримъ… (Распечатываетъ письмо)
Добрый воскъ, позволь. —
Не упрекай меня за это честь. —
Чтобы узнать, что думаютъ враги,
Вскрываютъ даже ихъ сердца, а вскрыть
Письмо законнѣе, конечно, будетъ.
"Вспомни наши взаимныя клятвы. — У меня найдется много случаевъ, чтобъ устранить его навсегда; если только не измѣнитъ тебѣ рѣшимость. Найдутся и время, и мѣсто. Ничего не будетъ сдѣлано, если онъ вернется побѣдителемъ: тогда я — въ плѣну и ложе его — моя тюрьма. Избавь же меня отъ ея отвратительной теплоты и, въ награду за трудъ, займи его мѣсто. — Твоя жена (хотѣла бы я сказать) и любящая служанка
О, произволъ, незнающій границъ,
Разнузданнаго пыла женской страсти!
Тутъ заговоръ на мужа жизнь и замыслъ
Распутный — мужа чести и добра
Моимъ милѣйшимъ братомъ замѣнить! —
А ты, посолъ проклятый и поганый
Разбойниковъ развратныхъ, я тебя
Здѣсь завалю кой-какъ пескомъ; затѣмъ,
Когда приспѣетъ время, поражу
Взоръ герцога письмомъ, его на смерть
Приговорившимъ. Счастливъ онъ безмѣрно,
Что я могу сказать, что ты убитъ,
И объявить ему, съ чѣмъ былъ ты посланъ!
Глостеръ.
Король съ ума сошелъ, а какъ же крѣпокъ
Разсудокъ мой подлѣйшій: все держусь,
Хоть чувствую мучительно-глубоко
Невыразимѣйшее горе. Лучше,
Когда-бъ мой умъ разшибенъ былъ и мысль,
Отъ горя отдѣлясь совсѣмъ, игрой
Воображенія туманясь часто,
Самосознанье потеряла!
Эдгаръ.
Дайте
Мнѣ вашу руку. Кажется, я слышу
Тамъ, вдалекѣ, ужь барабаны бьютъ.
Въ путь, въ путь! Я подарю вамъ друга тамъ. (Уходятъ.)
Сцена VII. править
Корделія.
О, Кентъ мой добрый, что должна я дѣлать
И, даже, какъ устроить жизнь мою,
Чтобы достойно заплатить тебѣ
За все, что сдѣлалъ ты? Жизнь коротка;
И что-бъ я ни придумала, все мало,
Ничто передъ твоею добротой!
Кентъ.
Признаніемъ, государыня, однимъ,
Признаніемъ того, что сдѣлалъ я,
Заплачено съ лихвой. Повѣрьте мнѣ,
Все, что я вамъ сказалъ, все — истина
Лишь скромная, и ничего въ разсказѣ
Я не прибавилъ, не убавилъ.
Корделія.
Другъ,
Прошу, одѣнься лучше. Это платье
Напоминаетъ о часахъ тяжелыхъ. —
Я умоляю, сбрось его съ себя.
Кентъ.
Простите, дорогая госпожа. —
Быть узнаннымъ теперь въ мой планъ не входитъ,
Вредитъ ему. Прошу, въ награду мнѣ,
Признать меня не ранѣе, какъ я
И время — мы найдемъ къ тому возможность.
Корделія.
Пусть будетъ такъ, мой добрый лордъ. (Врачу) Ну, что
Король?
Врачъ.
Изволитъ почивать еще.
Корделія.
О, боги милосердые, спасите
И язву страшную въ его природѣ,
Жестоко оскорбленной, умъ его
Разбитый, въ хаосъ страшный превращенный
Въ борьбѣ съ самимъ собою, исцѣлите,
И нѣжно убаюкайте его,
Въ ребенка обращеннаго отца!
Врачъ.
Какъ вашему величеству?… Угодно-ль,
Чтобъ короля теперь мы разбудили?
Онъ ужь довольно почивалъ.
Корделія.
Прошу
Васъ, руководствуйтесь наукой вашей
И дѣлайте, какъ сами вы рѣшите.
Его переодѣли?
Дворянинъ.
Точно такъ:
Совсѣмъ переодѣли, королева.
Мы, пользуясь его глубокимъ сномъ,
Все чистое надѣли на него.
Врачъ.
Прошу васъ, королева, будьте здѣсь,
Когда его разбудимъ. Я ручаюсь,
Что будетъ онъ спокоенъ, тихъ.
Корделія.
Прекрасно.
Врачъ.
Вамъ не угодно-ль ближе подойти.
Гей, музыка, начни! — Играйте громче *).
- ) По замѣчанію Стивенса, врачъ хочетъ разбудить Лира музыкой и потому велитъ играть громко. Перев.
Корделія.
Отецъ мой дорогой, пускай всѣ силы
Целѣбныя сольются на устахъ
Моихъ и поцѣлуй мой исцѣлитъ
Твои жестокія страданья, — всѣ,
Какія старости твоей почтенной
Могли нанесть двѣ дочери твои!
Кентъ.
О, добрая, о милая принцеса!
Корделія.
И еслибъ даже ихъ отцомъ ты не былъ,
Такъ эти пряди бѣлыя волосъ —
Онѣ однѣ должны бы пробудить
Въ нихъ чувство состраданья! — Можно-ль было
Отдать вотъ это самое лицо
На волю буйную стихій и злобныхъ,
Свирѣпыхъ вѣтровъ?! О, возможно-ль было
Отдать его подъ страшные удары
Всепотрясающаго грома, бросить
Подъ грозный пламень молній перекрестныхъ,
Сверкающихъ со всѣхъ сторонъ? Возможно-ль
Тебя, бѣднякъ мой, выкинутый въ ночь,
Заставить всю ее пробыть подъ ливнемъ
И съ головой, прикрытою такъ плохо?! —
Собака даже моего врага,
Хотя бы искусала всю меня,
Лежала-бъ у камина моего
Всю эту ночь; а ты, отецъ мой бѣдный,
Былъ радъ лачугѣ грязной и соломѣ
Гнилой между свиней и межъ воровъ
Неисправимыхъ! — Боги, боги! — Чудо,
Какъ жизнь твоя и умъ не сгибли сразу!…
Проснулся! — Ахъ, заговорите съ нимъ!
Врачъ.
Заговорите вы, — такъ будетъ лучше.
Корделія.
Здоровье ваше, повелитель мой?
Что вашему величеству угодно?
Лиръ.
Не хорошо обманывать меня! —
Зачѣмъ вы подняли меня изъ гроба? —
Ты — духъ блаженный, я же къ колесу
Изъ пламени привязанъ. Льются слезы
Мои же на него, кипятъ на немъ,
Какъ бы расплавленный въ огнѣ свинецъ!
Корделія.
Меня вы узнаете, сэръ?
Лиръ
Ты — духъ.
Я знаю. — Ты когда же умерла?
Корделія.
О, какъ еще далёко онъ отъ насъ
Своимъ умомъ блуждаетъ!
Врачъ.
Не совсѣмъ
Еще проснулся онъ, и будетъ лучше
Оставить на минуту одного.
Лиръ.
Гдѣ былъ я? Гдѣ я? Свѣтъ дневной вѣдь это?
Какъ былъ обманутъ я! — Я-бъ даже умеръ
Отъ жалости, когда бы увидалъ
Такимъ, какъ я, другаго. — Нѣтъ, я, право,
Не знаю, что и говорить. — Никакъ
Не поклянусь, что руки эти вотъ —
Мои. — Посмотримъ. — Чувствую уколъ,
Булавки. — Я увѣриться-бъ хотѣлъ,
Въ какомъ я положеньи.
Корделія.
Сэръ мой добрый,
Взгляните на меня и, руки ваши
Поднявъ надъ головой моей дочерней,
Благословите…
Падать на колѣна…
Нельзя вамъ, мой отецъ и государь!
Лиръ.
Прошу, не смѣйся надо мной! Старикъ
Я въ самомъ дѣлѣ сумасбродный, глупый,
Восьмидесяти лѣтъ иль даже больше
И, просто, откровенно говоря,
Боюсь, не въ полномъ я теперь разсудкѣ. —
Мнѣ кажется, я долженъ знать тебя…
И вонъ того! А все же сомнѣваюсь…
Все не могу никакъ взять въ толкъ, гдѣ я…
И какъ я ни ломаю головы,
Не въ силахъ вспомнить даже платье это
И гдѣ провелъ послѣднюю я ночь…
Не смѣйтесь надо мной, но мнѣ, какъ вѣрно,
Что я мущина, кажется, что леди…
Дитя мое, Корделія!
Корделія.
Я, я!
Лиръ.
А! — Слезы? — Да, ты плачешь. — Нѣтъ не плачь,
Прошу тебя, не плачь!… Скажи: есть ядъ
Съ тобою для меня?. Я выпью. — Знаю,
Меня не любишь ты; вѣдь обѣ сестры
Твои меня, насколько помню я,
Обидѣли жестоко, а у нихъ
Къ тому причины не было совсѣмъ…
А у тебя причина есть, большая!
Корделія.
О, никакой! Нѣтъ, никакой!
Лиръ.
Гдѣ я?
Во Франціи?
Кентъ.
О, нѣтъ, мой государь. —
Вы въ королевствѣ, вамъ принадлежащемъ.
Лиръ.
Ахъ, не обманывай меня!
Врачъ.
Ну, вотъ
Утѣшьтесь, ободритесь, королева!
Онъ исцѣленъ, какъ видите, совсѣмъ
Отъ бѣшенства припадковъ… Все-жь опасно
Ему былое время вспоминать.
Старайтесь больше не смущать его,
Пока не успокоится совсѣмъ.
Корделія.
Угодно ли пройтись вамъ, государь?
Лиръ.
Ахъ, будь ты снисходительна ко мнѣ!
Прошу: забудь, прости! Я — старъ и глупъ…
Дворянинъ.
А правда-ль, сэръ, что герцогъ Корнвалійскій
Убить, и такъ, какъ говорятъ?
Кентъ.
Да, правда,
И правда несомнѣнная, мой сэръ.
Дворянинъ.
А кто-жь теперь ведетъ его войска?
Кентъ.
Да, говорятъ, сынъ Глостера побочный.
Дворянинъ.
Есть слухи также: выгнанный Эдгаръ,
Другой сынъ Глостера, и съ графомъ Кентомъ
Въ Германіи теперь.
Кентъ.
Да, слуховъ много
И всѣ измѣнчивы они. Пора
Намъ осмотрѣться. Войско герцогинь
Спѣшитъ и приближается къ намъ быстро.
Дворянинъ.
Какъ видно, все рѣшится кровью, сэръ.
Прощайте. (Уходитъ.)
Кентъ.
Дѣло сдѣлано вполнѣ,
Приведено къ конечной цѣли. Дурно
Иль хорошо — рѣшить все этотъ день.
ДѢЙСТВІЕ V. править
Сцена I. править
Эдмондъ.
Отъ герцога узнайте-жь наконецъ:
Остался-ль при послѣднемъ мнѣньи онъ,
Иль что-нибудь еще опять придумалъ?
Измѣнчивъ онъ до-нельзя. Самъ себѣ
Ни въ чемъ не довѣряетъ. Принесите
Намъ неизмѣнное его рѣшенье.
Регана.
Не доброе случилось что-нибудь
Съ слугой сестры, — навѣрно.
Эдмондъ.
Надо думать.
Регана.
Теперь, прекрасный лордъ, извѣстно вамъ,
Что сдѣлать я намѣрена для васъ.
Прошу, скажите-жь мнѣ, — но только правду,
И правду сущую, — вы любите-ль
Сестру мою?
Эдмондъ.
Почтительной любовью.
Регана.
Не пролагали-ль вы себѣ пути,
Куда онъ строго запрещенъ для всѣхъ
Помимо мужа Гонерилы?
Эдмондъ.
Лэди! —
Вы ошибаетесь жестоко.
Регана.
Я
Боюсь: были съ нею вы, Эдмондъ,
Въ связи, и въ самой близкой…
Эдмондъ.
Клянуся!
Никогда.
Регана.
Не могу ее терпѣть! —
Мой милый лордъ, не будь же съ ней коротокъ!
Эдмондъ.
Не безпокойся. — Вотъ она и герцогъ.
Гонерила (въ сторону).
Я лучше битву проиграть готова,
Чѣмъ уступить, чѣмъ дать, чтобъ у меня
Сестра похитила Эдмонда.
Герцогъ Альбанскій.
Радъ,
Любезная сестрица, встрѣтить васъ.
Я слышалъ, сэръ, къ Корделіи король,
Отецъ нашъ, уже прибылъ и со всѣми
Возставшими на наше управленье
Жестокое. — Я никогда не могъ
Быть храбрымъ въ дѣлѣ съ честью несогласномъ. —
Теперь вооружаюся на бой
Не противъ короля, не противъ тѣхъ,
Кто поднялъ знамя бунта за него, —
Боюся, сэръ, что правы всѣ они. —
Я обнажаю мечъ мой на французовъ,
На чужеземцевъ, вторгнуться дерзнувшихъ
Въ предѣлы Англійской земли и нашей.
Эдмондъ.
Вы говорите благородно, сэръ.
Регана.
Однако-же, къ чему все это?
Гонерила.
Бросьте
Домашніе и частные вы споры, —
Объ нихъ теперь не можетъ быть и рѣчи.
Соединимся всѣ противъ враговъ.
Герцогъ Альбанскій.
Обсудимъ все со старшинами войскъ,
Какъ дѣйствовать намъ нужно.
Эдмондъ.
Буду, герцогъ,
Васъ непремѣнно ждать въ палаткѣ вашей.
Регана.
А ты, сестра? — Конечно, съ нами?
Гонерила.
Нѣтъ.
Регана.
Приличнѣй было бъ такъ!… Прошу, пойдемъ.
Гонерила (въ сторону).
Ого! Загадку эту знаю. (Громко) Ну, —
Иду.
Эдгаръ.
Когда вамъ, герцогъ, съ бѣднякомъ
Такимъ, какъ я, случалось говорить
Хоть разъ, прошу васъ выслушать меня.
Герцогъ Альбанскій (Реганѣ, Гонерилѣ, Эдмонду).
Идите. — Догоню васъ. (Эдгару) Говори.
Эдгаръ.
Не начинайте битвъ, пока письмо
Вы это не прочтете. Побѣдите,
Немедленно трубой велите звать
Того, кто вамъ его вручилъ. Кажусь
Я очень жалкимъ и презрѣннымъ, герцогъ;
Но вамъ я рыцаря тогда представлю,
Который все, что тутъ прочтете вы,
Докажетъ. Если-жь будете разбиты,
Тогда конецъ для васъ всему, а также
И всѣмъ дѣламъ и кознямъ противъ васъ. —
Счастливы будьте.
Герцогъ Альбанскій.
Прочту письмо.
Подожди, пока
Эдгаръ.
Запрещено мнѣ ждать. —
Когда придетъ пора, велите тотчасъ
Герольду вызовъ протрубить, — явлюсь.
Герцогъ Альбанскій.
Коль такъ, прощай. Я просмотрю письмо.
Эдмондъ.
Враги уже въ виду. Постройте войско. —
Вотъ перечень всѣхъ нашихъ силъ и средствъ. —
Весьма старательно составленъ онъ.
Отъ вашей быстроты зависитъ все.
Герцогъ Альбанскій.
Готовъ я встрѣтить всякую случайность.
Эдмондъ.
Поклялся я въ любви обѣимъ сестрамъ
И обѣ бѣшено меня ревнуютъ
Другъ къ другу, съ яростью эхиднъ,
Уязвленныхъ жестоко. Что-жь, возьму-ль
Обѣихъ иль одну, иль ни одной? —
Пока во здравьи вожделенномъ обѣ,
Мнѣ ни съ одной изъ нихъ нельзя связаться:
Возьму вдову, такъ взбѣсится тотчасъ,
Съ ума сойдетъ сестрица Гонерила.
А съ ней и при ея супругѣ миломъ
Я крѣпко сбитъ съ моей прямой дороги. —
Ну, что-жь? Пока воспользуемся этимъ
Супругомъ мягкосердымъ, нужнымъ мнѣ
Для битвы; а потомъ — кому угодно
Себя избавить отъ него — и думай
Смахнуть его скорѣй. Что-жь до того,
Что носится онъ съ мыслью о пощадѣ
Корделіи и Лиру послѣ битвы;
Такъ этого и въ жизнь имъ не видать,
Лишь только попадутся въ руки мнѣ. —
Моя теперь главнѣйшая задача —
Не разсуждать, а за себя стоять.
Сцена II. править
Эдгаръ.
Вотъ дерево… Пусть будетъ тѣнь его
Хозяиномъ тебѣ гостепріимнымъ.
Садись, отецъ. — Молю я у боговъ
Побѣды полной дѣлу правды. Если-жь
Вернусь, такъ вѣстію моей тебя
Утѣшу.
Глостеръ.
Милость всѣхъ боговъ съ тобой.
Эдгаръ.
Скорѣе уходи, старикъ. Дай руку
И уходи. — Лиръ проигралъ сраженье! —
И онъ, и дочь его уже въ плѣну!
Глостеръ.
Нейду я дальше, — сгнить могу и здѣсь.
Эдгаръ.
Опять больныя думы! Человѣкъ
Все долженъ перенесть — и день рожденья,
И смерти день. Все дѣло только въ томъ,
Чтобы быть готовымъ.
Глостеръ.
Да, и это правда.
Сцена III. править
Эдмондъ.
Увезть отсюда и стеречь ихъ крѣпко,
Пока властителей высокихъ воля
Не изречетъ имъ приговора.
Корделія.
Мы
Не первые себѣ находимъ гибель,
Стремяся къ правдѣ и добру. — Сломили
Меня страданья за тебя, несчастный;
Не то иной дала бы я отвѣтъ
Грозамъ судьбы предательской и лживой! —
Увидимъ что ли этихъ дочерей,
Сестрицъ прекрасныхъ этихъ?
Лиръ.
Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
Идемъ скорѣй въ тюрьму. Вдвоемъ оставшись,
Тамъ будемъ распѣвать, какъ птички въ клѣткѣ! —
Ты будешь у меня, какъ дочь, просить
Благословенія отца, а я
Паду передъ тобою на колѣни
И стану о прощеньи умолять.
Такъ будемъ жить вдвоемъ, молиться, нѣтъ,
И старыя разсказывать былины;
На бабочекъ смѣяться золотыхъ
И слушать разныхъ нищихъ болтовню
О томъ, кто выигралъ, кто потерялъ,
Кто въ милости, а кто попалъ въ опалу..
И будемъ смѣло мы рядить, судить
О самыхъ сокровенныхъ тайнахъ міра,
Какъ будто мы въ боговъ совѣтахъ были!
Переживемъ и переможемъ мы
Въ стѣнахъ темницы тѣсной смуты всѣ
И всѣ волненія народныхъ партій!
Они, какъ волны бурныя морей,
Гремящія по волѣ сильныхъ міра,
То землю заливаютъ, то назадъ
Бѣгутъ, какъ бы луною управляясь.
Эдмондъ.
Убрать отсюда ихъ скорѣй.
Лиръ.
Мы — жертвы
Съ тобой; но на такія приношенья
Бросаютъ сами боги ѳиміамъ! —
Моя ли снова ты? — Кто разлучить
Захочетъ насъ, тотъ пусть съ небесъ пожаръ
На землю принесетъ и насъ огнемъ
Изъ міра выжжетъ, какъ лисицъ изъ лѣса.
Смотри, не плачь. — Скорѣй проказа злая
Источитъ и сожретъ ихъ мясо съ кожей,
Чѣмъ мы съ тобой заплачемъ. Да, скорѣй
Отъ голода подохнутъ всѣ! Идемъ.
Эдмондъ.
Сэръ капитанъ, на пару словъ! Послушай,
Возьми записку эту и (отдаетъ записку капитану) иди
Въ тюрьму за ними. — Я тебя повысилъ
На степень ужь одну; когда-жь исполнишь,
Что здѣсь предписано, себѣ откроешь
Къ блестящей будущности путь. Ты знаешь,
Что человѣкъ всегда быть долженъ тѣмъ,
Чѣмъ время быть ему велитъ, и нѣжность
Съ мечомъ непримирима. — Это дѣло —
Внѣ всякихъ возраженій: иль скажи
«Исполню», иль инымъ путемъ, не здѣсь,
Ищи ужь счастія себѣ.
Капитанъ.
Исполню,
Милордъ.
Эдмондъ.
Такъ къ дѣлу. Кончено оно, —
Считай себя счастливѣйшимъ на свѣтѣ
Кончай сейчасъ, не медля ни минуты,
И точно такъ, какъ здѣсь я написалъ.
Капитанъ.
Я не могу возить телѣги, ѣсть
Овесъ сухой; но если что велятъ
Теперь исполнить — въ силахъ человѣка,
Я въ точности исполню непремѣнно. (Уходятъ.)
Герцогъ Альбанскій.
Вы намъ сегодня показали, сэръ,
Что значитъ ваша храбрость; да и счастье
Вамъ помогло: вы взяли въ плѣнъ тѣхъ самыхъ,
Противъ кого мы билися сейчасъ.
Ихъ требуемъ у васъ! — Поступимъ, сэръ,
Мы съ ними такъ, какъ намъ повелѣваютъ
О нашей безопасности заботы
И уваженье къ нимъ и сану ихъ.
Эдмондъ.
Я счелъ не лишнимъ, сэръ, чтобы король,
Старикъ несчастный, тотчасъ былъ отправленъ
Подъ вѣрною охраной въ заключенье.
Его лѣта, а санъ его тѣмъ болѣ,
Имѣютъ силу привлекать къ себѣ
Сердца простыхъ людей и могутъ копья,
Послушныя движенью нашихъ глазъ,
Мгновенно остріями повернуть
На насъ самихъ. А съ нимъ отправилъ я
И королеву, по тому-жь разсчету.
Они готовы завтра или позже
На судъ явиться вашъ, куда угодно
Вамъ будетъ ихъ призвать. — Теперь мы всѣ
Покрыты кровію и потомъ. Другъ
Лишился друга. Послѣ битвы каждый,
Это только испыталъ ея жестокость,
Готовъ виновниковъ ея проклясть,
И для суда надъ Лиромъ и Кордельей
Приличнѣе иное выбрать мѣсто.
Герцогъ Альбанскій.
Позвольте, сэръ, замѣтить: въ этомъ дѣлѣ
Вы для меня лишь подданный, — не братъ.
Регана.
Не братъ! — А этимъ самымъ и хотимъ
Его мы наградить! — Мнѣ кажется,
Что прежде, чѣмъ сказать такое слово,
Не худо было-бъ у меня спроситься.
Онъ — предводитель нашихъ войскъ и насъ
И нашей власти представитель здѣсь!
Стоитъ высоко онъ, и вашимъ братомъ
Онъ смѣло можетъ называть себя!
Гонерила.
Не горячися такъ! Онъ самъ себя,
И только доблестью своею, поднялъ
Гораздо болѣе, чѣмъ въ силахъ ты
Его возвысить.
Регана.
Властію моей
Онъ облеченъ и равенъ всѣмъ высокимъ!
Гонерила.
Еще бы несравненно выше сталъ,
Когда бы на тебѣ женился онъ!
Регана.
Шуты пророками бываютъ!…
Гонерила.
Э!
Такъ глазъ, который это подсказалъ,
Мигалъ тебѣ не даромъ, видно! *)
- ) Взято изъ англійской пословицы: «влюбленные недаромъ мигаютъ другъ другу».
Регана.
Лэди,
Больна я, а не то отъ полноты
Всѣхъ чувствъ моихъ отвѣтила-бъ какъ надо…
(Эдмонду) Возьмите, генералъ, моихъ солдатъ
И плѣнниковъ и все, что я имѣю,
И всѣмъ располагайте, какъ хотите,
И мной самой. — Тебѣ сдалася крѣпость!
Клянуся здѣсь я цѣлою вселенной:
Отнынѣ ты — мой мужъ и повелитель!
Гонерила.
И думаешь, что насладишься имъ?
Герцогъ Альбанскій (Гонерилѣ).
И не въ твоей же власти помѣшать
Тому!
Эдмондъ (герцогу Альбанскому).
И не въ твоей, милордъ.
Герцогъ Альбанскій.
Въ моей,
Бездѣльникъ полукровный!
Регана (Эдмонду).
Бей же сборъ
И докажи имъ, что мои права —
Твои.
Герцогъ Альбанскій.
Опомнися, молчи! — Эдмондъ,
Тебя я арестую за измѣну,
За преступленье противъ государства! —
Съ тобой и эту (указывая на Гонерилу) въ золотѣ змѣю!
(Реганѣ) А что до вашихъ притязаній, лэди,
Обязанъ я, любезная сестрица,
Взять подъ мою защиту интересы
Моей супруги. Съ этимъ самымъ лордомъ
Она помолвилась ужь прежде васъ,
И допустить никакъ я не могу,
Чтобъ вы вступили въ соглашенье съ нимъ.
Когда угодно выйти замужъ вамъ,
Меня вы можете избрать супругомъ, —
Жена моя ужь отдалась другому.
Гонерила.
Комедія какая!
Герцогъ Альбанскій.
Глостеръ, ты
Вооруженъ! Трубите-жь вызовъ! Если
Не явится никто, чтобъ на тебѣ
Самомъ предъ всѣми доказать, что ты
Отъявленный злодѣй и много разъ
Предатель, — здѣсь залогъ бросаю съ клятвой,
Что хлѣба не коснусь, пока на сердцѣ
Твоемъ не докажу, что ты — мерзавецъ
Не менѣе того, какимъ тебя
Провозгласилъ я здѣсь.
Регана.
Какая боль!
Какъ больно, тяжело!
Гонерила (въ сторону).
А если-бъ нѣтъ, —
Я-бъ въ ядѣ усомнилась!
Эдмондъ.
На обмѣнъ
Возьми. (Бросаетъ перчатку.) Кто-бъ ни дерзнулъ меня назвать
Измѣнникомъ, — солгалъ, какъ негодяй.
Пусть явится. Трубите вызовъ, трубы!
На немъ и на тебѣ, на комъ угодно,
Я докажу и честь мою, и правду.
Герцогъ Альбанскій.
Герольда, го!
Эдмондъ.
Герольда, го! Герольда!
Герцогъ Альбанскій.
Теперь надѣйся только на себя, —
Твоихъ солдатъ не существуетъ больше:
Я ихъ собралъ, и я ихъ распустилъ.
Регана.
О, боль меня совсѣмъ одолѣваетъ!
Герцогъ Альбанскій.
Она больна, — въ шатеръ мой отведите.
Сюда, герольдъ! Прочти вотъ это громко,
И пусть трубятъ. (Передаетъ герольду листъ.)
Офицеръ.
Трубите-жь трубы! Эй! (Трубы).
«Если найдется въ нашемъ войскѣ человѣкъ, надлежащаго званія и происхожденія, который захочетъ доказать, что Эдмондъ, принимаемый за графа Глостера, — много разъ предатель, то пусть явится по третьему звуку трубы. Противникъ здѣсь и готовъ защищаться».
Эдмондъ.
Трубить!
Еще!
Еще!
Герцогъ Альбанскій.
Спросить, зачѣмъ онъ здѣсь? Зачѣмъ явился
На трубный вызовъ?
Герольдъ.
Кто вы? Ваше имя
И ваше званье? Почему, скажите,
Явились вы теперь на этотъ вызовъ?
Эдгаръ.
Мое погибло ими. Изглодалъ
И съѣлъ его измѣны острый зубъ,
Измѣны злой и ядовитой! — Но
Я такъ же благороденъ, какъ и тотъ,
Съ кѣмъ въ бой вступить хочу.
Герцогъ Альбанскій.
Кто твой противникъ?
Эдгаръ.
Кто здѣсь за графа Глостера Эдмонда?
Эдмондъ.
Онъ самъ. Что-жь дальше будетъ?
Эдгаръ.
Обнажи
Твой мечъ, чтобъ могъ онъ наказать меня,
Когда моею рѣчью оскорблю
Я сердце благородное твое!
Мой мечъ готовъ. Внимай! По нраву чести,
По праву клятвы мной произнесенной,
По праву моего призванья въ жизни,
И несмотря на молодость и силу
На храбрость и величіе твои,
На твой побѣдный мечъ и на твое
Недавно ярко вспыхнувшее счастье,
Предъ всѣми объявляю: ты — предатель
И плутъ, обманщикъ подлый предъ богами,
Передъ отцомъ твоимъ и передъ братомъ,
Измѣнникъ, заговорщикъ передъ принцемъ,
Отъ теми до подошвы ногъ твоихъ,
До пыли самой подъ ногами ты
Чернѣй и гаже самой гадкой жабы.
Скажи, что нѣтъ, и этотъ самый мечъ
И эта вотъ рука моя докажутъ,
И на тебѣ самомъ, что лжешь безстыдно,
Что слово истинно мое.
Эдмондъ.
Конечно,
Благоразумнѣй было бы узнать,
Кто ты, потомъ уже съ тобою биться;
Но видъ твой такъ воинственно прекрасенъ,
И воспитаньемъ благороднымъ дышитъ
Такъ рѣчь твоя, что я пренебрегу
Всѣмъ тѣмъ, на что по рыцарскимъ законамъ
Имѣю право. Возвращаю вспять,
На голову твою всѣ тѣ извѣты
И на сердце твое тѣ лжи, какія
Здѣсь бросилъ ты въ меня. Онѣ, блеснувъ,
Едва меня задѣли; но мой мечъ
Имъ путь туда проложитъ, гдѣ онѣ
Останутся на вѣкъ. Трубите бой!
Герцогъ Альбанскій.
Спасите мнѣ его, спасите!…
Гонерила.
Глостеръ,
Тутъ заговоръ! По рыцарскимъ законамъ
Не могъ ты драться съ неизвѣстнымъ! Нѣтъ,
Не побѣжденъ ты, — обойденъ, обманутъ!
Герцогъ Альбанскій.
Заприте ротъ свой, госпожа честная,
Иль я заткну вотъ этою бумагой. (Подавая письмо Эдмонду.)
Ты, сэръ, бери ее. — Читай, читай
Ты, подлый изъ людей подлѣйшихъ; въ ней
Читай твою всю гнусность. (Гонерила хочетъ рвать письмо.)
Нѣтъ, не рвать!
Письмо ты знаешь хорошо, я вижу.
Гонерила.
Ну, знаю. Что-жь? Законы не въ твоей,
Въ моей вѣдь власти; кто же у меня
Дерзнетъ потребовать отчета въ этомъ?
Герцогъ Альбанскій.
Чудовищно! — Такъ знаешь ты письмо?
Гонерила.
Прошу не спрашивать, что знаю я. (Уходитъ.)
Герцогъ Альбанскій.
За ней скорѣе. Внѣ себя она. —
За ней смотрите зорко.
Эдмондъ (въ предсмертной тоскѣ)
Все, въ чемъ только
Меня винили, я во всемъ виновенъ
И даже въ большемъ и гораздо большемъ. —
Откроетъ время все. — Но это все
Теперь ужь стало прошлымъ, какъ и я. —
Но кто-жь ты мой счастливый побѣдитель? —
И если крови благородной ты,
Тебя прощаю я.
Эдгаръ.
Прощеньемъ мы
Съ тобою обмѣняемся теперь!
По крови благороденъ я не менѣй,
Чѣмъ ты, а если болѣй, такъ и зло;
Которое ты мнѣ нанесъ, Эдмондъ,
Становится гораздо большимъ. (Снимаетъ съ себя шлемъ) Я —
Эдгаръ, я братъ твой по отцу. — Какъ боги
И ихъ судьбы надъ нами правосудны!
Любезные для насъ пороки наши
Становятся орудьемъ каръ для насъ же:
За темное зачатіе тебя
Въ грѣхѣ отецъ нашъ зрѣньемъ заплатилъ.
Эдмондъ.
Ты правду говоришь. — Сказалъ ты вѣрно! —
Свершило колесо свой оборотъ,
И я — вотъ здѣсь.
Герцогъ Альбанскій (Эдгару).
И по твоей походкѣ
Я ждалъ, что ты властительнаго рода. —
Дай обниму тебя. Пусть горе мнѣ
Все сердце истерзаетъ, если только
Въ себѣ я ненависть когда-нибудь
Питалъ къ тебѣ иль въ твоему отцу.
Эдгаръ.
Я знаю это очень хорошо,
Мой принцъ великодушный!
Герцогъ Альбанскій.
Гдѣ-жь однако
Скрывался ты? И гдѣ и какъ узналъ
О страшныхъ бѣдствіяхъ отца?
Эдгаръ.
Когда
Водилъ я и питалъ его, мой лордъ. —
Послушайте короткій мой разсказъ. —
Какъ кончу, пусть и сердце у меня
Отъ боли разорвется пополамъ! —
Отъ страшнаго бѣжалъ я объявленья,
Грозившаго концомъ кровавымъ мнѣ.
Оно гналось за мною по пятамъ. —
Какъ дорога намъ жизнь! — Готовы лучше
Мы, ежечасно умирая, жить,
Чѣмъ сразу умереть! — Придумалъ я
Надѣть лохмотья нищихъ на себя,
Принять наружность тѣхъ, кто даже псамъ
Противенъ, и, скитаясь такъ, отца
Я встрѣтилъ. На лицѣ его увидѣлъ
Кровавыя лишь кольца вмѣсто глазъ,
А камни самоцвѣтныя, что въ нихъ
Сіяли, навсегда пропали! — Сталъ
Его водить и нищить за него
И отъ отчаянья спасти его
Мнѣ удалось. — Зачѣмъ, зачѣмъ тогда
Я не сказалъ ему, кто я? Зачѣмъ
Скрывался отъ него? — Лишь полчаса
Тому назадъ, на бой вооружаясь
И на успѣхъ хотя надѣясь, все-жь,
Не будучи вполнѣ увѣренъ въ немъ,
Я сталъ просить отца благословить
Меня и разсказалъ ему тутъ все,
Всѣ странствія мои. — Но не могло
Его надорванное сердце вынесть
Борьбы двухъ сильныхъ чувствъ — и радости,
И горя, — разорвалося на части,
Улыбку на устахъ его оставя.
Эдмондъ.
Меня разсказъ твой тронулъ. — Будетъ онъ
Источникомъ добра быть-можетъ. — Но
Кончай. — Ты смотришь такъ, какъ будто хочешь
Сказать еще намъ что-то.
Герцогъ Альбанскій.
Если то,
Что можешь намъ сказать, еще печальнѣй, —
Не говори. И отъ того, что слышалъ,
Готовъ слезами захлебнуться я!
Эдгаръ.
Кто горестей другихъ людей не любитъ;
Тому довольно ужь моихъ страданій;
Тому-жь, кто тѣшится чужимъ мученье
Кому ихъ нужно больше, — разскажу
О горѣ страшномъ, крайности достигшемъ *)
Какъ я стеналъ, одинъ изъ бывшихъ тутъ
Вдругъ подошелъ во мнѣ. Меня онъ видѣлъ,
Когда я былъ въ презрѣнномъ самомъ видѣ,
И избѣгалъ меня; но тутъ узнавъ,
Нежданно, кто былъ тотъ бѣднякъ несчастный,.
Ко мнѣ на шею кинулся, и громко
Вдругъ зарыдавъ, могучими руками
Меня такъ сильно обнялъ, что, казалось,
Одно лишь небо развѣ было въ силахъ
Объятія такія разорвать. —
Потомъ, упавъ на моего отца
Трупъ бездыханный, мнѣ онъ разсказалъ
Такую повѣсть, полную страданій,
О Лирѣ, о себѣ, какой еще
И не слыхало ухо человѣка. —
Съ разсказомъ выростало его горе,
И стали постепенно разрываться
Всѣ струны крѣпкой его жизни. — Тутъ
Услышалъ я второй уже призывъ
И старика съ отчаяньемъ его,
Оставилъ.
- ) Варбуртонъ, выписавъ начало рѣчи Эдгара изъ подлинника:
This would have seem’d а period
То such as love not sorrow; but another,
To amplity too-much, would make mach more
And top extremity, —
говоритъ: «Читатель ясно видитъ, что это разсужденіе относится и къ герцогу Албанскому, который говоритъ, что для него достаточно уже разсказа о страданіяхъ Эдгара, и къ Эдмонду, который желаетъ слышать продолженіе повѣствованія. Эти стихи сильно искажены». въ этомъ согласенъ съ Варбуртономъ и Стивенсъ. Оба они возстановляютъ первоначальный смыслъ искаженныхъ стиховъ такъ, какъ мы передаемъ его въ нашемъ переводѣ. Перев.
Герцогъ Альбанскій.
Кто же это?
Эдгаръ.
Кентъ, мой герцогъ. —
Кентъ изгнанный. — Въ одеждѣ рабской онъ
Не покидалъ ни на минуту Лира,
Враждебнаго ему, и службу несъ,
Какою погнушался-бъ и невольникъ.
Дворянинъ.
О, помогите, помогите!
Эдгаръ.
Въ чемъ
Помочь, что нужно?
Герцогъ Альбанскій.
Говори скорѣй.
Эдгаръ.
Что значитъ этотъ ножъ окровавленный'.
Дворянинъ.
Вотъ онъ еще горячъ, еще дымится!
Онъ только-что изъ сердца вынутъ.
Герцогъ Альбанскій.
Кто
Убитъ? Да говори!
Дворянинъ.
Супруга ваша,
Супруга ваша, сэръ! — Она же, сэръ,
Сестру свою Регану отравила! —
Сама она, сама призналась!
Эдмондъ.
Я
Съ обѣими помолвленъ былъ, и всѣхъ
Троихъ насъ сочетала бравомъ смерть!
Герцогъ Альбанскій.
Несите ихъ сюда живыхъ иль мертвыхъ.
Свершился судъ небесъ предъ нами явно,
И содрогаемся невольно мы;
Но чувство состраданья въ насъ молчитъ
Эдгаръ.
Вотъ Кентъ!
Герцогъ Альбанскій.
Ахъ вотъ и онъ! — Графъ Кентъ, теперь
Намъ нѣтъ возможности васъ встрѣтить такъ,
Какъ было-бъ надо.
Кентъ.
Я пришелъ сюда
Чтобъ пожелать ночей впередъ покойныхъ
Владыкѣ моему и королю…
Его здѣсь нѣтъ?
Герцогъ Альбанскій.
Мы главное забыли.
Скажи, Эдмондъ, гдѣ нашъ король и гдѣ
Корделія? (Вносятъ трупы Реганы и Гонерилы.)
Ты видишь это, Кентъ?
Кентъ.
Но что-жь такое это?
Эдмондъ (въ сторону.)
Былъ же ты
Эдмондъ любимъ! Изъ-за тебя одна
Другую отравила, а затѣмъ
Убила и себя.
Герцогъ Альбанскій.
Вотъ такъ всегда
Бываетъ! — Лица имъ закройте.
Эдмондъ (въ сторону.)
Я
Едва уже дышу. — Хоть что-нибудь
И доброе желается мнѣ сдѣлать.
Осилю я мою природу. (Въ слухъ) О!
Скорѣй пошлите, и скорѣй какъ можно,
Въ тюрьму. Моя записка тамъ. — Жизнь Лира,
Корделіи зависитъ отъ нея. —
Скорѣй, скорѣй…
Герцогъ Альбанскій.
Бѣгите, — ахъ, бѣгите!
Бѣгите же скорѣй!
Эдгаръ (Эдмонду).
Къ кому, милордъ?
Кому же данъ приказъ? Хоть что-нибудь
Пошлите въ знакъ отмѣны повелѣнья.
Эдмондъ.
Ахъ, хорошо, что вспомнилъ! — Вотъ мой мечъ.
Отдайте капитану тамъ въ тюрьмѣ.
Герцогъ Альбанскій (Эдгару).
Спѣши, твоею жизнью заклинаю. (Эдгаръ убѣгаетъ.)
Эдмондъ (въ предсмертной истомѣ).
Твоя жена и я, мы приказали
Въ тюрьмѣ Корделію повѣсить… Ей
Самой такую смерть въ вину поставить,
Сказавъ: себя съ отчаянья убила.
Герцогъ Альбанскій.
О, боги, защитите вы ее! — (Указывая на Эдмонда).
Возьмите прочь его отсюда, прочь!
Лиръ.
О, войте, войте, войте, войте всѣ!
О, каменные люди! Если-бъ ваши
Глаза и языки моими были,
Я ими-бъ такъ вселенную потрясъ,
Что лопнулъ бы и сводъ небесный!
Ушла она, ушла и навсегда! —
Могу судить, кто умеръ или нѣтъ.
Мертва, какъ эта мертвая земля!
Скорѣе дайте зеркало, скорѣй!…
И если отъ ея дыханья станетъ
Оно тускнѣть не много иль одно
Хоть пятнышко окажется на немъ, —
Жива!
Кентъ.
Да не кончина-ль это міра?!
Эдгаръ.
Иль образъ страшный ужасовъ ея?
Герцогъ Альбанскій.
На землю пасть и умереть!
Лиръ.
Перо
Вѣдь движется! — Жива, жива она! —
Ахъ, еслибъ такъ! — Я-бъ былъ вознагражденъ
За всѣ мученія, какими только
Когда-либо страдалъ!
Кентъ.
О, господинъ
Мой добрый!
Лиръ.
Прочь, прошу тебя я, прочь!
Эдгаръ.
Вѣдь это честный Кентъ, вашъ вѣрный другъ.
Лиръ.
Чума на васъ, чума на всѣхъ убійцъ,
Предателей! — Я-бъ могъ ее спасти! —
Ея ужь нѣтъ теперь, ушла на вѣки!
Корделія, Корделія, постой!
Да подожди хотя немного! А… чу!
Что говоришь ты? — Голосъ у нея
Всегда былъ тихъ и сладостенъ и нѣженъ!
Для женщины какъ это хорошо!
Раба убилъ я, что тебя повѣсилъ.
Офицеръ.
Такъ точно, лорды, онъ его убилъ.
Лиръ.
А развѣ не убилъ? — Ахъ, было время,
Мой мечъ кусался больно. Всѣхъ бы ихъ
Заставилъ онъ попрыгать! — Старъ я сталъ
И эти всѣ напасти доконали
Меня въ конецъ! — Кто вы такіе — а?
Глаза мои ужь не изъ лучшихъ. — Я
Скажу вамъ прямо…
Кентъ.
Если только счастье
Захочетъ хвастать предъ людьми своей
Любовью къ нимъ или своей враждою
И дать примѣры той или другой,
Одинъ такой мы видимъ передъ нами.
Лиръ.
Туманно какъ-то здѣсь! Не Кентъ ли это?
Кентъ.
Онъ самый, вашъ слуга. А гдѣ-жь вашъ Кайюсъ?
Что съ нимъ?
Лиръ.
Хорошій былъ онъ малый. — Что
И говорить! — Захочетъ вздуть кого,
Такъ это — сразу, живо у него.
Онъ умеръ ужь и сгнилъ.
Кентъ.
Ахъ, нѣтъ, милордъ,
Вашъ Кайюсъ — я.
Лиръ.
А это я сейчасъ
Увижу…
Кентъ.
Тотъ, кто съ перваго мгновенья
Несчастныхъ вашихъ ссоръ и вашихъ бѣдъ,
Во слѣдъ вамъ, твердо, неизмѣнно шелъ
Печальной вашею дорогой.
Лиръ.
Радъ
Тебѣ.
Кентъ.
Ни мнѣ и никому другому! —
Безрадостно и мрачно, мертво все. —
Двѣ старшія изъ вашихъ дочерей
Себя ужь осудили до суда
И умерли съ отчаянія обѣ.
Лиръ.
Да, да, такъ точно думаю и я.
Герцогъ Альбанскій.
Не знаетъ самъ, что говоритъ! — Напрасно
Стараемся о томъ, чтобъ насъ призналъ.
Эдгаръ.
Конечно.
Офицеръ.
Графъ Эдмондъ уже скончался…
Герцогъ Альбанскій.
Ну, стоитъ ли объ этомъ говорить! —
Друзья и лорды наши, знайте всѣ
Намѣреніе наше. Мы хотимъ
Все сдѣлать, что лишь только будемъ въ силахъ,
Чтобъ нашего великаго страдальца
Хоть малымъ чѣмъ утѣшить при разгромѣ
Всего, что было дорого ему:
Передаемъ отцу всецѣло нашу
Неограниченную власть, и пусть
Господствуетъ монархъ многострадальный,
Пока онъ живъ. А что до васъ, то мы
Возстановляемъ въ прежней силѣ ваши
Права съ прибавкой почестей, наградъ,
Которыхъ болѣй чѣмъ достойны вы. —
Утѣшу васъ, друзья, за доблесть вашу
И выпьютъ чашу горькую враги!
Лиръ.
И ты, дурашка *) милая моя,
Повѣшена! — Нѣтъ, нѣтъ въ ней болѣй жизни! —
Живутъ же вѣдь собака, лошадь, мышь,
А ты не дышишь? Ты? — И не придешь
Ужь больше никогда и никогда!…
О, никогда! О, никогда! — Скорѣй,
Прошу, тутъ растегните. — Очень, сэръ,
Вамъ благодаренъ! — Видите вы это? —
Смотрите на нее, смотрите… Губки
Ея… Сюда смотрите вы… Сюда
Смотрите… (Умираетъ.)
- ) Въ подлинникѣ: my poor fool is hang’d. Буквально «мой бѣдный шутъ (или дуракъ) повѣшенъ». Стивенсъ справедливо говоритъ, что тутъ poor fool есть выраженіе нѣжности, обращенное Лиромъ къ умершей Корделіи. Перев.
Эдгаръ.
Дурно съ нимъ… Милордъ, милордъ!
Кентъ.
О, разорвися сердце, разорвись,
Молю тебя.
Эдгаръ.
Взгляните, государь! —
Кентъ.
Нѣтъ, духа не тревожь его, не мучь.
Пусть мирно отойдетъ. Возненавидитъ
Онъ тѣхъ, кто долѣе его задержитъ
Въ жестокихъ пыткахъ этой жизни.
Эдгаръ.
О,
Ужь умеръ онъ на самомъ дѣлѣ!
Кентъ.
Чудомъ,
Захватомъ уже лишнимъ жизни было
И то, что выносилъ такъ долго онъ
Такія тяжкія страданья здѣсь.
Герцогъ Альбанскій.
Теперь несите ихъ отсюда. Первой
Заботой будетъ общее намъ горе.
Друзья моей души, возьмите оба
Правленье на себя, и государство
Облитое такъ кровью поддержите!
Кентъ.
Я скоро, сэръ, отправлюсь въ путь туда,
Куда мой государь зоветъ меня! —
Ему повиноваться долженъ я.
Герцогъ Альбанскій.
И мы, невольно повинуясь гнету
Минуты горестной, здѣсь говоримъ
Лишь то, что чувствуемъ, не то, чтобъ должно
Вамъ было говорить. — Онъ, престарѣлый,
Страданій столько вытерпѣлъ, что намъ
И юнымъ не подъ силу было-бъ вынесть,
И какъ онъ жилъ, намъ долго-бъ не прожить.
- ↑ Собственно «не ѣмъ рыбы». Стивенсъ при этомъ замѣчаетъ, что при королевѣ Елизаветѣ паписты почитались врагами королевы. Не ѣсть рыбы, не поститься — значило не быть папистомъ, а быть протестантомъ, приверженцемъ королевы. Перев.
- ↑ Насмѣшка, по замѣчанію Варбуртона, на существовавшую раздачу монополій при королевѣ Елизаветѣ. Перев.
- ↑ Въ подлинникѣ стоитъ непонятное выраженіе: I’ll make а sop o’the monshine, котораго не могли хорошо объяснить такіе комментаторы, какъ Стивенсъ, Варбуртонъ, Мэлоне и Джонсонъ. Перев.
- ↑ Джонсонъ видитъ тутъ намекъ на мистеріи и другія аллегорическія представленія, въ которыхъ олицетворялись тщеславіе и другіе пороки. Перев.
- ↑ Изъ народной сказки -- Перев.
- ↑ Въ подлинникѣ: «here’s grace end a cod-piece», т.-е. «здѣсь его милость и гульфикъ штановъ». Стивенсъ видить въ этомъ намекъ на современную Шекспиру поговорку: «ниже пояса нѣтъ благоразумія!»
- ↑ Шутъ пророчествуетъ, какъ сталъ бы пророчествовать пророкъ временъ Елизаветы, котораго онъ называетъ Мерлиномъ, именемъ древняго пророка, и напоминаетъ жителямъ, что самъ онъ принадлежитъ къ болѣе древнимъ временамъ. При Шекспирѣ такіе разговоры актеровъ съ публикой были употребительны. Перев.
- ↑ Варбуртонъ замѣчаетъ: перчатки на шляпѣ означали, что носившій ихъ пользуется благосклонностію своей красавицы. Таковъ былъ обычай. Стивенсъ говоритъ, что былъ встарину обычай носить перчатки на шляпѣ въ трехъ случаяхъ: а) какъ знакъ благосклонности красавицы, b) въ память друга и c) какъ вызовъ на бой обидчика или соперника. Перев,
- ↑ Заимствовано, — говоритъ Стивенсъ, — изъ баллады: «The Two Noble Kinsmen», какъ говорятъ, написанной Шекспиромъ вмѣстѣ съ Флетчеромъ. Перев.
- ↑ Перси замѣчаетъ, что Гарснетъ причисляетъ Флибертитжибета къ четыремъ демонамъ, составлявшимъ одну изъ степеней злыхъ силъ. Товарищи Флибертитжибета носили названія Фратеретто, Гобердидэнце, Токобатто. У этихъ духовъ было по сорока помощниковъ. Перев.
- ↑ Варбуртонъ говоритъ, что содержаніе этой пѣсни заимствовано изъ легенды о Святомъ Витольдѣ, а самая пѣсня есть народное заклинаніе ночнымъ злымъ духамъ. Перев.
- ↑ Перси причисляетъ Смолкена, на основаніи соч. Гарснета, къ разряду коварныхъ духовъ, вводящихъ человѣка въ обманъ. Перев.
- ↑ Райтсонъ замѣчаетъ, что это взято у Рабеле, изъ его исторіи о Гаргантуѣ, переведенной на англійскій языкъ въ 1575 году. Перев.
- ↑ Перси замѣчаетъ, что въ книгѣ Гарснета разсказывается, что одна хозяйка имѣла соловья. Соловей вызвалъ ее въ садъ, гдѣ она нежданно умерла. Думали, что злой духъ, вселясь въ соловья, убилъ хозяйку. На это намѣкаетъ Эдгаръ, говоря о преслѣдованіи его пѣніемъ соловья. Перев.
- ↑ Стивенсъ приводитъ изъ книги Гарснета описаніе случаевъ, когда слышны были крики въ животѣ одержимыхъ злыми духами, по увѣренію вѣровавшихъ въ это въ то время. Перев.
- ↑ Все это взято изъ повѣрій народа, записанныхъ въ книгѣ Гарснета, бывшаго епископа Йоркскаго. Книга носитъ заглавіе: «А declaration of egregion Popish impostures to withdraw her Mayesty’s subjects fromtheir allegeance etc. practiset by Edmunds, alias Weston, a Jesuit, and divers Romish Priests his wicked Associates» — и была напечатана въ 1603 году. Перев.