[316]Вечеръ V.
«Вчера», разсказывалъ мѣсяцъ: «я плылъ надъ неугомоннымъ Парижемъ и заглянулъ въ Луврскіе покои. Сторожъ ввелъ въ огромную пустынную тронную залу какую-то бѣдно одѣтую старушку изъ простонародья. Она такъ добивалась увидѣть эту залу! И сколько это стоило ей хлопотъ и денегъ, сколько упрашиваній. Теперь она стояла посреди залы, сложивъ руки и благоговѣйно озираясь вокругъ, точно попала въ церковь. «Такъ вотъ гдѣ это было! Вотъ гдѣ!» промолвила она и подошла къ трону, драпированному дорогимъ бархатомъ съ золотою бахромой. «Тутъ!» продолжала она: «Тутъ!» И, опустившись передъ трономъ на колѣни, она поцѣловала бархатную драпировку. Мнѣ почудилось, что она плакала. «Это ужъ не тотъ бархатъ!» сказалъ сторожъ, и на губахъ его заиграла улыбка. «Но всетаки это было здѣсь!» сказала старушка. «И все осталось здѣсь попрежнему!» «Осталось, да не совсѣмъ!» отвѣтилъ онъ. «Окна тогда были выбиты, двери выломаны, а на полу стояли кровавыя лужи! Но все же это вѣрно: вашъ внукъ умеръ на тронѣ Франціи!» «Умеръ!» прошептала старуха. Больше, кажется, не было сказано ни слова, и они скоро ушли. Вечернія сумерки сгустились, и на дорогомъ бархатѣ трона легли отъ моихъ лучей еще болѣе яркіе блики. Какъ ты думаешь, кто была эта старуха? Я разскажу тебѣ исторію. Дѣло было во время Іюльской революціи, подъ вечеръ, въ день блистательной побѣды, когда каждый домъ служилъ крѣпостью, каждое окно
[317]бойницею. Народъ аттаковалъ дворецъ; въ толпу осаждающихъ вмѣшались и женщины и дѣти. Скоро они ворвались въ роскошные покои дворца. Бѣдный оборванный мальчуганъ-подростокъ храбро дрался въ рядахъ взрослыхъ и палъ, смертельно раненый штыками. Случилось это въ тронной залѣ. Его подняли и положили на тронъ Франціи; изъ ранъ струилась кровь, и ихъ пытались заткнуть дорогимъ бархатомъ, но кровь скоро просочилась сквозь него. Вотъ была картина! Роскошная зала, группы сражающихся, на полу разорванное знамя, надъ штыками трехцвѣтные значки, и на тронѣ Франціи бѣдный мальчуганъ съ обнаженной грудью, помертвѣвшимъ, но яснымъ лицомъ и устремленнымъ къ небу взоромъ! Жалкія лохмотья и рядомъ роскошный пурпуровый бархатъ, затканный серебряными лиліями! Предсказалъ-ли кто этому мальчику еще въ колыбели: «Онъ умретъ на тронѣ Франціи?» Мать, можетъ быть, мечтала о новомъ Наполеонѣ! Я цѣловалъ вѣнокъ изъ иммортелей, украшавшій его могилу, цѣловалъ ночью въ лобъ и старуху-бабушку, когда ей грезилась во снѣ картина, что я сейчасъ нарисовалъ тебѣ: «бѣдный мальчикъ на тронѣ Франціи!»