«Я был в Упсале!» — сказал месяц. «Там есть обширная равнина, а по ней разбросаны чахлые пастбища и истощённые поля. Я плыл над нею и гляделся в воды реки Фири; по реке скользил пароход, загоняя испуганных рыб в осоку. Подо мною неслись облака, бросавшие длинные тени на холмы или — могилы Одина, Тора и Фрейи, как их прозвали. Холмы одеты тонким дёрном, и на нём вырезано множество имён. Тут нет ни памятников, ни скал, на которых бы можно было выцарапать или написать свои имена, так путники и пользуются дёрном. Обнажённые полоски земли, образующие буквы и целые имена, испещряют холмы вдоль и поперёк. Увы! эти пути к бессмертию скоро зарастают травою!.. На вершине одного из холмов стоял певец. Он поднёс к устам налитый мёдом рог, охваченный широким серебряным кольцом, и осушил его до дна, прошептав при этом чьё-то имя. Он просил ветер не выдавать его, но я-то слышал, чьё это было имя! Над ним сияет графская корона, потому певец и не осмелился произнести его вслух. Я улыбнулся: над его именем сияет, ведь, корона поэта, а если имя знатной Элеоноры Эсте и живёт ещё до сих пор, то лишь благодаря тому, что связано с именем Тассо! И я знаю, где цветёт роза поэта!..»
Тут облака заволокли месяц и скрыли его от меня. Ничего! Лишь бы они не становились между поэтом и розою!