Стоял старый дремучий лес. Был он всегда угрюмый, хмурый. Но вот весной стало солнышко посылать ему свои лучи, и от этих лучей заиграли на листьях и на траве золотые зайчики. Очень полюбил их старый лес. Глядит-улыбается, не нарадуется, как зайчики мелькают, светятся.
Только прошла весна, а потом и лето к концу подходить стало. Реже заглядывают зайчики в старый лес. Другой раз пройдёт три дня, а солнышко их ни разу гулять не отпустит.
Пригорюнился старый лес, заплакал — частым дождиком закапал. Выскочил из норки серенький заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, серого, мочишь? — Да как же мне, серый, не плакать: полюбил я золотых зайчиков, а солнце их у меня отнимает.
Задумался заинька, почесал за ушком, а потом и говорит:
— Вот ты что, старый, сделай: как придут золотые зайчики, ты покрой свои листья мелким дождиком, они станут клейкими; зайчики к ним и прилипнут.
— Ладно, — говорит лес, — попробую.
Так он и сделал. Пришли утром золотые зайчики, а он смочил листья, — они к листьям и приклеились.
Стали листья красивые — золотистые, иные от радости зарумянились, у других ещё прежнее зелёное слегка сквозит.
А лес-то старый ими тешится. Хоть не идут к нему золотые зайчики, ничего: он любуется листочками своими золочёными, шелестит ими, потряхивает: совсем на золотых зайчиков похоже. А заглянут они к нему ненадолго, он уже непременно нескольких поймает, запасу своего прибавит.
Только стало что-то солнышко на лес коситься; должно быть, замечает, что он зайчиков его таскает. Испугался лес, заплакал — частым дождиком закапал. Выскочил из норки серенький заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, серого, мочишь?
— Да как же мне, заяц, не плакать: сделал я по-твоему, а солнце на меня за зайчиков золотых рассердилось. Того гляди, задаст.
Присел серый на задние лапки, почесал за обоими ушками, подумал, а потом и говорит:
— Ты вот что, старый, сделай: сорви ты свои золочёные листья и укрой их внизу под деревьями.
— Что ж, — отвечал лес, — это не глупо, спасибо за совет.
И принялся он срывать листочки, на которых зайчики прилеплены, и вниз бросать. Там он с ними играет — крутит их, пересыпает, без конца любуется.
Много он себе таких золочёных игрушек понаделал и вниз побросал. До того дошло, что на ветках и вовсе листьев не осталось. Сделался весь лес сквозной и солнышко своими лучами то и дело по низу пошаривает, пропавших зайчиков, видно, ищет. Совсем тут старый лес всполошился, заплакал — частым дождиком закапал. Выскочил из норки серенький заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, серого, мочишь?
— Как же мне, заяц, не плакать: ведь ты меня в беду ввёл: оголил я ветки-то, а солнце до листиков золочёных и добралось.
Присел серый на задние лапки, поводил своими усами, подумал, а потом и говорит:
— Ты вот что, старый, сделай: посыпь-ка свои игрушечки белым снежком. Он их прикроет, солнышку-то их и не сыскать.
— Будь по-твоему, — говорит лес, — видно, приходится мне тебя слушаться.
Укутал он свои золотые листики снежным одеяльцем, стоит, посмеивается в бороду.
— А что у меня есть, что у меня есть… Ан, не найдёшь, не найдёшь…
Долго он так стоял, величался.
Наконец надоело. Захотелось снова на листочки с зайчиками самому поглядеть. Потряс одеяльце, сдернул его, глядит… Нет зайчиков золотых! Скрылись с листьев, ускользнули куда-то. Может быть, в снег перешли; то-то он был такой весёлый, блестящий! А листики-то, листики бедные! Какие бурые стали, сморщенные, нехорошие…
Как увидел это лес, как узнал свою потерю — то-то завыл, заметался, горькими слезами залился — проливным дождём.
Выскочил из норки серенький заинька.
— Что ты, старый, так плачешь, меня, серого, мочишь? Житья нет!
— Как же мне, заяц, не плакать: ты вот научил меня листики укрыть, а зайчики с них и сбежали.
Присел серый на задние лапки, подергал ушками, подумал, да и говорит:
— Нечего тебе, старый, плакать. Посмотри: ведь весна наступила. Теперь станут к тебе снова приходить настоящие золотые зайчики. Целыми днями будут тут плясать, тебя радовать. Время ли об игрушках сокрушаться!
— А ведь, пожалуй, что и так, — пробормотал старый лес.
Серый заинька усмехнулся и в норку пошёл. А лес стал дожидаться новых золотых зайчиков.