Стоялъ старый дремучій лѣсъ. Былъ онъ всегда угрюмый, хмурый. Но вотъ весной стало солнышко посылать ему свои лучи, и отъ этихъ лучей заиграли на листьяхъ и на травѣ золотые зайчики. Очень полюбилъ ихъ старый лѣсъ. Глядитъ-улыбается, не нарадуется, какъ зайчики мелькаютъ, свѣтятся.
Только прошла весна, а потомъ и лѣто къ концу подходить стало. Рѣже заглядываютъ зайчики въ старый лѣсъ. Другой разъ пройдетъ три дня, а солнышко ихъ ни разу гулять не отпуститъ.
Пригорюнился старый лѣсъ, заплакалъ—частымъ дождикомъ закапалъ. Выскочилъ изъ норки сѣренькій заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, сѣраго, мочишь? — Да какъ же мнѣ, сѣрый, не плакать: полюбилъ я золотыхъ зайчиковъ, а солнце ихъ у меня отнимаетъ.
Задумался заинька, почесалъ за ушкомъ, а потомъ и говоритъ:
— Вотъ ты что, старый, сдѣлай: какъ придутъ золотые зайчики, ты покрой свои листья мелкимъ дождикомъ, они станутъ клейкими; зайчики къ нимъ и прилипнутъ.
— Ладно,—говоритъ лѣсъ,—попробую.
Такъ онъ и сдѣлалъ. Пришли утромъ золотые зайчики, а онъ смочилъ листья,—они къ листьямъ и приклеились.
Стали листья красивые—золотистые, иные отъ радости зарумянились, у другихъ еще прежнее зеленое слегка сквозитъ.
А лѣсъ-то старый ими тѣшится. Хоть не идутъ къ нему золотые зайчики, ничего: онъ любуется листочками своими золочеными, шелеститъ ими, потряхиваетъ: совсѣмъ на золотыхъ зайчиковъ похоже. А заглянутъ они къ нему ненадолго, онъ уже непремѣнно нѣсколькихъ поймаетъ, запасу своего прибавитъ.
Только стало что-то солнышко на лѣсъ коситься; должно-быть, замѣчаетъ, что онъ зайчиковъ его таскаетъ. Испугался лѣсъ, заплакалъ—частымъ дождикомъ закапалъ. Выскочилъ изъ норки сѣренькій заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, сѣраго, мочишь?
— Да какъ же мнѣ, заяцъ, не плакать: сдѣлалъ я по-твоему, а солнце на меня за зайчиковъ золотыхъ разсердилось. Того гляди, задастъ.
Присѣлъ сѣрый на заднія лапки, почесалъ за обоими ушками, подумалъ, а потомъ и говоритъ:
— Ты вотъ что, старый, сдѣлай: сорви ты свои золоченые листья и укрой ихъ внизу подъ деревьями.
— Что жъ,—отвѣчалъ лѣсъ,—это не глупо, спасибо за совѣтъ.
И принялся онъ срывать листочки, на которыхъ зайчики прилѣплены, и внизъ бросать. Тамъ онъ съ ними играетъ—крутитъ ихъ, пересыпаетъ, безъ конца любуется.
Много онъ себѣ такихъ золоченыхъ игрушекъ понадѣлалъ и внизъ побросалъ. До того дошло, что на вѣткахъ и вовсе листьевъ не осталось. Сдѣлался весь лѣсъ сквозной и солнышко своими лучами то и дѣло по низу пошариваетъ, пропавшихъ зайчиковъ, видно, ищетъ. Совсѣмъ тутъ старый лѣсъ всполошился, заплакалъ—частымъ дождикомъ закапалъ. Выскочилъ изъ норки сѣренькій заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, сѣраго, мочишь?
— Какъ же мнѣ, заяцъ, не плакать: вѣдь ты меня въ бѣду ввелъ: оголилъ я вѣтки-то, а солнце до листиковъ золоченыхъ и добралось.
Присѣлъ сѣрый на заднія лапки, поводилъ своими усами, подумалъ, а потомъ и говоритъ:
— Ты вотъ что, старый, сдѣлай: посыпь-ка свои игрушечки бѣлымъ снѣжкомъ. Онъ ихъ прикроетъ, солнышку-то ихъ и не сыскать.
— Будь по-твоему,—говоритъ лѣсъ,—видно, приходится мнѣ тебя слушаться.
Укуталъ онъ свои золотые листики снѣжнымъ одѣяльцемъ, стоитъ, посмѣивается въ бороду.
— А что у меня есть, что у меня есть… Анъ, не найдешь, не найдешь…
Долго онъ такъ стоялъ, величался.
Наконецъ надоѣло. Захотѣлось снова на листочки съ зайчиками самому поглядѣть. Потрясъ одѣяльце, сдернулъ его, глядитъ… Нѣтъ зайчиковъ золотыхъ! Скрылись съ листьевъ, ускользнули куда-то. Можетъ-быть, въ снѣгъ перешли; то-то онъ былъ такой веселый, блестящій! А листики-то, листики бѣдные! Какіе бурые стали, сморщенные, нехорошіе…
Какъ увидѣлъ это лѣсъ, какъ узналъ свою потерю—то-то завылъ, заметался, горькими слезами залился—проливнымъ дождемъ.
Выскочилъ изъ норки сѣренькій заинька.
— Что ты, старый, такъ плачешь, меня, сѣраго, мочишь? Житья нѣтъ!
— Какъ же мнѣ, заяцъ, не плакать: ты вотъ научилъ меня листики укрыть, а зайчики съ нихъ и сбѣжали.
Присѣлъ сѣрый на заднія лапки, подергалъ ушками, подумалъ, да и говоритъ:
— Нечего тебѣ, старый, плакать. Посмотри: вѣдь весна наступила. Теперь станутъ къ тебѣ снова приходить настоящіе золотые зайчики. Цѣлыми днями будутъ тутъ плясать, тебя радовать. Время ли объ игрушкахъ сокрушаться!
— А вѣдь, пожалуй, что и такъ,—пробормоталъ старый лѣсъ.
Сѣрый заинька усмѣхнулся и въ норку пошелъ. А лѣсъ сталъ дожидаться новыхъ золотыхъ зайчиковъ.