[459]
Въ школѣ для бѣдныхъ, между другими дѣтьми, сидѣла дѣвочка-еврейка, добрая, развитая и самая прилежная изъ всѣхъ. Но въ одномъ изъ уроковъ она не могла принимать участія—въ Законѣ Божіемъ: школа была, вѣдь, христіанская.
Ей позволили въ это время учить урокъ изъ географіи или рѣшать задачи, но она скоро справлялась и съ урокомъ, и съ задачами, и книжка только такъ лежала передъ нею раскрытою,—она въ нее и не заглядывала, прислушиваясь къ словамъ учителя. Скоро тотъ замѣтилъ, что она слѣдитъ за урокомъ, пожалуй, внимательнѣе всѣхъ остальныхъ.
— Учи свой урокъ!—сказалъ онъ ей кротко и серьезно, но она продолжала смотрѣть на него своими черными, лучистыми глазами; онъ задалъ ей нѣсколько вопросовъ, и оказалось, что она поняла и усвоила себѣ изъ его уроковъ больше, чѣмъ кто-либо изъ другихъ дѣтей. Она слушала, понимала и слагала все въ сердцѣ своемъ.
Отецъ ея, честный бѣднякъ, отдавая дочь въ школу, поставилъ условіемъ, чтобы ее не учили догматамъ христіанской вѣры; но отсылать ее въ эти часы изъ класса было неудобно, — [460]это могло возбудить въ другихъ дѣтяхъ различныя мысли и соображенія—и она оставалась. Теперь же учитель понялъ, что такъ дѣло оставить нельзя.
Онъ отправился къ ея отцу и заявилъ, что тотъ долженъ или взять свою дочь изъ школы, или позволить ей принять христіанство.
— Я не могу равнодушно видѣть ея горящаго взора, въ которомъ такъ и свѣтится вся ея душа, жаждущая свѣта истины Христовой!—добавилъ учитель.
Отецъ заплакалъ:
— Самъ я мало свѣдущъ въ законѣ отцовъ моихъ, но мать ея была истою дочерью Израиля, крѣпко держала свою вѣру и взяла съ меня на смертномъ одрѣ слово—никогда не позволять нашей дочери креститься. Я долженъ сдержать свое обѣщаніе; оно для меня священно, какъ обѣтъ, данный Богу!
И дѣвочку взяли изъ христіанской школы.
Прошло много лѣтъ. Въ одномъ изъ маленькихъ городковъ въ Ютландіи служила въ семействѣ небогатаго горожанина бѣдная дѣвушка-еврейка. Это была Сара. Волосы ея были черны, какъ эбеновое дерево, темные глаза сіяли огнемъ, какъ у дочерей Востока. Но выраженіе ихъ ничуть не измѣнилось со времени ея дѣтства, когда она еще сидѣла на школьной скамейкѣ и внимала словамъ учителя.
По воскресеньямъ въ церкви звучалъ органъ и раздавалось пѣніе псалмовъ; торжественные звуки доносились черезъ улицу и до сосѣдняго домика, гдѣ прилежно и неутомимо занималась своимъ дѣломъ еврейка. Заповѣдь: „Помни день субботній, чтобы святить его!“—была для нея закономъ, но суббота была у христіанъ рабочимъ днемъ, и дѣвушка могла праздновать ее лишь въ сердцѣ своемъ, а этого, ей казалось, мало. Но что значатъ для Бога дни и часы? Мысль эта пробудилась въ ея душѣ, и дѣвушка стала праздновать субботу въ христіанское воскресенье. И когда звуки органа и пѣніе псалмовъ доносились до ея уголка въ кухнѣ, даже и это мѣсто проникалось святою тишиною храма. Сара читала въ это время Ветхій Завѣтъ, сокровище и собственность ея народа; только его она и могла читать: слова ея отца, сказанныя учителю, обѣщаніе, данное имъ ея умирающей матери, глубоко залегли въ душу Сары,—она не должна принимать христіанства, не должна отрекаться отъ вѣры отцовъ своихъ, и Новый Завѣтъ долженъ [461]оставаться для нея закрытою книгой! Но она уже такъ много знала изъ него, знанія эти хранились въ душѣ ея вмѣстѣ съ воспоминаніями дѣтства.
Разъ вечеромъ она сидѣла въ углу комнаты и слушала, какъ хозяинъ читалъ вслухъ. Она могла слушать,—читали не Евангеліе, а старую хронику. Изъ нея прочитано было объ одномъ венгерскомъ рыцарѣ, попавшемъ въ плѣнъ къ турецкому пашѣ.[1] Турокъ велѣлъ впрячь христіанина вмѣстѣ съ волами въ плугъ, погонять кнутомъ, словомъ, надругался надъ нимъ и терзалъ его всячески! Жена рыцаря продала всѣ свои драгоцѣнности, заложила за̀мокъ и земли, друзья его также сложились, и, наконецъ, составилась нужная сумма,—паша требовалъ за рыцаря невѣроятно-огромный выкупъ. Деньги были доставлены, и рыцарь освободился изъ тяжелаго рабства. Больной, страждущій, прибылъ онъ домой. Но скоро опять кликнули кличъ противъ враговъ христіанства, и—рыцарь забылъ всякій покой и отдыхъ, велѣлъ осѣдлать своего боевого коня. Щеки его опять окрасились румянцемъ, силы вернулись, и онъ помчался разить враговъ. И вотъ, тотъ самый паша, что держалъ его въ плѣну, запрягалъ въ плугъ, мучилъ и терзалъ, сталъ теперь его плѣнникомъ. Пашу отвели въ темницу, но не прошло и часа, какъ къ нему явился самъ рыцарь и спросилъ его:
— Какъ ты думаешь, что ожидаетъ тебя?
— Возмездіе!—отвѣчалъ турокъ.
— Да, но возмездіе христіанское!—сказалъ рыцарь.—Законъ Христа запрещаетъ воздавать за зло зломъ, велитъ прощать врагамъ нашимъ и любить ближняго! Богъ есть любовь! Ступай съ миромъ въ домъ свой и будь добръ и милостивъ къ страждущимъ!
Плѣнникъ залился слезами:
— Могъ-ли я ожидать этого? Напротивъ, я зналъ, что меня ожидаютъ муки и терзанія, и принялъ ядъ. Онъ скоро убьетъ меня, я умру, спасенія нѣтъ! Но не дай мнѣ умереть, не познавъ ученія, которое вмѣщаетъ въ себѣ такую любовь и милосердіе! Оно велико и божественно! Дай мнѣ умереть христіаниномъ!
И мольба его была исполнена.
Вотъ какую историческую легенду прочелъ хозяинъ; всѣ слушали внимательно, но живѣе, пламеннѣе всѣхъ внимала чтенію сидѣвшая въ углу служанка Сара, еврейка. Крупныя [462]слезы сверкали въ ея блестящихъ, черныхъ, какъ уголь, глазахъ. Она сохранила ту же дѣтскую душу, которая такъ жадно стремилась когда-то познать ученіе Евангелія. Слезы текли по ея лицу.
„Не позволяй нашей дочери стать христіанкой!“ были послѣднія слова ея матери на смертномъ одрѣ, и она хранила ихъ въ сердцѣ своемъ вмѣстѣ со словами заповѣди Божіей: „Чти отца твоего и матерь твою!“
„Меня, вѣдь, и не крестили!“ говорила она себѣ. „Всѣ зовутъ меня еврейкою! Еще въ воскресенье сосѣдніе мальчишки дразнили меня, когда я остановилась у открытой церковной двери и заглянула туда, гдѣ горѣли свѣчи и пѣлъ народъ. Но со времени дѣтства и до сихъ поръ христіанство неодолимо влечетъ меня къ себѣ; оно, словно солнечный свѣтъ, проникаетъ въ мое сердце, даже когда я нарочно закрываю глаза. Но я не огорчу тебя въ могилѣ, матушка. Я не измѣню обѣту, который далъ тебѣ отецъ! Я не стану читать христіанской Библіи,—у меня есть свое прибѣжище—Богъ отцовъ моихъ!“
Прошли еще года.
Хозяинъ Сары умеръ, хозяйка впала въ бѣдность, служанку надо было отпустить, но Сара не отошла. Она стала поддержкой вдовы въ нуждѣ, работала съ утра до поздней ночи и кормила ее трудами рукъ своихъ. У вдовы не было никого изъ близкихъ родственниковъ, кто бы помогалъ ей, а она, между тѣмъ, слабѣла день-ото-дня и по цѣлымъ мѣсяцамъ лежала въ постели. Кроткая, благочестивая Сара была для нея въ это время истымъ благословеніемъ Божіимъ; она бодрствовала по ночамъ и ухаживала за больной.
— Вонъ тамъ Библія!—сказала однажды больная.—Почитай мнѣ немножко! Вечеръ такой длинный, и я такъ нуждаюсь въ утѣшеніи словомъ Божіимъ.
Сара покорно склонила голову, взяла христіанскую Библію, раскрыла и стала читать больной. На глаза дѣвушки часто набѣгали слезы, но они становились отъ того еще яснѣе, а на душѣ у нея дѣлалось все свѣтлѣе. „Мать, дочь твоя не приметъ крещенія, не будетъ причислена къ христіанамъ; ты такъ потребовала, и я исполню твой завѣтъ. Мы останемся одной вѣры, эта связь не будетъ мною нарушена здѣсь, на землѣ, но тамъ насъ ждетъ—высшее единеніе въ Богѣ! Онъ спасаетъ [463]насъ отъ смерти. Онъ посѣщаетъ землю, и если дѣлаетъ ее жаждущею, то и обогащаетъ ее сторицею! Я понимаю это, хотя и сама не знаю, какъ дошла до того!.. Это все Онъ разъяснилъ мнѣ—Христосъ!“
И она вся задрожала, называя Его Святое имя; огненное крещеніе пронизало ея душу молніей, и слабое тѣло не вынесло: безъ чувствъ упала дѣвушка возлѣ больной, за которою ухаживала день и ночь.
— Бѣдная Сара!—сказали люди.—Она переутомила себя работой и бодрствованіемъ!
Ее отвезли въ больницу для бѣдныхъ, тамъ она и умерла; ее схоронили, но не на христіанскомъ кладбищѣ,—тамъ было не мѣсто еврейкѣ—а за оградою, у самой стѣны.
Но Божье солнышко, что свѣтило на могилы христіанъ, ласкало и могилу еврейки; пѣніе псалмовъ, раздававшееся надъ ихъ могилами, доносилось и до ея могилы. Да, и до нея доносились слова: „И воскреснемъ всѣ во Христѣ, Богѣ нашемъ, сказавшемъ ученикамъ своимъ: Іоаннъ крестилъ васъ водою, я же буду крестить Духомъ Святымъ“.
