Дрезденская галерея (Андерсен; Ганзен)/1899 (ДО)


[360]
Дрезденская галлерея.

Съ чего же мнѣ начать мое описаніе? Впрочемъ можно-ли даже ставить подобный вопросъ! Разумѣется, съ Мадонны Рафаэля. Я пролетѣлъ черезъ всѣ залы, стремясь поскорѣе увидѣть эту картину, наконецъ, остановился передъ нею и—не былъ пораженъ. На меня глядѣло милое, но нисколько не выдающееся женское лицо, какихъ, казалось мнѣ, я много видѣлъ и раньше. «Такъ это-то и есть та знаменитая картина?» думалъ я, тщетно стараясь найти въ ней что-нибудь особенное. Мнѣ даже показалось, что многія и Мадонны, и другія женскія головки, мелькомъ видѣнныя мною сейчасъ въ галлереѣ, были гораздо красивѣе. Я вернулся къ нимъ, и тутъ-то съ моихъ глазъ спала завѣса: здѣсь передо мною были только нарисованныя человѣческія лица, тогда какъ тамъ я видѣлъ живыя, божественныя! Я опять подошелъ къ картинѣ Рафаэля и на этотъ разъ проникнулся ея безконечною жизненностью и прелестью! Да, она не поражаетъ, не ослѣпляетъ съ перваго взгляда, но чѣмъ дальше всматриваешься въ эту Мадонну и въ Младенца Іисуса, тѣмъ они кажутся тебѣ божественнѣе. Такого неземного, невиннаго дѣтскаго лица нѣтъ ни у одной женщины, и вмѣстѣ съ тѣмъ лицо Мадонны какъ будто срисовано съ натуры. Въ каждомъ невинномъ дѣвичьемъ лицѣ можно отыскать сходство съ нею, но она является тѣмъ идеаломъ, къ которому всѣ остальныя только стремятся. Вглядываясь въ ея взоръ, не возгораешься къ ней пламенною любовью, но проникаешься желаніемъ преклонить передъ ней колѣни. Теперь мнѣ стало понятно, [361]какимъ образомъ могутъ католики падать ницъ передъ картинами. Они преклоняются не передъ красками и холстомъ, а передъ воплотившимся въ нихъ духомъ божества. Человѣкъ видитъ это божество плотскимъ своимъ окомъ, а льющіеся въ это время мощные звуки органа успокаиваютъ диссонансы въ его душѣ, и она постигаетъ гармонію между земнымъ и небеснымъ. Краски на картинѣ поблекли отъ времени, но лица попрежнему дышатъ жизнью. Сіяніе, окружающее головки херувимовъ, какъ-то меркнетъ, стушевывается, и весь блескъ, вся сила сосредоточены во взглядѣ Младенца-Іисуса. Подобнаго взора, подобныхъ очей не встрѣтишь ни у одного ребенка, и все же насъ поражаетъ именно ихъ чисто дѣтское, невинное выраженіе. А эти милые херувимчики внизу! Вотъ истое изображеніе земной невинности! Съ какимъ дѣтскимъ спокойствіемъ глядитъ передъ собою младшій, тогда какъ старшій уже подымаетъ взоръ свой ввысь, на небесное видѣніе. Одна эта картина могла бы прославить Дрезденскую галлерею, она одна могла бы и обезсмертить своего творца!

Въ той же залѣ висятъ еще три шедевра. Одинъ изъ нихъ «Ночь» Корреджіо, поэтичная по идеѣ и дивно-прекрасная по мастерству выполненія. Главная фигура Іисусъ; отъ нея льется яркій свѣтъ на всѣ окружающія; особенно хороша, по моему, женщина, прикрывающая рукой глаза и слегка отворачивающаяся отъ этого ослѣпительнаго свѣта. Эта картина вообще считается лучшею изъ всѣхъ твореній Корреджіо, но мнѣ всетаки больше правится его «Святой Себастіанъ». Эта картина находится тутъ же. Какъ хороши на ней группы ангеловъ! Они парятъ на легкихъ облачкахъ, окружая святого мученика. Какъ спокоенъ и въ то же время вдохновененъ его взоръ! Въ той же залѣ есть еще одна картина, которую, по моему, можно поставить четвертою въ ряду этихъ вдохновенныхъ произведеній искусства. Это «Христосъ» Карло Дольчи. Какое удивительное сочетаніе величія и глубокой скорби въ этомъ благородномъ, божественномъ лицѣ!

Я переходилъ изъ залы въ залу, разсматривая дивные образцы искусства, но безпрестанно возвращался къ упомянутымъ четыремъ шедеврамъ, къ Мадоннѣ Рафаэля и ангелочкамъ Корреджіо. Сильное впечатлѣніе произвели на меня и нѣкоторыя другія превосходныя картины. Между ними первое мѣсто занимаетъ «Судный день» Рубенса. Въ этой картинѣ онъ далъ намъ портреты трехъ своихъ женъ. Двѣ изъ нихъ возносятся ангелами на небо, третью же дьяволъ влечетъ въ преисподнюю. Самъ Рубенсъ сидитъ на своей могилѣ. Никто, повидимому, не обращаетъ на него вниманія, а онъ глубоко задумался, размышляя, вѣроятно, о томъ, куда попадетъ самъ, и спокойно ожидая своей участи.

Отмѣчаю, какъ курьезъ, что на картинѣ Бассано «Ковчегъ» первою входящею въ него изображена свинья, которой такимъ образомъ и достается лучшее мѣсто. [362]

Утомленный и духовно и физически оставилъ я, наконецъ, галлерею, уже заранѣе радуясь мысли посѣтить ее вновь и не одинъ разъ.