Джиневра (Шелли; Бальмонт)/ПСС 1903 (ДО)

Джиневра
авторъ Перси Биши Шелли (1792—1822), пер. Константинъ Дмитріевичъ Бальмонтъ (1867—1942)
Оригинал: англ. Ginevra («Wild, pale, and wonder-stricken, even as one…»), опубл.: 1824. — См. Из Перси Биши Шелли. Перевод созд.: ориг. 1821; пер. 1903, опубл: 1903. Источникъ: Перси Биши Шелли. Полное собраніе сочиненій / Переводъ К. Д. Бальмонта — Новое переработанное изд. — СПб.: Т-во «Знаніе», 1903. — Т. 1. — С. 264—271..



[264]
ДЖИНЕВРА.

Испугана, блѣдна, изумлена,
Какъ тотъ, кто видитъ солнце послѣ сна,
Изъ комнаты идя походкой шаткой,
Гдѣ смертной былъ онъ скованъ лихорадкой.—
Ошеломленной спутанной мечтой
Безпомощно ловя неясный рой
Знакомыхъ формъ и ликовъ и предметовъ,
Въ сіяніи какихъ-то новыхъ свѣтовъ,—
Какъ-бы безумьемъ странныхъ сновъ горя,
10 Джиневра отошла отъ алтаря;
Обѣты, что уста ея сказали,
Какъ дикій звонъ, донесшійся изъ дали,
Врывались въ помраченный мозгъ ея,
Качая разногласіе свое.

15 Такъ шла она, и подъ вуалью брачной
Прозрачность щекъ вдвойнѣ была прозрачной,
И алость губъ вдвойнѣ была красна,
И волосы темнѣе: такъ луна
Лучомъ темнитъ; сіяли украшенья,
20 Горѣли драгоцѣнные каменья.
Она едва ихъ видѣла, и ей
Былъ тягостенъ весь этотъ блескъ огней,
Онъ въ ней будилъ неясное страданье,
Ее томилъ онъ хаосомъ сіянья.
25 Она была плѣнительна, луна
Въ одеждѣ свѣтлыхъ тучъ не такъ нѣжна;
Горѣлъ огонь въ ея склоненномъ взорѣ,
И брилліанты въ головномъ уборѣ
Отвѣтнымъ блескомъ, въ искристыхъ лучахъ,
30 На мраморныхъ горѣли ступеняхъ
Той лѣстницы, что, зеркаломъ для взора,
Вела къ простору улицъ и собора;
И слѣдъ ея воздушныхъ нѣжныхъ ногъ

[265]

Стиралъ тотъ блескъ, минутный тотъ намекъ.
35 За ней подруги свѣтлой шли толпою,
Однѣ тайкомъ казняся надъ собою,
Завистливой мечтой къ тому скользя,
Чему совсѣмъ завидовать нельзя;
Другія, полны нѣжнаго участья,
40 Лелѣяли мечту чужого счастья;
Иныя грустно думали о томъ,
Что скученъ, теменъ ихъ родимый домъ;
Иныя-же мечтали съ восхищеньемъ
О томъ, что̀ вѣчно ласковымъ видѣньемъ
45 Предъ дѣвушкой неопытной встаетъ,
Ее отъ неба яснаго зоветъ,
Отъ всѣхъ родныхъ, куда-то вдаль, къ туману,
Къ великому житейскому обману.

Но всѣ они ушли, и, въ забытьи,
50 Глядя на руки бѣлыя свои,
Она стоитъ одна, въ саду зеленомъ;
И свѣтлый воздухъ полонъ страннымъ звономъ,
Бѣснуяся, кричатъ колокола,
Ихъ музыка такъ дико-весела,
55 Насильственно беретъ она вниманье,
Лазурное убито ей молчанье;—
Она была какъ тотъ, кто, видя сонъ,
Во снѣ постигъ, что спитъ и грезитъ онъ,
И лишь непрочно преданъ усыпленью,—
60 Какъ вдругъ предъ ней, подобный привидѣнью,
Антоніо предсталъ, и, какъ она,
Онъ блѣденъ былъ; въ глазахъ была видна
Обида, скорбь, тоска, и онъ съ укоромъ,
Невѣсту смѣривъ пылкимъ гордымъ взоромъ,
65 Сказалъ: «Такъ что-же, такъ ты мнѣ вѣрна?»
И тотчасъ-же, какъ тотъ, кто ото сна
Былъ рѣзко пробужденъ лучомъ жестокимъ,
И свѣтомъ дня мучительно-широкимъ
Съ дремотною мечтою разлученъ,
70 И долженъ встать и позабыть свой сонъ,—

[266]

Джиневра на Антоніо взглянула,
Сдержала крикъ, съ трудомъ передохнула,
Кровь хлынула ей къ сердцу, и она
Сказала такъ, прекрасна и блѣдна:
75 «О, милый, если зло или сомнѣнье,
«Насиліе родныхъ иль подозрѣнье,
«Привычка, время, случай, жалкій страхъ,
«Иль месть, иль что-нибудь въ глазахъ, въ словахъ,
«Способны быть для насъ змѣинымъ взглядомъ,
80 «И отравить любовь горячимъ ядомъ,
«Тогда,—тогда съ тобой не любимъ мы:—
«И если гробъ, что полонъ душной тьмы,
«Безмолвный гробъ, что тѣсно обнимаетъ,
«И жертву у тирана отнимаетъ,
85 «Насъ разлучить способенъ,—о, тогда
«Съ тобой мы не любили никогда».
«—Но развѣ мигъ, спѣша за мигомъ снова,
«Къ Герарди, въ тишину его алькова,
«Тебя не увлечетъ? Мой темный рокъ
90 «Въ твоемъ кольцѣ не видитъ-ли залогъ.—»
Хотѣлъ сказать онъ, нѣжныхъ обѣщаній
Нарушенныхъ, расторгнутыхъ мечтаній;
Но, золотое снявъ съ себя кольцо,
И не мѣняя блѣдное лицо,
95 Она сказала съ грустью неземною:
«Возьми его въ залогъ, что предъ тобою
«Я буду, какъ была, всегда вѣрна,
«И нашъ союзъ порветъ лишь смерть одна.
«Ужь я мертва, умру черезъ мгновенье,
100 «Колоколовъ ликующее пѣнье
«Смѣшается съ напѣвомъ панихидъ,
«Ихъ музыка—ты слышишь?—говоритъ:
«Мы это тѣло въ саванъ облекаемъ,
«Его отъ ложа къ гробу отторгаемъ».
105 «Цвѣты, что въ брачной комнатѣ моей
«Разсыпаны, во всей красѣ своей,
«Мой гробъ собой украсятъ, доцвѣтая,
«И отцвѣтетъ фіалка молодая

[267]

«Не прежде, чѣмъ Джиневра». И, блѣдна,
110 Она своей мечтой побѣждена,
Въ груди слабѣетъ голосъ, взоръ туманенъ,
И самый воздухъ вкругъ нея такъ страненъ,
Какъ будто въ ясный полдень—страхъ проникъ,
И вотъ она лишь тѣнь, лишь смутный ликъ:
115 Такъ тѣни изъ могилъ, и такъ пророки,
Объ ужасахъ,—которые далеки,
Но къ намъ идутъ,—вѣщаютъ. И, смущенъ,
Какъ тотъ, кто преступленьемъ отягченъ,
Какъ тотъ, кто подъ давленіемъ испуга,
120 Оговоривъ товарища и друга,
Въ его глазахъ упрекъ не прочитавъ,
Дрожитъ предъ тѣмъ, предъ кѣмъ онъ такъ неправъ,
И въ приговорѣ съ нимъ хотѣлъ-бы слиться,
Разъ приговоръ не можетъ измѣниться,—
125 Антоніо, робѣя, ищетъ словъ,
Но вотъ раздался говоръ голосовъ,
Онъ отошелъ; другіе къ ней подходятъ,
И во дворецъ ее, дивясь, уводятъ,
Съ ней дѣвушки о чемъ-то говорятъ,
130 Она мѣняетъ пышный свой нарядъ,
Они уходятъ, медля у порога,
Ей надо отдохнуть теперь немного,
И вотъ, раскрывъ глаза, лежитъ она,
Въ слабѣющемъ сіяніи блѣдна.

135 День быстро меркнетъ съ ропотомъ чуть слышнымъ.
И гости собрались въ чертогѣ пышномъ;
Сіяетъ красота вдвойнѣ свѣтлѣй
Подъ взоромъ зачарованныхъ очей,
И, на себѣ влюбленность отражая,
140 На мигъ она живетъ въ нихъ блескомъ Рая,
Толпа спокойнѣй, чѣмъ безмолвный лѣсъ,
Гдѣ шепчетъ лишь любовь средь мглы завѣсъ;
Вино горитъ огнемъ въ сердцахъ остывшихъ,
А для сердецъ, свой жаръ съ другими слившихъ,
145 Поютъ съ волшебной нѣгой голоса.

[268]

Имъ, дѣтямъ солнца, музыка—роса:—
Здѣсь многіе впервые вмѣстѣ будутъ,
Но, разлучась, другъ друга не забудутъ,
Предъ многими здѣсь искрится звѣзда,
150 Что раньше не горѣла никогда,
Очарованье вздоха, слова, взгляда,
Власть юности, разсвѣтная услада:
Разорванъ жизни будничной покровъ,—
И какъ весь міръ, стряхнувъ оковы сновъ,
155 Когда землетрясенье наступаетъ,
Ликуетъ, и бѣды своей не знаетъ.
И вѣтеръ, надъ цвѣтами прошептавъ,
Ихъ ароматъ роняетъ между травъ,
И шаръ земной въ восторгѣ пробужденья
160 Во всѣхъ сердцахъ рождаетъ наслажденье.
Ликуютъ горы, долы, и моря,
Сіяньемъ ослѣпительнымъ горя,
Какъ будто-бы грядущее съ минувшимъ
Сошлись въ одномъ мгновеніи сверкнувшемъ,—
165 Такъ у Герарди пиршественный залъ
Огнями и веселіемъ блисталъ,
Но кто-то, взоры вкругъ себя бросая,
Промолвилъ вслухъ: «А гдѣ-же Молодая?»
Тогда одна изъ дѣвушекъ ушла,
170 И, прежде чѣмъ, какъ вѣстникъ дня—свѣтла,
Она придетъ, среди гостей молчанье
Возникло краснорѣчьемъ ожиданья,
Сердца, еще не видя красоту,
Ужь полны ей, и ткутъ свою мечту;
175 Потомъ въ сердцахъ возникло изумленье,
И страхъ за нимъ возсталъ, какъ привидѣнье;—
Отъ гостя къ гостю шопотъ долетѣлъ,
И каждый, услыхавъ его, блѣднѣлъ,
Все громче онъ и громче становился,
180 И вотъ Герарди межь гостей явился,
Печалью показной исполненъ онъ,
Кругомъ рыданье, слышенъ чей-то стонъ,

[269]

Что-жь значитъ скорбь,—какъ саванъ распростертый?
Увы, они нашли Джиневру мертвой,
185 Да, мертвой, если это смерть—лежать
Безъ пульса, не вздыхать, и не дышать,
Быть бѣлою, холодной, восковою.
Съ глазами, что какъ будто надъ собою
Смѣются мертвымъ свѣтомъ безъ лучей,
190 Стеклянностью безжизненныхъ очей.
Да, мертвой, если это смерть—дыханье
Землистое, и льдистый свѣтъ, молчанье,
И въ страхѣ дыбомъ волосы встаютъ,
Какъ будто духъ чумы нашелъ пріютъ
195 Вотъ тутъ, вотъ здѣсь, и въ мертвенномъ покоѣ
Глухой землѣ онъ отдаетъ земное,
За быстрой вспышкой вдругъ приводитъ мглу,
За блескомъ дымъ рождаетъ и золу:
Ночь мысли такъ насъ тѣсно обнимаетъ,
200 Что наша мысль о нашей смерти знаетъ
Лишь то, что можетъ знать о жизни сонъ,
Который умеръ, прежде чѣмъ рожденъ.

Пиръ свадебный—отрада такъ обманна—
Сталъ похороннымъ празднествомъ нежданно;
205 Съ тяжелымъ сердцемъ, взоръ склонивши свой,
Печально всѣ отправились домой;
И слезы неожиданныя лили
Не только тѣ, что мертвую любили,
Во всѣхъ сердцахъ открылся ихъ родникъ,
210 Затѣмъ что никогда ужь этотъ ликъ
Предъ ними въ красотѣ своей не встанетъ,
Улыбкой грусть въ ихъ сердцѣ не обманетъ.
Надъ пиршествомъ покинутымъ огни
То здѣсь, то тамъ свѣтились, и они
215 Въ пустомъ уныломъ залѣ освѣщали
Какъ-бы туманъ густѣющей печали,
Какъ будто-бы, людской покинувъ умъ,
Проникла въ воздухъ тяжесть темныхъ думъ,
Еще съ Герарди медлили иные,

[270]

220 Друзья умершей, и ея родные,
И тупо утѣшенья слушалъ онъ,
Въ которыхъ не нуждался: не зажженъ
Любовью былъ въ немъ духъ, и лишь смущенье
Онъ чувствовалъ, лишь страхъ, не огорченье.
225 Ихъ шопотомъ зловѣщимъ смущена,
Еще какъ-бы полнѣе тишина;
Одни изъ нихъ безпомощно рыдали,
Другіе въ тихой медлили печали,
И плакали безмолвно, а иной,
230 Склонясь къ столу, и скованъ тишиной,
Вдругъ вздрагивалъ, когда изъ корридоровъ,
Изъ комнатъ, гдѣ сіяньемъ скорбныхъ взоровъ
Подруги обнимали мертвый ликъ,
Внезапно раздавался рѣзкій крикъ,
235 И свѣчи въ вѣтрѣ дымно трепетали,
Огнемъ какъ-бы отвѣтствуя печали;
Раздался звонъ, глухой, какъ гулъ псалмовъ,
Священники пришли на этотъ зовъ,
И вновь ушли, увидѣвъ, что могила
240 Всѣ прегрѣшенья мертвой отпустила,
И плакальщицъ тогда явился рой,
Чтобъ надъ Джиневрой плакать молодой.
...............

Похоронный гимнъ.

Бѣжала старая зима,
Къ пустынямъ горъ въ безсиліи сокрылась,
Гдѣ холодъ, свистъ вѣтровъ, и тьма,
И къ намъ весна въ лучахъ звѣзды спустилась,
Въ лучахъ звѣзды, что дышетъ надъ водой,
Непобѣдимо-молодая,
Своей игрою золотой
Рубежъ зимы и ночи отдвигая;—
Но, если воздухъ, травы, и вода
10 Явленію весны не рады,
Джиневра юная, тогда
И мы въ тебѣ не видѣли отрады!

[271]


О, какъ тиха и холодна
На ложѣ радости она!
15 Ты ступишь шагъ,—увидишь саванъ бѣлый,
Ты ступишь два,—и гробъ передъ тобой,
И шагъ еще,—къ могилѣ роковой,
И шагъ еще,—Куда? Дрожа, несмѣлый,
Ты видишь, что рукой умѣлой
20 Пробито сердце черною стрѣлой.

Предъ тѣмъ какъ разъ еще моря и мысы
Обниметъ солнце—трепещи и жди—
Въ тиши шурша, чудовищныя крысы
Совьютъ гнѣздо въ ея груди.
25 И въ волосахъ, что цвѣтъ хранятъ червонца,
Слѣпые черви будутъ пировать,
Покуда солнце царствуетъ какъ солнце,
Джиневра будетъ спать и спать.




Примѣчаніе К. Д. Бальмонта


[494]Къ стр. 264.
Джиневра.

Въ 1400 году Джиневра Аміери, влюбленная въ Антоніо Рондинелли, вышла замужъ, противъ своего желанія, за нѣкоего Аголанти. Четыре года спустя, Джиневра впала въ каталепсію, и была заживо похоронена. Черезъ нѣкоторое время она очнулась, и возвратилась къ своему мужу, но тотъ принялъ ее за привидѣніе, и не захотѣлъ пустить ее къ себѣ. Она нашла прибѣжище у своего перваго возлюбленнаго и они поженились. Бракъ былъ утвержденъ властями. Въ 1546 году въ Италіи появилась пьеса на эту тему: Ginevra, morta del Campanile, la quale sendo morta e sotterrata, ressuscita. Лей Гёнтъ также написалъ на эту тему драму Флорентійская легенда, послѣ того какъ Шелли написалъ свою неоконченную поэму. Шелли нѣсколько измѣнилъ имена, и къ значительной художественной выгодѣ измѣнилъ самыя обстоятельства событія.




  Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.