Деяния (Марцеллин; Кулаковский, Сонни)/Книга XV

Годы 354—355
  1. О смерти Цезаря Галла сообщается императору.
  2. Возбуждается обвинение в оскорблении величества против Урзицина, магистра конницы на Востоке; Юлиана, брата Цезаря Галла, и Горгония, препозита спальни Цезаря.
  3. Наказание друзей Цезаря Галла и его слуг.
  4. Аламаннское племя лентиензы перебиты или обращены в бегство Августом Констанцием.
  5. Франк Сильван, магистр пехоты в Галлии, провозглашается Августом в Колонии и на 28-й день власти коварным образом устраняется.
  6. Друзья и соучастники Сильвана предаются казни.
  7. Подавление бунтов римского народа Леонтием, префектом Рима. Смещение с кафедры епископа Либерия.
  8. Юлиан, брат Галла, возведен Августом Констанцием, его дядей по отцу, в сан Цезаря и поставлен во главе Галлии.
  9. О происхождении галлов; откуда идут названия кельтов и галатов; об их ученых.
  10. О галликанских Альпах и о различных через них проходах.
  11. Краткий обзор территории Галлии. Течение Родана.
  12. О нравах галлов.
  13. О Музониане, префекте претория Востока.

1 Насколько я мог разузнать истину, я изложил последовательно как то, что довелось мне видеть как современнику, так и то, что можно было выведать у непосредственных свидетелей при тщательном опросе. Дальнейшее повествование я постараюсь вести по мере сил еще более детально, не опасаясь упреков в излишней растянутости изложения, потому что краткость только тогда заслуживает признания, когда, устраняя излишние подробности, она не причиняет ущерба постижению смысла событий.

2 Не успели еще в Норике снять с Галла императорское облачение, как Аподемий, который, пока был жив Галл, являлся самым яростным его врагом, повез снятые с него пурпурные сапоги и так быстро мчался на сменных почтовых лошадях, что загнал многих насмерть. Явившись с предварительным донесением в Медиолан, он вошел во дворец и бросил эти сапоги у ног Констанция, словно доспехи, снятые с убитого царя парфян. При этой внезапной вести о том, что трудная задача благополучно решена так, как того желал император, высшие придворные чины, проявляя, как обычно, величайшее усердие в лести, стали славить до небес храбрость и счастье императора, по мановению которого, правда, в разное время два государя, Ветеранион[1] и Галл, так легко были лишены своего звания, как будто речь шла о простых солдатах. 3 Эта изысканная лесть возымела свое действие, и в полной уверенности, что в будущем он уже неподвластен всяким человеческим бедам, Констанций настолько уклонился от правого пути, что не раз употреблял в разговоре выражение «моя вечность», а в написанном собственной рукой называл себя «владыкой всего круга земного». А ему бы следовало с негодованием относиться к тому, что другие употребляли о нем такие выражения, так как он, по собственным словам, горячо стремился уподобиться своей жизнью и поведением императорам гражданского духа. 4 Если бы он правил бесконечными мирами Демокрита, о которых под влиянием Анаксарха мечтал Александр Великий, то и тогда ему следовало бы сообразить, — о чем он мог читать или слышать, — что, согласно учению всех математиков, объем Земли, которая кажется нам огромной, является по отношению ко всей Вселенной одной лишь маленькой точкой.

1 Тотчас же после жалкой кончины Цезаря Галла был дан сигнал для судебных расследований, возбуждено было обвинение в оскорблении величества против Урзицина, и зависть, враг всех хороших людей, все более настойчиво стала покушаться на его жизнь. 2 Положение Урзицина было тем труднее, что император был глух к справедливой и основательной защите, но чрезвычайно восприимчив к разным тайным наветам интриганов, которые внушали ему, что имя Констанция совершенно забыто на Востоке империи и что там все с вожделением ожидают Урзицина как человека, внушавшего страх персам. 3 Но этот человек высокого духа оставался невозмутим и опасался лишь ущерба для своего достоинства; в глубине сердца скорбел он о том, что даже невинный не пребывает в безопасности. Одно его огорчало: друзья, раньше столь многочисленные, переметнулись к более сильным в ту пору людям, подобно тому, как при смене должностных лиц переходят к преемнику ликторы. 4 Его товарищ Арбецион, поднаторевший в интригах против прямодушных людей и в ту пору не в меру могущественный, толкал его, под видом искреннего расположения, на гибель тем, что нередко публично называл его храбрым. Подобно тому как змея, укрываясь в подземной норе, следит оттуда за проходящими мимо, внезапно бросается на них и жалит одного за другим, так и этот человек, прошедший путь от низшего звания до высших[2] чинов, не будучи сам ни оскорбленным, ни задетым, осквернял себя необъяснимой склонностью вредить другим. 5 И вот вместе с несколькими префектами на тайном совещании в присутствии императора… было решено увезти Урзицина на следующую ночь от солдат и убить без суда, как убит был некогда в позорное время правления Нерона верный и осторожный защитник провинций Домиций Корбулон[3]. 6 Когда уже было принято такое решение, и люди, на которых было возложено исполнение этого злого умысла, ожидали назначенного срока, император склонился к более мягким мыслям и отдал приказ отложить нечестивое дело до повторного обсуждения. 7 После этого клеветники обратились к Юлиану, впоследствии превосходному государю, который тогда только что был принят при дворе. Против него были выдвинуты два опасных обвинения: первое, что он из любви к наукам переехал в Азию[4] из поместья Мацелл в Каппадокии, и второе, что он встречался с братом своим Галлом, когда тот проезжал через Константинополь. 8 Хотя он опроверг эти обвинения и объяснил, что на оба эти поступка было высочайшее соизволение, тем не менее он бы погиб под натиском позорной клики льстецов, если бы по внушению самого Бога не заступилась за него императрица Евсевия. Он был отправлен в город Комум поблизости от Медиолана и, после недолгого там пребывания, получил разрешение отправиться в Грецию для продолжения образования, к чему он страстно стремился.

9 Среди последующих событий, связанных с описанными, были и такие, которые нельзя не признать вполне благоприятными, когда кара постигала людей действительно виновных, или же падали пустые и ни на чем не основанные обвинения. Но иногда богатые, прибегая к помощи влиятельных лиц и обвиваясь вокруг них, как плющ вокруг высокого дерева, покупали оправдание за огромные деньги, а бедные люди, имеющие лишь незначительные средства на выкуп своей жизни или вовсе ими не обладающие, были неправедно приговорены к смерти. Таким образом и правда затемнялась ложью, и ложь иной раз сходила за истину.

10 Отдан был под суд тогда и начальник спальни Галла, Горгоний, и хотя даже из его собственных показаний иногда было очевидно, что он являлся участником и подстрекателем злодеяний Галла, но сговорившиеся между собою евнухи сумели своей согласной ложью прикрыть истину, и он вышел из опасного положения совершенно оправданным.

1 Пока в Медиолане происходили эти события, в Аквилею были доставлены военные чины Галла и множество придворных с Востока. Исстрадавшись в оковах, едва влача свое существование, проклинали они мучительную отсрочку смерти. Их обвиняли в том, что они были орудиями свирепых деяний Галла, что они растерзали Домициана и Монция и в дальнейшем погубили других. 2 Снять с них допрос отправлены были Арборей и Евсевий, тогдашний препозит царской опочивальни, оба — легкомысленные самохвалы, равно несправедливые и кровожадные. Нисколько не разобравшись в деле, не различая правых и виноватых, одних они притворили к ссылке после предварительного наказания палками и пыток, других разжаловали в низший военный чин, остальных ранили. Оставив после себя груды трупов, они, торжествуя, вернулись назад и доложили о своих деяниях государю, который в подобных делах выказывал всегда неумолимую суровость. 3 Как будто желая задержать предначертанный ход судьбы, Констанций с тех пор еще свободнее отдавался во власть людей, строивших козни другим. И вот появилось вдруг множество собирателей слухов, хватавших своей звериной пастью сначала богатых, а потом бедных и богатых без разбора; не так, как те Верресовы кибираты, что лизали трибунал одного легата[5], эти — терзали все тело государства, пользуясь случавшимися бедствиями. 4 Среди этих людей выделялись Павел и Меркурий, перс по происхождению, родившийся в Дакии[6]. Павел был нотарий, а Меркурий — служитель царского стола. Павел, как было выше упомянуто, был прозван Катена (цепь) за то, что в искусстве вязать и составлять самые злостные оговоры проявлял цепкую злостность и был удивительно изобретателен, подобно тому, как некоторые ловкие атлеты ухитряются в борьбе пяткой держать противника[7]. 5 Меркурия прозвали «комит сновидений», потому что он, как злой и коварный пес, который, скрывая свою злобу, подобострастно виляет хвостом, умел втираться на пиры и собрания, и если кто рассказывал своему другу о том, что он имел то или иное видение во сне, когда свободно расходится фантазия, Меркурий расцвечивал это своим ядом и доводил до сведения императора, охотно внимавшего слухам, а в результате возникало обвинение в тяжком и неискупаемом преступлении. 6 Когда молва распространила о том вести, то не только перестали рассказывать о ночных видениях, но и в присутствии чужих даже не признавались, что спали, а некоторые ученые люди даже выражали сожаление, что не родились среди атлантов, где, как говорят, никто не видит снов[8], — факт, исследование причин которого предоставляю людям науки.

7 Пока происходили эти ужасы сыска и казней, разыгралась в Иллирике новая трагедия, подвергшая опасности многих, хотя началось дело с пустых слов. На пирушке у Африкана, правителя Второй Паннонии в Сирмии[9], некоторые гости, выпив лишнего, не стесняясь поносили правительство за большие притеснения, не догадываясь о присутствии каких-либо наблюдателей; другие утверждали на основании каких-то примет близость желанного государственного переворота; некоторые в ослепленном безумии предсказывали сами себе повышение. 8 Присутствовавший там императорский агент Гауденций со свойственной ему глупой поспешностью донес обо всем этом как о серьезном деле Руфину, занимавшему тогда место начальника канцелярии префекта претория, — то был человек, доходивший до всяких крайностей и известный своей злобностью. 9 Немедленно, точно на крыльях, поспешил он в главную квартиру государя и, при большой склонности Констанция к такого рода подозрениям, так его распалил, что безо всякого обсуждения приказано было привлечь к суду Африкана и всех участников той роковой пирушки. За это доносчик, жаждавший, как все люди, запретного, получил приказание остаться в должности еще на два года, как он того и желал. Арестовать их был послан Тевтомер, протектор-доместик, с одним товарищем. 10 Согласно приказу, он заковал их в цепи и направил в главную квартиру. Но когда по пути прибыли они в Аквилею, Марин, бывший раньше кампидуктором, а в ту пору состоявший трибуном, — он то и завел эти опасные разговоры, — человек вспыльчивый, воспользовавшись тем, что был оставлен в гостинице, пока собирались в дальнейший путь, случайно найдя нож, всадил его себе в бок и тотчас умер, выпустив себе внутренности. 11 Остальные были доставлены в Медиолан, и, так как под тяжкими пытками сознались, что вели за столом дерзкие речи, то приказано было держать их в тюрьме, причем была дана надежда, хотя и слабая, на возможность оправдания. Протекторам приказано было отправиться в изгнание за то, будто они позволили Марину лишить себя жизни; но за них просил Арбецион, и они были прощены.

1 После того как это дело закончилось таким образом, объявлена была война… лентиензам, аламаннскому племени, которое позволяло себе нередко большие вторжения в пограничные области империи. В поход выступил сам император. По прибытии на Канинские Поля в Рэции[10], признано было после долгих совещаний наиболее подходящим и целесообразным магистру конницы Арбециону направиться вперед с частью армии и немедленно атаковать варваров, сосредоточив главные силы на побережье Бригантского озера. Топографию этой местности я обрисую вкратце, насколько это возможно в данном случае.

2 Среди крутых горных громад берет свое начало мощным потоком Рейн… принимая в себя другие реки, подобно тому как быстрым падением через пороги изливается Нил. От самого истока Рейн мог бы быть судоходен при своем обилии воды, если бы не являлся скорей стремительным горным потоком, чем рекой. 3 Высвободившись из гор и протекая среди крутых берегов, он впадает в большое круглое озеро, которое живущие по его берегам реты зовут Бриганцией. Это озеро, имеющее 460 стадий в длину и почти столько же в ширину, кроме того места, где древняя римская доблесть благоразумно проложила широкую дорогу, малодоступно из-за густых лесов, а также противодействия варваров, неблагоприятного рельефа местности и суровости климата. 4 Пенящимися волнами с шумом вливается река в это озеро и протекает через стоячие воды озера по самой его середине, точно по отвесу. Как бы чуждая стихия, она выносит ту же самую массу воды, которую внесла, не увеличив и не уменьшив ее, под тем же самым именем, с той же самой силой, и, не получая затем никакого притока, погружается в волны океана. 5 Особенно удивительно, что воды озера от быстрого протока реки не приходят ни в какое движение, и быстрое течение реки не замедляется илистой водой озера, с которой вода реки ни мало не смешивается. Если бы в этом не убеждало непосредственное наблюдение, то нельзя было бы поверить, что это именно так. 6 Подобно этому берущий свое начало в Аркадии Алфей, охваченный страстью к источнику Аретузе, рассекая Ионийское море, стремится к возлюбленной… (нимфе).

7(Арбецион) попал в засаду и остановился, смущенный этим неожиданным несчастьем… 8 Враги выскочили из-за прикрытий и без пощады поражали всякого рода метательным оружием все, что попадалось. Никто из наших не мог оказать сопротивления, и спасти жизнь можно было только быстрым отступлением. Думая только о том, чтобы избежать поражения, солдаты метались туда и сюда и подставляли спину под удары. Однако многие, рассеявшись по тесным тропинкам, спаслись от опасности под защитой темной ночи, и когда рассвело, с новыми силами присоединились каждый к своей части. В этом печальном и неожиданном приключении мы потеряли значительное число солдат и десять трибунов. 9 Аламанны, приободренные этим успехом, стали более дерзкими и ежедневно, когда утренняя мгла скрывала свет, ходили поблизости от римских укреплений с мечами в руках, с бахвальством выкрикивая угрозы. Однажды скутарии сделали внезапно вылазку, но остановились на месте, будучи отражены отпором вражеской силы, и стали настойчиво вызывать на битву всех своих товарищей. 10 Недавние потери устрашали многих, и сам Арбецион пребывал в нерешительности, опасаясь неблагоприятного исхода. Тут бросились вперед со своими отрядами три трибуна вместе: Аринфей, заменявший командира арматур, Сениавх, командовавший турмой комитов и Баппон, командир промотов…[11] 11 Ринувшись на врага, словно стремительный поток, не становясь в боевую линию, а бросаясь в одиночку… они обратили всех в постыдное бегство. Аламанны расстроили свои ряды, бросали щиты в поспешном отступлении, а наши рубили их мечами и кололи копьями. 12 Много лежало убитых вместе с лошадьми, и мертвые сидели они на спинах своих коней. Увидев это, высыпали из лагеря все, опасавшиеся до этого броситься в бой вместе с товарищами; забыв теперь обо всякой осторожности, избивали они варваров, топтались в кучах мертвых тел, забрызганные кровью павших; только немногие варвары спаслись от смерти бегством. После такого результата этой битвы император с ликованием и торжеством возвратился на зимние квартиры в Медиолан.

1 При этом общем печальном положении дел поднялась новая буря бедствий, не менее горестная для провинций, и все оказалось на краю гибели; но благодетельная властительница людских судеб Фортуна положила скорый конец в высшей степени грозному бунту. 2 Когда Галлия из-за продолжительного попустительства власти подвергалась жестоким убийствам, грабежам и пожарам со стороны свободно бродивших по ней варваров, и никто не приходил ей на помощь, отправился туда по приказу императора магистр пехоты Сильван, человек, которого считали способным поправить положение дел. Всячески старался ускорить его отъезд Арбецион, чтобы устранить соперника…

3 … Некий Динамий, актуарий императорских вьючных лошадей, попросил у него (Сильвана) рекомендательные письма к друзьям, чтобы представить себя его близким приятелем. Получив письма от Сильвана, который по простоте душевной ничего не подозревал, Динамий спрятал их, чтобы совершить со временем нечто гибельное. 4 Сильван проходил походами по Галлии, сообразуя их с потребностями времени, и разгонял варваров, которые сбавили в своей наглости и стали чувствовать страх. Между тем Динамий, человек хитрый и поднаторевший в обманах, придумал безбожное коварство, причем помощником и соучастником ему был, по темным слухам, префект претория Лампадий, а также Евсевий, бывший комит государственных имуществ, имевший прозвище Mattyocopa, и Эдесий, бывший магистр императорской канцелярии рескриптов и прошений[12], — им обоим префект устроил приглашение на торжество вступления консулов в должность как своим близким друзьям. Смыв кисточкой текст писем Сильвана и оставив только подпись, они написали на них совершенно отличный от прежнего текст, как будто Сильван в двусмысленных выражениях просил и убеждал своих друзей, состоявших при дворе, и частных лиц — в числе их Туск Альбин и многие другие, — помочь в затеваемом им государственном перевороте и посягательстве на верховную власть в скором времени… 5 Этот пакет вымышленных писем, сочиненных с целью погубить невиновного, Динамий передал префекту для представления императору, жадному до расследования подобных дел… Улучив подходящее время, префект, надеясь показать себя бдительным стражем жизни императора, испросил аудиенцию с глазу на глаз… и прочитал ему эти хитро сочиненные письма. Немедленно отдан был приказ взять под стражу трибунов и доставить из провинции частных лиц, имена которых значились в письмах.

6 Командир гентилов Маларих, негодуя на эту гнусную интригу, немедленно созвал своих коллег, страшно возмущался и кричал, что преданных империи людей безбожно обходят партийными интригами и обманом. Он просил разрешения немедленно отправиться и привезти Сильвана, который никогда не замышлял того, что приписывают ему его злые враги, причем он предлагал взять в заложники за себя свою семью и представлял поручительство трибуна арматур Маллобавда в том, что он вернется, или же предлагал на таких же условиях позволить отправиться Маллобавду, который выполнит то, что он сам брался сделать. 7 Заявлял он также с полной уверенностью, что если не пошлют к Сильвану его соплеменника, то тот, вследствие склонности проявлять опасливость даже в случаях, когда нет ничего угрожающего, может вызвать восстание.

8 Хотя совет этот и был полезен и целесообразен, но речь его была выброшена на ветер. По совету Арбециона послан был вызвать Сильвана с письменным приказом Аподемий, давний и жестокий враг всех хороших людей. Прибыв в Галлию, Аподемий… отступил от данных ему при отъезде предписаний, не повидался с Сильваном, не передал ему письменного приказа возвратиться ко двору, но, пригласив к себе начальника денежной части, стал преследовать клиентов и рабов магистра пехоты (Сильвана) с таким враждебным высокомерием, как будто тот был уже проскрибирован и приговорен к смерти. 9 Пока ждали скорого прибытия Сильвана, а Аподемий производил смуту в Галлии, Динамий, желая подкрепить свою подлую интригу надежными аргументами, переслал от имени Сильвана и Малариха трибуну кремонской оружейной фабрики сочиненное им самим письмо, близкое к тем, которые он доставил императору через префекта. Письмо содержало предписание трибуну как соучастнику тайны поспешить с подготовкой дела. 10 Прочитав это письмо, трибун долго недоумевал, чтобы это значило, так как не мог вспомнить, чтобы авторы письма когда-либо беседовали с ним на подобную тему. И вот он через того же посланца, который принес письмо, приставив к нему одного солдата, отослал письмо к Малариху, с настойчивой просьбой объяснить открыто и без загадок, чего он хочет. Он заявлял, что, как человек простой и необразованный, не понимает речей намеками.

11 Маларих, которого продолжали угнетать тяжелые заботы и тревоги за судьбу своего земляка Сильвана, а также и свою собственную, получив это письмо, пригласил к себе франков, которых было много и которые имели силу при дворе, держал перед ними возбужденную речь и жаловался, что интрига, ставшая теперь ясной, направлена против их жизней.

12 Поставленный в известность об этом император повелел произвести следствие по этому делу общей комиссией придворных и всех высших военных чинов. Поскольку судьи не захотели вникнуть в дело, Флоренций, сын Нигриниана, исполнявший тогда обязанности магистра оффиций, тщательно рассмотрев документ, заметил остатки прежних записей и заключил отсюда, что после уничтожения прежнего текста, с злостным умыслом был написан другой. 13 Когда таким образом было разоблачено мошенничество и был представлен точный отчет императору, он приказал, лишив должности префекта (Лампадия), отдать его под суд; но усиленное заступничество многих лиц спасло префекта. Евсевий, бывший комит государственных имуществ, показал под пыткой, что эта интрига была ему известна. 14 Эдесий упорно отрицал, что ему было нечто известно по этому делу, и был освобожден от ответственности. Таким образом, дело кончилось освобождением всех причисленных к ответственности по доносу об этом преступлении. А Динамий, как будто он зарекомендовал себя с лучшей стороны, послан был управлять Тусцией в звании корректора.

15 Сильван тогда находился в Агриппине[13] и получал непрерывно сведения о том, что затевал на его погибель Аподемий. Зная переменчивый нрав императора и опасаясь заочного осуждения без суда и следствия, он подумывал в своем трудном положении отдаться под защиту варваров. 16 Но ему отсоветовал это Ланиогайз, бывший тогда трибуном, тот самый, о котором я выше сообщал, что он один присутствовал при смерти Константа[14] , будучи тогда в звании кандидата. Он доказывал Сильвану, что франки, к которым он принадлежал по происхождению, или убьют его, или выдадут за деньги. Не находя из сложившихся обстоятельств никакого выхода, Сильван почувствовал себя вынужденным прибегнуть к последнему средству: тайно переговорив с наиболее влиятельными офицерами и склонив их на свою сторону обещаниями больших наград, он провозгласил себя императором, временно воспользовавшись пурпурными тканями, снятыми с драконов и других знамен. 17 Пока в Галлии происходили эти события, однажды вечером принесено было в Медиолан неожиданное известие о том, что Сильван уже открыто, не довольствуясь своим рангом магистра пехоты, привлек на свою сторону армию и провозгласил себя государем. 18 Констанций был поражен этим известием, словно ударом грома; все сановники были созваны на совет во вторую стражу ночи[15] и поспешили во дворец. Никто ничего не мог ни придумать, ни сказать, и лишь шепотом произнесено было имя Урзицина, человека выдающихся военных талантов, которому безвинно была нанесена тяжкая обида. Немедленно он был приглашен через магистра приемов — что являлось наиболее почетным способом приглашений — и когда он вошел в зал совета, более любезно, чем когда-либо прежде, позволено было ему поцеловать пурпур. Этот способ приветствия учредил впервые по обычаю чужеземных царей император Диоклетиан, тогда как ранее государей приветствовали так же как и сановников. 19 И тот, которого недавно резко преследовали, называя его пожирателем Востока и обвиняя в намерении овладеть через своих сыновей верховной властью, был теперь предметом заискиваний как самый опытный полководец, боевой товарищ Константина Великого, единственный, кто может подавить восстание, — что и было правильно, хотя при этом имелись и тайные умыслы, а именно: прилагали все старание сокрушить Сильвана, сильного военной доблестью мятежника, или же, если бы это не удалось, добить пошатнувшегося уже Урзицина, чтобы совсем устранить этого человека, внушавшего большой страх. 20 И вот когда он, принимая спешные меры для ускорения сборов в путь, хотел представить возражение против выставленных против него обвинений, император остановил его любезной речью, что, мол, теперь не время разбирать спорные дела, когда грозные обстоятельства требуют взаимного согласия партии и необходимо предупредить возможность дальнейших осложнений.

21 На совещаниях дело было обсуждено со всех сторон, и особенно тщательно был рассмотрен вопрос о том, каким способом устроить так, чтобы Сильван думал, что император не знает о случившемся. Чтобы сделать это вероятным, сочинили любезный рескрипт, приглашавший его вернуться ко двору, сохранив все свои полномочия и передав командование Урзицину. 22 Когда это было подготовлено, Урзицин получил приказ немедленно выезжать. По его требованию, ему дана была свита из трибунов и десяти протекторов-доместиков для исполнения поручений по государственному делу. Среди них был и я с моим товарищем Веренианом. Все остальные… 23… каждый, боясь за себя, провожали его при отъезде. И хотя нас, словно бестиариев, бросали навстречу диким зверям, понимали мы, однако, что бедствия в прошлом имеют ту хорошую сторону, что за ними следует радость, и восхищались изречением Цицерона, возникшим из глубин истины: «Хотя самым желанным является непрерывное благополучие, но такое правильное течение жизни не дает того чувства, какое появляется, когда мы возвращаемся к благополучию из тяжелого положения и жестоких бед»[16].

24 Итак, мы торопимся, совершая большие переезды, чтобы наш начальник прибыл в подозрительные области раньше, чем в пределах Италии мог бы распространиться какой-либо слух о появлении самозванца. Но как мы ни спешили, летевшая пред нами словно на крыльях молва выдала нас и, прибыв в Агриппину, мы нашли дело в состоянии, уже не соответствовавшем нашим замыслам. 25 Отовсюду стекалось множество народа, все спешили поддержать Сильвана, стянуто было много войск. В данных обстоятельствах казалось более подходящим, чтобы наш начальник смиренно подделался под мысли и желания нового государя, для вида увеличив его силы своим ложным присоединением. Таким способом можно было надеяться, усыпив его осторожность разными прикрасами лести, провести его, не вызывая в нем никаких подозрений. 26 Удача этого плана представлялась весьма сомнительной, так как приходилось с величайшей осторожностью поджидать удобного момента, не опередив его и не упустив. Если бы наши намерения обнаружились не вовремя, то было бы ясно, что все мы разом будем обречены на смерть.

27 Наш командир был принят весьма любезно; подчиняясь обстоятельствам, он преклонил на торжественном приеме колени перед возгордившимся, облеченным в пурпур самозванцем. Сильван оказывал ему большое уважение и обращался с ним, как с близким другом. Свободно допуская его к себе и приглашая к императорскому столу, Сильван стал приглашать его на тайные совещания относительно способов достижения единовластия. 28 Он жаловался на то, что недостойных людей возвышают до консулата и высших постов, а что он сам и Урзицин после многих тяжких трудов, перенесенных на благо государству, попали в такую немилость, что сам он был позорно оскорблен следствием над друзьями и обвинен в оскорблении величества, а Урзицин отозван с Востока и предан ненависти своих врагов. Эти жалобы он повторял не раз и с глазу на глаз, и публично. 29 Такие шли разговоры, а нас между тем все более пугал доносившийся отовсюду ропот солдат, которые жаловались на нехватку всего и горели желанием форсировать со стремительной быстротой теснины Коттиевых Альп.

30 При этом опасном настроении умов мы обсуждали на тайных совещаниях способ привести в исполнение наш план; не раз менялись решения под воздействием страха, и мы остановились наконец на следующем. Тщательно отыскали мы осторожных исполнителей дела и, взяв с них клятву, стали склонять на свою сторону бракхиатов и корнутов[17], которые не отличались особенной верностью и которых можно было за высокую плату склонить к чему угодно. 31 Таким образом дело было совершено через посредников из простых солдат, которые подходили для такого дела даже своей безвестностью и были подкуплены обещанием щедрой награды. И вот внезапно, на первом рассвете едва забрезжившего утра, собрался отряд вооруженных людей и, проявляя, как это обыкновенно бывает в рискованных предприятиях, невероятную дерзость, проник во дворец и перебил стражу. Сильван спрятался от страха в часовне; его вытащили оттуда и, когда он попытался укрыться в месте собраний христианской общины, зарубили мечами.

32 Так окончил свою жизнь полководец, имевший за собой немалые заслуги. Интриги преступников опутали его, когда он отсутствовал, и, чтобы спасти свою жизнь, он решился на крайнее средство. 33 Констанций был ему очень обязан за переход на его сторону во главе тяжеловооруженной конницы перед битвой при Мурзе[18]; но Сильван опасался неустойчивости и непостоянства Констанция, хотя имел за себя громкие дела отца своего Бонита, который, будучи франком по происхождению, много раз сражался в междоусобной войне против партии Лициния на стороне Константина.

34 Еще до этих событий, разыгравшихся в Галлии, в Риме в цирке однажды — неизвестно, на основании ли каких-либо данных или просто по предчувствию, — раздались громкие крики: «Сильван побежден!»

35 Гибель Сильвана в Агриппине, как я о ней рассказал, преисполнила императора радостью, и так как главными чертами его характера были гордость и чванство, то он приписал эту удачу исключительно своему счастью: совершавших храбрые дела людей он всегда ненавидел, как Домициан, и старался перещеголять каким-либо качеством, не имеющим отношения к личному мужеству. 36 Он был настолько далек от мысли похвалить за успешное выполнение дела, что обронил в своем письме несколько слов о захваченных будто бы галльских сокровищах, которых никто не касался. Он отдал приказ произвести строжайшее следствие, допросив Ремигия, который был тогда казначеем при нашем начальнике. Этот самый Ремигий позднее при Валентиниане был казнен через повешение по делу о триполитанском посольстве[19]. 37 По окончании этого дела Констанций стал еще более чваниться, словно он сравнялся с небом и повелевает судьбою; его превозносили льстецы, число которых он преумножал, выказывая презрение недостаточно искусным и отстраняя их от себя. Про Креза читали мы, что он прогнал из своего царства Солона за неумение льстить, и Дионисий угрожал смертью поэту Филоксену за то, что тот, когда Дионисий читал свои плохие и нескладные стихи, и все их хвалили, единственный не выразил никакого одобрения. 38 Лесть — кормилица всяких пороков. Только такая хвала должна быть угодна властителю, когда может оказаться место и для осуждения за нехороший поступок.

1 По восстановлении спокойствия начались, как обычно, сыски, и многие, словно преступники, были закованы в оковы и цепи. В дикой радости вознесся Павел, этот дьявольский доносчик, и дал широкий простор своим ядовитым козням. Следствие по делу вели гражданские и военные чины императорского совета, и было приказано подвергнуть пытке Прокула, доместика[20] Сильвана, человека слабого физически и болезненного. Всех охватил страх, как бы он, под воздействием на слабое тело страшной муки пыток, не обвинил в тяжких преступлениях всех без разбора. Но вышло совсем иначе, чем ожидали. 2 Помня о сне, в котором ему было запрещено, как он утверждал, давать показания против кого-либо невиновного, он не назвал и не выдал никого, хотя и был замучен до полусмерти. Упорно оправдывал он деяние Сильвана и давал самые неопровержимые доказательства того, что не честолюбие, а необходимость вынудила его замыслить то, на что он посягнул. 3 Он выставлял аргумент, удостоверенный показаниями многих, а именно: за пять дней до того, как Сильван возложил на себя императорскую повязку, он выдал жалование войску от имени Констанция и обратился с речью к солдатам, внушая им быть храбрыми и сохранять верность. Было ясно, что если бы он собирался посягнуть на императорский венец, то раздал бы эту большую сумму золота от своего имени.

4 После Прокула осужден был на смертную казнь Пэмений. Выше было рассказано о нем, что когда тревирцы заперли ворота своего города перед Цезарем Деценцием, он возглавил организацию обороны[21]. Затем казнены были комиты Асклепиодот, Луттон, Маудион и вместе с ними многие другие, так строго в те времена преследовались дела, подобные описанному.

1 Пока свирепствовала эта буря бедствий, в Вечном городе правил Леонтий, показавший себя образцовым судьей. Скорый в допросах, весьма справедливый в разбирательствах, он отличался по самой своей натуре благожелательностью, хотя своей заботой о сохранении авторитета казался некоторым строгим и слишком расположенным к обвинительным приговорам.

2 Первый повод к бунту против него был самый пустой и ничтожный. Он приказал взять под стражу возницу Филорома. Собравшаяся на его защиту чернь, стремившаяся вырвать из рук властей своего любимца, бушевала и наступала на префекта, считая его робким человеком. Но тот, твердый и решительный, направил в толпу своих служителей, схватил несколько человек, подверг их пытке и покарал ссылкой на острова[22]. Никто не посмел возмущаться и оказывать сопротивление. 3 Несколько дней спустя чернь проявила опять свой обычный буйный дух под предлогом недостатка вина. Толпа собралась к Септемзодию, знаменитому строению, где император Марк (Аврелий) воздвиг великолепный Нимфей[23]. Туда направился префект. Друзья его и стража горячо уговаривали его не показываться наглой и угрожающей толпе, которая к тому же была ожесточена еще с прошлого бунта. Не зная чувства страха, он прямо въехал в толпу, причем его покинула часть свиты, поскольку он шел на очевидный риск. 4 С полным самообладанием посмотрел он острым взглядом с колесницы на лица отовсюду напиравшей взволнованной толпы, словно в глаза змей, и выслушал множество оскорблений. Тут он узнал возвышавшегося над другими человека огромного роста с рыжими волосами и спросил его, не он ли Петр по прозвищу Вальвомер. Когда тот дерзким голосом дал утвердительный ответ, префект, узнав в нем давно известного ему зачинщика беспорядков, приказал, несмотря на громкий протест множества людей, скрутить ему руки за спиной и в таком виде подвесить. 5 Когда его на глазах у всех подняли на высоту, и он тщетно взывал о помощи к товарищам, толпа, только что напиравшая, рассыпалась по всему городу и исчезла. Зачинщик волнения тут же был подвергнут телесному наказанию, как будто перед судейским трибуналом, и сослан в Пицен. Позднее он там обесчестил знатную девушку и по приговору консуляра Патруина был приговорен к смертной казни.

6 В правление того же Леонтия Констанций отдал приказ прислать на главную квартиру христианского епископа Либерия как оказавшего неповиновение повелениям императора и решению большинства епископов. Я расскажу вкратце об этом деле. 7 Тогда в Александрии был епископ Афанасий, который считал себя более значительным, чем имел на то право, и совался не в свои дела, как то подтверждали упорные слухи. Съезд многих епископов — христиане называют его синодом — лишил его сана. 8 О нем рассказывали, что, обладая большими познаниями в искусстве предсказания и разных тонкостях авгурской науки, он несколько раз предсказывал будущее. Кроме того ему вменяли в вину другие отступления от предписаний веры, которую он представлял. 9 Либерий должен был подтвердить своей подписью вместе с другими низложение Афанасия с епископского трона. Несмотря на приказ императора и вопреки уговорам, он упорно отказывался это сделать и не раз громко заявлял, что считает величайшей несправедливостью осудить человека, не увидев и не выслушав его. Таким образом, он открыто сопротивлялся императорской воле. 10 Хотя император знал, что Афанасий, к которому он всегда относился враждебно, уже низложен, тем не менее, он настойчиво желал, чтобы это низложение было подтверждено высшим авторитетом епископа Вечного города. И все-таки он этого не добился; а Либерий с большими трудностями был увезен из города ночью из-за страха перед народом, который был к нему очень расположен.

1 Итак, вот что происходило, как я рассказал, в Риме. А Констанция беспокоили постоянные известия о том, что галльские провинции на краю гибели, так как варвары, не встречая никакого отпора, разоряют и уничтожают все. Долго он раздумывал, как справиться ему с этим бедствием и остаться при этом самому в Италии, как он того хотел, считая опасным удаляться на отдаленную окраину. Наконец он нашел правильный выход из положения, а именно: задумал взять в соправители своего двоюродного брата Юлиана, который недавно был вызван из Ахайи и носил еще греческий плащ. 2 Обеспокоенный грозящими бедствиями, Констанций поделился этой мыслью с ближайшими к нему людьми и открыто признался — чего никогда раньше не делал, — что изнеможет в своем одиночестве от стольких и столь частых несчастий; а те, привычные к изысканному подобострастию, сбивали его с толка, утверждая, что нет ничего столь трудного, чего бы не одолели, как всегда дотоле, его великая доблесть и его неземное счастье, а многие, сознавая за собой разные провинности, добавляли, что следует впредь опасаться титула Цезаря и напоминали о случившемся при Галле.

3 Их настойчивым наветам оказала противодействие лишь императрица. Трудно сказать, из боязни ли дальнего путешествия, или вследствие врожденного разумного понимания государственных интересов она всем заявляла, что необходимо предпочесть родственника. После долгого обсуждения, принято было твердое решение, оставлены были пустые споры и решено было принять Юлиана в соправители. 4 Когда он появился в назначенный заранее день, созваны были все войска, император взошел на высокий трибунал, окруженный орлами и знаменами, и, держа Юлиана правой рукой, произнес такую речь милостивым тоном.

5 «Мы стоим перед вами, славные защитники отечества, по делу, которое одинаково касается всех, и я расскажу вам его вкратце, как перед справедливыми судьями. 6 После гибели бунтовщиков, которых подвигло на их посягательства бешеное безумие, варвары, словно совершая римской кровью поминки по их нечестивым теням, нарушив мир на границах, разоряют области Галлии. Их наглость находит себе поддержку в том, что тяжелые обстоятельства удерживают нас в отдаленных от тех мест пределах. 7 Это бедствие касается уже вовсе не только пограничных местностей. Если мы сойдемся с вами в твердой решимости дать отпор, пока есть еще время, то вынудим дерзкие племена склонить свою голову, и неприкосновенными пребудут границы империи. Остается только, чтобы вы осуществили надежду, которую я питаю. 8 Я хочу предоставить власть Цезаря Юлиану, моему, как вы знаете, двоюродному брату; его скромность, делающая его столь же дорогим мне, как и мое с ним родство, стяжали ему признание, и в нем виден молодой человек выдающейся энергии. Свое желание сделать его соправителем я ставлю в зависимость от вашего согласия, если вы считаете это полезным для отечества».

9 Он пытался говорить и дальше, но крики одобрения со стороны всего собрания прервали его; как бы в предвидении будущего, раздавались возгласы о том, что это решение самого верховного божества, а не человеческого разума. 10 Неподвижно стоял император, ожидая, пока установится тишина и уже с большей уверенностью продолжал свою речь так: «Так как ваш радостный крик свидетельствует о вашем одобрении, то пусть взойдет на высшую ступень почета молодой человек, обладающий спокойствием духа и мощной энергией, моральные качества которого достойны подражания и не требуют хвалы. Его превосходные дарования, развитые научным образованием, отметил я достаточно, как кажется, уже тем, что выбрал его. Итак, я облеку его в императорское одеяние, уверенный в видимом указании перста Божия».

11 После этих слов он облачил Юлиана в дедовский пурпур и провозгласил его при ликовании всего войска Цезарем. С выражением серьезной сосредоточенности на лице стоял Юлиан, когда император обратился к нему с такими словами. 12 «Ты получил, мой возлюбленнейший брат, во цвете своей юности блистательнейшее отличие твоего рода. Я признаю в этом преумножение блеска моей собственной славы: то, что я справедливо предоставляю моему знатному родственнику верховную власть, более возвеличивает меня, нежели то, что я сам обладаю этой властью. 13 Итак, раздели со мной опасности и труды, прими на себя управление и охрану Галлии и постарайся всяческими добрыми деяниями облегчить тяжелое положение этих областей. Если будет необходимо схватиться с врагом, твердой стопой становись среди самих знаменоносцев, придавай бодрость нападающим на врага, когда это нужно, поощряй сражающихся, выступая сам вперед, соблюдая, конечно, осторожность; приходи на помощь дрогнувшим, скажи вовремя слово порицания робеющим и будь как для храбрых, так и для трусов беспристрастным свидетелем их поведения в бою. Иди же, храбрый муж, так как опасность наступила, и веди за собой таких же храбрецов! Связанные прочными узами любви, мы будем помогать друг другу, будем вместе воевать и с равным участием и благожеланием будем править умиротворенной вселенной, если только Бог пошлет свое соизволение в ответ на наши молитвы. Для меня ты будешь всегда со мной, и я буду с тобой во всех твоих делах. Шествуй, шествуй же, напутствуемый обетами всех нас! Спеши, чтобы ревностной заботой отстоять доверенный тебе самим отечеством пост!»

15 Никто уже не хранил молчания после этих слов императора. Страшный шум подняли солдаты, ударяя щитами по наколенникам — это знак полного одобрения, в то время как, напротив, удар копьем о щит служит выражением гнева и скорби, — с невероятным ликованием одобрили все, за исключением очень немногих, решение императора и с восторгом глядели на Цезаря, стоявшего перед ними во блеске императорского пурпура. 16 Вглядываясь в его глаза, ласковые, но в то же время и властные, в его благообразные черты лица, старались прочитать на них, каков он будет, как будто изучали древние книги, знакомство с которыми позволяет определить характер человека по его наружности. Похвалы, которые ему при этом воздавали, сохраняя должное почтение, не переходили границ и не были ниже того, что приличествовало ему: можно было подумать, что слышишь голоса цензоров, а не солдат. 17 Приглашенный взойти вместе с императором на колесницу по дороге во дворец, он шептал про себя стих Гомера: —

«Очи смежила багровая Смерть и могучая Участь»[24].

Событие это произошло 6-го ноября в год консульства Арбециона и Лоллиана[25]. 18 Несколько дней спустя совершено было бракосочетание Цезаря с Еленой, сестрой Констанция, а затем, когда закончены были все приготовления, которых требовал спешный отъезд, Юлиан с небольшой свитой отправился в путь 1-го декабря. Август проводил его до места расположения двух колонн, между Лаумеллом (Лаумелло) и Тицином (Павия). Юлиан доехал, но останавливаясь, до Тавринов (Турин). Здесь ему сообщили тревожное известие, которое было получено при дворе незадолго до его отъезда, но намеренно скрыто от него, чтобы не вносить изменения в задуманный план. 19 Известие это состояло в том, что Колония Агриппина, весьма важный город Второй Германии после упорной осады была взята огромными силами варваров и разрушена. 20 Юлиан был поражен этой вестью как предзнаменованием грядущих бедствий, и окружающие его слышали, как он про себя сетовал, что своим возвышением достиг лишь права умереть в хлопотах. 21 При его прибытии в Виенну люди всех возрастов и положений устремились к нему навстречу, чтобы приветствовать его как желанного и храброго правителя. Весь народ и все население окрестных мест, завидев его еще издали, обращались к нему, называя его милостивым и несущим счастье императором, и все с восторгом взирали на приезд законного государя: в его прибытии видели исцеление всех бед и кричали, что когда дело стало на край гибели, явился гений-спаситель. 22 Когда в это время одна слепая старуха спросила, кто прибыл, и ей сказали: «Цезарь Юлиан», то она воскликнула: «Он восстановит храмы богов!»

1 Так, используя выражение величавого мантуанского певца[26].

«Больших событий чреда для меня зачинается ныне,
Бóльший подьемлю я труд» —,

я считаю уместным рассказать о географическом положении галльских областей, чтобы при описании быстрых походов и разнообразных случайностей военных событий, объясняя что-либо некоторым неизвестное, не оказаться похожим на нерадивых матросов, которым приходится чинить поврежденные паруса и канаты при буре и волнении, хотя можно было все это свободно сделать раньше.

2 Древние писатели, не имевшие определенных сведений о происхождении галлов, оставили лишь неясные сообщения. Но позднее Тимаген с греческой тщательностью и на греческом языке собрал из разных книг данные, долго остававшиеся неизвестными. Полагаясь на него, я изложу с полной ясностью и определенностью собранные им сведения. 3 Некоторые авторы утверждали, что в тех краях существовало местное население, которое названо было по имени своего любимого царя кельтами, а по имени его матери — галатами, — так и теперь называют греки галлов; другие, что дорийцы последовали за древним Геркулесом и населили местности, соседствующие с океаном. 4 Дразиды (друиды) рассказывают, что часть народа действительно была коренным населением, но стеклись также пришельцы с отдаленных островов и из зарейнских областей, которые были изгнаны со своей родины частыми войнами и разливами бушующего моря. 5 Некоторые говорят, что после разрушения Трои, рассеявшиеся повсюду греки в небольшом числе заняли эти местности, бывшие тогда незаселенными. 6 А местные жители более всего склоняются к другому преданию, и я сам читал его в виде надписей, высеченных на памятниках в Галлии. Сын Амфитриона, Геркулес, спешил, чтобы сразиться со свирепыми тиранами Герионом и Тавриском  , из которых первый терзал Испанию, второй — Галлию. Победив обоих, он сходился с благородными женщинами и имел много детей, которые и назвали страны, где они повелевали, своими именами. 7 Азиатский народ из Фокеи, убегая от свирепого Гарпала, наместника царя Кира, направился на судах в Италию. Часть этих беглецов основала в Лукании Велию, другая в Виеннской области — Массилию. Затем в следующие века, увеличившись по численности своего населения, они основали немало городов. Но достаточно этих различных мнений, которые невольно вызывают даже чувство досады. 8 Когда люди постепенно освоились в этих местах, у них возникли занятия науками, начало которым положили барды, евгаги и дразиды. Барды воспевали храбрые подвиги славных мужей в эпических стихах под сладкие звуки лиры; евгаги предавались исследованию явлений и тайн природы и пытались их объяснить. Превосходя умом тех и других, дразиды, составив союзы, как было установлено авторитетом Пифагора, поднялись до исследования высоких и таинственных вещей; с презрением относясь к земному, они провозгласили бессмертие души.

1 Будучи окружена крутыми горами, покрытыми вечными снегами, территория Галлии оставалась за исключением прибрежных областей почти неизвестной жителям остальных частей Земли, так как со всех сторон ее окружают природные, но словно воздвигнутые искусством, преграды. 2 С юга она омывается Тирренским и Галльским морями; со стороны, где она смотрит на Медведицу, она отделена волнами Рейна от диких народов; где обращена к западным созвездиям, ее окружает океан и высокий Пиренейский хребет; где страна поднимается к востоку, она упирается в Коттиевы Альпы. Когда уже все галлы были покорены, царь Коттий один скрывался в ущельях, полагаясь на их неприступность, наконец смирившись, он был принят в качестве друга императором Августом и в благодарность за милость предпринял большие сооружения для устройства прямых и удобных для путников дорог, которые проходят посередине между другими, издревле известными Альпами, и о них я позднее расскажу то, что мне удалось точно узнать. 3 В этих Коттиевых Альпах, которые начинаются от города Сегузиона[27], поднимается высокий хребет, через который можно перебраться только с опасностью для жизни.

4 Если двигаться со стороны Галлии, то этот хребет круто спускается вниз, представляя грозный вид со своими нависающими с обеих сторон скалами. Переход по его обрывающимся в пропасть ущельям особенно страшен в весеннее время, когда от теплых ветров тает лед и растапливаются снега: ступая неверным шагом по скрытым под надвинувшимися льдинами прогалинам, люди, животные и повозки проваливаются в бездну. Чтобы избежать гибели, найден один только способ: к повозкам привязывают крепкие канаты, позади ставят лошадей или быков, при помощи которых и спускают повозки шаг за шагом, уменьшая тем самым опасность. Так бывает, как я сказал, весной. 5 А зимой, когда скованная морозом земля покрывается гладким слоем льда и становится скользкой, спускающиеся скатываются по уклону, и обширные ущелья, прикрытые на всем своем протяжении обманчивым снегом, пожирают иной раз путников. Потому-то знакомые с местностью люди отмечают более надежные места, устанавливая деревянные столбы, чтобы путник мог безопасно ориентироваться по ним. Если же эти столбы завалит снегом или снесет с дороги горным потоком, то можно лишь с трудом выбраться при помощи проводников из местных жителей. 6 От высшей точки подъема со стороны Италии простирается равнина шириной в семь миль до станции Марс, а затем поднимается другая крутая гора, еще более высокая и труднопроходимая, до вершины Матроны[28], — имя это дал месту несчастный случай с одной знатной женщиной. Отсюда идет крутой, но более удобный путь до укрепления с названием Вирганция[29]. 7 Гробница царька, соорудившего, как я сказал, эту дорогу, находится вблизи стен Сегузиона, и его память чтят по двум основаниям: за то, что он был весьма справедливый правитель, и за то, что, став союзником римской державы, обеспечил вечный мир своему племени.

8 Хотя этот путь, лежащий посередине, самый прямой и наиболее оживленный, но есть и другие, сооруженные много раньше в разные времена. 9 Первый из них проложил фиванец Геркулес поблизости от приморских Альп, когда он, как я уже упоминал, медленно двигался, собравшись погубить Гериона и Тавриска. Эти Альпы он и назвал Морскими. Он также соорудил крепость и гавань Монэка[30] на вечную о себе память. Много столетий спустя Пэнинские Альпы получили свое название по следующей причине. 10 Когда Публий Корнелий Сципион, отец Старшего Африкана, направлялся на помощь славным своими несчастьями и своею верностью сагунтинцам, которых теснили упорной осадой карфагеняне, то стал переправлять в Испанию флот, на который посажена была большая армия. Но так как Сагунт тем временем был взят силой и разрушен, и Сципион не мог настигнуть направлявшегося в Италию Ганнибала, который за три дня до его высадки переправился через Родан[31], то он быстро сделал небольшой переезд обратно по морю, чтобы наблюдать у лигурийского города Генуи за Ганнибалом, когда тот будет спускаться с гор, и если представится случай, сразиться с ним на равнине, не дав ему времени оправиться после трудного перехода через горы. 11 Но, правильно понимая интересы государства, он приказал направиться в Испанию своему брату Гнею Сципиону, чтобы тем воспрепятствовать Газдрубалу привести в исполнение свое намерение выступить оттуда вслед за Ганнибалом. Ганнибал узнал от перебежчиков о планах Сципиона; быстро и находчиво оценив положение, он направился, взяв проводников у тавринов, через область трикасинов вдоль границы с воконцами в Трикорийские горы. Оттуда он проложил новый путь, по которому раньше никто не ходил. При этом он взрывал огромные скалы страшной высоты, раскаляя их большим пламенем и поливая затем уксусом. Он перешел через реку Друэнцию[32], трудную для переправы из-за водоворотов, и попал в этрусскую область. На этом я окончу описание Альп и перейду к остальной территории.

1 В древности, когда те страны, как варварские, были совершенно неизвестны, они делились, как рассказывают, на три части по национальности населения: кельты, они же галлы, аквитаны и белги, различавшиеся по языку, обычаям и законам. 2 Галлов или кельтов от аквитанов отделяет река Гарумна (Гаронна), которая, беря начало в Пиренейских горах, минует в своем течении многие города и впадает в океан. 3 От белгов отделяет их Матрона (Марна) и Секвана (Сена), реки, равные по своей величине. Протекая по Лугдунской провинции и окружив, словно остров, крепость паризиев Лутецию (Париж), они сливаются и у крепости Констанции (Гарфлер) впадают в море. 4 Самыми храбрыми считались у древних белги, так как они были дальше всех от культурных стран, не знали изнеживающего влияния привозных благ и долго боролись с зарейнскими германцами. 5 Наоборот, аквитаны, к берегам которых благодаря их близости и доступности, привозятся чужеземные товары, смягчились в своих нравах и легко были покорены римлянами. 6 С того времени, как после непрерывных войн Галлия подчинилась диктатору Юлию Цезарю, страна эта была разделена на четыре провинции: Нарбоннская включала в себя область Виенны и Лугдунума, другая охватывала всех аквитанов; Верхняя и Нижняя Германии и белги образовывали в то время две юрисдикции. 7 В настоящее время в Галлии существуют следующие провинции. Первой областью, начиная с востока, является Вторая Германия; ее защищают большие и богатые города Агриппина (Кельн) и Тунгры (Тонгерн). 8 Затем следует Первая Германия, где в числе других городов находятся Могонциак (Майнц), Вангионы (Вормс), Неметы (Шпейер) и Аргенторат (Страсбург), прославленный поражениями варваров. 9 За этими областями простирается Первая Белгика с городами Медиоматрики (Мец) и Тревиры (Трир), славная резиденция государей. 10 Граничит с нею Вторая Белгика, где находятся в числе других городов Амбианы (Амиен), Кателауны (Шалон на Марне) и Ремы (Реймс). 11 В области секванов мы встречаем наиболее значительные города: Бизонтии (Безансон) и Равраки (Аугст). Первую Лугдунскую провинцию украшают города: Лутдун (Лион), Кабиллон (Шалон на Соне), Сеноны (Санс), Битуриги (Бурж) и огромная старинная крепость Августодун (Отен). 12 Во Второй Лугдунской провинции замечательны города: Ротомаги (Руан), Турины (Тур), Медиолан (Эврё) и Трикасины (Труа). В провинциях Альпы Грайские и Пэнинские, кроме других менее замечательных городов, находятся… Авентик (Аванш), запустевший в настоящее время, но не лишенный значения в прежнее, как свидетельствуют о том полуразрушенные теперь здания. Таковы провинции и знаменитые города Галлии.

13 В аквитанской области, которая обращена к Пиренейским горам и той части океана, которая омывает Испанию, первая провинция — Аквитания, прославленная своими большими городами. Не говоря о многих других, замечательны здесь Бурдигала (Бордо), Арверны (Клермон), Сантоны (Сентонж) и Пиктавы (Пуатье).

14 Провинция Новемпопулана известна городами Ауски (Ош) и Вазаты (Базас). В Нарбонской провинции первое место среди городов занимают Элуза, Нарбона и Толоза (Тулуза). В Виеннской провинции очень много прекрасных городов; наиболее замечательны из них сама Виенна, Арелат (Арль) и Валенция (Валанс). К ним присоединяется Массилия (Марсель), которая, как мы читаем, не раз оказывала поддержку Риму в трудные времена его жизни, пребывая с ним в союзе. 15 Поблизости от этих городов лежат Саллувии, Никея (Ницца), Антиполь (Антиб) и Стехадские острова.

16 Так как в своем последовательном рассказе я дошел до этих мест, то неудобно и неловко было бы ничего не сказать о знаменитой реке Родан. Вытекая обильным истоком из Пэнинских Альп и в стремительном падении вниз к более ровным местам, скрывает она своей массой воды берега и впадает в озеро по имени Леманн (Женевское); проходя его, она не смешивается с другими водами, пробиваясь по поверхности более медленной воды озера и, ища выхода, прокладывает себе путь мощным стремлением. 17 Затем, ничего не теряя в своей массе воды, река направляется через Сапаудию (Савойя) и землю секванов; в дальнейшем своем течении касается левым берегом провинции Виеннской, а правым — Лугдунской; затем после множества извивов она принимает реку Арар, которую называют также Савконной (Сона), берущую начало в Первой Германии. Место их слияния есть начало Галлии. Отсюда расстояния измеряются не в милях а в левгах. 18 До этого места по Родану, ставшему полнее от пришлой воды, могут подниматься очень большие корабли, которые нередко страдают от бурь. Закончив свое течение в положенных природой пределах, Родан, пенясь, вливается в Галльское море через широкий лиман, который называется Ad gradus (Грас), на расстоянии почти 18 миль от Арелата. На этом я закончу описание страны. Теперь я расскажу о внешности и обычаях населения.

1 Почти все галлы высоки ростом, белы телом, русоволосы; взгляд у них живой и угрожающий; они страшно сварливы и чрезвычайно заносчивы. Когда один из них поссорится с другим, и ему станет помогать его жена, которая сильнее его и голубоглаза, то целая толпа чужеземцев не справится с ними, особенно когда та, гневно откинув голову, скрежеща зубами и размахивая белоснежными и могучими руками, начнет наносить кулаками и ногами удары не слабее снарядов катапульты, выбрасываемых при помощи скрученных жил. 2 Голос у большинства звучит резко и угрожающе, спокойно ли они говорят, или сердятся; все они вообще опрятны и чистоплотны, и в тех областях, а особенно у аквитанов, редко можно встретить даже самую бедную женщину в лохмотьях, как в других местах. 3 Для военной службы годятся у них люди любого возраста, и равным образом выступает в поход как старик, так и юноша, поскольку они закалены морозом и непрестанным трудом и способны вынести много трудных испытаний. Никогда у них не бывает случая, чтобы кто-нибудь из страха перед военной службой отрубил себе большой палец на руке, как случается это в Италии, где таких людей зовут по-местному murci. 4 Они большие любители вина и умеют готовить различные похожие на вино напитки. Некоторые из них, принадлежащие к низшим слоям населения так одурманивают себя постоянным опьянением, которое Катон определил в известном изречении как вид добровольного помешательства, что начинают метаться в разные стороны; таким образом, находит себе подтверждение замечание Цицерона в его речи за Фонтейя: «Придется галлам пить вино, примешивая больше воды, что они считают ядом» .

5 Эти области, особенно граничащие с Италией, постепенно без большого труда попали под власть Рима. Первые шаги в этом направлении сделал Фульвий; далее повел дело в незначительных битвах Секстий; наконец совершенно подчинил их Фабий Максим[33]. Полная победа, когда разгромлено было суровое племя аллоброгов, дала Фабию прозвище по этому имени (Allobrogicus). 6 Всю Галлию за исключением некоторых недоступных вследствие болот местностей, связал, по свидетельству Саллюстия, вечными договорами с нашим государством Цезарь в консульство Сульпиция и Марцелла после взаимных потерь и поражений в течение десяти лет войны. Я сделал большое отступление и вернусь, наконец, к своему повествованию.

1 После того как Домициан погиб ужасной смертью[34], его преемник Музониан управлял Востоком в звании префекта претория. Он был знаменитым оратором на греческом и латинском языках. За это он и поднялся выше, чем можно было ожидать. 2 Когда Константин хотел точнее ознакомиться с сектами манихеев и тому подобными, и не удавалось найти подходящего переводчика, он остановился на Музониане, которого ему рекомендовали как подходящего человека. После того, как тот хорошо справился с этим поручением, император даровал ему имя Музониан, а до этого он звался Стратегием. Затем, последовательно проходя почетные звания, он дошел до префектуры. Человек он был разумный, сносный для вверенных ему провинций правитель, мягкий и ласковый; но при малейшей возможности и особенно в процессах — что самое гнусное — проявлял страшное корыстолюбие. Это обнаружилось как во многих других случаях, так с особенной очевидностью на следствии о смерти Феофила, консуляра Сирии[35], который из-за предательства Цезаря Галла, был растерзан набросившейся на него толпой черни. Тогда были осуждены бедняки, которые могли доказать свое отсутствие в то время, а богатые, действительно виновные в этом деле, отдав свое состояние, вышли из-под суда оправданными. 3 С Музонианом равнялся Проспер, командовавший армией, заняв место магистра конницы (Урзицина), пребывавшего тогда в Галлии; человек, постыдно бездеятельный и, по слову комика, открыто грабивший, пренебрегая уловками воров[36]. 4 Оба эти человека действовали в полном согласии и оказывали друг другу взаимные услуги. Персидские командиры, стоявшие по соседству с пограничными реками, тревожили наши территории грабительскими налетами, в то время как царь был занят в крайних областях своих земель. Они совершали дерзкие набеги то на Армению, то — еще чаще — на Месопотамию. А римские военачальники в то же самое время заняты были грабежом имущества покорного населения.

Примечания Ю. А. Кулаковского

править
  1. Ветеранион или Ветранион, как он называется у Зосима и на монетах, командовавший войсками в Иллирике, посягнул на императорскую власть в 350 году и вскоре сам ее сложил. См. Zos. II 44.
  2. Восполняем пропуск одного слова.
  3. Dio Cass. LXIII 17.
  4. Термин Asia обозначал провинцию Азию, Asia proconsularis.
  5. Два брата, уроженцы города Кибиры во Фригии, приспешники Верреса. Cic. in Ver. II 4, 14—15.
  6. Считаем излишней вставку ille, сохраненную Гардтгаузеном. Ср. 14, 5, 6—9.
  7. Принимаем чтение calce tenere.
  8. Herod. 4, 184; Plin. 5, 8, 45.
  9. Ныне Митровице на Саве.
  10. Ныне территория швейцарского кантона Граубюнден.
  11. Термин comites употреблялся, помимо своего технического значения — оруженосец, в более общем, как специальное имя некоторых отрядов, германского или вообще варварского происхождения. Специальным именем многих кавалерийских частей является также термин promoti. См. Notit. dign.
  12. В придворном ведомстве состояло четыре канцелярии scrinium, под общим начальством сановника, именовавшегося — magister scriniorum. Во главе каждой канцелярии стоял свой магистр, подчиненный первому. Канцелярии эти назывались: memoriae, epistolarum, libellorum и epistolarum graecarum. Первая из них ведала за императорские рескрипты и ответы на прошения.
  13. Ныне Кельн.
  14. Младший брат Констанция, которому имп. Константин предоставил Иллирик, Италию и Африку; после войны со старшим братом, Константином II, в 340 г., Констант завладел всей западной половиной империи и правил до 350 года, когда против него восстал Магненций.
  15. Ночь делилась на четыре стражи, vigiliae, т. е. четыре смены часовых. Вторая стража соответствует приблизительно 9 часам вечера.
  16. Cic. ad Quir. p. red. I 2.
  17. Названия отрядов.
  18. Ныне Эссек на Драве в Венгрии. Здесь произошла 28 сентября 351 г. большая и страшно кровопролитная битва между войсками Констанция и Магненция. Победа осталась на стороне Констанция. Zos. II 42—54.
  19. 28, 6; 30, 2, 9—12.
  20. При всех высших чинах, особенно военного звания, состояли доместики, начальники личной охраны и ближайшие доверенные. Институт этот — германского происхождения; из него выросли мажордомы франкских королей.
  21. В недошедшей до нас части сочинения. — Деценций — брат претендента Магненция, с которым Констанций боролся с 351 по 353 год. Магненций назначил своих братьев Дезидерия и Деценция Цезарями. Деценций правил в Галлии и в 353 г., будучи разбит аламаннским царем Хонодомарием, лишил себя жизни.
  22. Insulari poena multavit — ссылка на острова, как уголовная кара, появилась в начале императорского режима и вошла позднее в число уголовных наказаний.
  23. Т. е. фонтан. — Septemzodium, очевидно, то же самое, что Septizonium. Сооружений с таким названием было в Риме несколько. Suet., v. Titi, 2; Capit. Sev., 19.
  24. Hom. II. 5, 83.
  25. 355 год.
  26. Verg. Aen. 7, 44. — Перевод Фета.
  27. Ныне Суза.
  28. Ныне Mont Genèvre.
  29. Ныне Бриансон.
  30. Ныне Монако.
  31. Ныне Рона.
  32. Ныне Durance.
  33. Марк Фульвий Флакк вел войну в южной Галлии в 125—124 гг. до Р. X., Гай Секстий Кальвин — в 123—122, Квинт Фабий Максим победил аллоброгов и арвернов в 121 г. В результате этих войн появилась провинция — Gallia Narbonensis от имени колонии Narbo Martius, основанной в 118 г. до Р. X.
  34. 14, 7, 16.
  35. 14, 7, 5—6.
  36. Plaut. Epid. 12. Th. Minus iam furtificus sum quan antehac. — Ep. Quid ita? — Th. Rapio propalam.