Декамерон (Боккаччо; Трубачёв)/1898 (ДО)/Четвёртый день/Новелла I

[219]
НОВЕЛЛА I.
Жестокій отецъ.

Танкредъ, принцъ салернскій, увиваетъ лювовника своей дочери и посылаетъ ей сердце его въ золотомъ кубкѣ. Она вливаетъ въ кубокъ ядъ, выпиваетъ его и умираетъ.

 

Грустно подумать, что намъ, собравшимся здѣсь съ цѣлью развлекаться, нашъ король приказалъ говорить о слезахъ другихъ людей, о такихъ страданіяхъ, отъ которыхъ сердце разсказывающаго и души слушающихъ должны содрогнуться. Можетъ быть, онъ далъ подобное приказаніе, чтобы нѣсколько уравновѣсить ту веселость, которую мы испытывали въ предыдущіе дни. Какъ бы то ни было, не мнѣ измѣнять его волю. Я разскажу вамъ грустную исторію, достойную вашего состраданія.

 

Танкредъ, принцъ салернскій, заслужилъ бы справедливую славу человѣка кроткаго, если бы въ старости не запятналъ своихъ рукъ кровью двухъ любовниковъ. Онъ имѣлъ только одну дочь, но было бы лучше, если бы она не родилась на свѣтъ. Ни одинъ отецъ не могъ оболгать свое дитя нѣжнѣе. Принцесса давно уже стала дѣвушкой-невѣстой, а отецъ все не могъ разстаться съ нею и выбрать для нея жениха. Наконецъ, онъ отдалъ ее сыну герцога Капуанскаго, который, проживъ очень недолго послѣ свадьбы, умеръ. Молодая вдова вернулась къ отцу. Принцесса блистала необычайной красотой лица и тѣлосложенія, характеръ у нея былъ веселый и она обладала умомъ, быть можетъ, слишкомъ большимъ для женщины. Танкредъ, любившій свою [220]дочь прежней нѣжной любовью, даже не помышлялъ о томъ, чтобы выбрать ей второго мужа. Молодая вдова считала неприличнымъ просить его объ этомъ и рѣшила соединить себя узами тайной любви съ достойнымъ человѣкомъ. Принцесса стала присматриваться къ молодымъ людямъ дворянскаго и не дворянскаго происхожденія, толпившимся при дворѣ ея отца, какъ они всегда толпятся при дворахъ всевозможныхъ королей и припцевъ; она наблюдала нравы, манеры и обычаи многихъ изъ нихъ. Больше всѣхъ ей понравился одинъ юноша, по имени Джускардо, служившій у ея отца. Происхожденія онъ былъ не знатнаго, но своимъ правомъ и красотой очаровалъ принцессу больше, чѣмъ всѣ другіе придворные. Молодымъ людямъ часто случалось встрѣчаться, и Джускардо все больше и больше нравился дочери Танкреда. Джускардо, у котораго не было недостатка въ проницательности, скоро замѣтилъ склонность къ себѣ молодой женщины и самъ запылалъ страстной любовью къ прелестной вдовѣ.

Прошло нѣсколько времени; Джускардо и принцесса продолжали молчаливо любить другъ друга; принцесса не рѣшалась никому довѣрить своей тайны, а между тѣмъ горѣла желаніемъ встрѣтиться съ нимъ наединѣ. Вотъ какую новую хитрость придумала она, чтобы дать Джускардо знать, какъ и гдѣ онъ можетъ увидѣться съ ней безъ свидѣтелей. Опа написала ему письмо, въ которомъ указывала, чтб онъ долженъ сдѣлать, чтобы тайно свидѣться на слѣдующій день. Потомъ молодая женщина положила записку въ выдолбленную тросточку и шутливо отдала ее Джускардо со словами: «Дай сегодня вечеромъ твоей служанкѣ, пусть она этой тросточкой разведетъ огонь». Молодой человѣкъ взялъ трость, чувствуя, что не безъ умысла принцесса дала ему ее. Придя домой, онъ тотчасъ осмотрѣлъ тонкій стволъ, замѣтилъ въ немъ отверстіе и вынулъ изъ него письмо. Прочитавъ его, Джускардо почувствовалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ; онъ рѣшилъ дѣйствовать сообразно указаніямъ любимой женщины, которыя вполнѣ понялъ.

Подлѣ дворца находилась пещера, вырытая въ горѣ въ стародавнія времена; свѣтъ въ нее проходилъ черезъ отверстіе, продѣланное вверху. О пещерѣ давно никто не думалъ и потому отдушина, проводившая въ нее свѣтъ, почти совершенно спряталась въ травѣ и тернѣ, разросшихся кругомъ нея. Подземелье соединялось потайной лѣстницей съ одной изъ комнатъ нижняго этажа дворца; случилось такъ, что какъ разъ въ этомъ-то покоѣ и жила принцесса. Лѣстницу давно забросили, даже забыли о ней. Но отъ любви ничто не можетъ скрыться: влюбленная женщина нашла потайную дверь. Нѣсколько дней подъ-рядъ принцесса съ трудомъ старалась открыть ее; наконецъ, это удалось; она спустилась въ подземелье, замѣтила тамъ отдушину и съ ея помощью измѣрила глубину пещеры. Убѣдившись, что Джускардо можетъ спуститься черезъ это отверстіе, она написала ему письмо, обозначивъ глубину подземелья.

Получивъ письмо, Джускардо тотчасъ досталъ веревку съ узлами, которая должна была ему помочь спуститься въ пещеру, и кожаную одежду для предохраненія отъ шиповъ. На слѣдующую ночь молодой человѣкъ пришелъ въ назначенное мѣсто и привязалъ веревку къ стволу одного изъ толстыхъ деревьевъ, росшихъ кругомъ отверстія, которое вело въ подземелье. Джускардо спустился въ пещеру и ожидалъ въ ней принцессу. Наступилъ день; послѣ обѣда влюбленная дочь Танкреда сказала приближеннымъ, что ей хочется спать и отослала ихъ прочь отъ себя. [221]Оставшись одна, принцесса отворила потайную дверь и сошла въ подземелье. Джускардо съ восторгомъ встрѣтилъ любимую женщину. Они вмѣстѣ поднялись въ ея комнату, не разставались почти весь остатокъ этого дня и были счастливы. Влюбленные рѣшили скрывать свою любовь; затѣмъ они простились: Джускардо вернулся въ подземелье, принцесса же закрыла потайную дверь и позвала приближенныхъ дамъ.

Молодой человѣкъ, дождавшись ночи, выбрался по веревкѣ изъ подземелья и вернулся домой. Узнавъ дорогу въ комнату принцессы, онъ часто возвращался по ней къ своей возлюбленной. Но недобрая судьба позавидовала счастью любовниковъ и превратила ихъ радость въ печаль и горе.

Иногда Танкредъ приходилъ къ дочери и бесѣдовалъ съ нею наединѣ. Однажды онъ зашелъ къ принцессѣ послѣ обѣда. Но Гисмонды (такъ звали дочь Танкреда) пе было дома: она вмѣстѣ со своими дамами гуляла въ саду. Никто не видалъ и не слыхалъ, какъ Танкредъ вошелъ въ спальню Гисмонды. Не желая прерывать прогулки принцессы и видя, что окна въ ея комнатѣ закрыты и занавѣси алькова спущены, старикъ рѣшилъ посидѣть въ спальнѣ дочери до ея прихода. Онъ опустился на скамейку, стоявшую подлѣ постели, прислонился головой къ подушкѣ и закрылся пологомъ. Если бы принцъ умышленно хотѣлъ скрыться отъ кого-нибудь, онъ не могъ бы спрятаться лучше. Старикъ вскорѣ заснулъ. Къ несчастью, Гисмонда въ этотъ день назначила Джускардо свиданіе. Она оставила своихъ дамъ въ саду, тихо вошла въ комнату, заперлась въ ней и, не замѣчая отца, отворила потайную дверь, чтобы впустить Джускардо. Влюбленные наслаждались любовью, шутили, смѣялись. Вдругъ Танкредъ проснулся; онъ все увидѣлъ и услышалъ. Принцъ огорчился превыше мѣры и въ первое мгновеніе хотѣлъ сейчасъ же излить свой гнѣвъ на молодыхъ людей въ горячихъ, рѣзкихъ словахъ, однако, одумался и рѣшилъ не показываться имъ, молчать, чтобы въ эту минуту избавиться отъ позора, а потомъ съ большимъ успѣхомъ привести въ исполненіе месть, мысль о которой уже зародилась въ его душѣ. Джускардо и Гисмонда по обыкновенію долго не могли разстаться; они продолжали не замѣчать Танкреда. Наконецъ, влюбленные простились: Джускардо спустился въ подземелье, а Гисмонда ушла изъ комнаты. Танкредъ остался одинъ; несмотря на свой преклонный возрастъ, онъ выпрыгнулъ въ садъ черезъ окно, такъ что никто не видѣлъ его. Смертельно опечаленный и разсерженный, старикъ вернулся къ себѣ. Когда же ночью Джускардо показался изъ отверстія подземелья, двое слугъ, присланныхъ Танкредомъ, схватили его и отвели къ отцу Гисмонды. При видѣ молодого человѣка старикъ, еле удерживаясь отъ рыданій, сказалъ ему:

— Джускардо! Я всегда хорошо обходился съ тобою и не заслуживалъ позора и стыда, которыми ты покрылъ меня, какъ я это видѣлъ сегодня собственными глазами.

— Любовь сильнѣе насъ, — могъ только отвѣтить Джускардо.

Танкредъ велѣлъ запереть молодого человѣка въ одну изъ комнатъ дворца и приставить къ нему стражу. Послѣ обѣда слѣдующаго дня Танкредъ пошелъ къ Гисмондѣ, еще не подозрѣвавшей о томъ, что случилось, и сказалъ ей со слезами на глазахъ:

— Гисмонда, я считалъ тебя честной, добродѣтельной женщиной и не повѣрилъ бы, что ты отдалась какому-либо мужчинѣ, не соединенному съ тобою узами брака, если бы не видѣлъ этого собственными глазами. Твой проступокъ сократитъ остатокъ дней моей жизни, отравитъ его. Я не перестану горевать о томъ, что ты сдѣлала. Если тебѣ было суждено [222]пасть, зачѣмъ же ты, по крайней мѣрѣ, не выбрала себѣ въ возлюбленные человѣка, происхожденіе котораго не унижало бы тебя? Зачѣмъ ты полюбила не кого-нибудь изъ молодыхъ дворянъ, толпящихся въ моемъ дворцѣ, а Джускардо, человѣка низкаго происхожденія; котораго я изъ милости возвысилъ, приблизилъ къ себѣ? Я еще не знаю, какъ поступлю съ тобой, и нерѣшительность мучитъ меня. Судьба же Джускардо рѣшена. Я поймалъ его сегодня ночью въ то время, какъ онъ выходилъ изъ отверстія подземелья, и посадилъ его въ заключеніе; что же мнѣ дѣлать съ тобой, я не знаю. Отеческая любовь къ тебѣ борется въ моемъ сердцѣ съ гнѣвомъ, который твое безуміе зажгло во мнѣ. Любовь проситъ помиловать тебя; гнѣвъ требуетъ, чтобы я обошелся съ тобой круто и сурово. Но прежде всего я желаю слышать, что ты мнѣ скажешь о случившемся?

Старикъ склонилъ голову и зарыдалъ, какъ наказанный ребенокъ.

Услыхавъ, что Танкредъ не только узналъ о ея тайной любви, но и велѣлъ схватить Джускардо, Гисмонда пришла въ полное отчаяніе. Она едва удержалась отъ слезъ и рыданій, которыми разражается большинство женщинъ въ подобныхъ случаяхъ. Гордость помогла ей восторжествовать надъ этой слабостью и придать своему лицу спокойное, смѣлое выраженіе. Гисмонда полагала, что Джускардо уже нѣтъ больше въ живыхъ и потому рѣшила лучше пожертвовать жизнью, чѣмъ просить отца о помилованіи. Она заговорила съ принцемъ не какъ женщина, подавленная сознаніемъ своей вины, но смѣло, твердо и мужественно; смотря на отца открытымъ взглядомъ, Гисмонда сказала:

— Танкредъ, я не стану лгать и отнѣкиваться, не буду также и просить тебя смилостивиться надъ нами: это было бы безполезно, я даже не желаю пытаться пробудить въ твоей душѣ былую нѣжность и любовь, которую ты всегда испытывалъ ко мнѣ. Я ограничусь тѣмъ, что скажу тебѣ всю правду. Чистосердечное признаніе поможетъ мнѣ защитить мою честь. Затѣмъ я съ мужественной душевной смѣлостью буду ожидать твоего рѣшенія. Да, я любила Джускардо, люблю его теперь, буду любить до смерти, можетъ быть, уже недалекой. Если люди продолжаютъ любить за могилой — чувство мое къ нему не прекратится съ окончаніемъ жизни. Не женская слабость была причиной того, что во мнѣ вспыхнула любовь къ этому юношѣ, а его собственныя достоинства и твое нежеланіе выдать меня вторично замужъ. Отецъ мой, ты созданъ изъ плоти и крови, а потому долженъ былъ бы понимать, что и дочь твоя не изъ камня или желѣза. Ты старъ, но могъ бы помнить, какъ бурны и могучи страсти молодости. Много лѣтъ твоей жизни провелъ ты подъ оружіемъ, но все же, конечно, тебѣ по опыту извѣстно, какое дѣйствіе производятъ на всѣхъ людей, въ особенности молодыхъ, праздность и жизнь въ довольствѣ. Я рождена тобою, и потому мое существо, также какъ и твое, составлено изъ тѣла и крови; я еще молода, страсть кипитъ во мнѣ; она тѣмъ съ большей силой владѣетъ мною, что я уже была разъ замужемъ и знаю, что такое любовь и ея наслажденія. Я не могла противиться законамъ природы и отдалась любви, хотя и боролась противъ естественныхъ влеченій, такъ какъ не хотѣла навлекать позора ни на тебя, ни на себя. Любовь и счастливая судьба помогли мнѣ найти путь, который далъ мнѣ возможность отдаться страсти тайно отъ всѣхъ. Кто-то донесъ на меня тебѣ, или какимъ-то инымъ образомъ ты узналъ мою тайну, и я говорю теперь тебѣ всю правду. Джускардо избрала я не случайно, какъ это дѣлаютъ многія женщины, нѣтъ, по зрѣлому разсужденію предпочла [223]я его всѣмъ остальнымъ придворнымъ. Я все обдумала и осторожно провела его къ себѣ; тутъ втайнѣ отъ всего міра мы лелѣяли нашу любовь.

«Мнѣ кажется, отецъ мой, что ты отдаешь дань предразсудкамъ, гнѣваясь на меня особенно сильно изъ-за того, что я полюбила человѣка скромнаго происхожденія, а не дворянина. Въ томъ виновата одна судьба. Вѣдь ты же знаешь, что она нерѣдко возноситъ людей недостойныхъ, оставляя въ тѣни самыхъ прекрасныхъ изъ сметрныхъ. Бросимъ теперь эти разсужденія и вникнемъ въ сущность вещей. Развѣ всѣ мы не происходимъ отъ одной плоти и крови, развѣ не одинъ Отецъ создалъ души всѣхъ людей, одаривъ ихъ одинаковыми силами, способностями, добродѣтелями. Мы оставались бы совершенно равными другъ другу, если бы добродѣтели и достоинства, не внесли неравенства въ родъ человѣческій. Люди, выдѣлившіеся изъ толпы, возвысившіеся надъ остальными, благодаря своимъ добродѣтелямъ, получали въ отличіе отъ всѣхъ другихъ названіе благородныхъ. Это правило впослѣдствіи подверглось измѣненіямъ, искаженіямъ, но оно не совсѣмъ исчезло съ лица земли, и ни здравый смыслъ, ни нравственность не противорѣчатъ ему. Поэтому человѣкъ, поступающій, согласно требованіямъ чести и добродѣтели, долженъ считаться благороднымъ, и всякій дающій ему иное названіе — унижаетъ себя, а не его. Взгляни на твоихъ придворныхъ, на ихъ нравственность, обычаи, манеры и сравни съ ними Джускардо. Если враждебное чувство не ослѣпитъ тебя, ты сознаешься, что онъ благороднѣе благородныхъ и что твои знатные господа кажутся ниже его. О добродѣтеляхъ и достоинствахъ Джускардо я судила, вѣря только твоимъ рѣчамъ и собственнымъ глазамъ. Кто больше тебя хвалилъ за его поступки, достойные честнаго, добродѣтельнаго человѣка? И ты былъ правъ; скажу даже, если глаза мои не обманывали меня, ты могъ бы еще больше прославлять его; онъ заслуживалъ еще бо̀лыпихъ похвалъ. Если я обманулась въ Джускардо — твои же рѣчи ввели меня въ заблужденіе. Сказавъ, что я полюбила человѣка, стоящаго на низкомъ уровнѣ, ты скажешь неправду. Если же ты станешь упрекать меня за то, что мой возлюбленный бѣденъ, ты пристыдишь только себя одного, такъ какъ тебѣ были извѣстны достоинства человѣка, бывшаго твоимъ вѣрнымъ слугой, а между тѣмъ ты не позаботился объ улучшеніи его положенія. Бѣдность не приноситъ ущерба благородству. Многіе великіе короли, князья и принцы впадали въ нужду; иаоборотъ, немало найдется людей, которые копали прежде землю, пасли овецъ, а потомъ пріобрѣтали громадныя богатства.

«Напослѣдокъ ты высказалъ мнѣ, что тебя мучитъ нерѣшительность относительно того, что̀ сдѣлать со мною. Объ этомъ тебѣ нечего долго раздумывать, разъ ты рѣшился поступить въ глубокой старости такъ, какъ не поступалъ въ молодости, т. е. совершить жестокое дѣяніе. Пусть твоя кара падаетъ на меия одну; я, и только я, была единственной причиной моего грѣха, если только можно назвать грѣхомъ мой поступокъ. Увѣряю тебя, если ты не сдѣлаешь со мной того же, что сдѣлалъ или собираешься сдѣлать съ Джускардо, мои собственныя руки приготовятъ для меня жребій, выпавшій ему на долю. Иди же, плачь съ женщинами и если считаешь, что мы съ нимъ заслуживаемъ жестокой кары, — убей и меня, и его однимъ ударомъ!»

Принцъ зналъ мужество и благородство души Гисмонды, но не повѣрилъ, чтобы она была способна сдѣлать то, о чемъ сказала въ своихъ [224]послѣднихъ словахъ. Онъ разстался съ нею, рѣшивъ не подвергать ея слишкомъ строгому наказанію; онъ надѣялся, что потеря возлюбленнаго потушитъ ея горячую страсть. Танкредъ приказалъ двоимъ стражникамъ, приставленнымъ къ Джускардо, въ эту же ночь задушить его, вынуть изъ его груди сердце и принести его къ Танкреду. Служители исполнили приказаніе принца. Когда наступилъ день, Танкредъ велѣлъ принести великолѣпный золотой кубокъ, положилъ въ него сердце Джускардо и послалъ его со слугой къ Гисмондѣ, приказавъ сказать принцессѣ: «Твой отецъ посылаетъ тебѣ этотъ подарокъ, чтобы утѣшить тебя въ потери того, что̀ ты любила больше всего на свѣтѣ, и чтобы порадовать тебя такъ, какъ ты порадовала его».

Рѣшеніе Гисмонды было непоколебимо. Разставшись съ отцомъ, она достала ядовитыхъ травъ, выварила изъ нихъ сокъ и развела его въ водѣ, чтобы въ случаѣ, если сбудется то, чего она опасалась, имѣть отраву наготовѣ. Слуга подалъ принцессѣ кубокъ и повторилъ слова Танкреда. Гисмонда безтрепетно приняла подарокъ отца. Услыхавъ рѣчь слуги, она увидѣла сердце и тотчасъ поняла все. Взглянувъ на посланца Танкреда, она сказала: «Такое сердце достойно золотого гроба — иной не годился бы для него, и мой отецъ поступилъ разумно и хорошо».

Принцесса поцѣловала сердце и продолжала: «Мой отецъ всегда любилъ меня, любилъ до этого послѣдняго часа моей жизни. Однако, онъ еще никогда лучше не доказывалъ мнѣ своей нѣжности, чѣмъ въ эту минуту; передай же ему благодарность за его любовь и за этотъ подарокъ».

Гисмонда обратила глаза на сердце, лежавшее въ кубкѣ, который держала въ рукѣ, и снова заговорила:

— О, сладкій источникъ всѣхъ моихъ радостей! Да будетъ проклята жестокость человѣка, показавшаго тебя моимъ тѣлеснымъ очамъ! Я съ такимъ наслажденіемъ ежеминутно созерцала тебя духовнымъ взглядомъ! Путь твой оконченъ! Судьба твоя исполнилась! Ты достигло той цѣли, къ которой подвигаются всѣ! Ты избавилось отъ несчастій жизни, отъ трудовъ и усталости. Самъ врагъ твой счелъ тебя достойнымъ великолѣпной гробницы. На погребеніи твоемъ не хватало только одного: слезъ женщины, которую ты, дорогое мнѣ сердце, такъ нѣжно любило при жизни. Чтобы вызвать ихъ — Богъ внушилъ моему безжалостному отцу мысль послать тебя ко мнѣ. И мои слезы омоютъ тебя, хотя я намѣревалась умереть съ сухими глазами и спокойнымъ лицомъ. Потомъ я безъ колебаній соединю мою душу съ тою, которая жила въ тебѣ. Съ нею хочу я войти въ невѣдомый міръ. Я увѣрена, что твоя душа еще здѣсь, что она созерцаетъ мѣсто, гдѣ мы были такъ счастливы. Я увѣрена, что она любитъ меня и ожидаетъ мою душу!

Сказавъ это, Гисмонда стала плакать, но безъ стенаній и криковъ, свойственныхъ женщинамъ. Слезы принцессы лились потоками; можно было подумать, что въ головѣ ея скрытъ источникъ воды; Гисмонда наклонилась надъ кубкомъ, осыпала безсчетными поцѣлуями мертвое сердце и роняла столько слезъ, что было удивительно видѣть ихъ. Придворныя дамы, окружавшія принцессу, не знали, что за сердце лежитъ въ золотой чашѣ, не понимали также и словъ Гисмонды, однако, плакали отъ состраданія къ ея печали, съ участіемъ спрашивали молодую женщину о причинѣ ея горя и старались, какъ умѣли, утѣшить ее. Наконецъ, принцесса подняла голову, осушила глаза и сказала:

— О, горячо любимое сердце, я исполнила послѣдній долгъ относительно [225]тебя! Теперь мнѣ остается только соединить мою душу съ той, которая жила въ тебѣ!

Съ этими словами Гисмонда взяла флаконъ съ приготовленнымъ ядомъ и вылила отраву въ кубокъ, на сердце, омытое ея слезами. Безстрашно приникла принцесса губами къ золотой чашѣ, потомъ, не выпуская ея изъ рукъ, подошла къ постели, скромно легла на ложе и прижала къ груди мертвое сердце своего друга. Молча ожидала она смерти. Придворныя дамы Гисмонды не знали, что выпила принцесса; не понимали и о значеніи всего, что̀ имъ довелось видѣть и слышать, однако, о происшедшемъ послали сказать Танкреду. Принцъ испугался и поспѣшилъ къ дочери. Онъ вошелъ въ комнату Гисмонды, когда та уже лежала на постели. Танкредъ сталъ утѣшать и успокоивать дочь ласковыми словами, но было уже поздно, и, при видѣ состоянія дочери, старикъ залился горькими слезами. Гисмонда же сказала ему:

— Танкредъ, побереги рыданія для несчастій, не приготовленныхъ твоими же собственными руками! Не проливай слезъ обо мнѣ — я не хотѣла ихъ. Кто, кромѣ тебя, станетъ плакать, когда совершится то, чего онъ желалъ? Однако, если въ тебѣ еще живетъ хоть искра прежней любви ко мнѣ — окажи мнѣ послѣднюю милость: положи мое тѣло туда, куда ты бросилъ трупъ Джускардо. Позволь нашимъ останкамъ покоиться вмѣстѣ, разъ ты пе пожелалъ, чтобы мы наслаждались тайнымъ счастьемъ при жизни!

Танкредъ отъ слезъ не могъ выговорить ни слова. Молодая женщина, чувствуя приближеніе смерти, снова прижала мертвое сердце къ своей груди и сказала окружавшимъ ее: «Да будетъ съ вами Богъ, я же васъ покидаю». Глаза Гисмонды помутились, сознаніе оставило ее и она разсталась съ этой грустной жизнью.

Такъ печально окончилась любовь Гисмонды и Джускардо. Танкредъ разскаивался въ своей жестокости, оплакивалъ гибель дочери и велѣлъ съ большими почестями похоронить оба тѣла въ одной гробницѣ.