Чимоне, полюбивъ, становится разумнымъ человѣкомъ. Онъ увозить свою возлювленную Ифидженію на кораблѣ. Въ Родосѣ онъ попадаетъ въ тюрьму, откуда его освовождаетъ Лизимако, и вмѣстѣ съ нимъ они похищаютъ Ифидженію и Кассандру съ ихъ свадебнаго пира и бѣгутъ съ ними на Критъ; здѣсь женятся на нихъ и послѣ того ихъ вызываютъ въ отечество.
Милыя дамы! У меня имѣется въ запасѣ много разсказовъ, пригодныхъ для начала такого веселаго дня, какъ нынѣшній; но одинъ изъ нихъ мнѣ особенно по душѣ: въ немъ вы увидите не только счастливый конецъ, который сегодня является для насъ главною задачею разсказовъ, но и покажетъ вамъ всю силу и могущество любви, которую многіе хулятъ и клянутъ, сами не понимая, что говорятъ. Полагаю, что всѣ вы сами влюблены и потому мой разсказъ будетъ вамъ вполнѣ по сердцу.
Намъ извѣстно изъ древнихъ историческихъ сказаній объ островѣ Кипрѣ, что когда-то тамъ жилъ одинъ человѣкъ благороднаго происхожденія, по имени Аристиппо, первѣйшій богачъ между всѣми своими согражданами. Во всемъ судьба благоволила къ нему, и въ одномъ только отказала, причинивъ тѣмъ больше горя. Былъ у него, въ числѣ его сыновей, одинъ, всѣхъ другихъ превосходившій красотой и статнымъ ростомъ, но за то почти совершенно и безнадежно тупоумный; его звали Галезо. Несмотря на всѣ старанія и труды наставника, на ласки и побои отца, ему невозможно было вбить въ голову ни грамоты, ни хорошихъ манеръ; такъ у него и остался грубый и жесткій голосъ и манеры, скорѣе приличныя скоту, чѣмъ человѣку, такъ что всѣ прозвали его Чимоне, — словомъ, которое на ихъ языкѣ означаетъ болванъ, скотина. Бѣдный отецъ горько оплакивалъ погибшую его жизнь. Аристиппо потерялъ всякую надежду, и чтобы только удалить съ глазъ долой этотъ вѣчный поводъ къ печали, отправилъ юношу въ деревню, чтобы онъ жилъ тамъ съ работниками. Чимоне это чрезвычайно понравилось: нравы и обычаи простонародья были для него болѣе подходящими, чѣмъ городскихъ жителей. Итакъ, онъ отправился въ деревню и тамъ занялся сельскими работами. Однажды случилось ему послѣ полудня проходить съ палкою на плечѣ изъ одного участка ихъ владѣній въ другой. Дорога лежала черезъ прелестнѣйшую рощицу, которая въ то время — стояла середина мая — вся была въ зелени. И должно быть сама судьба направляла его стопы: проходя черезъ лужайку, окруженную высочайшими деревьями, онъ увидѣлъ красавицу дѣвушку, спавшую близъ свѣжаго, изящнаго фонтана; на ней была такая тонкая одежда, что сквозь нее просвѣчивали ея нѣжныя формы; только нижняя частъ тѣла отъ пояса до ногъ была покрыта тонкою бѣлою пеленою. У ногъ ея спали двѣ женщины и мужчина, — слуги этой дѣвушки.
Чимоне въ первый разъ видѣлъ изящныя женскія формы; онъ оперся на свою дубинку и, не говоря ни слова, съ величайшимъ изумленіемъ и вниманіемъ смотрѣлъ на дѣвушку. И въ его грубой душѣ, въ которую никакими усиліями не удавалось внѣдрить ни малѣйшей благовоспитанности, впервые зашевелилось смутное сознаніе, что передъ нимъ находится прекраснѣйшее созданіе, когда-либо видѣнное смертнымъ. Мало-по-малу онъ началъ ближе всматриваться въ нее и различать отдѣльныя части изящнаго цѣлаго; ему нравились волосы, которые онъ сравнивалъ съ золотомъ, лобъ, носъ, ротъ, шея, руки и, наконецъ, грудь, еще мало развившаяся. Внезапно ставъ изъ чернорабочаго цѣнителемъ красоты, онъ ощутилъ страстное желаніе увидѣть ея глаза, крѣпко сомкнутые глубокимъ сномъ, хотѣлъ даже разбудить ее, чтобы полюбоваться ими. Но такъ какъ она казалась ему прекраснѣе всѣхъ женщинъ, которыхъ онъ видалъ, то со страхомъ подумалъ, не богиня ли это какая-нибудь. А такъ какъ онъ понималъ, что все божественное требуетъ бо̀льшаго почтенія, чѣмъ человѣческое, то и воздержался, дожидаясь, чтобы она сама проснулась. Это ожиданіе мучило его, но, охваченный невѣдомымъ наслажденіемъ, онъ не могъ сойти съ мѣста и все ждалъ. Дѣвушка, имя которой было Ифидженія, черезъ нѣсколько времени проснулась, подняла голову, открыла глаза и, увидя Чимоне, стоявшаго передъ нею, опершись на дубинку, очень изумилась и сказала ему:
— Это ты, Чимоне! Что ты дѣлаешь въ рощѣ въ эту пору?
Чимоне былъ хорошо извѣстенъ всѣмъ и каждому по своей фигурѣ, необычайной грубости и богатству отца. Онъ ничего не отвѣчалъ на слова Ифидженіи, а какъ только она открыла глаза, неподвижно уставился на нее и ему казалось, что ея взоры изливаютъ какую-то сладость, доселѣ имъ никогда еще не испытанную. Дѣвушка замѣтила это и поднялась, чтобы такое пристальное разсматриваніе не повлекло со стороны этого грубаго человѣка какой-нибудь не совсѣмъ приличной выходки. Поэтому, кликнувъ своихъ служанокъ, она встала и сказала ему:
— Ну, Чимоне, прощай!
Чимоне отвѣтилъ на это, что пойдетъ съ нею, и хотя дѣвушка, все еще опасаясь чего-нибудь, отказывалась отъ его компаніи, онъ не могъ отъ нея отстать, пока не проводилъ ея до самаго дома. Прямо оттуда онъ отправился къ отцу и объявилъ ему, что никоимъ образомъ не хочетъ болѣе возвращаться въ деревню. Отцу и другимъ домашнимъ очень этого не хотѣлось, однако, они оставили его въ покоѣ, желая узнать, что его побудило такъ измѣнить свои вкусы. Никакая наука до сихъ поръ не могла найти дороги въ сердце Чимоне, а любовь, возбужденная красотою Ифидженіи, проникла туда въ кратчайшее время, и скоро онъ совершенно изумилъ и отца, и родственниковъ, и всѣхъ, кто только зналъ его. Прежде всего Чимоне приступилъ къ отцу съ просьбою, чтобы тотъ далъ ему такія же одежды и украшенія, какія были у другихъ его братьевъ; отецъ исполнилъ эту просьбу съ большою охотою. Затѣмъ Чимоне сошелся съ благовоспитанными молодыми людьми, усердно знакомился съ манерами и обычаями, приличествующими порядочнымъ людямъ, особенно влюбленнымъ, и такимъ путемъ, къ величайшему всеобщему изумленію, въ самое короткое время не только обучился грамотѣ, но и сталъ однимъ изъ выдающихся учениковъ по философіи. И все это явилось слѣдствіемъ его начавшейся любви къ Ифидженіи. Мало-по-малу его рѣчи и манеры изъ грубыхъ деревенскихъ превратились въ приличествующія городскому жителю; потомъ онъ мастерски научился пѣнію и музыкѣ, сдѣлался хорошимъ наѣздникомъ, вполнѣ ознакомился съ военнымъ искусствомъ какъ сухопутнымъ, такъ и морскимъ. Не буду разсказывать въ подробности о всѣхъ его успѣхахъ, скажу лишь кратко, что не прошло и четырехъ лѣтъ съ того дня, какъ Чимоне влюбился, и онъ сталъ самымъ благовоспитаннымъ и привлекательнымъ молодымъ человѣкомъ.
Что можемъ мы, милыя дамы, сказать по поводу Чимоне? Очевидно, мы должны думать, что въ этой натурѣ таились самые щедрые дары, но завистливая Фортуна связала ихъ крѣпчайшими узами и заточила ихъ наглухо въ маленькомъ уголкѣ его сердца, а Амуръ, разорвалъ эти узы, такъ какъ онъ сильнѣе Фортуны. Амуръ, возбудитель дремлющихъ талантовъ, разсѣялъ тьму н освѣтилъ ихъ яркимъ свѣтомъ, ясно показавъ, изъ какихъ безднъ онъ можетъ извлечь духъ человѣка и куда его направить своими свѣтлыми лучами. Чимоне, какъ часто случается съ влюбленными молодыми людьми, въ своей любви къ Ифидженіи во многомъ впадалъ въ преувеличенія; но отецъ его, не взирая на это, счастливый тѣмъ, что Амуръ превратилъ его сына изъ барана въ человѣка, не только терпѣливо все это переносилъ, но и всѣми мѣрами укрѣплялъ и поощрялъ сына въ его любви. Чимоне хотѣлъ честно увѣнчать свою любовь и нѣсколько разъ просилъ у Чипсео, отца Ифидженіи, отдать за него дочь замужъ; но Чипсео отвѣчалъ, что обѣщалъ ее отдать за молодого родосскаго дворянина, Пазимунда.
Между тѣмъ подошло время свадьбы Ифидженіи, и женихъ прислалъ за нею. Тогда Чимоне сказалъ самъ себѣ: «Теперь-то, Ифидженія, наступило время показать тебѣ, какъ я тебя люблю. Ради тебя я сталъ человѣкомъ, и если бы могъ владѣть тобою, сталъ бы достоинъ славы. Или ты будешь моею, или я погибну».
Онъ тайно созвалъ нѣсколько своихъ пріятелей-юношей, снарядилъ и вооружилъ корабль, приспособивъ его къ морскому бою, вышелъ въ море и сталъ ожидать того судпа, на которомъ должна была отправиться Ифидженія къ своему мужу на Родосъ. По окончаніи пышныхъ чествованій, которыя были возданы отцомъ невѣсты друзьямъ жениха, прибывшимъ за нею, Ифидженія отправилась въ путь. Стерегшій ее Чимоне на слѣдующій же день высмотрѣлъ судно, на которомъ она плыла, приблизившись къ нему, крикнулъ людямъ, бывшимъ на немъ:
— Остановитесь и спустите паруса, иначе вы будете перебиты и брошены въ море!
Противники Чимоне были вооружены, вышли на палубу и приготовились защищаться. Чимоне закинулъ на судно родосцевъ абордажный крюкъ, притянулся къ нему со своимъ судномъ и прыгнулъ на то судно, гордый, какъ левъ, не оглянувшись даже, слѣдуютъ ли за нимъ его люди, и не желая знать числа своихъ враговъ. При поддержкѣ всемогущей любви онъ вломился съ ножомъ въ рукахъ въ толпу противниковъ, и тѣ падали вокругъ него раненые и мертвые одинъ за другимъ. Видя это, родосцы побросали оружіе и всѣ въ одинъ голосъ просили пощады, сдаваясь въ плѣнъ. Чимоне сказалъ имъ:
— Друзья мои! Меня побудили напасть на васъ съ оружіемъ въ рукахъ среди моря не жажда добычи и не вражда къ вамъ. То, что мнѣ представляется драгоцѣннѣйшимъ сокровищемъ, легко и мирно можетъ быть мнѣ уступлено; мнѣ нужна Ифидженія, которую я люблю больше всего на свѣтѣ; я не могъ добыть ее изъ рукъ родителей по доброму согласію, и вотъ вынужденъ брать ее отъ васъ, какъ врагъ, вооруженною силою! Я буду для нея тѣмъ же, чѣмъ долженъ былъ стать вашъ Пазимунда; отдайте мнѣ ее и идите съ Богомъ!
Молодые люди, побуждаемые, копечно, не доброю волею, а силою, съ плачемъ отдали Ифидженію Чимоне. Онъ, видя ее плачущею, сказалъ:
— Утѣшься, дорогая моя, я твой Чимоне, который долгою любовью болѣе заслужилъ тебя, чѣмъ Пазимунда однимъ только сватовствомъ.
И Чимоне перевелъ ее на свое судно, не тронувъ ничего у родосцевъ; затѣмъ самъ вернулся туда же, а тѣхъ отпустилъ.
Чрезвычайно довольный пріобрѣтеніемъ такой драгоцѣнной добычи, Чимоне долгое время всячески утѣшалъ Ифидженію; потомъ онъ по совѣщаніи со своими компаньонами рѣшилъ, что теперь имъ лучше пока не возвращаться на Кипръ, а затѣмъ по общему согласію было рѣшено отправиться на островъ Критъ; тамъ Чимоне надѣялся найти старыхъ и новыхъ родственниковъ и друзей, и пребывать съ Ифидженіею въ полной безопасности. Но Фортупа, такъ легко позволившая ему овладѣть любимою женщиною, эта непостоянная Фортуна тотчасъ превратила несравненную радость влюбленнаго юноши въ горькую печаль. Не прошло и четырехъ часовъ послѣ того, какъ Чимоне отпустилъ судно родосцевъ, — наступила ночь; Чимоне ожидалъ этой счастливой ночи, какъ никогда. Но вмѣстѣ съ ночью началась страшная пепогода, небо покрылось тучами, море взволновалъ бѣшеный вѣтеръ. Никто не видѣлъ и не зналъ, куда идетъ судно, да никто не могъ даже держаться на ногахъ, чтобы исполнять корабельную службу. Какъ это опечалило Чимоне, о томъ нечего и распространяться. Ему казалось, что боги исполнили его мечтанія только затѣмъ, чтобы онъ сильнѣе почувствовалъ ужасъ смерти, которая раньше не испугала бы его; горько жаловались также его спутники, но всѣхъ больше убивалась Ифидженія, рыдавшая и трепетавшая отъ каждаго удара волны. И въ своемъ отчаяніи она проклинала любовь Чимоне, горько укоряла его за отчаянную смѣлость, утверждая, что причиною этой бури несомнѣнно является гнѣвъ боговъ, такъ какъ онъ насильно, противъ ихъ воли, вознамѣрился взять ее себѣ въ супруги; боги не хотѣли, чтобы исполнилось его нечестивое желаніе и порѣшили сначала ее предать смерти, а затѣмъ и его. Вѣтеръ, между тѣмъ, все больше и больше крѣпчалъ, и матросы не знали, что дѣлать. Люди плакали и причитали, сами не зная куда ихъ несетъ, и такимъ образомъ очутились около острова Родоса. Не зная, что это Родосъ, они, видя лишь передъ собою землю, употребляли всѣ усилія, чтобы достигнуть ея. Въ этомъ судьба имъ благопріятствовала; ихъ пригнало въ небольшой заливъ, какъ разъ въ тотъ самый, куда незадолго передъ тѣмъ вошло судно съ родосцами, отпущенными Чимоне. Они увидѣли, что это Родосъ, только при наступленіи разсвѣта, когда небо нѣсколько прояснилось; тогда они замѣтили на разстояніи полета стрѣлы отпущенное ими судно. Увидѣвъ это, встревоженный Чимоне, боясь, чтобы съ нимъ самимъ теперь не вышло бѣды, приказалъ пустить въ ходъ всѣ усилія, чтобы выйти оттуда, и пусть судьба занесетъ ихъ, куда ей будетъ угодно: хуже того, что съ ними могло случиться, нигдѣ не произойдетъ. Но всѣ ихъ усилія были напрасны; страшный вѣтеръ дулъ навстрѣчу, такъ что имъ не только не удалось уйти, а напротивъ, волей-неволей пришлось подойти къ берегу. Какъ только они подошли къ землѣ, ихъ тотчасъ признали родосскіе моряки, сошедшіе съ своего судна. Нѣкоторые изъ нихъ побѣжали въ ближайшій городъ, куда отправились съ того судна молодые родосскіе дворяне, и разсказали имъ о томъ, что Чимоне съ Ифидженіею случайно загнаны бурею туда же, куда и ихъ загнало. Тѣ, слыша это, чрезвычайно обрадовались, захватили съ собою людей изъ города и поспѣшно побѣжали къ морю. Чимоне и его люди сошли съ судна и рѣшили скрыться гдѣ-нибудь въ ближайшемъ лѣсу; но всѣхъ ихъ захватили вмѣстѣ съ Ифидженіею и увели въ городъ. Пазимунда, до котораго дошла вѣсть о всѣхъ этихъ происшествіяхъ, тотчасъ принесъ жалобу родосскому сенату, и тотъ повелѣлъ Лизимаху, бывшему въ тотъ годъ правителемъ Родоса, отправиться съ большою стражею, схватить Чимоне и его спутниковъ и отвести ихъ въ тюрьму. Такимъ образомъ злополучный влюбленный Чимоне потерялъ свою Ифидженію, едва успѣвъ ее пріобрѣсти.
Ифнджеиія была встрѣчена благородными дамами острова, которыя наперерывъ утѣшали ее по случаю ея плѣна и страховъ, перенесенныхъ во время бури; съ ними она должна была оставаться до своей свадьбы.
ІІазимунда много старался о томъ, чтобы Чимоне и его спутники были преданы смертной казни, но родосскіе дворяне, съ которыми онъ такъ хорошо обошелся и которыхъ выпустилъ на свободу, настояли, чтобы смерть была отмѣнена, и ихъ присудили къ пожизненному тюремному заключенію. И они, какъ легко себѣ представить, находились въ полномъ отчаяніи въ своей тюрьмѣ, безъ всякой надежды на облегченіе участи. Пазимунда насколько возможно старался ускорить свадьбу. Судьба, словно раскаиваясь во внезапной жестокости, сдѣланной Чимоне, какъ будто захотѣла его спасти. У Пазимунды былъ младшій братъ, человѣкъ гораздо болѣе порядочный, чѣмъ тотъ, по имени Ормизда. За него давно была сосватана одна благородная дѣвица, которую звали Кассандрою и въ которую былъ страстно влюбленъ Лизимако; свадьба по разнымъ причинамъ все откладывалась. Пазимунда, рѣшившій сыграть свою свадьбу съ большимъ блескомъ, подумалъ, что лучше всего будетъ, для избѣжанія лишнихъ расходовъ и траты врамени, одновременно съ своею сыграть и свадьбу Ормизды. Поэтому онъ началъ переговоры съ родителями Кассандры, которые изъявили свое согласіе, и оба брата условились, что они совершатъ свои бракосочетанія въ одинъ и тотъ же день. Лизимако, узнавъ объ этомъ, очень огорчился, потому что видѣлъ, какъ рушатся его надежды; онъ все думалъ, что если Ормизда не возьметъ за себя Кассандру, то она непремѣнно достанется ему. Но онъ былъ человѣкъ умный, скрылъ свое огорченіе, сталъ обдумывать, какъ бы разстроить дѣло у Ормизды, и рѣшилъ, что остается одно только средство — похитить Кассандру. Это ему представлялось не труднымъ при занимаемой имъ должности, но за то самый пріемъ возмущалъ его честность. Однако, послѣ долгихъ размышленій, честь уступила мѣсто любви, и онъ вскорѣ рѣшилъ во что бы то ни стало похитить Кассандру. Обдумывая, къ чьему бы содѣйствію онъ могъ прибѣгнуть въ такомъ дѣлѣ, Лизимако вспомнилъ о Чимоне, сидѣвшемъ съ своими товарищами въ тюрьмѣ. Поэтому на слѣдующую же ночь онъ тайкомъ велѣлъ привести его къ себѣ и началъ его уговаривать такъ:
— Чимоне, боги не только лучшіе и щедрѣйшіе податели благъ людямъ, но и мудрѣйшіе испытатели ихъ добродѣтели, и тѣхъ, кого они находятъ твердыми и постоянными во всѣхъ случаяхъ, удостаиваютъ наибольшей награды, какъ наилучше ее заслужившихъ. Они возымѣли желаніе испытать и твою добродѣтель, еще въ то время, когда ты жилъ въ домѣ своего отца, который мнѣ извѣстенъ за богатѣйшаго человѣка. Прежде всего ты былъ испытанъ сильнѣйшими желаніями любви, которая изъ грубаго животнаго передѣлала тебя въ человѣка; потомъ ты былъ искушаемъ ударами судьбы; наконецъ, теперь — тюрьмою; боги хотятъ узнать путемъ этихъ испытаній: остается ли духъ твой неизмѣнно твердымъ, такимъ же, какимъ былъ немпого времени тому назадъ, когда ты ликовалъ, похитивъ добычу. И если все осталось въ тебѣ попрежнему, то боги теперь готовы порадовать тебя самою пріятною для тебя вещью, о которой я и хочу извѣстить тебя, чтобы ты заранѣе подбодрился и возстановилъ утраченныя силы духа. Теперь Пазимунда торжествуетъ свою побѣду надъ тобою и торопится сыграть свою свадьбу съ твоею Ифидженіею, съ добычею, которую судьба уже отдала было въ твои руки и которую онъ внезапно вырвалъ. Случившееся тогда съ тобою и испытываемую тобою горесть теперь и мнѣ самому приходится переносить. Я, какъ и ты, въ одинъ день съ тобою, увижу, какъ моя любовь Кассандра очутится во власти Ормизда, брата твоего соперника. Чтобы устранить такую несправедливость судьбы, я вижу только одно средство — прибѣгнуть мнѣ къ первому, а тебѣ ко вторичному похищенію любимыхъ нами женщинъ, съ оружіемъ въ рукахъ. Я не думаю, чтобы тебѣ свобода казалась особенно сладкою безъ любимой женщины, но вновь овладѣть ею будетъ, конечно, отрадно; и боги помогутъ тебѣ, если ты послѣдуешь за мною!
Эти слова ободрили упавшаго духомъ Чимоне, и онъ, не долго думая надъ отвѣтомъ, сказалъ:
— Лизимако! Тебѣ не найти лучшаго, болѣе сильнаго и вѣрнаго товарища въ этомъ дѣлѣ, чѣмъ я. Скажи мнѣ только, что я долженъ сдѣлать, и ты убѣдишься, съ какою чудесною силою я исполню все!
— Черезъ три дня, — сказалъ на это Лизимако, — новобрачныя должны въ первый разъ вступить въ домъ своихъ мужей. Мы ворвемся къ нимъ, ты съ толпою твоихъ вооруженныхъ товарищей, а я съ отрядомъ моихъ людей, на которыхъ вполнѣ могу положиться, выхватимъ изъ толпы гостей нашихъ возлюбленныхъ и увлечемъ ихъ на корабль, который я заранѣе приготовлю; кто окажетъ намъ сопротивленіе, того мы убьемъ!
Такой планъ очень понравился Чимоне; онъ спокойно вернулся въ свою тюрьму и сталъ ожидать условленнаго времени.
Пришелъ день свадьбы. Домъ братьевъ былъ полонъ веселья; пиръ былъ устроенъ великолѣпный. Лизимако успѣлъ къ тому времени все подготовить. Чимоне и его товарищи, также какъ и друзья Лизимако, были снабжены оружіемъ, скрытымъ подъ одеждою; когда настало время, Лизимако обратился къ нимъ со словами ободренія, затѣмъ раздѣлилъ ихъ на три отряда, изъ которыхъ одинъ поставилъ въ гавани, чтобы никто не помѣшалъ ихъ взойти на судно, когда придетъ на то время, а съ двумя другими отправился къ дому Пазимунды: здѣсь одинъ отрядъ остался у дверей, чтобы извнутри никто не могъ запереть двери и помѣшать выходу. Послѣдній отрядъ поднялся въ самый домъ подъ предводительствомъ Лизимако и Чимоне. Войдя въ залу, гдѣ обѣ молодыя уже сидѣли за столомъ, окруженныя приглашенными женщинами, они опрокинули столы, каждый овладѣлъ своею возлюбленною и передалъ ее въ руки своихъ людей, съ приказаніемъ немедленно доставить на корабль. Молодыя женщины принялись плакать и кричать, а вслѣдъ за ними подняли крикъ другія женщины и прислуга; во всемъ домѣ быстро поднялась тревога. Но Чимоне, Лизимако и ихъ товарищи выхватили мечи и безъ сопротивленія очистили себѣ путь къ выходу. Когда они спускались съ лѣстницы, на нихъ кинулся Пазимунда, прибѣжавшій на крикъ съ дубиною въ рукахъ. Чимоне ловкимъ ударомъ въ голову положилъ его мертвымъ на мѣстѣ. На помощь къ брату поспѣшилъ бѣдный Ормизда, который также былъ убитъ ловкимъ ударомъ Чимоне. Оставивъ домъ, наполненный кровью, воплями, жалобами и печалью, они, не теряя ни минуты, поспѣшили на корабль. Туда они помѣстили обѣихъ женщинъ и быстро отплыли со всѣми своими товарищами, въ виду толпы вооруженныхъ людей, которые уже успѣли собраться на берегу. Вскорѣ они прибыли къ Криту, гдѣ ихъ радостно встрѣтили родственники и друзья. Они женились на своихъ возлюбленныхъ, устроивъ богатѣйшіе свадебные пиры, а затѣмъ воспользовались плодами своего похищенія. На Кипрѣ и Родосѣ долго еще шла тревога по поводу ихъ смѣлаго подвига. Но и тамъ, и здѣсь за нихъ усердно хлопотали родственники и друзья, которымъ удалось добиться прощенія виновныхъ. Тогда Чимоне съ Ифидженіею вернулся на Кипръ, а Лизимако съ Кассандрою — на Родосъ, и оба долго прожили съ своими женами въ любви и счастіи.